МОЛИТВЕННЫЙ ДНЕВНИК СТАРЦА ФЕОДОСИЯ КАРУЛЬСКОГО

МОЛИТВЕННЫЙ ДНЕВНИК СТАРЦА ФЕОДОСИЯ КАРУЛЬСКОГО

20 июля 1937 г.

Слава Богу. Со дня памяти Св. Пророка Божия Илии снова начал свой молитвенный труд “умной молитвою Иисусовою”, часто мною начинавшейся и по моей немощи прекращавшейся. За молитвы Пресвятыя Богородицы, святаго славного Пророка Илии и всех святых помози ми. Господи Иисусе Христе. Аминь.

В продолжение суток, с вечера 20-го числа до вечера 21-го, с понедельника на вторник, выполнял свое первоначальное правило суточное: 100 четок или 10 000 молитв Иисусовых попеременно, то одною половиною всей полной молитвы, т. е. “Господи, Иисусе Христе, помилуй мя”,то другою половиною “Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя” — в различном положении телесном: стоя и сидя, и ходя. После каждых 20 четок отдыхал ночью 4—5 часов, а днем — 1 час и полчаса. При медленном произнесении молитвы старался каждое слово произнести словом или умом со вниманием, заключая ум в слова молитвы. Ум в продолжение молитвы иногда рассеивался и даже на минуту забывался, но опять заключался в слова молитвы. Молитва шла иногда претрудно, а иногда легко от навыка-повторения, особенно, когда сердце, хотя мало, ощутит присутствие Божие — Господа Иисуса Христа в произносимом устами или одним умом Его Всесвятом Имени. Душа моя теперь довольна и первоначальною немощною своею молитвою, что занята молитвенным трудом “единым на потребу” и получает от него покой от помыслов различных греховных и суетных, и в таком мирном (устроении) сравнительно с прежней рассеянностью помыслов, желал бы встретить смертный час, память о котором соединял я с непрестанной молитвою, как и вспоминание своих грехов. Когда душа и тело утомлялись от непрестанного молитвенного труда, то сердце располагалось к сокрушению и умилению, но я не уделял пока сему особенного внимания и не останавливался сердцем на нем, чтобы незаметно не рассеяться помыслами, а продолжал более внимать умом словам молитвы, особенно святому и сладчайшему Божественному имени Спасителеву.

22 июля

С навыком правило совершается легче. Но при легком совершении правила требуется большее внимание ума, чтобы он не рассеивался, ибо тогда незаметно вкрадывается поспешность при повторении умнословесной молитовки. Для поддержания внимания надо останавливаться при каждом новом зернышке-версточке, передыхая по совершении каждой молитовки. В конце правила ум уже утомляется и не в силах делается ко вниманию отдельно ко всякому делу молитвенному, тогда достаточно для него вообще памяти Божией — веры в присутствие Христа Спасителя во святом имени Его, как это бывает при псалмопении. Когда правило исполняется нетрудно и мир помыслов бывает, то враг завистливый, чтобы осквернить молитву, действует на ум и сердце тонкими прилогами тщеславия и высокоумия, если душа во время молитвы оставит память о греховности своей и о смертном часе. Если этим внутренним искушением, при бодрости ума и ненависти сердца ко всему греховному, не достигнет враг своей лукавой цели, тогда он старается смутить душу чрез внешние искушения при встрече с людьми душевно неустроенными и при различных затруднительных обстоятельствах. Сохранение в этом случае спокойствия духа с упованием на Бога и преданием себя Его святой воле и трезвение с молитвою побеждает и это вражие искушение.

23 июля

Пришлось победиться гневливостью в обращении с братом: сам смутился и его смутил; но вскоре и попростились. По уходе его начали смущать неприязненные помыслы против него, так что от смущения стал терять и дерзновение продолжать молитву, как уже впадший в большой грех. Ученик напомнил скорее браться за молитву, и взялся опять за нее. Припомнился рассказ в Прологе о том, как некий инок, падший грехом плотским с женою, мужеством победил вражие отчаяние, отвечая на помыслы отчаяния: “Я не согрешил”. Об этом известил Бог другого, жившего близ него, пустынника. Вразумленный сим рассказом и я, изгоняя память о происшедшем смущении, какое с разными неприязненными мыслями и чувствами продолжал наносить враг и во время молитвы, при помощи Божией скоро восстановил свой мир душевный: стал потом укорять не брата, а себя самого и жалеть его в происшедшем между нами смущении. Слава Богу, явно помогающему нам в молитвенном подвиге в борьбе с завистником нашим, врагом.

24 июля

С большим все навыком к постоянной молитве все более изощряется и устанавливается внимание ума к словам молитвы и ощущается в них присутствие Божие, проявляемое чувством сокрушения и умиления. А вместе с сими сердечными чувствами и ум все более и более приближается к сердцу — вместилищу и органу их.

25 июля

В сей день, сверх ожидания, по побуждению ученика не оставлять и в трудностях правила молитвенного, исполнил все свое положенное правило 10 000 молитв, вместе со служением Божественной Литургии и требо-исправлением — причащением больного брата в его келий, потребовавшим около трех часов. Когда, при помощи Божией, внимание ума установится и чувство ума пробудится, тогда и молитвенное правило совершается легче и во времени успешнее, не принося, однако, ущерба качеству молитвы, вниманию и чувству.

26 июля

Посетил гость — знакомый благодетель, обительский монах. Разговор с братом о неустройстве обительской жизни и, более того, о делах мирских, которыми заняты мысль и чувства посетителя, затрудняет блюсти собранное в предыдущее уединение трезвение и молитвенное настроение. Боишься и Бога оскорбить невольным как бы невниманием к Нему во время беседы, ради суетной во многом беседы, не относящейся к “единому на потребу”. Боишься, с другой стороны, и ближнего смутить как бы безучастием к беседе с ним, что выражается и в лице, и в тоне речи, и от тонкого наблюдателя собеседника не укрывается. Однако по окончании вынужденной беседы опять скоро возвращается прежнее молитвенное настроение, когда сам добровольно не увлекался ею.

27 июля

За молитвы Святаго Великомученика Пантелеймона, память которого сегодня празднуется. Господь сподобил и Литургию отслужить, и молитвенное правило свое исполнить. Во время Литургии почувствовал благодатное присутствие святаго великомученика, святые мощи которого в престоле нашей, освященной архиереем, церкви. Также милость Божия ощутительно восчувствовалась в сердце по усердной моей молитве к великомученику, как бы извещение некое божественное и прощение Господом прежде бывших доселе моих грехов. В сердце водворился глубокий мир Божий. Смирение, сознание своего духовного убожества, горестное сознание своей греховности с рабским страхом претворилось в радостную “печаль по Бозе” — жалость больше о том, что своими грехами оскорбил Тебя милосерднаго Спасителя моего. Помоги мне, Господи, всегда хранить эту радостотворную печаль о Господе и бояться лишиться этого драгоценного для кающихся грешников дара великого неизреченного милосердия Твоего и человеколюбия.

28 июля

На прощание гость прочитал выписки из Номоканона (кажется, игумена Глинской пустыни Филарета) о строгости правил общежительной обительской жизни, с одной стороны, а с другой — многие большие нарушения их в обителях, и сим он много соблазнялся и недоумевал, как и спастися теперь в обителях. Закрывать глаза от истины строгости правил нельзя, ибо они — каноны Вселенских и Поместных Соборов и частных свв. отцов Церкви — выражение святой воли Божией, и с легкомыслием, с каким они нарушаются иноками, нельзя извинять слабости жизни нынешней. Правду нужно сказать, чтобы не оправдался от дел закона никто из нас, иноков. Нам грозит неминуемый суд и наказание, но отчаиваться по сему одному не нужно. Есть убежище для нас — покаяние, если будем искренне осуждать себя и каяться с сокрушением во грехах и слабостях своих, по сем исправляться, то получим помилование по бесконечному милосердию Божию. Самая строгость закона побуждает идти в это убежище. В строгости закона тайно действует милость Божия, спасающая грешного человека страхом.

Итак, при взгляде на современную нашу жизнь, требуется покаянный плач о себе и о ближних наших, подобных нам грешникам, смирение, уничижение себя самого и сострадание к ближним, а не фарисейский соблазн и жестокое осуждение грешников, которые могут быть евангельскими мытарями, оправдываемыми неведомым нам судом Божиим, паче фарисеева. В подвиге молитвенном особенно нужно памятовать притчу Христову о мытаре и фарисее и держать в сердце внушаемое ею христианское чувство смирения и не осуждать ближних. При молитве умносердечной, когда она углубляется внутрь сердца, ум чистый от помыслов просветляется, тонко начинает уразумевать божественные истины священного откровения, печатлеемые в сердце Божией благодатию; довольствуйся тем, что печатлеет на сердце благодать Божия, не углубляйся в это самодеятельно умом в созерцание и разумение сих тайн, когда ум твой не очищен от помыслов человеческих. И берегись в это время тонкого, незаметного высокоумия, которое обнаруживается начинающимся тонким внутренним каким-то смущением сердца. Это знак, что начинаешь из области света и мира вступать в противоположную область тьмы и смущения вражия.

29 июля

По отбытии гостя стало спокойнее на душе. Но покой сей ослабил внимание ума и чувства к Богу, бывших в тесных внутренних прежде обстоятельствах. Так духовное внутреннее дело Божие спеется более и крепнет в попускаемых внутренних подвигах и борениях, чем во всегдашнем покое: “Кто не в борении и подвиге, тот в прелести” (Епископ Феофан Затворник).

30 июля

А вот приспел и новый подвиг и борение: погонщики мулов перевозить начали груз с моря наверх мимо нашей калибы и моего помещения. Сначала не возмущался шумом и гиканием, и звонками, и подпольным гулом от проходивших мимо мулов по подпольной скале. В молитве Бог подавал духовное рассуждение к успокоению сердца. Воспоминался и преподобный Макарий (Египетский), прежде бывший погонщиком ослов, и преподобный Андрей Христа ради юродивый, среди шума царьградского на улице соблюдавший внимание и постоянную молитву к Богу, и другие Христа ради юродивые, хранившие внутреннее безмолвие среди шума городской жизни. Припоминалось из жизни святых, как бесы и во сне не давали покоя некоторым святым своими мечтательными страхованиями и явными нападениями. Когда это духовное рассуждение держалось внутри своей души, оно имело силу успокоительную от шума и молвы; а когда оно открыто было другому (может быть, самодовольством и тщеславием), оно потеряло свою прежнюю благотворную для спокойствия сердца силу и явилось уже нетерпение, потом и смущение. На монаха-старца-муларщика сначала смотрел как на преподобного Макария, а потом готов уже был считать его неистовым бесноватым, пока не одумался и не увидел здесь вражиего искушения, попущенного для смирения. (Тайные брани и защищения не всегда и не всем нужно открывать, чтобы не потщеславиться по немощи и не дать врагу повода к большему нападению.)

31 июля

Два дня совершал молитву Иисусову полную: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Чтобы внимать каждому слову полной молитвы требовалось больше времени и напряжения ума, для исполнения положенного правила, с ущербом для чувства сердечного. С охлаждением же от непосильного труда чувства сердечного в непрестанной молитве стало ослабевать и внимание к словам молитвы, и духовное дело молитвы переходило по временам в дело механическое — совершение правила с забвением и сухостию. После порассудил паки держаться, как вначале, половинной молитвы, со вниманием особым к качеству молитвы: светлости ума и живости сердца.

1 августа

Вот уже десять дней миновало моего молитвенного труда. Внешний порядок наладился: с вечера, после ужина, 20 четок (2 000 молитв); на утрени столько же (после четырехчасового ночного отдыха); после чая утреннего до обеда — столько же; (после часового отдыха) после обеда столько же и, наконец, за вечерню — столько же до ужина. Правило совершал в разном положении тела: по три четки и сидя, и стоя, и ходя. Поклоны малые совершал стоя по три четки. На каждые 10 четок (1 000 молитв) испробовал и полную и сокращенную молитву. В конце остановился на сокращенной, более удобной по немощи моей, первоначальной для внимательного совершения правила. Правило успевал совершать и в те дни, когда совершал Литургию, и когда отвлекаем был посетителями. С учеником же только занимался беседою во время трапезы, или кратко, по разной надобности, в продолжение суток. Для чтения или для другого какого-либо занятия (напр., писания) не осталось времени. Слава Богу, что словесной молитвы непрестанной (хотя и не всегда одинаково внимательной) навык: когда не было какого-либо постороннего развлечения. И после перерыва во время какого-либо развлечения, снова восстанавливалась, при напряжении внимания, постоянная непрестанная молитва, которую при помощи Божией охранялось трезвение ума и прогонялись происходившие вышеуказанные смущения сердечные, каково произошло и еще.

2 августа

По слову Христову: “Враги человеку домашние его” и еще более чувствительно переживаются искушения, чем со стороны внешних, с которыми у нас более слабые узы. Произошло смущение после Литургии по моему невниманию — оставление молитвы внутренней и по поводу непослушания ученика, вызвавшего у меня гневливое чувство негодования. Но, благодарение Богу, молитвою после чая восстановил свое спокойствие сердечное, сознав свою оплошность, извинил ученика — немощного послушника. Покаялся и он в своем непослушании, и прежний мир домашний восстановился. Все попускает Бог для нашего смирения и большего над собою бодрствования, ибо враг “яко лев рыкая ходит иский кого поглотити”.

К вечеру того же дня нашла новая буря помыслов: брат, служивший другому брату больному, утомившись служением, просил освободить его от сего. И вот заботливые помыслы: кого назначить и долго ли продолжится такой уход за больным в нашей пустынной жизни, где каждому до себя только. Заботливые помыслы, как волос в глазу, смущают умное око и препятствуют молитве не менее яростных помыслов. Много раз ум во время молитвы отклонялся к предмету заботы. Но усиленное внимание а, главное, предание всего в волю Божию, промышляющую о нас, успокоило смутившееся прежде всего излишними заботливыми помыслами сердце, и чистота ума, "необходимая для молитвы, опять восстановилась и после на другой день.

3 августа

Удалились при Божией помощи недоуменные обстоятельства мысли, хотя отвлекались ко вчерашнему, но сравнительно слабее и не часто возникали для нее новые предметы заботы о причастниках Святых Христовых Тайн в предстоящий праздник Преображения Господня, но и этих предметов решения я, с упованием на милость Божию, отложил до самой исповеди их; тогда дастся, что подобает глаголати и творити для спасения ближних, ибо смирение и снисхождение к немощам ближних. Смирение и любовь — начало и конец христианской духовной жизни и такое настроение души всегдашнее — необходимейшее условие для успеха, в частности, в молитвенном подвиге.

4 августа

После вышеупомянутых смущении гневом и заботливостью, молитва шла с рассеянностью ума и хладностию сердца — более только словесная. Это привело к невольному смирению, а за смирением последовала и милость Божия: ожил дух, сердце умилилось и просветлел ум и стал бодр ко внутреннему вниманию. Хотя бы правило исполнялось неопустительно, и словесная молитва не прерывалась, но это еще не молитва, а только внешнее выражение ее. Чтобы не остановиться на сем подвиге, нужно всегда помнить, что молитва есть дыхание души, живая беседа ее с Богом — Христом Спасителем. “Сладчайшее Имя Его да будет тебе вместо Него Самого” (о. Ин. Ир.), а посему и слова молитвы, особенно имена Господа, Спасителя, должно произносить с особенным благоговением, и тогда из него, как из сосуда, будешь черпать “живую воду”, текущую в жизнь вечную. К вечеру снова враг по невнимательности моей хотел смутить сердце по поводу ухода за больным. Но скоро очнулся, и покой сердца восстановился в молитве.

5 августа (День моего пострига в схиму)

Слава Богу, упование на Господа не посрамляет: озаботившие мой ум и сердце помыслы о больном и об исповедниках и причастниках не произвели своего смущающего действия: и больному нашелся услуживающий, вместо отказавшегося, и исповедь прошла мирно. Теперь будем готовиться к светлому празднику Христова Преображения: да воссияет и нам грешным свет Его присносущный молитвами Богородицы, и да обновятся в душе моей чувства покаяния и пострижения в схиму, которая есть образ сугубого покаяния с умерщвлением миру и молитвы не только о себе, но и о всем мире. Схимник — всегдашний неусыпный молитвенник к Богу, в каковом подвиге более всего выражается умерщвление миру для жизни во едином Боге. С наступающего праздника мы со своим спутником положили мне начать заниматься “художественною” молитвою. Для сего после вечерни, пред ужином, прочитали подходящее учение из Никифора уединенника в Добротолюбии. Но при чтении произошло искушение: мой сожитель, читавший Добротолюбие, по какому-то моему замечанию ему во время чтения, зазрел меня в подозрительности, а потом и строгий суд высказал на мою частую гневливость и нетерпеливость, и по одному недавнему, припомненному им случаю моей вспышки нетерпеливости по поводу его медлительности в исполнении своего приказания, и, тогда же, как заметил он, увидел ясно, что молитва мне не дается, как страдающему гневливостью и вообще строгости” и жестокостию к ближним, и советовал мне, в противоположность тому, иметь простоту.

Я вполне принимал его обличение и совет. Но видя резкость его суждения о моей страсти и непостоянство в суждении — то он поощрял меня на умную и даже “художественную” молитву, то вдруг резко и решительно высказывает безнадежность и неспособность меня к ней, — тоже стал сомневаться в себе, сознавая свою опасную страсть, и в нем, за то, что он — и сам неопытный и новоначальный в деле умной молитвы (а только начитанный) — из чина советника и спутника выступает диктатором совести и предводителем моим, что и для него не полезно, хотя бы он и мог быть полезным мне своими замечаниями, как близкий мне; при такой же самонадеянности его, я не мог довериться ему, как незаблудному учителю, орудию Божия Промысла, Который действует только через смиренных. “Идеже два или три вас совещается о какой-либо вещи или собраны во имя Мое, то будет им от Бога, или Я посреде их”. При совещании только двух или трех под руководством Господа, а не при своенужии и любоначалии, спеется благое дело Божие. Власть, с одной стороны, и послушание, с другой, правильно и благоплодно действуют только в отношении начальника и подчиненного или старца и ученика, а не в отношении равных спутников-советников в общем предпринятом деле Божием, тем более не в отношении ученика к старцу. Итак, я оставил “художественную” молитву, как несвоевременную для меня, а стал продолжать по-прежнему простую с упованием на милость Божию.

6 августа

Бдение прошло в обычной молитве Иисусовой. Под конец правила, когда обратился в молитве ко Пресвятой Богородице, чувство умиления исполнило сердце, как будто я соскучился, не призывая как прежде обычно в молитве Пресвятую Богородицу и святых, а довольствовался теперь во всем молитвенном правиле одною молитвою Иисусовою. Если и святые великие молитвенники, таинники Божий призывали в молитвах Пресвятую Богородицу и святых угодников Божиих, как друзей и слуг Божиих, тем более и мы, немощные и грешные, нуждаемся в ходатайстве за нас святых Божиих при молитве Иисусовой и не забывать совершенно о них, особенно Пресвятую Владычицу Богородицу. Посему-то и Преп. Серафим Саровский, как сам творил, так и других учил творить после обеда молитву Иисусову с прибавлением: “Богородицею помилуй нас”.

И при Божественной праздничной Литургии сподобил Господь умиления, а также вечером, при окончании молитвенного правила. Чувство умиления, исполняющее сердце, без особого художества может показать место сердечное и служить простым, естественным (а не искусственно-художественным) и благодатным способом вхождения в него и пребывания в нем. Этим способом благодать Божия учит простых и усердных молитвенников истинной умной молитве (Св. Максим Капсокаливит), хотя, может быть, и не так скоро, как вместе с художественным способом, предлагаемым святыми отцами в Добротолюбии, особенно под руководством опытного наставника.

Днем мой сожитель опять начал дело о “художественной” молитве (такова его ревность о ней). Для памяти дал мне выписку из Св. Григория Синаита в Добротолюбии: “Истинное начало молитвы есть: 1) сердечная теплота, попаляющая страсти, 2) отраду и радость вселяющая в сердце непоколебимым возлюблением и 3) утверждающая сердце несомненным удостоверением. Все приходящее в душу, говорят святые отцы, чувственное ли то, или духовное, коль скоро сомневается в нем сердце, не приемлю его, несть от Бога, но послано от врага. Эту выписку я понял как рецепт на вчерашнее мое сомнение и малодушие, какое произвела на меня вчерашняя нами начатая беседа по прочтении из Никифора уединенника о “художественной” молитве. Размышляя по поводу сей данной мне сожителем для напоминания выписки из Преп. Григория Синаита, я думал, что Преп. Григорий говорит о началеистинной, т. е. совершенной духовной молитвы, которая действительно начинается с теплоты сердечной и возбуждается и продолжается радость и прочие плоды благодатные; а не о той новоначальной, к какой мы приступаем с покаянием и сокрушением и с целью побеждения страстей. Иначе мы, еще страстные, совсем не должны и приступать к сей молитве — умносердечной. О сем подробно рассуждается в житии Блаж. Паисия Величковского (собственно у сотрудника его Василия Поляномерульского). Равно и выписку о “сомнении и удостоверении сердца мой сподвижник, как мне кажется, должен бы смиренно приложить как рецепт к себе, что вел вчерашнюю беседу не в духе Божием, а, как я заметил уже, самонадеянно, с ревностью не по разуму, а потому его строгое суждение и осуждение моей неспособности к умносердечной молитве породило во мне сомнение и малодушие. Вечером он опять начал беседу об умной молитве. Я, хотя и не желал (ибо смущался немного за его настроение), но высказал ему только что записанное мною свое мнение по поводу вчерашней беседы нашей, но в самооправдание, что будто он говорил о неспособности моей к совершенной, а не вообще умносердечной, “художественной” молитве, не принял со смирением моих замечаний, и мы оба решили, что мы не готовы к молитве умносердечной “художественной”, а должны только плакать о грехах своих в покаянии новоначальной молитвы. И порешил я продолжать начатый уже способ умносердечной молитвы, в дальнейшем уповая на милость Божию, ибо молитва, по Лествичнику, есть уже уменьшение раздражительности (слово 28), и с тем мы распростились и пошли ко сну ночному с чувством малого неудовольствия сердечного о таком исходе нашей беседы.

7 августа

При первом пробуждении от ночного сна меня немного зазрила совесть. Напоследок вчерашней вечерней нашей беседы мой собеседник заключил: “Теперь я ничего не буду говорить и навязываться со своими наставлениями, а буду говорить, когда спросят меня”. Но я на это ответил: “Не о чем теперь уже спрашивать”. На это он, смирившись, умолчал, а мне бы по смирению надо бы и за это его поблагодарить и все-таки я имел бы с кем проверять себя, а там дело опять наладилось бы. Но я, однако, для приучения своего ученика к смирению, для пользы его, удержался от полезного мне извинения пред ним, думая и наперед пользоваться его замечаниями при всяком случае. День этот прошел не в такой же внимательной, как прежде, молитве. Мысль часто возвращалась к предмету предыдущих несогласных бесед, а чрез то и к другим предметам попечительности. Это заметно было и для моего сожителя, и он по своей ревности не утерпел заметить мне: “Забыли, Батюшка, свои тысячи” (т. е. молитвы). Я же, приготовившись принимать его замечания для пользы своей, с охотой сознался пред ним в своем развлечении и просил прощения, и он остался, как заметно было, доволен сим моим признанием, и дело пошло, слава Богу, как будто наладилось по-прежнему. И правило свое докончил со вниманием и на другой день.

8 августа

Все правило свое кончил к заходу солнца, хотя четыре часа потратил на принятие посетителя и приготовление обеда/вместо брата (ученика), ушедшего в лес за дровами и проходившего 10 часов. Сегодня память Св. Григория Синаита аскетического об умной молитве писателя, его же молитвами да сподобит Господь и нас своего преуспеяния в ней.

9 августа

Вчера пришедший гость еще отнял у меня на беседу с собою часа три. Много говорил за себя, и мне пришлось более слушать и только изредка отвечать. С многоговорливым, о духовном однако, гостем надо более предоставлять ему говорить, чтобы не оскорбить его, а самому в это время не внимать много его беседе, молиться тайно и за себя и за него, и Господь Сам положит на сердце его прекратить беседу, когда она не нужна и праздна становится. После, отпустив его с обоюдным миром, легко можем перейти к своему молитвенному подвигу. Однако после беседы на вечернем, после ужина, правиле ослабел и душевно, и телесно. “Тяготы друг друга носите”.

10 августа

На утреннем правиле, во время молитвы, пришел помысл: какого чувства мне должно держаться в покаянной моей молитве, ибо она по виду и состоянию кающегося разнообразна и св. отцами разно указуется. Тогда я в помысле помолился, чтобы Господь Иисус Христос Сам Своею благодатью напечатлел то чувство покаянное, какого я преимущественно должен искать от Бога, и получивши — хранить. И чрез несколько минут пережил снова то чувство, которое испытал и записано мною на день Св. Великомученика Пантелеймона. Это чувство умиления — “печаль по Бозе”, — что своими грехами оскорбил Милосердного Господа Спасителя. Это, вероятно, то, о чем говорит вышеприведенная выписка из Григория Синаита об истинном начале молитвы (см. 6 авг.): “Истинное начало молитвы есть сердечная теплота” и прочее. Но при сем радостном плаче не должно забывать и страх Божий, свою греховную срамоту, опасность падения, память смерти, муку вечную, особенно когда борют помыслы тщеславия и высокоумия, к которым я, многогрешный, особенно склонен, это низшее чувство “страха сыновняго” - боязнь лишиться милости Божией отеческой. При воспоминании своей греховной нечистоты, должно избегать подробного в воображении плотских грехов, чтобы не обновлять ощущения их в сердце, не огражденном всегда страхом Божиим; или при живом чувстве страха Божия и в то же время своей греховности не впадать в чувство нечаяния-безнадежия, сопровождающегося тяжелым чувством смущения, погубляющим молитву и приводящим к смерти душевной. От сего ли сохранит нас Господь, подкрепляющий в минуты глубокого сознания своей греховности. Гордость и высокоумие причина, с нашей стороны, в таковых тяжелых искушениях, смирение же избегает их.

11 августа

Слава Богу. И правило свое молитвенное исполнил, и в запасе лишних 2 000 молитв собралось. Это пойдет в дни, в которые по непредвиденным случаям не будет выполнено все ежедневное правило. Или это пойдет за моего ученика, прочиих чад духовных, за родственников и благотворителей. В часе, когда Бог даст молитвенное умиление, не спеши в то время поминать имена, чтобы перечислением имен не развлечься и не лишиться умиления. В это время Господь приемлет и одно твое воспоминание о всех, или без твоего воспоминания помянет прежнее твое поименное поминовение, ибо за Богом молитва не пропадает, как за царем служба (по пословице).

12 августа

При умиленной молитве не отвлекай внимания своего от слов молитвенных к какому-либо внешнему образу или иконе Христовой. Пусть внутренний образ Господа, напечатленный благодатию Божией в умиленной молитве неразрывно связан будет с именем Господа Иисуса Христа как со своею умною иконою. Тогда, при всяком воспоминании имени Христова, будут пробуждаться живые чувства веры и любви к Спасителю, подобно тому, как при взгляде на фотографическую карточку любимого лица или простого воспоминания о нем, пробуждаются в душе нашей и соответственные чувства к нему. Связывать чувства свои веры и любви ко Господу с именами Его безопасно; (надо) держать ум и сердце в области внутренней — духовной и не попускать переходить им в область внешнюю — мечтательную, как это бывает при воззрении на икону и при представлении внешнего образа Христова (1-й род молитвы по Преп. Симеону Новому Богослову).

13 августа

Среди прошедшего дня, при объяснении с одним .братом, поздно возвратившимся с работ к концу Успенского поста, произошло малое некое неудовольствие с моей и его стороны. Он желал причаститься в день Успения Пресвятыя Богородицы, а для лучшего приготовления его ко Св. Причащению/после долгой отлучки, советовал ему отложить до следующей субботы. Он сначала согласился, а потом слышу со стороны стал роптать на меня. Думаешь полечить человека, сделать для душевной пользы его лучше, а он, не разумея того, в самооправдании исполнить свою волю, получает от того еще большую рану. Как трудно приходится духовнику с таковыми немощными братия-ми; недоумевает, что лучше делать для его спасения и собственного мира душевного, без которого невозможно держать постоянную молитву. Помоги, Господи, вразуми как поступить. Сам устрой во благо наше. От сего некоего смущения и вечернее и утреннее правило молитвенное совершалось рассеянно; мысль отвлекалась к прошедшему. Но благодарение Господу Спасителю, во время часов посетила минута умиления, мир восстановился в надежде на дальнейшее вразумление Божие, и совесть стала мирна, что в происшедшем я не оскорбил много Господа и не лишился еще Его милости.

14 августа

После Литургии и исповеди. Слава Богу, по милости Божией Матери, исповедь братии совершалась мирно. Завтра праздник Ее, а сегодня бдение. Много человек противится очевидной воле Божией примириться с наставляющим его о Господе по духовному своему неведению, которое, в свою очередь, происходит от нерадивой нашей христианской монашеской жизни, от небрежения заповедей Евангельских и святоотеческих. Требуется духовнику вразумлять бесчинных, и тогда они легче примут духовнические требования, видя их законность и полезность для себя. Но для сего духовнику потребно терпение и снисхождение к немощам человеческим и сострадание, а не негодование к грешникам, почему он называется отцем духовным, что муками страданий своих за них пробуждает и питает в них жизнь духовную. Тогда и молитва его за них искренняя, дерзновенна и благоприятна пред Богом. Исполнить свой долг пастырский он в мире совести может своею внутреннею безмолвною жизнию, т. е. молитвою. Молитва же чад его духовных за него помогает ему преуспевать в том по милости Божией.

15 августа

А вот вначале еще, перед бдением, встретилось немалое искушение: брат по своей вине (непослушания), оставшийся ходить ко мне на исповедь, требовал (а не просил со смирением) причастить его. Видя раздражение в нем, я отклонил его. И все бдение прошло благополучно. В конце же брат тот с большой настойчивостию и дерзостию требовал от меня причастить его, и, несмотря на мои добрые убеждения отложить причастие до будущего объяснения, он, не послушав меня, продолжал (в сильном раздражении) требовать, и тем произвел во мне смущение. Смущенный я все время после бдения до Литургии не мог заснуть. Молитва прерывалась помыслами смущения, как бы брат тот во время самого причащения не произвел еще большего смущения. Во избежание сего, по малодушию своему, я на время даже принял помысл оставить Литургию. Но потом, хотя и изнемог телесно и духовно, но в уповании на милость Божию и Царицы Небесной — виновницы празднества — решился служить и отслужил, сверх чаяния, при очевидной помощи Божией Литургию мирно, приобщил братию, сходил еще приобщить больного брата. Произведший смущение брат, вразумленный некоторыми из братии, пришел только к антидору. Возблагодарил я Господа Спасителя и Его Пречистую Матерь, однако воспоминание о происшедшем в беседе с учеником и недоумение, как наперед поступить с тем братом расстроенным, чтобы избежать дальнейших искушений, — все это перебивало молитву и не давало мне достаточно и спокойно отдохнуть после моих трудов, трудов бденных. Слава (Богу) Господу, смиряющему нас подобными искушениями, да не превозносимся. Как дорого в подобных искушениях сочувствие от кого-либо понимающего твое душевное трудное состояние, и тяжело в это время оставаться без понимающего тебя и без участия. Враг влагает в этом случае помысл нечаяния, якобы оставления от Бога. В эти минуты духовного одиночества надо утвердиться упованием на единого Господа Спасителя, без благой воли Которого ничего не совершается с нами. Ни тварь какая видимая, ни бесы, ни враги невидимые не могут без попущения Божия вредить нам. Видя всегдашнее в брани заступление Божие, надо мужественно отвечать врагам на помыслы их отчаяния: “Аще паки возможете, паки побеждени будете”. Господа Бога нашего освятим, призывая Его всесильное Имя в молитве, и Той будет нам в страхе. “Страха же вашего не убоимся ниже смутимся, яко с нами Бог”. Поведал, призвав имя Господне, свои чувства своему дневнику и получил от него ответ на них. Прояснился взор ума на происшедшее искушение. По написании сих строк помолился и надменное пережитыми мыслями и чувствами сердце в сокрушении смирилось. Прилег отдохнуть немного, и чрез несколько минут почувствовал, что ощущавшийся доселе и в сердце, и во всем теле жарок, вроде нервной лихорадки, вдруг сменился “хладом тонким” и во всем сердце, и во всем теле сердечное биение и дыхание стало ровным и спокойным, и молитва моя, прежде понуждаемая усилием, (пошла) теперь обычно ровно и легко, и все тревожные пережитые помыслы и чувства отошли, и мой прежний видимый возмутитель без влияния врага стал бессознательным, невольным в руках Промысла Божия моим благодетелем, заслуживающим с моей стороны сожаления и молитвы за него.

16 августа

После Литургии до обеда время прошло обычно. Вечером же сегодня и поутру следующего 17 августа беседовал с учеником о прочтенном в Добротолюбии у Феолипта Филадельфийского определении существа молитвы: “Когда ум, словно и дух припадают к Богу, первый — вниманием, второй — призыванием, третий— умилением, тогда весь внугренний человек службу совершает Богу как заповедует Господь: “Возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего” и прочее (Лк. 10, 27). А после обеда, ради отдыха от молитвенного подвига, прочитавши вместе с учеником из жития преп. Максима Исповедника, излагали в сокращении его опровержение монофелитской ереси.

18 августа

Во время утреннего правила помысл отвлекался к прошедшему (15 авг.) смущению: не погрешил ли я в чем тогда. Во время часов сподобился умиления и, проверяя в те минуты свою совесть, я нашел ее мирною, кроме немощи моей, заметно не погрешившей ни против Бога, ни против ближнего — брата, давшего повод к смущению. Без такого молитвенного извещения одним обсуждением не всегда успокаиваешь свою совесть, без чего трудно продолжать молитвенный подвиг, враг смущает то помыслами ревности, строгости в деле Божием, то снисхождения и милосердия к ближнему.

В молитвенном же извещении те и другие помыслы примиряются по Писанию: “Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася”. Так как при моем не малом молитвенном правиле почти всегда недоставало мне времени для чтения приличных моему настроению книг и к продолжению написанных мною, почти за полгода сокращенных (по Четьи Минеям Св. Димитрия Ростовского) Житий Святых, то правило свое я, с совета сожителя, сократил на 2 000 молитв или 20 четок, по времени около двух часов. И правило молитвенное отселе я буду совершать, несмотря на количество молитв или четок, а на время, какое требуется для совершения их, и это для того, чтобы иногда, гоняясь за количеством положенных молитв, не поспешить в ущерб качеству молитвы; при наблюдении же одного времени (избежать) легче этой нашей человеческой немощи — предпочтения количества молитв качеству их.

19 августа

На рукописании у преп. Сергия Радонежского иногда пишется: “Молю вас, братие, прежде всего имейте страх Божий и чистоту душевную и телесную”. Проходящему молитвенный подвиг должно быть особенно внимательну в обращении с своим телом, и во время исправления необходимых потребностей телесных хранить свое зрение и осязание. Некоторое небрежение в этом случае немного смутило мою совесть и на время лишило дерзновения в молитве, но, ощутив в молитве ходатайство и заступление матерняго милосердия Пресвятыя Богородицы, я успокоился в совести и стал продолжать свое молитвенное правило с прежним спокойствием и дерзновением.

Как необходим молящемуся мир совести. Вмешательство в какую-либо работу другого и особенно повелевание рассеивает внимание и охлаждает сердце к молитвенному делу. Будь равнодушен и безучастен в этом отношении, если не просят о помощи, и сохранишь мир собственный и другого. Оставление молитвы без особенной нужды и на краткое время вредно для нея: “Непрестанно молитеся”.

20 августа

После продолжительного развлечения мыслею и забвения Бога последует и долговременная сухость в молитве. Только после смирения и усиленного сокрушения своего сердца приходит сладостное умиление в душу, как дождь на высохшую долговременною засухою землю. Эти оба состояния испытал сегодня, когда время после часов и утреннего чая употребил до обеда на дела не весьма необходимые.

21 августа

Вот и месяц прошел моего молитвенного труда. Что приобрел? На это трудно ответить, потому что, где увидишь свое убожество, там неожиданно последует за смирением и сокрушением милость Божия, поддерживающая нашу немощь и сохраняющая нас от чувства безнадежия, а где увидишь кажущееся преуспеяние, там за самодовольство и самонадеянность следует лишение благодати Божией, смиряющее нас и предохраняющее на будущее время от возношения и неминуемой за ним прелести. Одно только чувство: слава Богу и за малое приобретаемое при помощи Божией. Первое — сознание своей немощи и страстности душевной: при малейшем ослаблении внимания ум скоро уклоняется не прямо грубогреховные, каковы нечистые и неприязненные помыслы, но больше всего в суетные. Второе — искреннее благодарение Господу, как Он всегда готов помогать нам в самонужнейшем нашем деле спасения — молитве, едином на потребу всем христианам, особенно нам, монахам, “что касается собственно молитвенного делания”, и в этом Господь помог. Правилу постоянного повторения молитвы Иисусовой, первоначальному механическому навыку, привыкнув с усиленным трудом в одну седмицу, при внимании легко исполнял все время. Внимание, требующее особенного напряжения душевного, не всегда легко сохранялось, особенно когда в каком-либо из вышеописанных искушений терялся мир сердечный. Чувство же сердечного умиления, порождаемое чувством страха Божия или любви ко Господу, что необходимо для совершенства молитвы, — редкий гость, милостивый посетитель и утешитель, посылаемый мне от Господа более всего после искушений и моего невольного от них сокрушения, для поддержания моего малодушия и укрепления надежды на Господа Спасителя с преданностью Его святой воле.

Что касается молитвы “художественной”, за это время я, по совету преосвященного Игнатия Брянчанинова, новоначальным, особенно не искал места сердечного, обращая больше внимания на внимательное, благоговейное призывание молитвы. Когда же “место сердечное” само собой определялось и ощущалось во время благодатного посещения умиления, тогда по совету другого преосвященного молитвенника Епископа Феофана Затворника, пребывая умом в сердце в указанном умилением месте сердечном, творил там умом молитву, пока не отойдет умиление и не прекратится ощущение опытом места сердечного. После же не искал сам художественно (искусственно), по указанию святых отцев Добротолюбия, места сердечного и не творил там “художественной” молитвы Иисусовой, чтобы несвоевременным и ошибочным “своим деланием” без руководства наставника не усвоить неправильных приемов и не навредить себе в будущем, как бывает иногда, по описанию в Добротолюбии и других подобных писаниях.

22 августа

Исповедь прошла благополучно, только прискорбно было давать канон больному, страдавшему сужением горла, и пренебрежением в приеме пищи чрез невоздержание к вечеру пострадавшему рвотой, и другому брату, ухаживавшему за ним, по невниманию не употребившему настойчивости против невоздержания больного и еще подавшему ему соблазн приготовленною им для себя самого пищею. Как трудно врачевать каноном душевно и телесно больного, как соблюсти в этом случае приличную меру строгости правила и милости снисхождения к болезни, чтобы канон не нарушил меру той и другой, был душеполезен. Молитвенное же правило в сей день прошло обычно. После Литургии, благополучного причащения братии и после обеденного отдыха и беседы порешили со своим сожителем приступить, по истечении месяца, и к “художественному” совершению молитвы Иисусовой по Добротолюбию; ибо в этом уже начала ощущаться и естественная потребность моя к нему. Ознакомившись наперед через прочтение Добротолюбия с святоотеческими художественными приемами (искусственными) нахождения “сердечного места” и творения там Иисусовой молитвы, я, без особенного напряжения, иногда естественно переходил к ним при помощи вдыхания в себя воздуха, где оно остановится, определять место сердечное (Никифор Уединенник и Симеон Новый Богослов) и с дыханием соединять молитву, разделяя ее на две половины: вместе со вдыханием воздуха в себя произносить слова “Господи, Иисусе Христе”, для заключения ума вместе с именем Господним в сердце, с выдыханием же воздуха из себя произносить слова “помилуй мя”, обращая внимание к самому себе с сознанием своей греховности (Патр. Каллист Конст., Григорий Синаит). При этом, с переведением ума вниманием в сердце, туда же (для большей собранности) направлять умственно и очи телесные, напряженно наклонив голову к груди, туда же направляя и мышцы выи и рамен с болезненным напряжением (преп. Григорий Синаит). Делать опыты художественные присоветовали пока по одному часу в сутки.

23 августа

Во время утрени, после часовой обычной молитвы, занимался час “художественной” с напряженным вниманием в сердце с направлением туда и мышц телесных чувств. В конце часового такого труда внимание стало более тонкое и сосредоточенное. Сначала место сердечное представлялось уму неопределенным — “землею безвидною и пустою”, а затем в нем стало замечаться какое-то ощущение жизни телесной — движение органической (жизни), а затем душевный мир — покой приятный. В груди чувствовалась теплота от напряжения мышц и малая болезнь — усталость (ломота). Молитва же легко повторялась в сердце. Так и заснул для отдыха, после утрени, до Литургии.

После Литургии и обеда прочитывали остальных отцев молитвенников, по предмету, нас занимавшему, о пути (методе) схождения ума в сердце, обретения “места сердечного” и образа действия умной молитвы в сердце, и после сего на вечерне молился так же, как и на утрене.

24 августа