* * *
* * *
Прошли пасхальные дни. В камере всюду видны были причудливо разукрашенные куличи, белели пирамидами "пасхи" и пестрели, в разные цвета раскрашенные, яички. Все это наносили арестантам родственники или просто богомольные благодетели, но грусть на лицах оставалась неизменной.
Как и все арестанты, Павел от своей пасхальной передачи поделился с "Бродягой". Кучка всяких лакомств лежала у его изголовья, аккуратно сложенная на холщовом полотенце. "Бродяга" перед пасхой выстирал свою гимнастерку, аккуратно выбрил, тюремным способом, лицо и, подвязав под шеей постиранный, старенький, расшитый всякими узорами, носовой платок, сидел довольный, слушая рассказы Владыкина о смерти и воскресении Христа. Потом, глубоко вздохнув, он наклонился близко к Павлу и вполголоса начал:
— Так вот, и у меня случилось, как у Спасителя, Владыкин. Когда-то, не сосчитать сколько, толпилось вокруг меня всякого люду, ждали подачки, каждое слово ловили, пересказывали друг другу, делая всякие выводы из него. Простой люд "снопами" валился в ноги с почтением, когда я проходил или проезжал мимо них на пролетке. А теперь, вот видишь, как Христа раздели, оплевали и венок надели колючий, да не за что прицепить — голова от горя полысела. Потом и распяли ироды — злодеи-комиссары, как фарисеи Христа. У-у-ух! Чума народная! Нет на них погибели! Вот, чего Господь смотрит? Посмотри, сколько погубили разного, честного люду, да и теперь еще губят. А сами, вон, по улицам расхаживают в хромовых сапогах да в хромовых галифе. Вчера лапти только сняли, а теперь житья от них нет. Я уж, тебе откроюсь, парень, только язык-то за зубами держи, вижу ты справедливый малый.
Большое богатство я имел при царе, жил, конечно, в свое удовольствие, целая конюшня выездных была (лошади для выезда). Жена, что ни бал — новое платье, а балы-то были каждую неделю. Красавица она у меня была, как и сам я, из дворянского рода. Деньгам счету не знал. Ну, известно дело, и попивал изрядно, да что говорить, вся жизнь была — сплошной бал. И нищих не забывал, особенно на праздники медяков горстями раздавал, да и золотой кому-нибудь для потехи подкину, на "ура". Эх, братец, забава была! Как кинешь им золотой, ведь свалка целая, только лапти сверкают, а лохмотья трещат, пока золотой, вместе с грязью, у кого-либо в руке окажется. А теперь вот, сам бродягой стал и куску черного хлеба рад. Ох, парень! Жизни такой не рад, а смерть-то не больно приходит. Вот и скитаюсь под чужими фамилиями, и Бог один знает, будет ли конец жизни такой, или нет?
А вот, на тебя смотрю и не понимаю, комиссары у тебя жизнь отнимают совсем ни за что, да ты, вроде, и человек-то ихний, а я вижу, никакого зла не имеешь к ним. Если даже кто-нибудь из них окажется здесь, думаю, что ты и с ними поделишься, как со мной. Душегубы они, парень, я бы своею рукою давил их здесь, и ты дави, где сможешь.
Павел молча выслушал его и, когда тот замолк, ответил ему:
— Ну вот, "Батя" (так звали "Бродягу" в камере), ты рассказал про свою жизнь, в какой ты роскоши провел ее, а рядом с тобой жил такой же, как ты, русский человек, был рад твоему пятаку, однако, ты не просто делился с ним, как Христос с голодной толпой, тем же хлебом, который ел Сам и народ кормил. Ты вот, с твоей милости, потеху устраивал над бедным народом, а когда-нибудь думал над тем, что ты живешь и пируешь потому, что голодают они? Ты живешь их потом и кровью. Ты и Господом недоволен, что Он не мстит за тебя комиссарам, что они теперь гуляют по улицам в хромовых штанах и сапогах, а ты вот, прячешься от них?! А почему ты забыл, когда в сафьяновых сапожках, в шелку, в бархате разгуливал с женою по этим же улицам, а они в сермягах да в лаптях прятались от тебя? Разве ты заработал себе это богатство и почет, каким обладал? Нет, Бог, когда-то вверил его твоим отцам, а потом и тебе, чтобы ты разумно пользовался богатством и распределял его между такими же людьми, как и ты, благодаря Бога. Ты же проматывал его и потешался над бедным народом, потому Бог и отдал тебя в руки тех, над кем ты потешался, чтобы ты узнал, что ты такой же человек, как и они, а богатство твое пустил по ветру. Ты не обижайся на меня, что я так прямо говорю тебе. Я не радуюсь, что тебя лишили твоего богатства, но рад, что Бог привел тебя сюда, чтобы тебе показать, что есть Бог, который справедливо судит. Ты хвалишься своим милосердием, но русскому народу были нужны не твои медяки и хоромы, а твоя любовь к нему и честность. Ты меня призываешь душить их? Несправедливому миру нужен не твой или мой кулак душегуба, а справедливость и любовь Божья. Вот, я и посвятил себя правде Божьей и Его любви. А что такое, мои противники? Это люди; сегодня они мне делают зло от души, завтра, от той же души сделают добро, смотря под чьим влиянием они окажутся. Христос сказал: "Мужайтесь, Я победил мир!" Чем победил? — Любовью. И христианин может победить зло любовью,
— Да, это так, но сколько вас с такой идеей любви? Маленькая горсточка! — прервал Павла "Бродяга".
— Пусть горсточка, — ответил Павел, — а сколько нужно соли, чтобы кастрюлю мяса сохранить от разложения? Только горсточку! Так что ты успокойся, судьбы людей в твоих руках уже не будут, душить противников ты не сможешь. У самого петля уже на шее, и ее остается только затянуть. Хватит, пожил для себя, поживи хоть немного для Бога и для других. Ведь только в этом подлинный смысл жизни.
На этом их беседа закончилась. "Бродяга" совершенно не думал, что такой молодой паренек выскажет ему, так смело и правдиво, всю правду о жизни. С тех пор он к Павлу стал относиться без чувства превосходства и много-много думал о его религии, о своей прошлой и настоящей жизни. Вскоре его забрали на этап, объявив ему три года лагерей по статье 630 (без определенных занятий). Где и как закончилась его жизнь, знает один Бог, но Владыкин был рад, что смог несколько слов сказать ему о Боге.