Когда было написано Евангелие от Фомы?

Когда было написано Евангелие от Фомы?

Большая часть кодексов, составляющих библиотеку Наг–Хаммади, датируется второй половиной IV века, хотя содержание многих из этих книг, разумеется, старше. Кодекс, в котором содержится Евангелие от Фомы, возможно, относится к первой половине IV века. В случае с Евангелием от Фомы у нас есть также три греческих фрагмента из Оксиринха, относящихся к началу или середине III века. Один из фрагментов можно даже приблизительно датировать 200 годом. Хотя почти все ученые готовы предположить, что этот текст был создан в середине II века, все, что нам известно, свидетельствует о том, что он не мог возникнуть ранее 175–180 годов.

Некоторые ученые все еще утверждают, что в Евангелии от Фомы содержится оригинальная, досиноптическая традиция[10]. Теоретически это возможно; однако трудно выделить из этого собрания изречений (по–видимому, в полной коптской версии — 114 логий), материал, который можно было бы уверенно назвать оригинальным, независимым от новозаветных евангелий и при этом аутентичным.

Из убедительных доказательств того, что Евангелие от Фомы — позднее, а не раннее сочинение, назовем следующие: (1) его автору известны многие новозаветные писания; (2) этот текст включает в себя евангельские материалы, которые ученые считают поздними; (3) Фома отражает поздние редакции канонических евангелий; (4) Фома демонстрирует знакомство с традициями, характерными для восточного, сирийского, христианства и возникшими не ранее середины II века. Рассмотрим эти четыре типа доказательств поочередно. Дальнейшие рассуждения могут показаться некоторым читателям чрезмерно сложными: однако они важны, чтобы понять, почему Евангелие от Фомы нельзя считать древним источником сведений об историческом Иисусе.

1. Автору известны многие новозаветные писания. Фома цитирует или ссылается более чем на половину новозаветных писаний (Мф, Мк, Лк, Ин, Деян, Рим, 1–2 Кор, Гал, Еф, Кол, 1 Фес, 1 Тим, Евр, 1 Ин, Откр)[11]; в сущности, он представляет собой коллаж из новозаветных и апокрифических материалов, часто истолковываемых аллегорически и в пользу гностических идей конца II века. Более того, содержание Евангелия от Фомы едва ли отражает набор преданий, предшествовавших новозаветным евангелиям, почему Кроссан и другие и пытаются извлечь из имеющихся у нас коптских и греческих текстов гипотетические ранние версии этого текста. Такие попытки поражают меня своей пристрастностью: раз наличные свидетельства не подтверждают нашу теорию — попробуем выдумать новые, которые ее подтвердят!

Проблема в том, что мы не знаем, существовала ли редакция Евангелия от Фомы, значительно отличающаяся от греческих фрагментов из Оксиринха и позднейшей коптской версии из Наг–Хаммади. Предположение о существовании ранней формы Фомы, лишенной поздних и вторичных черт, — чистая спекуляция. Наличие в этом тексте огромного количества новозаветного материала требует отнести его создание к середине или даже концу II столетия, когда на руках у христиан имелись не одно и не два из новозаветных писаний. Очевидное знакомство автора Евангелия от Фомы с огромным числом новозаветных книг заставляет нас хорошенько подумать, прежде чем соглашаться с древним и независимым происхождением этого источника.

2. Текст включает поздние евангельские материалы. Еще одна проблема с «независимостью» Евангелия от Фомы от канонических евангелий — присутствие в тексте значительного количества материала, характерного для Матфея (сокращенно М), Луки (сокращенно Л) и Иоанна. Это важное наблюдение, поскольку ученые, как правило, считают источниками древнейшей традиции Марка и Q (материал, общий для Матфея и Луки, но восходящий не к Марку), а отнюдь не традицию М, Л и Иоанна. Однако Фома часто следует этим позднейшим традициям, как мы увидим из следующих списков:

Параллели между «М» и Евангелием от Фомы:

Мф 5:10 — Фома 69а.

Мф 5:14 — Фома 32 (=Р.Оху. 1.7)

Мф 6:2–4 — Фома 6, 14 (=Р.Оху. 654.6)

Мф 6:3 — Фома 62

Мф 7:6 — Фома 93

Мф 10:16 — Фома 39

Мф 11:30 — Фома 90

Мф 13:24–30 — Фома 57

Мф 13:44 — Фома 109

Мф 13:45–46 — Фома 76

Мф 13:47–50 — Фома 8

Мф 15:13 — Фома 40

Мф 18:20 — Фома 30 (=Р.Оху. 1.5)

Мф 23:13 — Фома 39, 102 (= Р.Оху. 655.2)

Параллели между «Л» и Евангелием от Фомы

Лк 11:27–28 — Фома 79

Лк 12:13–14 — Фома 72

Лк 21:16–21 — Фома 63

Лк 12:49 — Фома 10

Лк 17:20–21 — Фома 3 (=Р.Оху. 654.3), 113

Параллели между Евангелием от Иоанна и Евангелием от Фомы

Ин 1:9 — Фома 24 (=Р.Оху. 655.24)

Ин 1:14 — Фома 28 (=Р.Оху. 1.28)

Ин 4:13–15 — Фома 13

Ин 7:32–36 — Фома 38 (=Р.Оху. 655.38)

Ин 8:12, 9:5 — Фома 77

Если Евангелие от Фомы в самом деле, как утверждают его сторонники, представляет собой раннее и независимое собрание изречений, — откуда в нем столько материала от Матфея, Луки и Иоанна? Присутствие этого материала показывает, что влияние на Фому оказали новозаветные евангелия, а не предшествующие им устные предания об Иисусе.

3. Фома отражает поздние редакции канонических евангелий. Красноречивый фактор, не позволяющий нам поспешно признавать, что Евангелие от Фомы предлагает читателям раннюю и независимую традицию — то, что в Фоме мы встречаем черты, характерные для отредактированных версий Евангелий от Матфея и от Луки. Двое из пассажей М–списка (Мф 15:13; 13:24–30) носят на себе следы редактуры. Другие речения Фомы, параллельные тройной традиции (т.е. материалу, общему для Матфея, Марка и Луки), лексически ближе к Матфею (например, Мф 15:11 = Фома 34b; Мф 12:50 = Фома 99), чем к Марку. Уникальная комбинация «милостыни, молитвы и поста», характерная для Матфея (Мф 6:1–18), повторяется в Евангелии от Фомы, 6 (=Р.Оху. 654.6) и 14. В Фоме милостыня, молитвы и пост окрашены негативно, что, возможно, отражает антипатию гностиков к нормам иудейского благочестия; однако это однозначно указывает на вторичность Фомы по отношению к Матфею: этот текст был создан на основе Евангелия от Матфея.

Есть также свидетельства в пользу того, что на Евангелие от Фомы оказало влияние Евангелие от Луки. Евангелист Лука исправляет не совсем гладкую фразу Марка: «Нет ничего тайного, кроме того, что сделалось бы явным» (Мк 4:22) [букв, пер. — Прим. пер.] на более литературную: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным» (Лк 8:17). Именно эту отредактированную версию мы встречаем в Евангелии от Фомы, 5–6; греческая паралелль в Р.Оху. 654.5 полностью соответствует тексту Луки. Если Евангелие от Фомы действительно представляет собой ранний и независимый материал — откуда в нем редакторские исправления, сделанные Лукой?

Есть и другие указания на то, что Фома следует за Лукой (например, Фома 10 явно испытал влияние Лк 12:49; Фома 14 навеян Лк 10:8–9; на Фому 16 повлиял Лк 12:51–53, а также Мф 10:34–39; Фома 55 и 101 вдохновлены Лк 14:26–27 и Мф 10:37; Фома 73–75 основан на Лк 10:2). Учитывая все эти свидетельства, не приходится удивляться, что многие известные и уважаемые ученые выводят Евангелие от Фомы из канонических евангелий[12].

Защитники независимости Фомы от канонических евангелий часто указывают на сокращенную форму многих притч и речений в этом произведении. Один из самых известных примеров — притча о злых виноградарях (Мф 21:33–41, Мк 12:1–9, Лк 20:9–16, Фома 65). В первом стихе притчи у Марка используется зачин, взятый из Ис 5:1–7 — всего несколько слов. Большая часть этих слов в тексте Фомы не появляется. Кроссан видит в этом свидетельство того, что древнейшая форма притчи сохранена в Евангелии от Фомы, а не у Марка, приводящего якобы вторичную, расширенную версию[13]. Однако в зачине притчи у Луки сохраняются только два слова из Ис 5 («насадил виноградник»). Перед нами однозначный пример сокращения традиции. Другие ученые полагают, что версия Фомы представляет собой отредактированную и сокращенную версию Луки[14]. То же самое, возможно, относится к речению об отвергнутом камне (Мф 21:42, Мк 12:10–11, Лк 20:17, Фома 66). Марк в своей более длинной версии цитирует Пс 117:22–23. Лука цитирует только Пс 117:22. И снова Лука, зависящий от Марка и дальше отстоящий от традиции в ее оригинальной форме, сокращает традицию. Та же краткая форма появляется в Фоме. Следовательно, рискованно делать заключения о первенстве одной формы по отношению к другой, основываясь на том, какая из них более краткая. Вполне возможно, что Фома 65 и 66 — не отдельные логии и не взяты из досиноптической традиции, а составляют отредактированную версию притчи Марка, сокращенной Лукой.

4. Фома демонстрирует знакомство с поздними традициями, характерными для восточного, сирийского, христианства. Вскоре после публикации Евангелия от Фомы было отмечено, что новое евангелие носит на себе следы родства с восточным, сирийским, христианством, в особенности с его традициями II века, а именно с Татиановой гармонией четырех канонических евангелий, называемой «Диатессарон». Это очень важное замечание, поскольку «Диатессарон» был единственной формой евангелия, известной сирийским христианам во II веке. Необходимо тщательно рассмотреть все последствия этого наблюдения.

Защитники независимости Евангелия от Фомы и его датировки I веком отмечают, по меньшей мере, некоторую связь этого писания с сирийским христианством. Доминик Кроссан и Стивен Паттерсон справедливо называют родиной Евангелия от Фомы Эдессу в восточной Сирии. Они указывают, среди прочего, на то, что имя Иуда Фома мы находим и в других работах, возникших или распространявшихся в Сирии, например в Книге Фомы Состязателя (NHC 2.7), начало которой очень напоминает пролог Евангелия от Фомы: «Тайные слова, которые Спаситель говорил Иуде Фоме, а я, Мафайя, записал» (138. 1–3; см. 142.7: «Иуда, называемый Фомой»), и Деяния Фомы, в которых апостол именуется «Иуда Фома, также (называемый) Дидим» (1; см. 11: «Иуда, также Фома»), Более длинная форма имени в Деяниях Фомы согласуется с прологом Евангелия от Фомы, где апостол именуется Дидим Иуда Фома. В сирийской версии Ин 14:22 «Иуда, не Искариот» называется «Иудой Фомой». То же наименование сохраняется и в позднейшей сирийской христианской традиции[15].

Однако, несмотрй на эти параллели с сирийской традицией, отличительные характеристики которой, насколько нам известно, возникли во II веке, Кроссан и Паттерсон (и другие) не сомневаются в ранней датировке Евангелия от Фомы. Паттерсон полагает, что это собрание логий Иисуса могло возникнуть еще до конца I века (хотя допускает и более позднюю датировку). Кроссан считает, что первая редакция Фомы была создана в 50–х, а более поздняя — то есть имеющийся у нас текст — в 60–70–х годах I века. Иными словами, первая редакция Евангелия от Фомы древнее любого из новозаветных евангелий. Кроссан предполагает, что новозаветные евангелия младше даже позднейшей редакции Фомы[16].

Короче говоря, мнения ученых по этому вопросу разделились: многие доказывают, что Евангелие от Фомы создано в середине II века, и почти столь же многие (в том числе участники Семинара по Иисусу) — что оно возникло в I веке.

Последние, как правило, датируют Фому концом I века, однако полагают, что это произведение сохранило независимую традицию, которую в некоторых случаях следует предпочесть параллельным формам в новозаветных евангелиях.

Такой важный вопрос нельзя решать голосованием[1]. Думаю, нам необходимо скрупулезно рассмотреть Евангелие от Фомы, в особенности все его связи с сирийской традицией. На мой взгляд, этот текст нельзя датировать ранее, чем серединой II столетия. Известные нам свидетельства указывают, скорее, на последнюю четверть II века; а независимого материала, восходящего к I веку, в Фоме нет вообще.

Рассмотрим те данные, которые у нас есть.

Как в печати, так и в публичных лекциях Кроссан защищает древность и независимость Евангелия от Фомы, основываясь на двух принципиальных пунктах: (1) Он не видит в этом евангелии «общего композиционного замысла», не считая нескольких наборов речений, связанных лексическими повторами; и (2) в параллельных с новозаветными евангелиями пассажах он находит различия, которые, как полагает, невозможно объяснить редактурой со стороны автора Фомы. Таковы же и аргументы Паттерсона[17]. Как мы сейчас увидим, в том и в другом случае важнейшую роль играют сирийские свидетельства.

Ученые, знакомые с сирийской словесностью, почти сразу отметили семитский, точнее сирийский, стиль Евангелия от Фомы. Это вполне соответствует тому, что мы говорили ранее о форме имени апостола (не просто «Фома», а «Иуда Фома»). Эти ученые отмечали также, что отличительные черты Фомы согласуются с сирийской версией Нового Завета или с более ранним «Диатессароном» Татиана[18]. Более того, эти ученые предполагали, что родным языком Евангелия от Фомы или, по крайней мере, некоторых его частей был, возможно, сирийский, а не греческий, согласно общепринятому мнению.

В своем недавнем исследовании Николас Перрин осуществил проверку этого предположения. Он проанализировал весь текст Фомы, переведя коптскую версию на сирийский и на греческий. Результаты его исследования впечатляют. Принимая предположение, что изначально Евангелие от Фомы было написано не на коптском и не на греческом языке, а на сирийском (что вполне вероятно, учитывая его сирийские черты), мы обнаруживаем более пятисот лексических повторов, связывающих между собой почти все 114 речений, составляющих книгу. В сущности, всего к трем парам речений (56 и 57, 88 и 89, 104 и 105) лексических повторов не нашлось. Однако эти исключения едва ли фатальны для анализа Перрина, поскольку сирийские лексические повторы могли быть утрачены при переводе или переложении на коптский[19].

Более того: Перрин нашел возможность не только объяснить порядок и композицию изречений, составляющих Евангелие от Фомы, но и показать знакомство автора этого текста с композицией Татианова «Диатессарона». Похоже, что загадка композиции речений, составляющих Евангелие от Фомы, раскрыта. Перрин заключает, что этот текст имеет зависимость от новозаветных евангелий, но не прямую. Фома зависит от переложения новозаветных евангелий на сирийском языке, сделанного в «Диатессароне».

На мой взгляд, принципиальному аргументу, на основании которого Кроссан и другие настаивали на независимости Евангелия от Фомы от новозаветных евангелий, нанесен сокрушительный удар. Больше невозможно утверждать, что в композиции Фомы нет единого организующего принципа. Он есть — и становится очевиден, как только мы начинаем изучать это писание, по всей видимости, сирийского происхождения, в свете сирийского языка.

Столь же впечатляет количество специфических связей Евангелия от Фомы с сирийскими евангельскими и другими религиозными традициями. Снова и снова мы видим: там, где Фома отличается от новозаветных евангелий, — его автор следует сирийской традиции. Этот момент пока не оценен по достоинству Кроссаном и его сторонниками. Можно привести множество примеров, однако объем книги (и, видимо, терпение большинства читателей) заставляет нас ограничиться двумя. Яркий пример — парадоксальное речение Иисуса о мире и мече. Приведу известные формы этого речения в английском переводе греческого Нового Завета, параллельное речение в Евангелии от Фомы, а затем — английский перевод этого пассажа в сирийской версии Евангелия от Матфея, а также параллель в еще одном сирийском тексте:

Гр. Мф 10:34: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч».

Гр. Лк 12:51: «Думаете ли вы, что Я пришел мир дать земле? Нет, говорю вам, но разделение!»

Евангелие от Фомы 16а: «Не знают они, что разделение Я принес на землю: огонь, меч и войну».

Сир. Мф 10:34b: «Я пришел принести не мир, но разделение умов и меч» (Curetonian Syriac)

Сир. «Признания» 2.26.6: «Не для того пришел Я, чтобы мир дать земле, но войну».

Форма этого речения в Фоме отражает элементы Матфея и Луки. «Разделение» Фомы происходит от Луки, а «меч» — от Матфея. Оба эти элемента появляются в сирийской версии Матфея: «Я пришел принести не мир, но разделение умов и меч». Более того, «война» Фомы отражает версию речения Иисуса в сирийских «Признаниях»: «Не для того пришел Я, чтобы мир дать земле, но войну»[20]. Все указывает на то, что форма речения, сохраненная в Фоме 16а, происходит от сирийской формы Мф 10:34, с пополнением ее из других сирийских источников, как, например, отраженный в сирийской версии «Признаний Климента». Есть и много других примеров, когда форма речения в Фоме согласуется с формой того же речения либо в Татиановом «Диатессароне», либо в позднейших сирийских евангелиях.

Второй пример — блаженство, обетованное Иисусом для нищих. И здесь мы приведем сначала стандартный перевод греческих новозаветных форм этого речения, затем — параллельное речение Фомы, и наконец, сирийские формы.

Гр. Мф 5:3: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное».

Гр. Лк 6:20: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царство Божье».

«Фома» 54: «Блаженны нищие, ибо ваше есть Царство Небесное».

Сир. Мф 5:3: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царство Небесное».

«Диатессарон»: «Блаженны нищие духом…»

Кроссан полагает, что Фома 54 доказывает независимость традиции Фомы. Он отмечает, что очевидная глосса Матфея «духом» в Евангелии от Фомы отсутствует, а формы двух сложноподчиненных предложений смешаны: в первом используется третье лицо (как у Матфея), а во втором — второе лицо (как у Луки). Кроссан не может себе представить, как мог достичь такого смешения автор/составитель Фомы: «Требовалось бы доказать, по меньшей мере, что Фома: а) взял третье лицо «нищие» у Матфея; б) затем второе лицо «ваше» у Луки; в) а затем вернулся к Матфею для заключительного «Царство Небесное». Проще предположить, что автор Евангелия от Фомы был сумасшедшим»[21]. Однако, как видим, есть и более простое решение — обратиться к сирийской традиции.

Фома 54 следует сирийской форме Матфея (возможно, взятой из «Диатессарона» — единственной новозаветной евангельской традиции, доступной сироязычным читателям в конце II века). Едва ли следует удивляться пропуску уточняющего дополнения «в духе». Не говоря уж о том, что оно отсутствует у Луки, его исчезновение у Фомы отражает свойственное Фоме мировоззрение. Его не слишком сложно объяснить в контексте антиматериальной направленности Фомы (см. Евангелие от Фомы 27, 63, 64, 95, 110), вполне соответствующей аскетическим взглядам Сирийской церкви. Не нищие духом блаженны, утверждает Фома, а в буквальном смысле нищие. Итак, возвращаясь к аргументам Кроссана, достаточно сказать, что Фома: а) использовал речение в той форме, в какой оно существовало на сирийском (со смешением второго и третьего лиц и присутствием выражения «Царство небесное»); и б) убрал ненужное ему уточнение «духом».

Прежде чем завершить разговор о Евангелии от Фомы, необходимо рассмотреть еще один вопрос. Стивен Паттерсон, Джеймс Робинсон и другие утверждают, что раннюю датировку Фомы подтверждает его литературный жанр. Поскольку по жанру этот текст подобен Q, источнику изречений, которым пользовались Матфей и Лука, в своей древнейшей форме Фома должен быть ровесником Q[22]. Этот аргумент совершенно необоснован: его сторонники не принимают во внимание не только явную связь текста с сирийской традицией конца II века и отсутствие связи с еврейской палестинской традицией до 70 года, но и возникновение во II и III веках, в том числе и в Сирии, других сборников изречений, в частности раввинистических, известных как «Пирке Авот» («Главы отцов») и «Изречения Секста». Последний сборник особенно характерен, поскольку возник в Сирии II века, приблизительно в то же время и в том же месте, что и Евангелие от Фомы. Все свидетельства показывают, что Евангелие от Фомы — также произведение II века, созданное в Сирии.

Приняв во внимание все доступные нам свидетельства, на мой взгляд, трудно уйти от вывода, что Евангелие от Фомы возникло в конце II века, а не в середине первого. Выскажусь предельно четко: все имеющиеся доказательства: (1) связь Евангелия от Фомы с «Иудой Фомой», (2) расположение и порядок речений, объясняемые сотнями сирийских лексических повторов, связывающих речения вместе, и (3) совпадение форм речений Фомы, отличных от греческих новозаветных евангелий, с формами речений в «Диатессароне» и других сирийских христианских книгах этого периода — все это говорит о сирийском происхождении Евангелия от Фомы и его датировке концом II века. Короче говоря, гора фактов, указывающих на восточную, сироязычную, церковь, церковь, знакомую с Новым Заветом преимущественно — возможно, даже исключительно — по Татианову «Диатессарону», работе, созданной не ранее 170 года н.э., убеждает меня, что Евангелие от Фомы не предлагает исследователям евангелий ранний и независимый материал, который можно было бы использовать для критического исследования жизни и учения Иисуса. Опора на Евангелие от Фомы может привести только к искаженному портрету исторического Иисуса.