Статья шестая

Статья шестая

Пустынники

На Валаамском острове имеются пустынники, живущий каждый отдельно в хижине, построенной в лесу. Устроение пустынных хижин, по моему мнению, должно быть также улучшено, и самое жительство пустынников приведено под правило Святой Церкви. Как в общежитии Валаама господствует дух самочиния, так и в Скиту и в пустынях; они не хотят следовать правилам святых Отцов, и уставляют везде свои. Это кажется причиной того, что во всем монастыре едва обретается один инок, имеющий несколько духовного искусства. А между пустынниками ни одного нет искусного, то есть такого, который бы имел надлежащее понятие о страстях, о брани с помыслами, о искушениях душевных и телесных, о умном и сердечном делании.

{стр. 414}

Иннокентий, ученик преподобного Нила Сорского, путешествовавший вместе со своим старцем в Палестину и святую Афонскую Гору, заставший в сей Горе учеников великого наставника монахов — святого Григория Синаита, и обучившийся там систематически монашеской жизни, что доказывается писаниями его и святого Нила, возвратившись в Россию, жалуется на тогдашних пустынников, совершенно схожими с пустынниками валаамскими. «Святые Отцы, — говорит он, — на три точию чина разделяют все монашеское жительство: 1) общежития; 2) царским путем, или средним, нарицают иже во двоих, или во троих живущи, общее стяжание нуждных, общую пищу и одеяние, общий труд и рукоделие и всякое промышление житию имети над вся же сия отсекающе свою волю, повиноваться друг другу в страсе Божиим и любви; 3) уединенное отшельничество, еже есть совершенных и святых мужей дело. Ныне же неции не внимающие силе Священному Писанию, изобретоша себе не по воле не по преданию святых Отцов четвертый чин, или житие: зиждущие бо келлии всяк идеже аще хощет, далече или по близу, живут уединенно, всяк свою волю предпочитающе, и стяжание с попечением гоняша. И по таковому их чину, их жительству уподобляются отшельником; по отречению же святых Отец и по страшному запрещению всем недугующим страстями душевными и дерзающим единоборствовати отшельнически с бесы; подобно суть самочинникам и самопретыкателям; сами бо себе изобретше житие, сами на нем и претыкаются, не могуще мирно и постоянно на нем пожити. Присмотряются же люботрудне книзе святого Григория Синаита, обрящет кто тамо не ина что нарицающе самочинием и единоборством, точию таковое уединное неприложенное житие. Наипаче же списатель жития сего святого показует, яко ни единому от ученик его попусти поблизу или подалее самому в келлии жити, но в триех Лаврах и в двух пиргах (башнях). Множество инок старых и юных совокупив, предаде им чин отсечения своея воли и послушания. И сам же сей блаженный старец многая и страшная словеса на уединенно житие хотящих, и еще страстных сущих испустив, и путь царский зело похвалив, глаголет: чин и устав сему быти во святой Горе Афонской идеже и до днесь сами древнее и новое построение келлий, аки живый образ всем показует царского пути. Аще бо келлии с церковию, или калибы, кроме церкви, всема двух, или на триех, а не на единого вмещение имуть».

{стр. 415}

Некоторые валаамские пустынники, к коим можно с сожалением приложить слова святого Григория Синаита, леты точию, и пустынею бесполезною и сладостным безмолвием нечто быти мнящеся, приводят в свое оправдание следующее: дальше от людей, дальше от греха. Сим и во времена Иннокентия оправдывались самочинники: «На что есть слово таковых, — пишет сей старец, — да не прогневаю, рече, не прогневаюся на брата, уклонюся же осуждения и празднословия, един живущи. Не веси ли друже, яко сия, ихже рекл еси, и подобная сим, смиряют паче и посрамляют человека, а не возвышают, якоже реша отцы: яко юности полезно есть падати. Тщеславие и мнение, и лукавство, и сим подобная паче имут и напыщают. Сего ради лучше есть живущи с братом познавати свою немощь и меру, и за сие себя зазирающе молитися, кающеся пред Господем и очищатися вседневною благодатию Христовою, нежели тщеславие и мнение с лукавством внутрь носяще, их прикрывати и питати уединенным житием, их же ради ни след безмолвия уединенного повелевает Лествичник со всеми великими отцы видети. И самое сие уединенное житие не мал вред обыче творити страстному; безмолвие бо, — рече великий Варсонофий, — вину приносит высокоумию, аще же и самые страсти душевнии насильствуют его на сие, то кая есть надежда на таковое единоборство дерзости и не повинутися учению святых Отец, еже в двух, или триех безмолствовати в пути царском».

Надо заметить, что старец Иннокентий жил в тот же век, в который дух самочиния и грубости созревал в России и готовился выразиться в нелепостях раскола. Вред от такового самочинного, противного учению святых Отцов жительства, обнаружен был в Валаамском монастыре многими несчастными опытами, из коих довольно упомянуть о двух, случившихся после 1825 года. Был пустынник Порфирий, живший, как и прочие валаамские пустынники, самочинно, занимался умною молитвою и пришел в высокое о себе мнение, якобы он свят. Однажды осенью, посетив скитских старцев, хотел возвратиться в свою пустыню и сказал старцам: пойду через озеро. Они не советовали ему пускаться по озеру, которое только лишь встало, но он отвечал: «А как же древние святые Отцы ходили по водам, ведь и я уже легок стал». Сколько ни уговаривали его старцы, он не хотел послушаться; спустился на озеро, сделал несколько шагов, лед под ним подломился, и он потонул, прежде нежели могли подать ему руку помощи. Другой старец, Серафим, {стр. 416} хотел устроить себе келлию непременно в скале, в таком месте, где озеро имеет до двадцати сажень глубины, упал в пропасть и тело его едва могли отыскать для погребения.

Святой Кассиан Римлянин в Слове о осьми страстных помыслах говорит следующее: «Подобает Божественному закону последующим, всею силою подвизатися противу духа гнева и противу внутрь нас крыющагося недуга, а не напротиву человек ярость подвизающих, в пустыню и уединение отходити, яко тамо, сиречь не сущу подвижущему ны на гнев и яко удобно во уединении добродетель долготерпения исправити. От гордости бо и от еже не хотети себе укоряти и приписывати своему нерадению вины смущения от братии отыти желаем. Донележе убо нашея немощи вины инем приписуем невозможно есть нам к совершенству долготерпения достигнути. Начало убо нашего исправления и мира, не от долготерпения ближнего к нам сущаго исправляется, но от нашего к ближнему незлобие. Егда же подвига долготерпения удаляющеся в пустыню отходим и уединение, елика от наших страстей не уврачеваны туда отнесем покровенны, а не истреблены суть; ибо пустыня и отшельничество страстей не избавльшимся не точию хранит тыя весть, но и прикрывати оные знает, и не ощущати самим в себе, коею страстию побеждаются, попущает, и яко долготерпение и смирение исправиша, уверяет их, дондеже несть раздражаяй и искушаяй их. Егда же случится вина некая подвижущая абие внутрь крыемая страсти и прежде таящиеся, якоже кони необузданы от своих станей искочивше, и в долгом безмолвии и праздности питавшеся, зельнее и свирепее к погибели влекут своего всадника. Множае бо в нас свирепеют страсти не имуще от человека обучения!» Сие можно видеть на самочинных валаамских пустынниках, из коих большая часть необузданной вспыльчивости. Упомянутый уже иеромонах Амвросий, пещерник, пришел однажды в такое неистовство во время настоятельства отца Варлаама, что при всей братии в трапезе, весь дрожа от ярости, кричал игумену: «Мы думали о тебе, что ты блажен муж, а теперь видим, что в тебе вскую шаташася языцы; свиней бы тебе пасти, а не людей», и прочие подобные нелепости. С сожалением обнаруживаю событие сие, дабы обстоятельства Валаама были ясны и должен заметить, что оно есть одно из самых легких. В страшном, достойном слез зрелище: постник, пустынник, пещерник, затворник, старец — предается гневу до исступления. Но вник{стр. 417}нув в учение святых Отцов, найдешь сие естественным. «Присмотримся, — говорит святой Иоанн Лествичник (степень 8), — и во многих яростных бдения усердное и пощение безмолвие сотворяемо увидим: намерение бо есть бесом растительные страсти сия вещество, виное аки бы покаяния и плача тем подлагати». Сей святой Иоанн советывал некоторым безмолвникам, как сам пишет, из уединения выйди в общежитие, дабы им не претвориться из людей в бесов. Причина же всех таковых несообразностей на Валааме есть отступление от пути Отцев святых в самочиние. «Аз, — говорит святой авва Дорофей, — и нападения не всем монахом, но от еже веровати своему сердцу. Нецие глаголют — сим падает человек, аз же, якоже рех, и нападение бываемое кому не вем, разве от сего. Видел ли еси кого падшего? Увеждь яко себе последовал: на чтоже тяжчаеши от еже последовати себе, ничтоже сего губительнейше».

По сим причинам полагаю дозволить, как и прежде, пустынножитие на Валааме, но с тем, чтобы старцы безмолвствовали вдвоем или втроем, а отнюдь не в одиночестве. Отшельничество дозволить только совершенному в монашеской жизни, помня то, что способов к отшельничеству и в древние времена история церковная представляет весьма редко, а погибших на сем возвышеннейшем пути самочинников весьма часто, как и святой Иоанн Лествичник замечает (Слово 27): «Редки такие люди, кои бо сущему в мире любомудрию совершенно научилися; аз же глаголю, что еще меньше число таких, кои ведят истинно любомудрствовати в безмолвии. Иже Бога истинно не знает, несть способен к безмолвию, и многим будучи в оном, подвергает себя к бедствиям. Безмолвие неискуссных погубляет».

Святой Исаак так говорит о отшельничестве Великого Василия и Григория Богослова: «Блаженный Василий, блаженный Григорий не егда бяху праздни от делания заповедей прийдоша в безмолвие, но прежде пожиша мирно и сохраниша заповеди, яже подобаше живущим со многими сохранити, и тако приидоша в чистоту души, и сподобишася видения духовного. Аз верую истинно, яко егда бяху живуще во градех, странные бяху приемлюще, и больные посещающе, и нагие одевающе, труждающихся ноги умывающе, и аще кто бы поял их по сим поприще едино, идях два. И егда сохраниша заповеди должны сущия между многими пребывати, и начать их ум ощущати первое недвижение, и Божественная, и таинственная видения, оттоле подщашася и изыдоша в безмолвие пустыни, и оттоле {стр. 418} претерпеша со внутренним своим человеком, яко быти тем зрительным, и пребыша в ведении духовном, дондеже позвани быша от благодати быти им пастырем церкви Христовы». Надо заметить, что святой Исаак был и сам отшельник. «Да идет в пустыню, — говорит святой Кассиан, — точию совершенный и от всякия страсти очищенный иже до конца, в собрании живущи с прочими, вся своя неправды изнурив и отвергнув, и сей до нея идти может. И да не от малодушия утекая, но да стяжет Божественное зрение, желая совершенного и светлого видения Господа Бога. Сие бо точию на уединение доступно бывает совершенным. Всякие же страсти, аще инок занесет с собою в пустыню, покрыты точию в нем пребудут, а не истреблены. Пустыня бо точию есть исправленный обычай имущим отверсти вод к веселому грению и видению светлых Ангелов духовных, всех же оных иже в обычаях не исправлены суть, злобу хранити — не точию же, но и в лютейшую претворяти».

Знаменитый в отшельниках Онуфрий Великий сперва жил в одном из общежительных Египетских монастырей и будучи уже 60 лет, сподобившись видения Божественного света, удалился в пустыню. Святой Петр Афонский уже имел дар чудотворений, призванный Промыслом, уединился на Горе Афонской в пещере отшельнической. Святой Арсений Великий, хотя и поставлен был в монашескую жизнь Божественным гласом, однако вступил в послушание к преподобному Иоанну Колову наставляться его учением, и когда сей, пишется в Скитском патерике, подробно познакомил его с монашеским художеством, тогда благословил жить в особенной хижине. Хотя случались весьма редкие примеры, что прямо из мира некоторые переходили к пустынному отшельничеству, как например Мария Египетская, однако сие исключение не уничтожает общего правила. «Чин действия Промысла, — говорит святой Исаак, — различествует от обычного чина человеческого. Ты же общий чин сохрани. Аще ли же предварит в тебе благодать, твое есть сие, аще ли же ни, то путем всех человек, имже ходиша, по следованию приемничества, взыди на восхождение духовного мира».

Остается мне заключить сие замечание повторением прежде сказанного, именно, что корень всех смут на Валааме есть их устав, коим воспитывается в братстве Валаамском дух своеволия, самочиния, грубой гордости, раскола. Их настоятель есть вместе и их подчиненный, каждый ему кланяется, и каждый ему указывает, будучи к сему допущен уставом. Хотя {стр. 419} устав сей и подписан тремя митрополитами, но плоды оного заставляют говорить против него с правдивою ревностию; он есть произведение людей, коих святость ничем не доказана. Устав общежития есть сочинение иеромонаха Исаакия, устав скита и пустыни есть сочинение игумена Валаамского монастыря Иннокентия. Если же оный будет сохраняться в Валаамской обители, то никогда нельзя ожидать ни спокойствия, ни устройства нравственного, ни успехов в монашеском жительстве.

Повергая сие замечание на благорассмотрение Вашего Высокопреосвященства, имею честь представить устав Валаамского монастыря в подлиннике.

{стр. 420}