Ее лицо просияло
Ее лицо просияло
Крещенский сочельник 2000 года. В селении Пйлиури Химарийского района Северного Эпира[108] остановилась машина, из которой вышел священник, приехавший освятить дома. Чтобы добраться туда, надо было проделать долгий путь. Селение затерялось где — то в вершинах Химарийских гор. Дорога была сложной и опасной. Машина пыталась вырваться из плена размытой многодневными дождями дороги. Батюшка был молод, рукоположен в пресвитеры всего два месяца тому назад. Он приехал из Греции с тремя студентами и с важной миссией: доставить необходимое для церковных служб в окрестные деревни. Сначала они посетили храм на окраине деревни. Безбожный режим сделал из него «дом народа», а затем и склад. Жалкое зрелище! Заросшие травой ступени, запертая на засов дверь. Ни одного признака жизни. Мальчишки разбежались по деревне, возвещая о приезде священника. Вскоре весть разнеслась повсюду. Одна хозяйка за другой узнавала радостную и важную новость. «Впервые за столько лет к нам приехал батюшка», — говорили женщины со слезами на глазах. Одни постелили ковры при входе в свои дома. Другие срезали свои лучшие цветы, чтобы встретить священника. Все ждали его с нетерпением у дверей своих жилищ. Даже собаки в чисто выметенных дворах тоже участвовали во всеобщем празднике своим радостным лаем.
«Во Иордане, крещающуся Тебе, Господи…» — слышалось по всей деревне. Ряса священника перепачкалась и потяжелела. Ботинки студентов также были измазаны глиной. Но на всех лицах сияла радость.
Три с половиной часа прошло, пока освятили все дома. Оставался лишь один, на окраине села, немного на отшибе. Кто — то предложил: «Давайте мы отнесём туда святую воду сами, ведь вы очень устали». Но это было бы неправильно. Две женщины, старуха — мать и дочь, с нетерпением ждали батюшку. Они благоговейно поцеловали крест и повели священника и его свиту по своему дому. В одной из комнат на кровати неподвижно лежала девушка. «Отче, моя внучка», — надрывно воскликнула пожилая женщина. «Ей восемнадцать лет. Очень хорошая девушка. Сейчас ей тяжело, но Бог великий». Рядом молча плакала мать. Обе женщины что — то хотели сказать священнику, и вот всё же решились:
— Отче, мы бы хотели Вас кое о чём попросить. Девушка, которую Вы окропили в комнате, инвалид. Три года назад она крестилась. С тех пор она постится и не ест мяса. В среду и пятницу не вкушает и масла. Молится и надеется, что однажды придёт священник и причастит её. Вот мы и подумали, может, у Вас найдётся такая возможность…
— Завтра Богоявление. Великий праздник. В городе Химара соберётся много народу. Люди причастятся, а потом мы совершим освящение воды. Понимаете, всё это займёт очень много времени…
— Ничего, отче. Мы подождём, сколько будет необходимо. Когда об этом узнает наша девочка, она и воду — то перестанет пить. Она так хочет причаститься.
На следующий день в середине дня та же машина с теми же людьми направлялась к деревне. Все молчали. Они долго шли к дому девушки. По дороге их кто — то обогнал, в руках у него была зажжённая свеча. На пороге дома две женщины плакали от радости. Они низко кланялись, показывая тем самым свою благодарность. Молча, благоговейно совершая крестное знамение, они повели священника в комнату дочери.
«Причащается раба Господня Елевферия Тела и Крови Христа…» Но прежде чем причастить девушку Святых Тайн священнослужитель вдруг останавливается. Что — то происходит. Он часто моргает. Словно что — то его беспокоит. Оставив Святую лжицу в Святой чаше, он протёр ослеплённые глаза, не в силах понять, что же случилось. Глаза Елевферии, прикованные к Святой чаше, сияют. Они источают такой свет, что поражённый священник не видит уже её лица. Сверхъяркий свет со всё более нарастающей силой распространялся по комнате. Рука священника чувствует его теплоту. Он испугался. Свет был не таким, как пламя лампадки, а белым, сильным, мягким, не ослепляющим. Свет был таким интенсивным, что иерей не видел лица и рта девушки.
Растерянный батюшка с большим волнением и трудом, стараясь, чтобы его рука не дрожала, на ощупь причастил её. Он понял, что Таинство свершилось, когда Лжица коснулась зубов девушки. «Благодарю, отче», — услышал он где — то в глубине юный голос.
Он хотел потребить Святые Дары в комнате с семейным иконостасом, но не смог этого сделать. Молча простился с хозяйками, знаком подозвал студентов. Женщины стали приглашать его разделить с ними трапезу. Но священник ничего не слышал. Он крепко держал в правой руке Святую чашу и быстрыми шагами направился в небольшой лесок, располагавшийся рядом с их домом. Дрожь бежала по его телу. Он не мог осознать, что невольно стал свидетелем чуда.