ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ

ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ

Мюнхен, 19 августа 1910 г.

Вчера мы вызвали перед своей душой тот момент, на который указывает Библия знаменательными словами: «И Боги сказали: Да будет свет! И стал свет». Этим мы указали на событие, которое является для нас повторением на высшей ступени развития, предшествовавших нашему земному бытию. Все снова и снова я должен указывать вам на картину, как пробуждающийся от сна человек извлекает из своей души определенное содержание. В таком приблизительно образе должны мы представлять себе, как из души Элохимов воскресает в новой, измененной форме то, что медленно и постепенно в ходе развития подготавливалось на Сатурне, Солнце и Луне. В сущности, все повествуемое нам в так называемом шести- или семидневном творении Библии есть не что иное, как новое пробуждение предыдущих состояний, но только не в прежних, а в новых формах, в новом облике. Теперь мы можем поставить себе следующий вопрос: как быть с достоверностью того, что нам повествуется в этом шести- или семидневном творении?

На этот вопрос мы лучше всего сможем ответить, если поставим его так: мог ли бы наш обычный глаз, да вообще могли ли бы наши современные органы чувств проследить чувственным образом то, о чем повествует нам библейский шестоднев? Нет, этого они бы не могли. Потому что те события, те факты, о которых там повествуется, происходят по сути в той сфере, которую мы можем назвать бытием стихий. Так что для наблюдения этих процессов необходима была бы известная степень ясновидящего познания и ясновидящего восприятия. Истинная правда то, что Библия нам повествует о происхождении чувственного из сверхчувственного, и факты, поставленные ею во главу угла, суть сверхчувственные факты, хотя бы лежащие только на одну ступень выше наших обычных, чувственных явлений, которые ведь из первых и произошли. Таким образом, мы до некоторой степени заглядываем в область ясновидения, когда слышим описание шестидневного творения Библии. В эфирной и в элементарной формах воскресало то, что существовало раньше. Будем твердо держаться этого, иначе мы будем не в состоянии как следует понять истинный смысл краеугольных слов Книги Бытия. Так мы вправе ожидать, что увидим возникновение на новый лад всего того, что постепенно развилось на старом Сатурне, Солнце и Луне.

Спросим себя поэтому сначала: каковы были, собственно, те своеобразные состояния, через которые проходило развитие в этих трех планетарных формах? На это мы можем ответить: на старом Сатурне — об этом вы можете справиться в моем «Тайноведении» — все находилось в своего рода минеральном состоянии. Все то, что представляло собой первый зародыш человека, вообще вся масса древнего Сатурна находилась в своего рода минеральном состоянии. При этом вы не должны представлять себе ныне существующий вид минерального, так как старый Сатурн еще не располагал элементами воды или твердого вещества, он был исключительно тепловым телом; там была лишь одна взаимопроникающая, переливающаяся теплота. Но законы, существовавшие на этой тепловой планете, руководившие структурированием тепловых элементов, были те же самые, что и сейчас господствуют в нашем твердом минеральном царстве. Поэтому если мы говорим: старый Сатурн, а на нем также и человек, находились в минеральном состоянии, мы должны понимать, что тогдашнее минеральное состояние было иное, нежели нынешнее с его твердыми формами; то было состояние внутри прядущей теплоты, но с минеральными законами.

Затем следует солнечное состояние. На него мы должны смотреть так, что из солнечной массы еще не успело выделиться то, из чего впоследствии образовалось земное. Что ныне принадлежит частью Земле, а частью Солнцу, составляло тогда еще, так сказать, одно целое; в солнечное время все это составляло единое космическое тело. Внутри этого старого Солнца образовалось — как уплотнение сравнительно с Сатурновым состоянием — газообразное вещество; так что мы здесь, кроме переливающейся теплоты, имеем еще закономерно структурирующийся и взаимопроникающий газо- или воздухообразный элемент. Но одновременно с этим мы видим здесь по направлению кверху новое образование, как бы утончение теплового элемента в сторону светового, мы видим излучение света в мировое пространство. То, что мы можем назвать существами нашего планетарного развития, во время солнечного состояния развилось до растительного. Опять?таки мы не должны думать, что на старом Солнце существовали такие растения, какими мы их теперь видим на Земле, а нам следует уяснить, что лишь законы, управляющие современными нашими растениями — те законы, согласно которым корень направляется книзу, а бутон стремится кверху, — что такие законы имели место в ходе старого солнечного состояния в стихиях воздухообразной и тепловидной. Конечно, твердые растительные формы тогда не могли существовать, но силы, заставляющие бутон направляться кверху, а корень книзу, надо представлять себе прядущими в воздухообразной стихии; так что старое солнечное состояние можно представить себе как светообразные проблески цветочных форм, стремящихся вверх. Представьте себе газовый шар и внутри него прядущий живой свет, который расплескивает то, что на пиках своих выбросов позволяет газообразному элементу как бы выстреливать световыми цветочными формами, и опять?таки стремится удерживать его снизу; свет этот хочет проблистать, а старое солнце опять?таки центростремительно его сдерживает, — тогда вы получите внутреннее прядение света, теплоты и воздуха на старом Солнце. Законы минерального царства повторяются, к ним присоединяется растительная закономерность; а все то, что существует тогда от человека, находится еще в некотором растительном состоянии.

Где могли бы мы в настоящее время найти что?нибудь, что можно было, хотя бы до некоторой степени, сравнить с этой растительной пряжей старого солнечного шара, состоявшего из газа, теплоты и света? Если искать это физическими чувствами, свойственными ныне человеку, то нигде во всей Вселенной теперь этого не найдешь. В известное время старого солнечного состояния все это существовало и физически, то есть физически вплоть до плотности газа. В настоящее время такое физическое существование вообще немыслимо. Тот строй взаимодействия, что имелся тогда также физически, ныне может быть обнаружен человеком только тогда, когда он ясновидящим оком проникнет в области сверхчувственного мира — туда, где поныне находятся главные духовные существа наших видимых растений, которые нам уже знакомы как групповые души растений. Мы ведь знаем, что в основе нашего видимого растительного царства лежит нечто такое, что мы можем назвать групповыми душами. В настоящее время их можно найти только ясновидящим сознанием в области духа. Там эти групповые души растений существуют не в виде отдельных растительных особей, наподобие наших внешних растений, растущих на Земле, но там для всякого семейства — например, семейства роз, фиалок, дуба и т. п. — имеется своя групповая душа. Значит, в духовной области мы не будем искать для каждого единичного растения отдельное духовное существо, а лишь для каждого семейства или вида. Эти виды и семейства растений представляются нашему современному выхолощенному, отвлеченному мышлению ничем иным, как понятиями, отвлеченностями. Так это было уже и в средние века; и поскольку уже и тогда не знали более ничего о том, что живет и созидает в духовной области в качестве базиса для физического, как раз и мог возникнуть знаменитый спор о реализме и номинализме, то есть спор о том, есть ли то, что существует как род или семейство, лишь имя, простое название, или же нечто реально–духовное. Для ясновидящего сознания весь этот спор не имеет никакого смысла, потому что если сознание будет направлено на растительный покров нашей земли, то оно через внешнюю физическую форму растения проникнет в духовную область; и в этой духовной области живут как действительно реальные существа групповые души растений; и эти групповые души единосущны тому, что мы называем видом или семейством растений. Во время полного расцвета старого Солнца — шара из воздуха, тепла и света, когда играющий там свет выбрасывал на газовую поверхность светозарные формы цветов растительного бытия, формы эти были теми же самыми — и притом в физическом, газообразном виде, — что и теперь можно найти только в духовной области как виды и семейства растений. Только хорошенько запомним, что тогда, в старом солнечном состоянии виды растений, виды и семейства того, что теперь как зелень, как цветы, как деревья и кустарники покрывает нашу землю, — что все это переполняло старое Солнце в том смысле, что это были групповые души, виды и семейства.

То, что тогда существовало в качестве человека, также находилось в состоянии, подобном растению. Человек не мог осознавать, вызывать внутри себя в качестве представления происходящее вокруг него так же, как и теперь растение не может осознавать происходящее вокруг него. Человек сам пребывал в растительном бытии, и между восходящим и нисходящим световыми образами, которые вели свою игру в газовом солнечном шаре, встречалась также телесность тогдашнего человека. Дело в том, что для возникновения самой примитивной формы сознания требуется нечто совершенно особое в Космосе. Пока наше земное было еще соединено с солнечным, пока, стало быть, грубо выражаясь, свет Солнца не падал снаружи на Земной шар, до тех пор у земных существ не могло образоваться то, что можно было бы назвать сознанием. До тех пор также астральное тело, основа всякого сознания, не могло войти и проникнуть в тела физическое и эфирное. Для проявления сознания необходимо разделение, расщепление: требовалось выделение из солнечного чего?то другого. И это произошло на третьей стадии развития нашей Земли, во время старого лунного состояния. Когда кончилось старое солнечное бытие и все прошло через своего рода космическую ночь, тогда снова стало всплывать все ранее существовавшее, но теперь уже созревшее для двойственного бытия, когда все солнечное выделилось как особое мировое тело; старая Луна, где из наших стихий были лишь водная, воздушная и тепловая, осталась вне Солнца, обособленная от него в мировом пространстве. Старая Луна представляла собою тогдашнее земное; и только благодаря тому, что находившиеся на ней существа получали силу Солнца извне, они могли принять в себя астральное тело и развить в себе сознание, то есть отражать во внутренних переживаниях то, что происходило вокруг них. Значит, животное с внутренне деятельной животной жизнью, существо, одаренное сознанием, могло возникнуть лишь при условии, что произошло разделение между земным и солнечным. Поэтому на старой Луне стала возможной животная жизнь, и сам человек смог доразвиться своей телесностью до животного. Более подробно говорится об этом в моем «Тайноведении».

Таким образом, нам теперь стала ясна связь, закономерно соединяющая три предшествующих нашему земному становлению состояния, и условия, сделавшие возможным это земное становление. В лунном состоянии к газообразному присоединились, с одной стороны, жидкая, водная стихия, а с другой — звучащее, стихия звуковая; то звучащее, что представляет собой, как я вам это вчера объяснял, утонченное состояние света. Таков в общем ход развития. Все, что происходило в продолжение этих трех состояний, вновь всплыло как воспоминание Элохимов, но всплывало сначала — как я сказал вчера — в путаном состоянии, которое, как мы видели, Библией характеризуется словами tohu wabohu. Поначалу воздух, вода и теплота, три элементарные состояния, объединенные взаимопроникновением, располагались вдоль силовых линий, идущих центробежно от определенного пункта и центростремительно возвращающихся с периферии. Теперь они оказались перемешаны, но раньше они уже были разделены. Еще на Солнце они были разделены, дифференцированы, когда газообразное отделилось от теплового, и в старом лунном состоянии эти три формы теплового, газового и жидкого также были отделены друг от друга. Теперь же они во время этого tohu wabohu кипели друг в друге, так что в первоначальные времена земного становления нельзя было отличить ни водного, ни газообразного, ни теплового. Все было перемешано.

Первым было то, что в этот хаос, в это смешение пробилось световое. И затем из той душевно–духовной деятельности, которую я вам описал как космический промысел, проявилась такого рода работа, которая прежде всего в этом смешении элементов отделила старое газообразное от старого жидкого. На этот момент, который следует за наступлением света, я прошу обратить особенное внимание. Если мы произошедшее тогда передадим сухой прозой, то мы должны сказать: после того, как свет озарил tohu wabohu, Элохимы отделили то, что уже прежде было газообразным, оттого, что прежде было водным, так что можно было снова различать между тем, что было в газообразном, и тем, что было в водном состоянии. Итак, в массе, представлявшей собою взаимопроникновение трех элементарных состояний, происходило теперь разделение, притом такое, что выступило двоякое: одно с чертами воздушного, стремящееся распространиться во все стороны, и другое, которому свойственна была цепкость соединения и сопряжения. Это водное. Но оба эти состояния в то время, о котором здесь говорится, еще не были таковы, чтобы их можно было сравнить с тем, что мы теперь называем газо- или воздухообразным и жидким. Вода была гораздо гуще или плотнее; и мы сейчас увидим, почему это так. А воздухообразное было таково, что, если мы хотим точно определить его тогдашнее качество, мы лучше всего можем его сравнить с тем, что мы видим там вверху, когда вода появляется в воздухе в газообразном виде, то есть в форме водного пара с тенденцией подняться вверх в виде облака, чтобы потом спуститься вниз дождем. Значит, один элемент был восходящим, а другой — нисходящим. Водное наличествует и тут, и там; только одно водное имеет склонность превратиться в пар и подняться вверх как облако, а другое — склонность изливаться вниз и принимать форму поверхности. Все это, конечно, столько сравнение, потому что все, что я теперь описываю, разыгрывалось в стихиях.

Поэтому, намереваясь характеризовать дальнейший ход развития, мы должны сказать: Элохимы своим космическим промыслом произвели в tohu wabohu разделение на два состояния элементов. Одно стремилось кверху, чтобы превратиться в пар, — это водное в переходе к газообразному; другое имело наклонность изливаться вниз — это водное, которое консолидируется, становясь все гуще и гуще. Таково то событие, на которое в современных языках (например, в русском) обычно указывается словами: «Боги сотворили нечто между верхними и нижними водами». Теперь я вам разъяснил, что, собственно, боги здесь сотворили. Они дали водному такое устройство, что одно элементарное стремилось от центра вверх, а другое — вниз, к центру. Однако тем, что лежит между этими двумя состояниями, не указывается на что?нибудь такое, что можно было бы пощупать руками, а имеется в виду именно то разделение на два вида сил, только что описанное мною. Если сравнить это с каким?нибудь внешним явлением, то можно сказать: Элохимы устроили так, что воды, с одной стороны, подымались кверху, стремясь образовать облака, выйти вовне, в мировое пространство, а с другой стороны, воды влекло вниз, чтобы собираться на поверхности земли. Это своего рода разделение на уровне идей, поэтому и слово, употребленное для этого разделения в Библии, следует понимать как идею. Вы знаете, что латинская Библия в этом месте употребляет слово «фирмамент» (firmamentum), а в еврейской Библии стоит слово «rakia»[13]. Это слово отнюдь не означает что?либо доступное внешним физическим чувствам, а означает именно разделение на две силы различного направления.

Тем самым мы воссоздали себе то, что в Книге Бытия описывается как второй момент; так что, переводя это на свой язык, мы должны сказать: Элохимы прежде всего отделили в беспорядочно переплетающихся элементарных состояниях воздухообразное от водообразного. Это и будет точная передача того, что имеется в виду: стремящееся стать воздухом, что включает, конечно, в себя газообразно–водное, они отделили от того, что имеет наклонность конденсироваться в более плотное состояние. Это разделили Элохимы, и это второй момент библейской истории сотворения мира.

Теперь мы переходим к третьему моменту — Что тут происходит? То центробежное, что излучается наружу и стремится образовывать облака, достигло теперь такого состояния, которое до известной степени есть повторение, но лишь в более грубой форме, раннего состояния, бывшего на старом Солнце. Центростремительное же, повторяющее собою в известном отношении уплотненное вплоть до водного на старой Луне, дифференцируется дальше. И это дальнейшее разделение и есть третий момент земного становления. Мы можем сказать: во втором моменте Элохимы отделили воздухообразное от водного. В третьем же моменте они производят разделение внутри самого водного, отделяют то, что мы называем теперь водою оттого, чего еще не было раньше, — от новой степени уплотнения, от твердого. Теперь только появляется твердое. На старой Луне еще не существовало этого твердого, этого земляного. Теперь оно выделяется из водяного. Так что третий момент земного становления представляет собою процесс уплотнения, и мы должны сказать: так же, как на втором этапе Элохимы отделили воздушную стихию от водной, точно так же они теперь, в третьей стадии, производят разделение в веществе старой Луны между новым водным и земляным, являющимся теперь чем?то совершенно новым. Все, что я описывал вам до сих пор, существовало и раньше, хотя и в иной форме. Новым же является только земляное, твердое, появляющееся теперь в третьем моменте из Книги Бытия: выделенное из водного земляное и есть это новое. Только это дает возможность тому, что существовало раньше, проявиться в новом виде.

Что же образуется теперь раньше всего? А именно то, что уже существовало на старом Солнце и что описано нами как распускающееся в тонком газовом элементе Солнца растительное; это потом повторялось на старой Луне в водном элементе, где ведь тоже еще не было растительных форм в нашем смысле слова. И это же повторяется теперь в самой земляной стихии. В земляном повторяется растительное. И это рисуется нам в Библии удивительным образом. Что означают дни творения, об этом я буду говорить впоследствии, теперь же я говорю о появлении света, о появлении воздуха и о разделении между водой и твердью. Эта твердь из самой себя производит растительное, в качестве повторения. Удивительно наглядным образом нам обо всем этом повествуется в Библии, когда говорится, что растительное произрастает из земляного после отделения этого последнего Элохимами от водяного. Появление растительного на так называемый третий день творения, есть таким образом повторение в твердом элементе того, что уже было на старом Солнце, это как бы космическое воспоминание. В космическом Элохимов всплыло то растительное, что было на старом Солнце в состоянии газообразном, но теперь находилось уже в твердом состоянии.

Все повторяется в иной форме. Это растительное все еще находится в таком состоянии, что оно еще не индивидуализировано, как теперь на нашей Земле. Я специально обращал ваше внимание на то, что индивидуальные формы растений, какими мы их видим теперь на Земле, еще не существовали ни в старом солнечном состоянии, ни в старом лунном, ни даже тогда в земном, когда это растительное появлялось в нем как повторение. Тогда существовали лишь групповые души растений, то есть то, что мы теперь называем семействами или видами растений; а это для видящего сознания не есть нечто отвлеченное, но реально существующее в духовной области. Это повторение появилось в сверхчувственной области. Поэтому оно нам так и описывается. Нужно удивляться бессилию толкователей Библии перед изречением, которое переводится обычно так: «Земля произвела разную траву и побеги по роду их». Следовало бы сказать: в соответствии с их родом. И вот вам объяснение: потому что все существовало в виде групповых душ, в соответствии с родом, а не индивидуально, как мы это видим в настоящее время. Вы не поймете всего этого описания произрастания растительного в так называемый третий день творения, если не приложите сюда понятия о групповых душах. Вы должны уяснить себе, что там не было произрастания растений в нашем сегодняшнем смысле, но что там из душевной, из космически–промыслительной деятельности произрастали видовые формы, другими словами, произрастало «душевно–групповое начало» растительного. Таким образом, мы видим, как в момент, описываемый нам в так называемый третий день творения, когда Элохимы из водного выделяют твердое — четвертое — элементарное состояние, как в этот момент в этом твердом состоянии — в своей элементарной форме еще не доступное физическому, но лишь ясновидящему оку — повторяются видовые формы растительного.

Животное еще не может повториться. Мы уже охарактеризовали его таким, что оно могло проявиться в старом лунном состоянии только тогда, когда наступила двойственность, то есть когда выделившееся солнечное действовало извне. Поэтому и теперь должен был повториться этот процесс — выделение Луны — прежде чем развитие от растительного могло бы подняться к животному царству. А потому после третьего дня творения нам описывается, как в окружности земного появляется солнечное, лунное и звездное и как это все, снаружи озаряя земное, посылает туда свои силы. До этого произрастание являлось для нас действием самого планетарного состояния, теперь к этому действию присоединяется нечто внешнее, излучаемое из небесного пространства. Другими словами, подобный процесс следовало бы описать так: к силам Земного шара, который сам по себе, исходя из своей унитарности мог повторить лишь то, что им уже раньше было создано из этой унитарности, к этим силам Элохимы своим космическим промыслом присоединяют новые силы, изливающиеся на планету извне, из небесного пространства. Так с земным бытием сочетается космическое бытие. Будем пока довольствоваться только этим касательно описываемого в так называемом четвертом дне библейского творения.

Что же, собственно, произошло теперь благодаря этому озарению извне? А то, что естественно могли повторяться процессы, уже проистекавшие в старом лунном состоянии, но в измененном виде. В старом лунном состоянии, знаем мы, создалось все то животное царство, которое только было возможно в воздухообразном и водном элементах. Что могло жить в воздухе и воде, то образовалось как животные; это сначала и могло теперь повториться. И Книга Бытия нам с поразительной деловитостью повествует, как в так называемом пятом дне творения начинает кишеть жизнь в воздухе и в воде. Это не что иное, как повторение старого лунного времени, но лишь на высшей ступени, новой форме, исходящей из земного.

Такого рода вещи способны превратить наше антропософское устремление в трепетное уважение к подобным древним памятникам; и тогда из чисто антропософских воззрений рождается чувство глубокого почитания таких древних памятников и поклонения им. Что находит ясновидящее сознание, то передается нам величественным, первобытно мощным языком в этих древних памятниках человечества; мы опять обретаем то, что мы уже раньше знали, а именно: что после озарения извне может снова повториться то, что в старом лунном состоянии существовало в элементах воздушном и водном. Ввиду этих познаний, потрясающих всю нашу душу, какова цена тем чисто рассудочным возражениям, которые часто приводятся против этих вещей? Каков вес, в особенности, возражения, утверждающего, что памятники эти созданы в первобытные времена, когда человеческое познание находилось еще на детской ступени развития? Хороша же эта детская ступень, когда мы вновь находим в этих памятниках то высшее, к чему мы только в силах подняться. Не должны ли мы, напротив, ту же самую духовность, которая в настоящее время единственно в состоянии подняться к этим откровениям, приписать также авторам этих памятников? Разве древние ясновидящие, оставляя нам эти памятники, не говорят с нами на достаточно ясном языке? Познания, открываемые нами в этих памятниках, дают нам достаточное доказательство тому, что авторами их были древние вдохновенные ясновидцы. Мы, право, для этого не нуждаемся в исторических доказательствах. Доказательства мы можем добыть только тем, что научимся понимать эти памятники.

Исходя из этой точки зрения, мы говорим: только во всем том, что происходило после этого пятого момента, после так называемого пятого дня творения, могло проявиться что?нибудь новое. Потому что теперь уже повторилось то, чему надлежало повториться; теперь самое земляное, проявившееся как новый элемент, могло населяться животными и всем, что развивалось как новое образование. Поэтому мы видим, как с поразительной точностью и знанием дела нам повествуется, что в так называемый шестой день творения появляется то, что, так сказать, связано своим бытием, как новый элемент, с земляным. То животное начало, о котором говорится, что оно возникло в шестой день творения, является новым элементом и связано с земляным. Таким образом, мы видим, что вплоть до пятого дня творения повторяется прежнее на высшей ступени и в новой форме и что лишь с шестым днем творения появляется существенное земное, возможное только в условиях земного.

Этим я вам дал очерк произошедшего в шестидневном творении. Я вам показал, что тем, кто сообщают нам свою великую мудрость под таинственным покровом шестидневного творения, хорошо должно было быть знакомо то, что впоследствии открывалось как нечто новое. Не менее хорошо знали они также, что лишь во время возникновения этих земных условий могло проявиться то, что составляет сущность человека. Мы знаем, что все пережитое человеком на старом Сатурне, Солнце и Луне было лишь подготовлением для создания человека в собственном смысле слова. Мы знаем, что во времена старого Сатурна развился лишь зачаток будущего физического тела человека. В старом солнечном бытии — к нему присоединился зачаток эфирного или жизненного тела, а в старом лунном бытии зачаток астрального тела. Все повторявшееся до конца так называемого пятого дня творения имело отпечаток астрального. Все существенное имело отпечаток астрального. Излить «Я», четвертый член человеческого существа, в существо этого сложного комплекса развития стало возможным лишь тогда, когда до конца были созданы условия земного бытия. Так Элохимы повторяли в продолжение пяти так называемых дней творения, на высшей ступени, прежние состояния и этим повторением подготовили земное. Только после этого они располагали — именно благодаря тому, что повторения эти совершались в новой форме — тем пластичным сосудом, коему они могли напечатлеть человеческую форму — это был венец всего развития.

Если бы происходило лишь простое повторение прежнего, то развитие могло бы дойти только до астрально–животного. Но так как с самого начала в повторяющиеся моменты вкладывалось нечто такое, что впоследствии обнаружилось как земное, то в конце концов вышло нечто такое, куда Элохимы могли излить все живущее в них. Я уже вам описал, каким образом все это жило в них, а именно так: как будто имеется группа, состоящая из семи человек, каждый из них ведает свое дело, познания их различны, но все они работают для одной общей цели. Они хотят создать единую общую вещь. Каждый должен вложить в нее то, что он может лучше всего. Так создается единое общее творение. По отдельность у них нет силы создать это творение; совместным же их силам это доступно. Что мы могли бы сказать о таких семерых, делающих какую?нибудь общую вещь? Можно бы сказать: они эту вещь будут формовать так, чтобы она соответствовала представлению об этой вещи, которое они себе составили. И самое главное, что мы во всем этом должны усматривать, это что семь Элохимов действовали сообща для того, чтобы, как венец этой совместной деятельности, влить человеческую форму в то, что могло произойти из повторения прежнего, ибо ко всему прибавлялось что?то новое. Поэтому в Книге Бытия вдруг появляется совершенно иная речь. До этого все говорится совершенно определенным языком: «Элохимы создали», «Элохимы сказали». Чувствуется, что идет речь о чем?то таком, что уже заранее решено. Теперь же, когда дело касается венца земного творения, вдруг слышится иная речь: «давайте» — если дать это в привычном переводе — «давайте сделаем человека». Это звучит как предложение, как совместное обсуждение всеми семью Элохимами, как это всегда и делается, когда работают совместно над общей задачей. Таким образом, в том, что появляется как венец творения, мы должны видеть продукт совместной работы Элохимов: каждый прилагает свое умение к общему делу, и, наконец, появляется эфирная форма человека как выражение тех способностей и сил, которые Элохимы успели приобрести себе во времена Сатурна, Солнца и Луны.

Этим мы указали на нечто чрезвычайно важное. Мы коснулись, так сказать, того, что называется человеческим достоинством. Религиозное сознание некоторых эпох гораздо точнее и правильнее чувствовало исконный смысл определенных слов, чем мы в настоящее время. И древнееврейский мудрец также хорошо чувствовал это. Когда он направлял свои чувства к семи Элохимам, то он, при всем своем смирении и глубоком преклонении пред ними, должен был сказать себе: человек является величественным и могущественным существом, потому что для его сотворения должны были слиться в совместное единое семь разных видов деятельности. Человеческая земная форма — это цель богов. Проникнитесь значением этих слов: земная форма человека- это цель богов. Если вы прочувствуете все значение этого, то вы должны сказать себе: эта человеческая форма такова, что каждая отдельная душа должна чувствовать в отношении нее огромную ответственность и в то же время обязанность усовершенствовать эту форму по мере возможности. Возможность усовершенствования и была дана с того момента, когда Элохимы приняли совместное решение влить все свое умение в одну соборную цель. То, что представляет собой наследие богов, передано человеку, чтобы он его поднимал все выше, все более развивал вплоть до грядущих времен. Прочувствовать эту цель в терпении и смирении, но также в сознании силы — таков должен быть один из результатов, вытекающий из нашего изложения космических фактов на основе знаменательных вводных слов Библии. Они раскрывают нам наше происхождение и вместе с тем ставят перед нами нашу цель, наш высший идеал. Мы чувствуем, что мы божественного происхождения; но мы также чувствуем то, на что намекается в розенкрейцеровской драме, когда посвященный, дойдя до известной ступени, чувствует себя в том, что выражено в словах: «Человек, переживи самого себя». Он чувствует тогда, правда, свои человеческие слабости, но рядом с этим — свою божественную цель. И он более не распыляется, он внутренне более не иссыхает, а чувствует подъем; он оживает внутренне, когда он переживает самого себя, когда он в силах изжить самого себя в том другом «Я», что струится в него из сферы, родственной его душе, потому что это и есть его собственная божественная цель.