Глава 11

Глава 11

Маленький «дюсенберг» остановился перед светофором в центре Сент-Луиса, привлекая восхищенные взгляды водителей вокруг, его мотор работал вхолостую. Перед тем как час назад они с Брук выехали из Хайдена, Ник снял верх машины. Ветер и солнце придали энергичности его уставшему лицу.

Водитель соседней машины, — бизнесмен, сидящий в «Мерседесе» золотистого цвета, опустил стекло и наклонился в сторону Ника.

- Отличная машина! — восхищенно воскликнул он.

Ник улыбнулся.

- Спасибо.

Мужчина вынул из кармана свою визитку и протянул ее Нику.

- Если захотите ее продать, позвоните мне.

Взяв карточку, Ник посмотрел на светофор и отметил, что все еще горел красный свет.

- Мне жаль, но эта машина не продается.

Мужчина с сожалением покачал головой. В это время зажегся зеленый свет, бросив последний взгляд на машину, он рванул с места.

Брук рассмеялась, искоса глядя на Ника. Солнце и ветер нежно ласкали ее лицо.

- Ты даже не спросил, сколько бы он заплатил, — сказала она, — неужели тебе даже не интересно?

Ник бросил карточку на пол.

- Нет. Сколько бы он ни предложил, этого все равно будет мало. Некоторые вещи просто бесценны.

Брук наблюдала за Ником в то время, как он вел автомобиль. Сев за руль, он как будто стал с машиной единым целым, чувствуя себя в ней легко и уютно. Казалось, «дюсенберг» был его силой, его драгоценностью, его уверенностью.

- Твой дедушка, который оставил тебе этот автомобиль, был богатым? — спросила она.

Ник, сделав крутой поворот, засмеялся.

- Нет, вовсе нет. Мой дедушка ремонтировал обувь.

- Как же он тогда мог позволить себе купить «дюсенберг»?

Ник выехал на улицу, на перекрестке которой образовалась пробка, и, выждав момент, сказал:

- Он его не покупал, — один из его лучших клиентов на протяжении двадцати лет владел этой машиной. Дедушка делал всю обувь, какую только носил этот мужчина, — а тот высоко ценил качество дедушкиной работы. Перед смертью этот человек завещал машину моему дедушке. В своем завещании он написал, что дедушка для него был единственным человеком, который понимал истинное значение слова «качество». Эта машина олицетворяла собой дедушкину философию, она была самой ценной его вещью.

Понимающая улыбка тронула губы Брук.

- И он оставил ее тебе? — спросила Брук.

- И он оставил ее мне, — подтвердил Ник, — оставил еще даже до того момента, как я стал достаточно взрослым, чтобы водить машину. Он сказал мне, что хочет, чтобы я сроднился с ней, как с другом, что и получилось.

Ник улыбнулся, и, казалось, что воспоминания нежно заиграли в его глазах. Он сказал с нарочито сильным итальянским акцентом, используя много жестов: «Ты вкладываешь заботу и любовь во все, что ты делаешь, Ники, и это — качество. Это не зависит от денег. Ты делаешь все, как будто делаешь это для Господа. Он отблагодарит тебя».

- Вот такая история у этой машины.

Брук откинулась на спинку сидения и положила руку на дверь, глядя на машину уже, будто другими глазами.

- Каким был твой дедушка? — спросила она.

Легкий вздох Ника от нахлынувших воспоминаний перешел в шепот, его глаза заблестели.

- Дедушка был единственным в моей семье, кто смотрел на мой талант, как на дар, а не как на проклятие. Он подарил мне мою первую коробку красок, когда мне исполнилось шесть лет. Он был особенным человеком.

Сердце Брук забилось быстрее: его лицо озарилось такой любовью... Она вдруг поняла, что если бы кто-нибудь взглянул на нее с такой нежной, неподдельной любовью, она бы не раздумывая отдала бы всю себя этому человеку.

- Ты скучаешь по нему, да? — спросила она.

- Ага, — прошептал он, — скучаю. Но у меня есть эта машина, которая напоминает мне о нем, и еще все мои воспоминания. На самом деле он не умер, и я еще увижу его.

Брук выглянула в окно машины. Она сама до конца не знала, верит ли в небеса, но ей совсем не хотелось прерывать размышления Ника и говорить о себе.

- Я был с ним, когда он умирал, — сказал Ник. — Помню, он взял мою руку и начал цитировать двадцать второй Псалом. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла». И он не боялся. Ничуть не боялся. Закончив цитировать, он широко открыл глаза и дотронулся до моего лица, а затем сказал: «Ники, Слово Божье говорит, чтобы мы не огорчались, как не имеющие надежды. Мы встретимся снова, мой мальчик». И он стиснул мою руку так сильно, как только мог, посмотрел куда-то сквозь меня, и прошептал: «Я иду, Иисус!» и умер.

Брук смотрела на Ника, понимая, что он поделился с ней одним из самых сокровенных воспоминаний. Она не знала, что сказать.

- Я хочу умереть так же, — сказал Ник, — без страха, желая быть с Иисусом, говоря всем, что должно быть больше радости, чем горя.

- Так и было? — переспросила она, — я имею в виду больше радости?

- Я плакал, — сказал Ник, — плакал навзрыд. Но когда я начал думать о том, что мой дедушка на небесах, и у него больше нет артрита, из-за которого он хромал, и хрупких костей, и диабета, и высокого давления, и возраста... А там Иисус учит его непостижимым вещам, отвечая на вопросы, на которые на земле никто ему не мог ответить, например, зачем нужен сатана и что Иисус когда-то писал на песке...

Он говорил так, как будто верил в то, что Иисус был больше, чем просто мифический герой. Брук никогда раньше не знала того, кто бы думал об Иисусе подобным образом.

Ник улыбнулся и посмотрел на нее, когда машины снова начали движение.

- Ты бы ему понравилась.

- Мне бы он тоже понравился, — сказала Брук, чувствуя, будто она знала этого человека, который оказал такое сильное влияние на жизнь своего внука.

Когда машина подъехала на стоянку галереи искусств, Брук неожиданно спросила:

- Что мы здесь делаем?

- Я хочу тебе кое-что показать, — ответил Ник, выключая мотор и позволяя тишине окружить их, — мой дедушка всегда говорил, что я могу стать всем, кем захочу, если буду стремиться к этому, и что другие увидят меня таким, каким я вижу себя сам. Я думаю, пора показать тебе, каким я вижу себя, чтобы ты перестала смотреть на меня, как на учителя. Я не преподаю уже семь лет, и мне нужно было каким-то образом зарабатывать на жизнь.

- Знаю, что нужно было, — сказала Брук.

Он улыбнулся с неподдельным удовольствием.

- И как ты думаешь, чем я занимался?

- Ну, ты... я думаю, ты был... — она перевела дыхание и почувствовала некоторое смущение, — художником, конечно же.

- Ну, по крайней мере, ты это понимаешь, — сказал он, — но ты, конечно же, не знаешь о том, что я художник или, точнее сказать, что я из себя представляю, как художник. Для тебя я до сих пор остаюсь старым добрым мистером Марселло.

Брук засмеялась:

- Ник, ты никогда не был для меня старым добрым мистером Марселло.

- Какая разница, — сказал он, вылезая из машины. Он обошел машину и открыл дверцу для Брук, — я привел тебя сюда, чтобы показать, кем я являюсь на самом деле.

Возбужденная от нетерпения, Брук вылезла из машины — осторожно, как будто он мог запретить ей вновь ездить в ней, — и последовала за ним в маленькую галерею. Это было хорошо известное место, имеющее блестящую репутацию у любителей искусства штата Миссури, — галерея, в которой Брук тайно надеялась выставить однажды свои работы, до того как она решила заняться витражами.

Галерея была тихой, но в то же время живой. Здесь витал дух изысканного искусства. Картины висели на светло-серых стенах, а скульптуры стояли на пьедесталах с подсветкой, которые были со вкусом расставлены по комнатам. Два постоянных покупателя приглушённым тоном разговаривали с владелицей галереи, высокой, подтянутой женщиной: на ней были широкие шелковые штаны и такая же блуза, сшита не по размеру. Когда они вошли, Ник помахал ей рукой.

- Ник! — воскликнула она, нарушая тишину, — сколько лет, сколько зим! Проходи, дорогой, я познакомлю тебя с некоторыми почитателями твоего искусства. Мы как раз говорили о тебе.

Брук поглядела на Ника, отметив его скромную улыбку, а Ник легонько подталкивал ее, направляясь к группе любителей живописи. Брук еще никогда не видела Ника таким живым и таким естественным.

- Мои почитатели? — спросил он, подходя к паре, — Хелена любит преувеличивать.

- На этот раз никаких преувеличений, — сказал мужчина, пожимая руку Ника, — мы как раз спрашивали, как найти вас для участия в специальном проекте, который мы финансируем.

- Мистер и миссис Винстон, это Ник Марселло, — сказала Хелена.

Ник положил руку на спину Брук.

- Хочу представить вам Брук Мартин, — сказал он, — она мой партнер в работе над последним проектом. Боюсь, я буду некоторое время слишком занят им.

Винстоны же, вращающиеся в тех кругах, в которых бытует выражение «деньги — не проблема», никак не отреагировали на вежливый отказ Ника. Они продолжали говорить о своем проекте, засыпая Ника обещаниями и предложениями, пока Брук не решила осмотреть галерею, позволяя тем самым им поговорить наедине.

Живопись вызывала в ней небывалый эмоциональный подъем. Брук бродила среди стен с картинами и скульптурами, пока не нашла композицию из картин, висящих будто воплощенная на холсте поэзия. Даже не глядя на подпись в нижнем углу, она инстинктивно знала, что их автором был Ник. Цвета доносили то страстное, пылкое и убежденное восприятие жизни, которое было свойственно итальянцам.

- Он чудесный, не так ли? — сказала Хелена глубоким прокуренным голосом, подойдя к ней сзади.

Брук повернула голову.

- Да, — ответила Брук. В ее голосе звучало почтение, какого она от себя не ожидала услышать, — я не знала, что Ник выставляется.

- Ник? — удивленно спросила Хелена, — ты, наверное, шутишь, дорогая! Если бы не он, я уже, наверное, закрыла бы галерею. На протяжении многих лет он был одним из тех художников, которые постоянно выставляют свои работы в моей галерее.

- Правда?

Брук снова повернулась к картинам, невольно остановив взгляд на той, которая вызывала где-то глубоко в душе странное чувство радости, подобно изображенному в верхнем углу источнику света, который, казалось, сошел с небес.

- Вот эта понравилась той парочке больше всего, — прошептала Хелена, подойдя ближе к Брук, — его работы наполнены богатым душевным миром, вызывая в тебе желание, войти в эту картину и жить в ней.

Хелена улыбнулась и бросила косой взгляд на Брук. Брук, сдвинув брови, оценивала картину.

- Итак, скажи мне, не ты ли — дама его сердца? Он такой замкнутый, что тяжело даже предположить: есть ли у него кто-то.

Брук улыбнулась.

- Нет, вовсе нет, — сказала она тихо, — я — витражист. Мы вместе работаем, только и всего.

Хелена вздохнула, театрально огорчаясь, и скрестила на груди руки. Задумчиво прислоняясь к стене, Хелена только крепче сжала руки — видно было, что она чем-то озабоченна.

- Я слышала краем уха, что несколько лет назад в его жизни произошел какой-то громкий скандал, — прошептала она.

Брук решила, что уместно позволить комментарию повиснуть в воздухе. Она подошла к стене, внимательно всматриваясь в каждую картину, желая угадать ее настроение, и в то же самое время она всем сердцем понимала, о каком романе говорила Хелена.

- Насколько хорошо ты знаешь Ника? — спросила снова Хелена, прерывая молчание.

Брук отвела взгляд от картин и посмотрела на высокую женщину. Лицо владелицы галереи не выражало ни осуждения, ни соперничества, но лишь праздное любопытство.

- Мы общались какое-то время несколько лет назад, — ответила она, избежав прямого ответа, — а сейчас нас наняли делать окна...

Ухмылка Хелены говорила о том, что истории Брук она не поверила.

- Нет, дорогая. Я спрашиваю, как хорошо ты знаешь Ника, а не как долго...

Брук старалась улыбаться, но знала, что у нее это получалось явно неестественно.

- Что касается того, хорошо ли я его знаю, думаю, что недостаточно хорошо.

- Ну, ладно, — сказала Хелена, отходя от стены, чтобы вновь взглянуть на картины Ника, — я надеялась, что здесь пахнет чем-то особенным, романом, который он захотел бы нарисовать. У тебя такой стиль. Мне кажется, что если Нику и нравятся женщины определенного типа, — то ты ему соответствуешь. Понимаешь, ты в его вкусе.

Брук опустила свое лицо, пытаясь хоть куда-нибудь деть свои руки, потом она скрестила их на груди.

- Я... я в этом не смыслю, — сказала Брук.

- Не пойми меня превратно, — продолжала Хелена, — Ник, конечно же, встречается с женщинами, но это были лишь случайные встречи на вечеринках, которые я сама и устраивала.

- А вы что делаете здесь — вдвоем критикуете мои работы, не так ли? — спросил Ник, подходя сзади.

Брук обернулась и увидела его прислонившимся к стене: он смотрел на нее тем взглядом, в котором можно было прочитать тонкую иронию.

- Конечно же, нет.

- Мы обсуждали темы, которые вдохновляют тебя, дорогой, — сказала Хелена.

Брук вновь перевела свой взгляд на картины, стараясь не выглядеть озабоченной. Но она почувствовала на себе взгляд Ника, мягко оценивающий ее реакцию.

- Мои темы, да? — переспросил он.

- Брук сказала мне, что вы едва знакомы?

Брук встретилась глазами с Ником и почувствовала его взгляд, который проникал слишком глубоко, изучая ее, — это был взгляд художника, который умел проникать во все скрытые места.

- Я был ее учителем искусства несколько лет назад, — объяснил Ник, — она была моей лучшей ученицей.

Брови Хелены поднялись, она вдруг все поняла, и, обернувшись к Брук, окинула ее новым, более критическим взглядом.

- Все теперь понятно.

Брук подняла подбородок, стараясь не выглядеть очень застенчивой.

- Ник, твои работы чудесны. Я даже и не знала, что ты пишешь такие шедевры.

- Спасибо, — сказал он, его скромность была такой же естественной, как и улыбка, хотя в глазах светилась гордость, — парню ведь нужно было зарабатывать на жизнь.

- Брось, — сказала Брук, — это далеко не просто «зарабатывать на жизнь».

Он вздохнул и посмотрел на картины с блеском в глазах.

- Да, это больше. Это просто... то, что я делаю.

- Это и мой заработок на жизнь, — вставила Хелена, и ее неприятный смех прокатился по залу, — честно говоря, дорогой, я не знаю, что буду делать, если ты не соберешься нарисовать еще что-нибудь до того, как будет закончена эта твоя церковь.

- Хелена, ведь есть же и другие художники, — сказал Ник, — они тоже талантливы!

- Да, но не такие, как ты, дорогой, совсем не такие.