Вознесение
Вознесение
Сначала еще немного о воскресении. Несколько подробнее опишем интересные текстовые факты в их связи, никем не отмеченной. Реалист Марк, автор наиболее раннего, как сейчас установлено, евангелия, почти без прикрас и фантазий излагая события, в заключительных главах упоминает некоего таинственного юношу. Наиболее зримо его фигура появляется в сцене ночного ареста в Гефсиманском саду: «Тогда оставивши Его, все бежали. Один юноша (не ученик, курсив мой. — В. Е.), завернувшись по нагому телу (спал человек. — В. Е.) в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. Но он, оставив покрывало, нагой убежал от них» [Мк, 14: 50–52]. Таинственный юноша, скрывшийся от преследователей в Гефсиманском саду, снова вдруг появляется в белых одеждах в пустой гробнице Иисуса: «И вошедши во гроб, увидели юношу (курсив мой. — В. Е.), сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись. Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен. Но идите скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам» [Мк, 16: 5–7]. Конкретный разговор, никакого ангельского вещания. Реальные действия реального юноши, не из числа учеников, помогшего Иисусу выбраться из гробницы и затем задержавшегося, чтобы еще раз напомнить пришедшим для помазания (ожидались, естественно, женщины, бывшие вне подозрений) о встрече в Галилее. Очень вероятно, что это был кто-то из ессеев, устроивших Тайную вечерю (далее — чуть подробнее об этом). И очень вероятно, что Иисус поделился с этим юношей (возможно давно знакомым Иисусу) своими вариантами спасения. Марком он также упоминается как посторонний на Тайной вечере: «И когда они возлежали и ели, Иисус сказал: истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня. Они опечалились и стали говорить Ему, один за другим: не я ли? И другой: не я ли? (курсив мой. — В. Е.)» [Мк, 14:18–19]. Все эти детали совершенно естественно укладываются в логическую последовательность. Внутренне не противоречивую. Юноша, тайный сообщник, иерусалимец, подстраховал Иисуса, начиная с Тайной вечери, и в итоге вытащил из могилы (версия). В следующих по хронологии евангелиях юноша исчезнет, но появятся «подробности».
Далее вознесение. Первым о вознесении упоминает также Марк (16: 19), у него Иисус вознесся непосредственно с будничной, уже прощальной вечери, на которой он тоже сделал наказы ученикам. Никаких описательных деталей. Очень обстоятельно повествует об этом Лука. В течение символических сорока дней Иисус несколько раз являлся ученикам и в Иерусалиме, и в Галилее. Перемещения его были неисповедимыми, говоря по-современному — конспиративными, а появления столь неожиданными, что евангелисты даже приукрасили их закрытыми дверями, сквозь которые он заходил в помещения к собравшимся ученикам. После нескольких разрозненных контактов с учениками Иисус, чтобы воскресение не осталось келейным событием, явился однажды толпе верующих в 500 человек на горе Галилейской [I Коринф., 15: 6]. Примерно в середине мая Иисус окончательно поправился и встретился с учениками в последний раз, в Иерусалиме. Поел с ними печеной рыбы и сотового меда, напомнил Писание, пообещал милость свыше. Трижды наказал Петру: «Паси овец моих» и предсказал, что это дело будет нелегким и конец Петра трагическим, но свидетельство веры непреходящим. Иоанну же предрек долгую просветительскую жизнь (не исключено, что это евангельские излишества). Вместе пошли в Вифанию, поближе к транзитным караванным путям. Собственно, путь у него, как и у всех евреев в опасные времена, был один — в горы: «Тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы» [Лк, 21: 21]. Шли, с грустью вспоминая былое. За Вифанией Иисус их остановил и далее пошел один. Уходя, он поднимался в горы: удаляясь, постепенно уменьшался, исчезая вдали из виду. Вот и все вознесение. «И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо» [Лк, 24: 50–51]. Он поднимался в облака и уходил по перевалу, — чуть перефразируем Высоцкого. А дело было 1 июня, применительно к нашему декретному времени, прекрасный летний день, и «Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их» [Деян., 1: 9].
Если прикинуть душевное состояние Христа в первые недели или месяцы после развязки, то можно с определенностью установить разочарование, опасения преследования, некую тревожную неустойчивость в поведении. Как из событий явствует, рабочей полемики, дискуссии с синедрионом у него не получилось, и он понял, что она невозможна. То есть официальное, легитимное реформаторство как таковое не удалось, а все другое его не интересовало. Он с легкостью передал свое дело ученикам, естественно, не подозревая, что судьба и история вынесут и имя его, и дело в горние выси (бывает).
Куда он ушел? Да хоть в ту же Индию или во Францию. Обе республики обнаруживают следы предположительного пребывания Иисуса (оговоримся, весьма предположительного). Напомним также, что за Вифанией, за небольшой горной грядой (на которую и поднимался Иисус), находится Кумран — своеобразно изолированный от Иудеи город, общество. Кумранские ессеи имели своих наставников, о Христе были, конечно, наслышаны, но он им был ни к чему. Однако какие-то отношения приязни, приятия между Иисусом и ессеями по евангельским текстам ощущаются. Это еще раз наводит на мысль о продолжительном иерусалимском периоде Христа, в течение которого он не раз, наверное, встречался и с ессейскими проповедниками, и с наставниками, и с простыми ессеями (Иоанн Креститель, так тот — верный выходец из Кумранской пустыни, что уже почти доказано). Легко вычленяется связь Иисуса с ессеями, к примеру, из эпизода подготовки Тайной вечери: «И посылает двух учеников Своих, и говорит им: пойдите в город [Иерусалим]: и встретится вам человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним, и куда он войдет, скажите хозяину дома того: „Учитель говорит: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими?“ И он покажет вам горницу большую, устланную, готовую; там приготовьте нам. И пошли ученики Его и пришли в город, и нашли, как сказал им; и приготовили пасху» [Мк, 14: 13–16]. Здесь, во-первых, мужчина с кувшином воды для Палестины нонсенс, — лишь ессеи, которые не принимали в свою общину женщин (Целибат), могли отрядить на это дело мужика с кувшином. Во-вторых, дом указанный не мог быть фарисейским или саддукейским по понятным причинам противостояния. Вряд ли он был также домом какого-либо мытаря: к тому моменту Иисус бы уже в розыске, и любые хозяева с многочисленным, как правило, семейством поостереглись бы принять его с компанией. Значит, это был некий ессейский прихожий дом, неафишируемый сектантский офис, как сказали бы мы. И определенность, и надежность, и, может даже, привычность места, избранного для тайной вечери, что называется «сквозят» в текстах всех трех синоптических евангелий [Мф, 25: 18; Мк, 14: 13–15; Лк, 22: 10–12]. Чувствуется также мало-мальский предварительный договор.
Былая или теплящаяся связь Иисуса с ессеями изредка прослеживается и в проповедях. Некоторые проповеди изрядно сдобрены ессейской терминологией, символикой (как рудиментами былых отношений): вы — свет мира; доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света; так да светит свет ваш перед людьми и т. п. Как мы знаем, ессеи называли себя сынами света, и свет для них был в числе культовых субстанций. Вот Иисус и скрылся у них. Помимо прочего секта имела статус прибежища всех потерпевших крушение в жизни. Христос — человек умный — попав к ним (версия), не стал щеголять там своей знаменитостью в галилейских и иудейских пределах. Наверное, подчинился весьма строгим организационным законам секты, крутым сектантским авторитетам, правителям. Некоторое время нужно было для того, чтобы вжиться в структуру секты (уставный испытательный срок ему, как своему, конечно, не назначали), затем проявить себя и далее начать служебное продвижение к верховным позициям. Нужно ли это ему было? Как знать, может, в течение этого, достаточно продолжительного времени, Иисус приболел, — дали себя знать раны, мог и не излечиться. Могли достать его там и приспешники синедриона. Добить пересмешника — чем не задача государственной важности? Как бы там ни было, реальный след его исчез, в отличие от славы, подхваченной учениками.
Успехи христианства в первые десятилетия, покрывающие предположительно оставшуюся земную жизнь Иисуса, были невелики. Может быть, какие-то сведения и достигали ушей Иисуса, но на связь с ним, как мы знаем, никто выйти не пытался. Не исключено также, что в идеологии секты он и нашел признаки того дела, которому посвятил себя. Возможно, жил он с ними лишь время, необходимое для того, чтобы немного улегся официальный интерес к его личности, а далее (еще версия), Иисус, натура характерная, мог согласиться на предложение Иосифа Аримафейского и отправиться с ним по свету. След Иосифа теряется где-то в Англии. По преданию, он там проповедовал Евангелие. Вполне вероятно, что не он, а Иисус, бывший с ним. У многих исследователей возникает интуитивное ощущение, что Иосиф поучаствовал в судьбе Иисуса куда больше, чем следует из евангелий (выше упоминалось об этом). Иосиф, человек богатый, добрый и правдивый, по преданию же — один из семидесяти учеников, друг Иисуса. Человек деятельный, друг и Пилата, Иосиф легко договорился с ним о выдаче тела Иисуса, предоставил свою гробницу в своем имении, лично занимался погребением живого ли, мертвого ли Иисуса (о «воскресении» мы рассказали выше). Должна была быть очень веская причина тому, чтобы Иосиф бросил родовое имение, высокое положение в иерусалимском обществе и ударился в дальние края. Может быть, Иосиф сделал ошибочную ставку на Христа на чужбине и прогорел. И соблазнился Иосиф, и пытался организовать что-то вроде гастролей Иисуса, шоу с участием суперпророка. Однако в чужих народах, не имевших соответствующей предыстории, Христовы проповеди, в лучшем случае, выслушивали с интересом, но на третий день забывали (вспомним проповедь Павла в Афинах перед высшими идеологическими чинами: накатанная, возвышенная проповедь о Царствии небесном, Страшном суде и проч. была встречена язвительным языческим хохотом). И этот преждевременный прорыв в далекое зарубежье закончился провалом — безвестностью для Иисуса. При этом заметим, что Иосиф Аримафейский, влиятельный член иудейского синедриона, был величиною, а Иисус — лишь молодым, талантливым пророком да еще опальным. Поэтому некий географический след в памяти, в преданиях остался лишь от Иосифа. Повернув назад из сумрачной Англии, Иосиф и Иисус, естественно, упирались курсом прямо во Францию. Приятносолнечную Францию, особенно на ее юге (есть тому свидетельства). Там, наверное, и кончились Иосифовы деньги. Впрочем, есть другая версия путешествия Иосифа в Англию. Существует легенда, что он был хранителем чаши, из которой испили вина апостолы на Тайной вечере («Святой Грааль»). Ее-то он и отвез в Англию (зачем?), и там она исчезла. В общем, Иисуса живого история не уберегла, напротив, фантазия человеческая лелеет.
В Иудее же и сопределах события происходили по типу высказывания Хораса Манна: «Гений может положить начало; довершить дело должен терпеливый труд». Собственно, дело вступило в другую фазу, и в долгом процессе пропаганды Христа и христианства поучаствовали наиболее способные ученики, брат и даже мать Мария, потрудившаяся (по апокрифам) в церковной общине. Продвигалось дело многотрудно: в распрях и взаимных обвинениях, в искажении учения Христа, с элементами махрового субъективизма. И лжехристов в те поры объявилось немало, о чем и предупреждал Иисус.
Для полноты портрета Христа приведем дополнительный реалистичный штрих от С. Марешаля. Марешаль, непримиримый антихрист, реалистичен до предвзятости в характеристиках Иисуса. Он критически подчеркнул панические страхи Иисуса в ночь ареста, мольбы к Богу о спасении: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» [Мф, 26: 39]. Далее Марешаль считает, что Иисус на первых допросах повел себя заносчиво, вызывающе (и так действительно выглядят его ответы), а в сцене ареста даже припугнул (и это заметно) гонителей, заявив во всеуслышание Петру: «Или ты думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов ангелов?» [Мф, 26: 53, также Мф, 26: 64]. По дороге на казнь Иисус, по мнению Марешаля, пытался разжалобить народ, женщин: «Дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших» [Лк, 23: 28], и до последнего момента надеялся, что народ его поддержит и казнь отменят. Короче, Марешалем обрисован рядовой проповедник, зарвавшийся, а затем испуганный слишком сильным карательным интересом к нему синедриона, слишком сильной мерой пресечения его критики. Что ж, версия также «внутренне не противоречивая», но слишком прост подход к оценке событий и Христа. Первое возражение: Иисус был предупрежден об опасностях, знал за собой слежку и вполне мог скрыться, уйти в Галилею даже ночью перед арестом. И второе возражение, основное: Иисус был проповедником неординарным, он был яркой исторической личностью, вспыхнувшей на короткий момент (вспомним «суперстар»); в противном случае он не инициировал бы такого информационного взрыва, который гремит через века.
И наконец, в процессе работы, вольно или невольно подгоняя новозаветные сведения под свою фабулу, с интересом замечаешь, что то же самое неплохо проделали евангелисты с фактическими событиями или, по крайней мере, с устными вариантами евангелий. Очень заметна, к примеру, национальная ориентация евангелий: от Матфея несомненно адресовано обращенным евреям, а от Луки — язычникам. Конечно же, все воспоминания достоверные и «достоверные» были постепенно выстроены, подчинены основной идее, догме христианства: Иисус пострадал, воскрес и вознесся. В Первом послании к Коринфянам Павел исчерпывающе и кратко говорит: «А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (15: 14). Добавить нечего, гибель и «воскресение» Иисуса явились и были использованы как мощный импульс к жизни, как «путевка в жизнь» уже почти сформированного в то время христианства. Правда, повлиять на его облик Иисус уже не мог, и новая мировая религия, постепенно порвав с иудаизмом, ушла в такие дебри, что Иисус, будь он жив, в каждом последующем столетии открещивался бы от нее с облегчением. Вполне имел право Иисус высказаться по-маяковски: «Все вы на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош».