Учение

Учение

1. Вера простых и богословие. В эпоху жизни и деятельности св. Григория Богослова догматические споры приобрели такой острый характер, что ими занимались люди всех состояний и в разных местах: на площадях, на рынках, в банях и даже на свадебных пиршествах и похоронных поминках. Тем самым подрывалось уважение к высоким истинам христианской веры, а со стороны язычников вызывались насмешки по адресу христиан.

Эти обстоятельства побудили св. Григория восстановить учение Александрийской школы о делении верующих на две группы — младенцев и мужей по вере. Для простых людей достаточно простое безыскусственное изложение истин веры и буквальный смысл Свящ. Писания. Высший философский смысл христианства может быть доступен только совершенным членам Церкви; высшие истины христианского учения должны быть тайной для простецов и несовершенных. Особенно осторожно нужно подходить к изложению учения о Святой Троице. Простые люди, которым доступны только чувственные представления, могут искажать в своем понимании эту высокую истину и тем оказаться виновными в хуле на Бога и подвергнуться вечному осуждению. Тайна Троичности может быть воспринята лишь людьми, которые возвысились до абстрактного мышления.

Необходимость таинственного покрова для высших истин христианства св. Григорий обосновывает библейскими данными о Синайском законодательстве и о Господнем преображении.

В первом событии Бог повелел вступить внутрь облака лишь Моисею и непосредственно беседовал с ним. Аарон и священники взошли на гору, но должны были остаться вне облака. Еще далее стояли Надав и Авиуд с народными старейшинами. Так и учение о Боге должно быть сообщаемо верующим по степени их нравственной чистоты и способности отрешаться от чувственного.

Хотя все апостолы, далее, были высоки и совершенны, однако Христос из них некоторым оказывал большее предпочтение. Так, на Фаворе Он открыл Свое Божество только Петру, Иакову и Иоанну. Во время молитвы Христа в саду Гефсиманском присутствовали только те же апостолы. Таким образом, важнейшее в вере Христос открывал даже не всем апостолам.

Что же должно служить содержанием веры людей простых? «Исповедуй, — отвечает на этот вопрос св. Григорий Богослов, — Иисуса Христа и веруй, что Он воскрес из мертвых, и ты спасешься» (3: 128). Св. Григорий высказывает также желание, чтобы сверх этого они заучили Символ, чтобы они, не рассуждая, «держались речений, которые приняты с воспитанием, а слово (понимание их — К.С.) предоставили мудрейшим» (3: 125), т. е. совершенным в вере, людям, очистившим себя от всего плотского путем умственного развития и аскетизма. Подобно Оригену, св. Григорий указывает известные границы для свободы богословских исследований, и эти границы у него уже теснее, чем у Оригена. Ориген находил много неопределенного и предоставленного свободному исследованию даже в учении о Святой Троице. Св. Григорий считает рассуждения о Святой Троице в высшей степени опасными и предостерегает от этого даже более или менее совершенных в познании. Но сравнительно с позднейшим временем св. Григорий предоставляет свободному исследованию еще обширный круг догматических истин, относительно которых заблуждение и ошибка не важна для спасения. Так, он допускает возможным свободное высказывание о мире или мирах, о веществе, о душе, об ангелах, о воскресении, о суде, мздовоздаянии и Христовых страданиях. Заблуждения при их разрешении считает не опасными.

2. Условия богопознания. Бог есть Существо духовное, чуждое всякой материальности, но человек облечен плотью, и познание его осуществляется через очки телесности. Тело и дух в человеческой природе враждуют между собой, и одно обычно усиливается за счет другого. Поэтому главным условием достижения истинного богопознания является отречение от чувственности, подавление плотских движений. Но совершенно освободиться от власти тела в земных условиях мы не в состоянии, поэтому и в наших представлениях о Боге неизбежен элемент материальности, не соответствующий природе Божества. Так, именуя Бога духом, мы непроизвольно представляем Его наподобие движущегося воздуха, называя Его огнем, — связываем с образом горящего вещества; даже прилагая к Нему высокие определения мудрости, правды, любви, — мы невольно мыслим под ними человеческие свойства. Только по смерти, отрешившись от тела, человек сможет достигнуть истинного понятия о Боге.

Во-вторых, для богопознания необходима концентрация ума и направленность его к высшей цели познания Высшего Существа. Божественная мудрость, могущество и красота яркими лучами просвечивают через все явления природы. Человек должен собрать их воедино, чтобы составить истинное понятие о Боге.

И, наконец, третьим условием богопознания является свобода от мирских забот и обеспечение досуга для размышлений о Боге.

3. Богопознание. Учение о богопознании св. Григория противоположно утверждению Евномия о полной постижимости существа Божия. Евномий эту познаваемость находил в именах, которые прилагаются к Богу. Св. Григорий говорит, что именами мы определяем только деятельность Бога в мире, но не Его сущность; никаким именем мы не сможем выразить всю полноту Божественной жизни.

Бог выше всяких определений — выше добра, выше сущности: к Нему приложимы лишь отрицательные предикаты — Он не есть тело, непространственен, выше времени, но эти свойства говорят о том, чего нельзя мыслить в Боге, но не о том, что Он есть.

Св. Григорий приводит слова Платона — «уразуметь Бога трудно, а изречь невозможно». И поправляет его: «Изречь невозможно, а уразуметь еще более невозможно» (3: 15). Нельзя до конца перевести опыты веры на язык понятий. И потому Бог не именуем, есть Бог безымянный. Из положительных имен только богооткровенное имя «Сущий» выражает нечто о Боге и принадлежит собственно Ему и только Ему, так как только Ему принадлежит Самобытность и Самобытие… Однако, нужно помнить, что Бог выше всякой сущности, всех категорий и определений. И само имя Бог есть имя относительное, обозначающее Бога в отношении к твари.

В апофатическом богословии св. Григорий выражает общие идеи каппадокийцев. Но, сделав утверждения в терминах отрицания, каппадокийцы на этом не останавливались. Необходимо было ответить на другой вставший вопрос: есть ли возможность положительного познания Бога? На этот вопрос каппадокийцы отвечали утвердительно. Существо Божие превосходит наше понимание, но встреча с Богом не только возможна, но и реализуется, ибо Он есть Личность, и Его личное присутствие в мире, в нашей жизни мы ощущаем и признаем. Евангельским примером такого опыта служит беседа Христа Спасителя с апостолами в Кесарии Филипповой. На вопрос Господа: «А вы за кого почитаете Меня?» — ап. Петр ответил: «Ты — Христос, Сын Бога Живого» (Мф. 16, 13–26). Ап. Петр вдруг понял, что он стоит перед Богом, беседует с Ним, что этот Человек — Иисус — и есть Бог. А ведь св. Петр был простым рыбаком, не знавшим классической философии, его опыт был вне ее категорий, но, разговаривая с Сыном Божиим, он опытно познал Божественную Реальность, и настолько, что доказательства для него не требовались.

В богопознании есть ступени. Есть они и в самом богооткровении. Это — два пути, один снизу, другой сверху. «Ветхий Завет ясно проповедал Отца, а не с такой ясностью — Сына. Новый открыл Сына и дал указания о Божестве Духа. Ныне пребывает с нами Дух, даруя нам яснейшее о Нем познание» (3: 103). Откровение совершилось, Троическая тайна явлена и открыта человеку, но — еще не вмещается в него. «Чтобы достаточно и соответственно достоинству предмета уразуметь и изложить сие, — для того потребно слово более продолжительное, нежели каково настоящее время, и даже думаю, — говорит Святитель, — какова настоящая жизнь. Особенно же, как ныне, так и всегда, потребен для сего Дух, при одном содействии Которого и можно только о Боге и мыслить, и говорить, и слушать. Ибо к чистому должно прикасаться одно чистое и ему подобное» (1: 31). Трисолнечное сияние Божества узрят только чистые.

4. Учение о Святой Троице. Церковная память усвоила св. Григорию имя «троического богослова». И это характерно для него не только потому, что всю жизнь он богословствовал о Святой Троице в борьбе с лжеучениями и лжеучителями, но еще и потому, что для него созерцание Пресвятой Троицы было пределом и средоточием всей духовной жизни. Вся молитвенная лирика св. Григория есть лирика троическая. «Бог мой, — восклицает он, — Бог — тройственная Единица… Моя Троица» (6: 62), «О проповедуемая мной Троица!» (6: 80). И описание своей жизни Святитель заканчивает молитвой о том, чтобы придти в «непоколебимую обитель», туда, «где моя Троица и Ее сочетанное сияние, Троица, Которой и неясные тени приводят меня в восторг» (6:60).

Сущность учения св. Григория Богослова о Святой Троице точно сформулирована в слове «На святое Крещение» (сл. 40), в котором он излагает исповедание веры, как «добрый залог», спутника и защитника на всю жизнь крещаемому: «Храни исповедание веры в Отца, Сына и Святого Духа… единое Божество и единую Силу, Которая обретается в Трех единично и объемлет Трех раздельно, без различия в сущностях или естествах, не возрастает и не умаляется через прибавления или убавления, повсюду равна, повсюду та же, как единая красота и величие неба. Оно есть Трех Бесконечных бесконечная соестественность, где и Каждый, умосозерцаемый Сам по Себе, есть Бог, Сын как Отец и Дух Святый как Сын, с сохранением в Каждом личного свойства, и Три, умопредставляемые вместе, — также Бог; первое по причине единосущия, последнее — по причине единоначалия. Не успею помыслить об Едином, как озаряюсь Тремя. Не успеваю разделить Трех, как возношусь к Единому. Когда представляется мне Единое из Трех, почитаю сие целым. Оно наполняет мое зрение, а большее убегает от взора. Не могу объять Его величия, чтобы к оставшемуся придать большее. Когда совокупляю в умосозерцании Трех, вижу единое светило, не умея разделить или измерить соединенного света» (3: 259–260). При этом в Троическом богословии св. Григория чувствуется особая интимность опыта и прозрения. «Троица воистину есть Троица», — это основная мысль св. Григория «Воистину», т. е. реально… Троица в Единице и Единица в Троице, — больше того: Тройственная Единица. Троичность есть некое круговращение Божественного единства, некое движение внутрибожественной жизни. С дерзновением св. Григорий повторяет мысль Плотина: «Божество выступило из единичности по причине богатства, преступило двойственность, потому, что Оно выше материи и формы, и определилось тройственностью по причине совершенства, чтобы и не быть скудным и не залиться до бесконечности, — первое показывало бы нелюбообщительность, последнее — беспорядок» (2: 180–181). — Это почти прямо из Плотина. И св. Григорий отождествляет: «И сие у нас» — и у нас так. Но сразу же делает оговорку: «Не дерзаем» назвать этот процесс преизлиянием Доброты, как назвал один из философов, который, говоря о первом и втором начале, выразился так: «Как чаша льется через край» (Энн. V, 2,1) (3: 43–44). Св. Григорий отклоняет такое толкование внутрибожественного бытия, как некоего безличного движения. Для него Троичность есть выражение Божественной Любви: Бог есть Любовь, и Триединство есть совершенное выражение «единомыслия и внутреннего мира».

Совершенное единство внутрибожественной жизни выражается, прежде всего, в безусловной вневременности Божественного бытия. Бог вечен по природе и выше всякой последовательности и разделения. И мало сказать: «Бог всегда был, есть и будет», — лучше сказать: «Он есть». Но в единстве Божества не исчезает различие Ипостасей. «Мы чтим единоначалие, — говорит св. Григорий, — Не то единоначалие, которое определяется единством Лица (против Савеллия), но то, которое составляет равночестность единства, единодушие воли, тождество движения и направление к Единому Тех, Которые из Единого, — что невозможно в естестве сотворенном» (3: 43), т. е. возникшем, сложном и производном… Во исповедании Святой Троицы исполняется полнота богопознания. Св. Григорий напоминает Крещальный символ и спрашивает: «В кого ты крестился? Во Отца! — Хорошо. Однако, это иудейское… В Сына! — Хорошо. Это уже не иудейское, но еще не совершенное. В Духа Святого! — Прекрасно! Это совершенное. Но просто ли в Них ты крестился или в общее Их имя? — Да, и в общее имя. Какое же это имя? — Без сомнения имя Бога… В сие же имя веруй, — успевай и царствуй (Пс. 44.5)» (3: 148–149).

Учение св. Григория о Святой Троице представляет собой дальнейшее развитие учения св. Василия Великого и содержит в себе некоторые поправки к нему. Под словом «усиа» св. Григорий Богослов так же, как и св. Василий Великий, понимает свойства, общие Отцу, Сыну и Святому Духу, как бы родовое понятие. Слово «ипостасис» — наоборот, обозначает личные особенности Отца, Сына и Святого Духа и понимается как индивидуум в противоположность роду. Под словом «омоусиос» и св. Григорий понимал полное подобие Лиц Святой Троицы по существу.

К числу особенностей терминологии св. Григория Богослова нужно отнести следующие:

1. Ее последовательность и законченность. Св. Василий Великий ипостасные особенности указывает частью в образе бытия Каждого из Лиц Святой Троицы (отчество, сыновство, исхождение), частью в особой деятельности Каждой из Ипостасей (святыня, освящающая сила). Св. Григорий ипостасные особенности указывает только в образе бытия (агэннисиа, гэннисис, экпорэусис — нерожденность, рожденность, исхождение).

2. В учении св. Василия Великого «ипостасис» обозначает резко отграниченное, особенное, индивидуальное бытие, он избегает приравнивать его к понятию «просопон». Св. Григорий сближает «ипостасис» с «просопон», этим он смягчает идею различия Лиц и резче выдвигает Их единство.

Возражая арианам, которые обвиняли православных в трибожии, св. Григорий говорит, что единство Лиц Святой Троицы нельзя представлять численным.

Неприложимость численной категории к единству Божественного бытия явствует из того, что: 1) источник Божества один, и он заключается в Боге Отце, от Которого происходят Сын и Святой Дух; 2) между Лицами Святой Троицы нет ничего Их разделяющего. Они вечно существуют совместно, Они едины по существу и по Божественным свойствам, у Них единая воля и единое хотение и полное согласие в деятельности.

В человеческой жизни единый индивидуум может обнаружить множественность, когда в нем имеет место борьба между различными побуждениями, и многие индивидуумы могут достигнуть единства, когда между ними устанавливается полное согласие.

5. Учение о Святом Духе. С особенной силой св. Григорий останавливается на раскрытии Божества Духа. Это был спорный вопрос в 70-х гг. IV века и на самом Втором Вселенском Соборе. «Теперь спрашивают, — говорил св. Григорий, — что же скажешь о Святом Духе? Откуда вводишь к нам чуждого и не знаемого по писаниям Бога? И это говорят даже те, кто умеренно рассуждает о Сыне» (3: 84). «Одни почитали Духа действованием, другие — тварью, иные — Богом, а иные не решались сказать ни того, ни иного, — из уважения, как говорили они, к Писанию, которое будто бы не выразило об этом ничего ясно. А потому они не чтут, но и не лишают чести Духа, оставаясь к Нему в каком-то среднем, вернее же, весьма жалком расположении. Даже из признавших Его Божеством одни благочестивы только в сердце, другие же осмеливаются благочествовать и устами» (3: 87). Среди этой смуты св. Григорий решительно исповедует: «С трепетом чтим Великого Духа: Он мой Бог, Им познал я Бога, Он Сам есть Бог, и меня в той жизни творит богом» (4: 182). В раскрытии единосущной божественности Святого Духа св. Григорий следует за св. Афанасием и опирается на крещальную формулу: крещение совершается во имя Святой Троицы, неизменной и нераздельной, единородной и равночестной…

Против учения о Божестве Духа Святого последователи Македония возражали, что в Свящ. Писании Дух Святой нигде не называется Богом. На это возражение духоборцев св. Григорий отвечает двумя доводами: а) В Священном Писании отсутствуют многие догматические понятия, например, нерожденный, безначальный, бессмертный, однако, мы имеем право их употреблять, потому, что они представляют собой простой вывод из некоторых прямых выражений Писания, например, «Прежде Мене не бысть ин Бог и по Мне не будет». — «Если ты, — говорит св. Григорий, — скажешь 2х5, а я выведу отсюда десять, то слова эти принадлежат не столько мне, сколько тебе» (3: 100–101). Так и в Писании, хотя Дух Святой и не называется Богом, но это название постоянно подразумевается в Нем.

б) Не довольствуясь этим, св. Григорий старается обосновать догмат Божества Святого Духа и на Предании. Он высказал по этому поводу редкую в патристической литературе мысль о продолжаемости догматического откровения в Церкви. В Ветхом Завете ясно было выражено только учение о Боге Отце, а учение о Сыне Божием было высказано прикровенно. Новый Завет открыл Сына и дал прикровеное указание на Божество Духа Святого. Но Христос обещал ниспослать Духа Святого, Который восполнит Его учение. И Дух Святой, действительно, низшел в Пятидесятницу на верующих, действует ныне в Церкви и непосредственно открывает ей истину Своего Божества.

В учении о Святом Духе св. Григорий Богослов отличается от св. Василия Великого тем, что

1. Св. Василий ради немощных в вере довольствовался формулой Александрийского собора 362 г. — не называть Святого Духа тварью; св. Григорий заявляет, что кто не исповедует Духа Святого тварью, тот признает Его Богом, потому, что между Богом и тварью ничего среднего быть не может; поэтому он открыто назвал Духа Святого Богом и считал непоследовательными тех, которые держались одной только Александрийской формулы. В настоятельности утверждений св. Григория о Божестве Святого Духа просматривается скрытая полемика со св. Василием, учение которого он не разделял полностью, но, не желая прямо критиковать своего друга, в то же время твердо отстаивал свои церковные позиции.

2. Св. Василий личным свойством Святого Духа признавал святыню. Св. Григорий этот признак считал недостаточным, потому, что святостью обладают все Три Лица Святой Троицы. Ипостасным свойством Святого Духа св. Григорий признавал исхождение Его от Отца — экпорэусис.

6. Христология и сотериология. Христология св. Григория выработалась в борьбе с Аполлинарием, который учил, что Сын Божий воспринял только тело человека и его неразумную душу, а место разумной души — духа, ума — заняло Божество. Критикуя это положение, св. Григорий указывает, что, во-первых, соединение Божества с плотью и животной душой невозможно, потому, что расстояние между ними слишком велико. Бог и плоть — две противоположности. Для этого нужно посредствующее начало. Таковым служит ум, который, с одной стороны, сожительствует плоти, а, с другой, — есть образ Божий. Вследствие этого Сын Божий вступает в общение только через соединение со сродным Ему умом (ср. христологию Оригена).

Во-вторых, неразумная душа принадлежит и животным; но нелепо было бы думать, что возможно единение Божества с животными.

Наконец, если Сын Божий воспринял не полное человеческое естество, то невозможно спасение и обожение всего человека, оно, в таком случае, должно простираться на одно только тело. А, между тем, ум-то человеческий наиболее нуждается в искуплении, потому, что он был началом греха.

Таким образом, идея спасения требует, чтобы Христос был истинный человек и истинный Бог: «Не воспринятое не уврачевано, но что соединилось с Богом, то и спасется (это важнейшая идея сотериологии св. Григория. — К.С.). Если Адам пал одной половиной, то и воспринята и спасена одна половина, а если пал всецелый, то со всецелым Родившийся соединился и всецелый спасается. …Если Он человек, имеющий душу, то, не имея ума, как мог быть человеком?» (К Кледонию против Аполлинария, первое». 4: 161–162; ср. 4: 165).

Поэтому во Христе Спасителе необходимо признать две совершенных природы — Божескую и человеческую. Св. Григорий отчетливо различает во Христе двоякое, «два естества», — «естество, которое подлежит страданию» и «естество неизменяемое, которое выше страданий». И чрез всю Евангельскую историю Св. Григорий прослеживает это двойство, эту «тайну имен», тайну двойных имен, двойных знамений: ясли и звезда. Но все имена и все знамения относятся к Одному и Тому же. Эти Две природы объединяются единством личности Христа. В Нем две природы (фисис) и одна ипостась (ипостасис). Единое Лицо, Единый Богочеловек, Единый Христос, Единый Сын — «не два сына», как «лжетолкует» православное представление Аполлинарий.

При таком понимании образа соединения двух естеств во Христе свойства одной природы передаются другой, и Христу надлежит воздавать Божеское поклонение не только по Божеству, но и по человечеству, а Дева Мария воистину есть Богородица.

Соединение двух естеств во Христе было существенным, оно связано было с полным взаимным проникновением обеих природ. Началось оно в момент зачатия во чреве Девы и с первого момента было полным без последовательного возрастания.

Св. Григорий впервые употребляет для выражения силы Богочеловеческого единства термин «красис» — «срастворяются и естества, и имена и переходят одно в другое по закону сращения»… Конечно, Божество остается непреложным, но человечество «обожествляется»… «Сильнейшее побеждает», — в этом основа единства Лика Христова. (См. 3: 59).

На вопрос: как возможно было слияние двух сознаний — Божеского и человеческого — в единстве личности? — св. Григорий Богослов отвечает аналогией души и тела в человеке. Как душа в человеке образует его личность, так Слово Божие образует личность во Христе чрез посредство человеческого ума, который, служа связью между Божеством и телом (как образ Божий, но сожительствующий с телом), становится как бы исчезающей величиной сравнительно с Божественным Логосом, подобно звезде при сиянии солнца. Таким образом, единая личность во Христе образуется через связь Логоса с умом человека.

Основная цель воплощения Сына Божия — обожение человека. Св. Григорий выражает это формулой: «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом». (См. 3: 59). В будущем веке Бог будет обитать в сонме богов, т. е. обожествленных праведников. Это обожествление человеческой природы св. Григорий понимает, однако, не в безусловном, а в относительном смысле, не в смысле превращения человека в бога, а в смысле развития в человеке до их полного совершенства тех свойств, которые составляют в нем образ Божий. Обожествление человеческой природы во Христе таинственно сообщается всему человечеству и является как бы закваской обожения всего человеческого рода. Вступая в единение со Христом, все верующие после смерти и воскресения достигнут обожения.

В слове «На святое Крещение» (40) св. Григорий так формулирует учение о воплощении: «Веруй, что Сын Божий — предвечное Слово, рожден от Отца безлетно и бесплотно, и Он же в последние дни родился ради тебя и Сыном Человеческим, происшедши от Девы Марии, неизреченно и нескверно (ибо нет никакой скверны, где Бог и откуда спасение); что Он всецелый человек и вместе Бог, ради всего страждующего человека, дабы всему тебе даровать спасение, разрушив всякое осуждение греха, бесстрастный по Божеству, страждущий по воспринятому человечеству; столько же ради тебя человек, сколько ты ради Него делаешься богом; что Он за беззакония наши веден на смерть, распят и погребен, поколику вкусил смерть, и воскресши в третий день вознесся на небо, дабы возвести с Собой тебя, поверженного долу, но паки приидет в славное явление Свое судить живых и мертвых, приидет уже не плотью, но не бестелесным, а в известном только Ему образе боголепнейшего тела, чтобы и видимым быть для прободших Его, и пребывать Богом, непричастным дебелости» (3: 263–264). Эти положительные мысли полемически и более подробно раскрыты в первом послании к Кледонию.

Учение св. Григория Богослова о цели воплощения стоит в прямой зависимости от Оригена и св. Афанасия Великого.

Говоря о значении смерти Христа, св. Григорий отрицает оригеновскую теорию выкупа у сатаны. Диавол владел людьми не по праву, а по захвату, поэтому нельзя допустить, чтобы для свержения его насилия необходима была смерть Самого Воплотившегося Бога. Также отрицательно относится он и к теории Оригена о примирительной жертве, ибо если Бог не допустил пролития крови Исаака, то может ли быть Ему приятна Кровь Его Единородного Сына. Христос умер для того, чтобы, сошедши Своей душой во ад, уничтожить власть сильного, освободить души умерших и Своим воскресением даровать воскресение всем верующим. Крест есть победа над сатаной и адом, но не выкуп. Крест есть Жертва благоприятная, но не плата. Крест есть необходимость человеческой природы, не необходимость Божественной Правды… Крест есть некое рождение, — потому-то Крещение есть причастие Кресту, соумирание и сопогребение, возрождение из гроба и через гроб. На Кресте, по мысли св. Григория, восстанавливается первозданная чистота человеческой природы. Христос воспринял все человеческое, «все, что проникла смерть», — и смертью разрушил смерть… Смерть есть Воскресение, а в этом тайна Креста.

7. Эсхатология. В учении о загробной судьбе людей св. Григорий близок к Оригену. Подобно этому мыслителю, источником блаженства праведных он признает познание Бога и общение с Ним, а источником мучений — отвержение Богом и муки совести. Бог «для одних свет, а для других огонь, смотря по тому, какое вещество и какого качества встречает в каждом» (1: 235).

Хотя св. Григорий свободен от крайностей Оригена, тем не менее близок к его мыслям и в учении об очистительном действии наказания огнем. Безболезненное очищение грехов подается в таинстве Крещения, а согрешившие после принятия этого таинства должны пройти более тяжелый путь самоуничижения, поста и слез. Но не достигшие очищения в здешней жизни, «может быть, они будут там (за гробом — К.С.) крещены огнем, — этим последним крещением, самым трудным и продолжительным, которое поедает вещество, как сено, и потребляет легковесность каждого греха» (3: 223).

Св. Григорий оказал огромное влияние на богословие последующего времени. Творения его иногда приравнивались к Свящ. Писанию и широко использовались песнотворцами. В частности, ныне употребляемые каноны на РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО, Богоявление, Пасху представляют собой перефразировку отрывков из его проповедей, выполненную св. Иоанном Дамаскиным. Особенно почитал на Востоке св. Григория преподобный Максим Исповедник. Большим уважением пользовался св. Григорий и на Западе. Так, Фома Аквинский заявил, что в то время, как у многих отцов Церкви можно найти какую-нибудь ересь, у св. Григория нет ни одной.