Одержимый Сатаной изменник у Луки

Одержимый Сатаной изменник у Луки

С каждым изменением, которые Лука привносит в евангельское повествование, Иисус наделяется все большей божественной силой, тогда как Иудой все больше овладевает сатанинское зло, при том что их история преподносится автором, как «тщательное исследование» отдаленного прошлого (Лука 1:3).[83] Если у Матфея Иисус только предвидит свою участь, то в Евангелии от Луки иногда кажется, будто Иисус регулирует все происходящее, контролирует весь ход событий, необходимость которых Он признает и утверждает (9: 22,44; 13:33; 17:25). С того момента, как евангелист устами Ангела Гавриила заявляет об Иисусе как «Сыне Божьем» и до явления воскресшего Иисуса двум ученикам, следовавшим в Еммаус, Иисус Луки ассоциируется с чудесными исцелениями и поучительными притчами, подчеркивающими Его исполненность Святого Духа и тесную с ним связь (4:1), а также Его доброе отношение не только к нищим и женщинам, но и к презиравшимся в иудейском обществе сборщикам податей, самаритянам и римлянам. Ведь движут Иисусом в этом Евангелии универсализм, идеи всеобщности бытия, сделавшие потом новую Церковь столь привлекательной и для неевреев.[84] Иуда же, воплощающий бесчестность и низость иудейских властей, не ведающих, какое зло они творят, начинает лишаться прощения.

В первом перечне двенадцати у Луки указаны два апостола по имени Иуда — Иуда, сын Иаковлев, и Иуда Искариот, о котором Лука говорит, что он «потом сделался предателем» (6:16). Таким образом, в версии Луки Иуда предстает отнюдь не тем, кто совершит предательство лишь единожды, как у Матфея; евангелист сразу намекает на его изменническую натуру, на его отступничество, отпадение впоследствии от круга апостолов и их учителя. Сцену испытания Иисуса Дьяволом в течение сорока дней в пустыне, которое Иисус успешно преодолевает, Лука заканчивает словами: «И окончив все искушение, Диавол отошел от Него до времени» (4:13, выделено автором). Это время наступаете приближением праздника опресноков: «Вошел же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа двенадцати, и он пошел и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им» (22: 3—4, выделено автором).[85]

По логике Луки, к сговору со священниками и «начальниками» храмовых соглядатаев Иуду толкает вошедший в него Сатана, и эту логику подкрепляет высказанное ранее Иисусом обвинение в адрес фарисеев о том, что внутренность их «исполнена хищения и лукавства» (11:39). Кроме того, иначе описана в Евангелии от Луки и предшествующая акту выдачи Иисуса сцена с алебастровым сосудом; женщина обливает своими слезами, обтирает волосами, целует и мажет миром лишь ноги Иисуса; Лука не упоминает ни высокой стоимости драгоценного масла, ни тридцати сребреников (см. 7: 36). Лука мотивирует предательство Иуды не духовными, политическими или корыстными целями, а простой одержимостью Сатаной. Во время Тайной Вечери Иуда получает свой кусок хлеба, подаваемого Иисусом, как Тело Его, и чашу вина, «нового завета» в Его Крови, после чего Иисус замечает: «Рука предающего Меня со Мною за столом» (22: 21). Затем Иисус провозглашает, что «Сын Человеческий идет по предназначению» и предрекает «горе тому человеку, которым Он предается» (22: 22). В этих словах раннехристианский теолог отец Тертуллиан (с. 155—230) усматривает «проклятие и угрозу рассерженного и негодующего учителя» в адрес Иуды, который «должен быть непременно наказан Им за грех вероломства» (354).

На иллюстрации к рукописной Псалтыри, созданной в Сан-Жермен-де-Пре ок. 820-30 гг. н.э. и ныне хранящейся в Штутгарте, Христос подает Иуде евхаристические чашу и хлеб, а с ними — черную птицу, что, по мнению Гертруды Шиллер, «иллюстрирует слова Павла во 2-м Послании к Коринфянам: “кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе” (11:29)» (Gertrud Schiller? 34). Слова Павла явно перекликаются с Псалмом 39, где сказано: «Даже человек мирный со Мною, на которого Я полагался, который ел хлеб Мной, поднял на Меня пяту» (10).[86] Эта строка перекликается с традиционными представлениями о том, что люди, делящие хлеб, не должны быть врагами. (Steiner, 413). Подобно современному карикатуристу, художнику IX в. удалось передать двуличность лицемерного Иуды — он повернулся к Иисусу, чтобы причаститься гостией (и духовно, и физически), но ноги уже несут его совершить зло, как приказывает Иуде темный дух, готовый завладеть им — и телом, и душой. Впрочем, возможно, этот Иуда, просто страдает синдромом «беспокойных ног».

Далее, у Луки, все апостолы спрашивают Иисуса, кто из них предаст Его. Дьявол вновь появляется в этой сцене, когда Иисус предсказывает отречение Петра: «Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу; но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя» (22:31). Однако Иисус Луки, похоже, не молился об Иуде, чья вина возрастает, тогда как вина других одиннадцати умаляется. В отличие от Евангелий от Марка и Матфея, в Евангелии от Луки Иисус никогда не выговаривает Петру: «отойди от Меня, сатана» (8:33, 16:23). Заснувшие за молитвой на Масличной горе апостолы не выглядят уклоняющимися от своего долга; они засыпают только раз, а не три раза, и то - «от печали» (22:45). Что до приближающегося Иуды, идущего «впереди» народа и «первосвященников... и начальников храма и старейшин, собравшихся против Него» (22: 47, 52, выделено автором), то Иисус встречает его с полным осознанием или предвидением того, что оскверняющего поцелуя удастся избежать: «[Иуда] подошел к Иисусу, чтобы поцеловать Его... Иисус же сказал ему: Иуда! Целованием ли предаешь Сына Человеческого?» (22: 47—48). Иуда не произносит ни слова «Равви», ни целует Иисуса. Сразу вслед за этим Иисус демонстрирует Свою Божественную силу: коснувшись раба Он излечивает ему отсеченное ухо. Перед тем как Его уведут, Иисус в тексте Луки мрачно заключает: «теперь — ваше время и власть тьмы» (22:53, выделено автором). Эти слова впоследствии послужат основой для интерпретации образа Иуды как человека темного, дурного, управляемого Дьяволом. Черная птица в Псалтыре лишь предвестник тех многочисленных черных насекомых, летучих мышей, собак и других животных тотемов, которые свяжет с Иудой позднее творческое воображение многих художников и писателей.

В Евангелии от Луки об Иуде ничего больше не говорится; однако в самом начале его «Деяний Святых Апостолов», которые традиционно считаются неотъемлемой частью его Евангелия, Петр говорит другим ученикам о смерти Иуды, «бывшего вождя тех, которые взяли Иисуса; он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедную мздою, и, когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его. И это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так что земля та на отечественном их наречии названа Акелдама, то есть «земля крови». В книге же Псалмов написано: “Да будет двор его пуст, и да не будет живущего в нем”: и “Достоинство его да приимет другой”» (1:16—20).

* * *

Подобно Матфею, пытающемуся объяснить называние участка земли «землей крови», Лука также связывает его с Иудой, но не раскаявшимся.[87] Если у Матфея землю горшечника приобретают иудейские священники на деньги, брошенные им раскаявшимся и задумавшим самоубийство Иудой, то у Луки именно Иуда покупает на деньги первосвященников землю, на которую потом он и «низринулся». Само же слово «низринулся» вызывает ассоциации не только с падением Адама и Евы в Райском саду, но и с более ранним падением Люцифера, мифического восставшего Ангела. Не случайно у Луки Иисус «видел сатану, спавшего с неба, как молнию» (10:18).

Где мог Лука почерпнуть идею о том, что «выпали все внутренности» Иуды?[88] Она напоминает об «ужасной смерти», постигавшей злодеев, сродни нечестивцу во II Маккавейской Книге, из тела которого «во множестве выползали черви и еще у живого выпадали части тела от болезней и страданий; смрад же зловония от него невыносим был в целом войске» (9.9).[89] Поедают черви и Ирода Агриппу, пораженного Ангелом, в «Деяниях Святых Апостолов» (12:23). Впрочем, какой из источников ни цитирует Лука, идея выпадающих внутренностей явно перекликается с учением Иисуса о том, что «исходящее от человека оскверняет человека, ибо извнутрь, из сердца человеческого исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство» (Марк 7 : 20—22).

Чтобы доказать, что участь Иуды являет свершение священного пророчества, Лука повторяет проклятия из Псалма 68: «Жилище их да будет пусто, и в шатрах их да не будет живущих. Ибо, кого Ты поразил, они еще преследуют, и страдания уязвленных Тобою умножают» (68: 27—28).[90] В этом фрагменте из Септуагинты (греческий перевод Библии), автор псалма негодует на тех, кто ненавидит его без всякой причины, тех, кто намеревается уничтожить его. Лука уподобляет Иуду врагам псалмопевца, преследуемого ими «несправедливо» (68: 5) и надеющегося, что недоброжелатели его будут посрамлены и обесчещены. А поскольку гонители дали ему «в пищу желчь» и «напоили уксусом», он молит Господа об их наказании: «Да помрачатся глаза их, чтоб им не видеть, и чресла их расслабь навсегда» (68:24, выделено автором). Обыгрывает ли Лука метафоры помраченных глаз и расслабленных чресел, превращая их в своем тексте в «силу тьмы» и выпавшие внутренности, или нет, но он явно считает Иуду заслуживающим того наказания, которое вымаливает у Господа для своих врагов псалмопевец: «приложить беззаконие к беззаконию их, и да не войдут они в правду Твою» (69: 28), тем самым отказывая Иуде в прощении. Запятнавший себя «землею крови», Иуда вычеркивается из книги живых, а его выпавшие внутренности указывают на то, что ему никогда не удостоиться очищения. Возвышающая духовная эсхатология Иисуса противопоставляется Лукой уничижающей скатологии Иуды. В «Деяниях Святых Апостолов» одиннадцать апостолов исключают Иуду из своего круга и передают жребий Апостольства Матфею.

В Евангелии от Луки апостолы не выглядят «дезертирами», как у Марка. Резким контрастом Иисусу, печалящемуся о том, что Бог покинул Его («Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» [Марк 15:34, Матф. 27:46]) у Марка и Матфея, в повествовании Луки предстает умиротворенный и спокойный Иисус: «Отче! В руки Твои предаю дух Мой» (23:46). Безупречны у Луки и все светские правители: и Пилат, и Ирод считают Иисуса ни в чем неповинным и хотят отпустить Его (23: 14—16). Напротив, иудейские религиозные лидеры хитры, бесчестны и сребролюбивы (16:8-9). То, что закоснелые, черствые фарисеи лицемерны и превозносят сами себя (12:1, 18:13—14), представляется особенно важным в свете некоторых дополнительных упоминаний о храме, которые Лука вводит в ряд начальных и финальных эпизодов своей версии биографии Иисуса. Сначала Иисус был признан Мессией в храме (2: 36-38); в храме Его родители приносят жертву (2: 25, 39); в храм, который Он называет «домом Отца Моего», юный Иисус приходит и вступает в спор с иудейскими первосвященниками (2:49); а после воскресения Его видят возвращающимся в храм (24: 50-52).

В большей степени, чем Матфей, по мнению Паолы Фридриксен, Лука представляет «Иисуса гармонично реализующим все основные обещания Бога Израилю» (Fredriksen, 193), но книжники, первосвященники и саддукеи изводят Его и мстительно интригуют против апостольской церкви в Деяниях. Помимо того, что иудейские вожди вступают в сговор с Иудой, чтобы предать Иисуса смерти, они также оскорбляют мессианские идеи своей собственной традиции и таким образом оказываются сопричастными вселенскому злу. В Деяниях — как мы уже видели — Петр, обращаясь к «собранию человек около ста двадцати», говорит: «надлежало исполниться тому, что в Писании предрек Дух Святый устами Давида об Иуде, бывшем вожде тех, которые взяли Иисуса; он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего» (1:16—17, выделено автором). Иными словами, в далекие времена царя Давида уже было известно, что Иуда свершит свой гнусный поступок. Когда Сатана вселился в Иуду и он сговорился с первосвященниками, «они обрадовались и согласились дать ему денег; и он обещал...» (Лука 22:5). То есть и первосвященники, и Иуда в равной степени замарали себя столь ничтожной суммой. И одержимость Сатаной вовсе не оправдывает Иуду, обвиняемого в Деяниях в «неправедности».

Многие комментаторы отмечали, что Лука переосмысливает также и самое распятие: божественной акт искупительной жертвы во спасение грешного человечества превращается у него в убийство иудеями невиновного Иисуса, преисполненного Духа Святого. На кресте Иисус у Луки (и только у Луки!) просит «Отца» своего: «прости им, ибо не знают, что делают» (23:34). Однако прощение — слишком малая сила против зла подобной несправедливости, всю глубину которой, как дает понять Лука в своем Евангелии, постигнут не кровожадные иудеи, а неевреи, что спасутся через осознание вины и раскаяние. Неоднократно в Деяниях, — подчеркивает Бертил Гартнер, — греческие слова «предательство» и «предатель» применяются к иудеям, убившим Спасителя (Gartner, 24-25).[91]