398

Данное место необходимо сопоставить с толкованием Рим. 8, 19—22: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих; потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу слова детей Божиих. Ибо знает, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне».

Первый тип толкования принадлежит святителю Иоанну Златоусту: «Слова сии имеют такой смысл: самая тварь сильно мучится, ожидая с заботливостью тех благ, о которых мы теперь говорим. Ибо чаяние есть самое заботливое ожидание. А дабы речь была выразительнее, апостол олицетворяет весь мир сей. Так делают пророки—у них реки рукоплещут, холмы скачут, горы прыгают; но поэтому не должны мы считать их одушевленными и приписывать им сколько-нибудь смысла, напротив, должны заключить о изобилии будущих благ, простирающихся и на самые бесчувственные твари. То же самое нередко делают пророки при изображении чего-либо печального,— тогда виноградник у них плачет, вино, горы и своды в храмах воют, чем и выражают они чрезмерность зол. Так апостол, подражая пророкам, олицетворяет здесь творение и говорит, что оно воздыхает и мучится, не потому, чтобы действительно слышал вздохи земли или неба, но дабы выразить изобилие будущих благ и желание освободиться от настоящих зол» (Епископ Феофан. Толкование первых восьми глав святого апостола Павла к Римлянам. Изд. 2-е. М., 1890. С. 503).

Второй тип толкования принадлежит епископу Феофану: «В речи апостола более нежели олицетворение. В самом деле, что мешает предположить общее всей твари сокровенное сетование о печальном ее вместе с нами положении? Животные имеют смысл и чувство, в растениях явны следы чувства и влечений: что мешает предположить темное некое чутье и в процессах кристаллизации и химического сродства? А за этим останется уже кое-что, в чем не видится будто никакого чутья, стихии и силы. Но и над ними следует предположить нечто господствующее, распоряжающееся, заправляющее. Если допустим в сем последнем некое чутье, то будем видеть уже всю в совокупности тварь некако чувствующею. В ссм се чувстве и можем предположить отражение общего неблаговидного ее состояния» (там же. С. 509).

Третий тип толкования основывается на том, что олицетворение стихий надо относить к соответственным ангелам стихий (см. об этом ниже).

Как некий итог рассмотренных толкований можно заключи ь, что каждый из толкователей преследовал свои цели. Святой Иоанн Златоуст, выступая против языческих культов обожествления природы, указывал на отсутствие в природе личной разумности и словесности. Епископ Феофан, а вместе с ним и Флоренский, выступая против позитивизма и механицизма, акцентируют внимание на подлинной жизненности, единстве и осмысленности природы. В данном месте Флоренский не указывает на существенную иерархическую разниц в одушевленности человека и твари, однако такие указания содержатся в других местах работы, и их должно учитывать и при обсуждении данною вопроса.— 222.