КРОШКА ТИМПИ

Никогда прежде мне не доводилось видеть такого симпатичного личика. У девочки были каштановые волосы, круглые розовые щечки и голубые, как небо, глаза.

Она проснулась, когда мы смотрели на нее, и, увидев вокруг себя незнакомые лица, горько заплакала.

— Бедняжка! — промолвила миссис Миллер. — Она хочет к маме.

— Ма-ма! Ма-ма! — закричала девочка, услышав это слово.

Миссис Миллер очень расстроилась, глядя на нее, и стала плакать как ребенок.

— Ну что ты, дорогая! — сказал ее муж. — Не унывай! Ты еще больше расстроишь ее, если будешь так огорчаться.

Но миссис Миллер не могла остановиться.

«Представь себе, что это наша Полли! — с трудом выговорила она. — Ах, Джем, только подумай, что это наша Полли зовет меня!».

Дедушка взял у нее дитя и посадил ко мне на колени. «Мэри, — произнес он, — затопи-ка печь и дай нам что-нибудь поесть, дорогая! Ребенок замерз и голоден, да и мы в таком же состоянии».

Миссис Миллер стала хозяйничать по дому, и вскоре в печи заполыхал огонь. Затем она побежала проверить, все ли в порядке с ее детьми, которых она оставила на попечение девочки-няни. На обратном пути она прихватила немного холодного мяса для завтрака.

Я сел на стул, стоявший напротив печки, держа ребенка на коленях. Девочке было около двух лет, и она выглядела здоровой и сильной. Она уже перестала плакать и, казалось, совсем не боялась меня. Когда же кто-то приближался к нам, она прятала личико, прижимаясь к моему плечу.

Миссис Миллер принесла тарелку с молоком и хлебом и попросила покормить ребенка.

У девочки был уставший и сонный вид, как будто ей приходилось прилегать огромные усилия, чтобы держать глаза открытыми. «Бедняжка! — сказал дедушка. — Думаю, ее вытащили спящей из кроватки и понесли на палубу. Не уложить ли ее спать?».

«Конечно, — ответила миссис Миллер, — я положу ее в кровать Полли. Она там сможет хорошо выспаться».

Но девочка вцепилась в меня и громко заплакала, когда миссис Миллер попыталась взять ее на руки. Тогда дедушка сказал: «Видимо, не стоит уносить ее, бедную, осиротевшую овечку. Она так привязалась к Алеку! Пусть останется здесь».

Мы постелили ей на диване. Затем миссис Миллер принесла одну из ночных рубашек Полли. Раздев и помыв девочку, она уложила ее спать.

Девочка по-прежнему боялась всех, кроме меня. Казалось, я пришелся ей по душе с самого начала. Когда ее положили на диван, она протянула свою ручонку ко мне и тихо произнесла: « Ручка, ручка Тимпи».

— Что, что она сказала? — спросила миссис Миллер, услышав, как девочка заговорила в первый раз.

— Она хочет, чтобы я взял ее за ручку, маленькую ручку Тимпи, — ответил я. — Видимо, ее зовут Тимпи!

— Никогда прежде не слышала такого имени, — произнесла миссис Миллер. — Ты сказал Тимпи? Как тебя зовут, дорогая? — обратилась она к девочке.

Но голубые глазки устало закрылись, и очень скоро Девочка уснула. Я продолжал держать ее за руку, сидя рядом с ней. Я боялся, что разбужу девочку, если положу ее руку на диван.

— Интересно, кто она такая? — шепотом произнесла миссис Миллер, складывая одежду девочки. — У нее очень красивая одежда! За ней так хорошо ухаживали? Подожди-ка, здесь что-то написано, на ее юбочке. Можешь ли прочитать, Алек?

Я осторожно положил руку девочки на постель и поднес крошечную юбочку к окну.

— Да, — сказал я, — это ее фамилия. Здесь написано Виллерс.

— О Боже! — воскликнула миссис Миллер. — Наверняка это ее фамилия. Как жаль, как жаль, что ее отец и мать находятся на дне этого ужасного моря! Только подумать, что на ее месте могла оказаться наша Полли!

И миссис Миллер стала так сильно плакать, что была вынуждена пойти домой и там успокоится, заключив в объятия свою маленькую Полли.

Дедушка очень устал после всего того, что пережил на протяжении прошедшей ночи, и пошел наверх спать. Я же остался сидеть, наблюдая за спящей малюткой. Мне казалось, что я не смогу оставить ее одну.

Девочка спала спокойным, мирным сном. «Бедняжка! Как мало знает она о том, что произошло», — Думал я, и слезы быстро текли из моих глаз, падая на маленькую пухленькую ручку, лежавшую на подушке. Но через несколько минут я положил голову на диван и крепко уснул. Я не спал всю ночь и очень устал.

Несколькими часами позже я проснулся, потому что кто-то тянул меня за волосы и тоненьким голоском кричал мне прямо в ухо: «Вставай! Мальчик, вставай! Вставай! Вставай!».

Я поднял глаза и увидел маленькую озорную физиономию, обращенную ко мне. Никогда раньше мне не доводилось видеть такого веселого, смышленого личика.

— Вставай мальчик! Пожалуйста, вставай! — снова раздался тоненький просящий голос.

Я поднял голову и сел. Малышка вылезла из своей постели и взобралась ко мне на колени.

— Мальчик, одень мне туфли, — сказала она, протягивая босые ножки.

Я надел ей колготки и туфли. Затем пришла миссис Миллер и полностью одела девочку.

Стоял чудесный день: волнение на море немного утихло, пока мы спали, и ярко светило солнце. Я стал готовить обед, а девочка наблюдала за мной, бегая взад и вперед по кухне. Казалось, она чувствовала себя как дома и была вполне счастлива.

Дедушка все еще спал, и я решил не будить его. Миссис Миллер принесла немного мясного бульона для малышки, и мы сели обедать. Я хотел покормить девочку, как делал это накануне вечером, но она решительно потребовала: «Дай ложку Тимпи, пожалуйста!» — и забрала у меня ложку. Она кушала так аккуратно и красиво, что я не мог налюбоваться ею.

— Господи, благослови это милое создание! — проговорила миссис Миллер.

— Благослови и вас Господь, — ответила девочка. Слова эти были, вероятно, хорошо знакомы ей.

— Наверняка она слышала их от своей матери, — произнесла миссис Миллер с волнением в голосе.

Когда мы закончили обедать, девочка сползла с табуретки и побежала к дивану. Там она нашла дедушкину шляпу и тут же надела на голову, и мой шарф, которым обмотала шею. Затем она подошла к двери и сказала: «Пока! Пока! Тимпи уходит, пока!».

— Алек, иди, погуляй с ней немного, — посоветовала миссис Миллер. — Хотя подожди минутку. Я принесу ей капюшон Полли.

К великому удовольствию девочки, мы надели ей на голову Полин капюшон и, укутав в теплую шаль, отправили гулять на улицу.

О, с каким удовольствием она бегала, прыгала и играла в саду! Я никогда не встречал такого жизнерадостного ребенка. То она поднимала камни, то рвала маргаритки (называя их лютиками), то сбегала вниз по тропинке, требуя, чтобы я догонял ее. Она ни на минуту не оставалась в покое.

Но, играя с ней, я время от времени устремлял свой взор на скалу Эйнсли. Хотя ветер стих, море продолжало бушевать, и я видел, как волны яростно бились о скалы.

Все это заставляло меня размышлять о том, что? покоится на дне моря, о затонувшем корабле и о матери этой девочки. «О, если бы только она знала!» — думал я, слыша ее звонкий смех, от которого мне хотелось плакать.

Как многочисленны дела Твои, Господи!

Все соделал Ты премудро…

Это море — великое и пространное…

Там плавают корабли…

Псалом 103:24-26