Судьи.

Судьи.

А судьи кто?

До судей ещё дойдём. По смерти Иисуса собрались Иуда и брат его Симеон воевать с хананеями и ферезеями. Адони-Везек выставил против захватчиков десять тысяч воинов. Все они погибли. Самому Адони отрезали пальцы на руках и ногах и притащили на аркане в еврейский лагерь. Там он и умер.

Захватили Иерусалим. Разграбили, разрушили и сожгли. Иуда продолжил завоевание. Взял Хеврон, Азот и Газу.

При штурме Луза в живых оставили только предателя, указавшего вход в город. Хананеев израильтяне изгнать не смогли, но сделали их данниками. Так же поступили и с амореями.

После похорон Иисуса Навина израильтяне взялись за старое — стали поклоняться Ваалу и Астарте. Начался разброд и шатание. Израильтян стали грабить в земле обетованной.

Грабили коренные обитатели — пришельцев. Они попробовали создать институт судей — замену правлению пророков. Судей израильтяне тоже не слушали, но хоть какая-то видимость порядка сохранялась.

Вот народы, которые бог не стал уничтожать и выгонять за пределы земли обетованной: филистимляне, хананеи, сидоняне, евеи и ферезеи.

Простые израильтяне не понимали всех тонкостей газавата. Они женились на иноверках, выдавали за них своих дочерей, ходили друг к другу в гости, в общем, поступали так, как поступают все соседи.

С добротой пропадает воинственность. Вскоре израильтяне были покорены месопотамским царём Хусарсафемом, и восемь лет платили ему дань. Потом последовало восстание, которое возглавил судья Гофониил. Дань платить перестали и жили сорок лет в мире.

Через сорок лет Еглон Моавитянин опять пощупал за вымя горячих пришельцев из Египта. Они опять поддались. На евреев наложили дань, которую они платили восемнадцать лет.

Очень интересно: когда евреев побеждают, то ограничиваются простыми умеренными контрибуциями, но когда побеждают они — горе побеждённым, они исчезнут с лица земли, как народ.

Итак, израильтяне плакали от непосильных налогов, которые наложили на них моавитяне. Через восемнадцать лет унижения они поняли, что так дальше нельзя жить.

Судья Аод возглавил делегацию налогоплательщиков, моавитянский царь дал им аудиенцию. Аод попросил выслушать его наедине. Царь согласился и выгнал охрану из комнаты.

Только он навострил слух, чтобы внимать еврейскому судье — уважаемому человеку и должностному лицу, как получил меч в брюхо — по самую рукоятку. Аод усадил убиенного им царя в спальне, вышел в коридор, объяснил стражникам, что монарх «не велели беспокоить», и ушёл домой.

Его впустили к царю без обыска, его выпустили из дворца, поверив на слово, не проверяя самочувствия августейшей особы. Это о чём-то говорит, а именно — о доверии.

Еврейский судья, лучший из сынов своего народа, воспользовался этим доверием «на все сто». Но он не остановился на достигнутом. Пришёл в родной лагерь, сыграл побудку и велел выступать. В поход.

Началась потеха. За одну ночь израильтяне убили десять тысяч моавитян. Они оседлали переправу через Иордан, на которой убивали тех, кто хотел просто спастись бегством, не помышляя о ратных делах. «… и никто не убежал».

После этого случая израильтян никто не трогал целых восемьдесят лет, все размышляли о путях господних, которые неисповедимы.

Таковы судьи. Следующим судьёй был Самегар, который прославился тем, что собственноручно убил шестьсот филистимлян.

Вот ещё один судья. Вернее, одна судья. Судья Девора, она же Девора пророчица, замужняя женщина. Славилась тем, что сидела под пальмой и судила тех, кто приходил на арбитраж. К тому времени все забыли о подвигах Аода.

Хананейский царь Иавин сказал, что евреи ничем не лучше других жителей Палестины — должны платить налоги на общих основаниях. Евреи подумали: может, пора Иавина «того»?

Но царь был им не по зубам — у него было аж девятьсот железных колесниц. В битве его не возьмёшь, а на приватные аудиенции он еврейских делегатов почему-то не пускал. Экий недоверчивый.

Израильтяне увидели, что дело плохо и по старой привычке возопили: «Угнетают! Мочи никакой нет!» Девора решила помочь землякам. Она вызвала к себе Варака, одного из вождей, и предложила ему устроить засаду на Сисару, одного из ханаанских военачальников.

Варак согласился при условии, что Девора возьмёт участие в операции. Наша судья не ожидала такого поворота. Приходилось вылезать из-под пальмы и рисковать жизнью.

Она поукоряла трусливого Варака, сказала, что не видать ему в жизни счастья и так далее. Варак был неумолим. Девора выбралась из-под пальмы.

Варак собрал десять тысяч воинов и выступил в поход. Раскинули лагерь на горе Фавор. Сисаре доложили, что израильтяне выступили против него. Он посадил бойцов на колесницы и направился к злополучной горе.

Засада удалась. В битве хананеи потерпели сокрушительное поражение от израильтян. Сисара бежал, пока евреи добивали его раненых воинов.

Неподалёку от горы стоял шатёр Хевера, союзника израильтян. Сисара решил воспользоваться степным законом о неприкосновенности гостя и попросить политического убежища у третьей стороны. В шатре его встретила Иаиль, жена Хевера. «Зайди, господин мой, зайди ко мне, не бойся».

И ласково подмигнула. Господин зашёл. Хозяйка напоила раненого гостя молоком, перевязала раны, предложила поспать с трудов ратных.

У Сисара был не самый удачный день в его жизни. С утра всё шло наперекосяк. Он попросил не выдавать его и забылся тревожным сном. Иаиль и не собиралась его выдавать. Она приложила к его виску деревянный кол и начала бить по этому колу молотком.

Била до тех пор, пока кол не вышел с другой стороны — через ушко. Гостеприимная хозяйка вытерла со лба трудовой пот и капельки крови, вышла на воздух. «На воздухе» она заметила Варака, который рыскал по окрестностям. Она позвала этого следопыта и предъявила труп для опознания.

Радости израильтян не было границ. Девора и Варак обрадовались и тут же сочинили песенку о своих подвигах. Песенку было предписано петь во всех стойбищах, как гимн. В песенке, кроме описания подвигов, благословлялась Иаиль и прославлялись её морально-деловые качества.

Из текста песни следует, что если вы просите у женщины, которая пригласила вас в гости, кружечку воды, а она угощает вас молоком — берегите голову и опасайтесь молотков.

Дела хананейские пошли на убыль. Вскоре царь Иавин, который так опрометчиво потребовал с пришельцев дань, пал под мечами своих данников.

После этого целых сорок лет никто не трогал израильтян. Они опять начали делать «не угодное в глазах Господа». Кончилось это делание тем, что их подчинили себе мадианитяне.

Мадианитяне были простыми до ужаса. Они приезжали со своим скарбом в земли, на которых израильтяне посеяли зерно, и выпасали свой скот. Израильтяне в это время прятались по горным пещерам, зорко высматривая, чей верблюд сколько еврейского зерна съел.

Израильтяне опять возопили. Бог послал к ним пророка Гедеона. Гедеон не знал, что он пророк. Сначала он просто перетирал ячмень в каменной зернотёрке. За этим занятием его застал ангел и повёл революционные речи.

Гедеон принёс ангелу жертву — на всякий случай. Ночью его посетил бог и приказал разрушить жертвенник Ваалу, который построил его отец, и построить на этом месте жертвенник Иегове.

Разрушить отцовский жертвенник — не шутка. Гедеон не решился на такое действо днём, дождался ночи. Утром народ проснулся, а тут такие дела — вместо старого жертвенника стоит новый и неправильный.

Потребовали у отца выдать им Гедеона — для суда и казни. Дело шло к виселице, но тут вмешались враги. Мадианитяне расположились лагерем неподалёку. Гедеон, стал созывать ополчение и обещать землякам победу.

Предварительно он, конечно же, потребовал у бога гарантий. Бог показал ему простой фокус с шерстью, на которую не садилась роса. Гедеон поверил и решил, что он — самый настоящий пророк.

Утром оказалось, что под знамена Гедеона пришло двадцать две тысячи воинов. Бог сказал, что этого много. Решили отбирать для вылазки только тех, кто пьёт воду из ручья по-собачьи.

Провели испытание, согнали всех к реке и заставили пить воду. «Собачатников» оказалось триста человек. Необычный способ отбирать бойцов.

Ещё более необычной была сама вылазка. Триста человек вооружились кувшинами, палками и светильниками. Они пошли ночью в лагерь неприятеля, по команде разбили палками кувшины и зажгли светильники.

Все враги, число которых превышало число песчинок на пляже, жутко испугались и бросились наутёк. В ночной стычке погибло сто двадцать тысяч человек — как песка на пляже.

Остальные оккупанты (жители своей собственной земли!) бросились наутёк. Двадцать тысяч еврейских ратников занялись погоней — очень увлекательным делом. Мадианитян гнали до Иордана. Головы двух мадиамских царей привезли Гедеону — в подарок.

В погоне за двумя уцелевшими царьками, Зевеем и Салманом, Гедеон подошёл к Иордану и потребовал у жителей Сокхофа хлеба и водички. Жители не стали давать ни того, ни другого, и пожелали ему скорейшего поражения.

За это Гедеон пообещал с ними разобраться — после погони. Сказал, что каждый житель этого вонючего городка будет замучен терновыми ветками и досками, в которые вбиты гвозди.

Гедеон продолжил погоню натощак. В следующем городке, где он попросил покушать, ему тоже отказали. Этим ребятам он пообещал разрушить их башню — главную достопримечательность, а их самих порубить в капусту.

Вскоре беглые цари были настигнуты и схвачены, их воины уничтожены, а это ещё пятнадцать тысяч человек. После победы Гедеон вернулся к негостеприимным аборигенам, чтобы выполнить обещанное. И выполнил.

Плененных им царей он приказал убить своему сыну. Сыночек оказался слаб в коленках — его тошнило и всё такое. Пришлось махать мечом самому.

После победы все израильские вожди попросили Гедеона стать им царём. Гедеон отказался, но попросил об одной маленькой услуге. Впрочем, пусть он скажет сам за себя.

«Прошу у вас одного — дайте мне каждый по серьге из добычи своей».

Весу в золотых серьгах, которые он выпросил, было тысяча семьсот золотых сиклей, кроме пряжек, пуговиц и пурпуровых одежд, которые были на царях Мадиамских, и кроме золотых цепочек, которые были на шее у верблюдов их.

Почему это нас так тревожит? Да во все дни человеческой истории происходило нечто похожее, бывало даже и покруче.

Но почему мы историю убийства и мародёрства считаем священным текстом, и прославляем убийц, насильников, мародёров и предателей, а их «подвиги» называем богоугодным делом?

Да с этой библии кровь просто капает, а мы кладём её на почётное место. Скажи мне, кто твой пророк и герой, и я скажу — кто ты сам.

Зачем она нам нужна, эта «книга книг»? Может быть, как исторический источник?

Да нет, ни один серьёзный историк в таком качестве её не рассматривает.

Как моральный кодекс?

Пока что, ничего, даже отдалённо напоминающего мораль, мы в этой книге не встретили, за исключением десяти заповедей.

Произведение искусства?

Да такого косноязычия ещё поискать.

Может быть, нам дороги наши корни?

Какое отношение ближневосточные пастухи имеют к земледельцам средней полосы? Никакого.

Так, зачем же мы за неё держимся и так дрожим над ней?

У Гедеона было много жён, и они нарожали ему семьдесят сыновей. Кроме того, наложница родила ему сына, Авимелеха. Чем байстрюк был лучше обычных детей? Скоро узнаем.

Пока же скажем, что после этой разборки израильтяне жили в мире сорок лет. После смерти Гедеона они, как водится, начали поклоняться Валааму и Астарте.

Авимелех, хоть и был внебрачным сыном судьи Гедеона, но по морально-деловым качествам вполне годился в его преемники. Он пошёл в Сихем, (мы помним, что это за городок) и обратился к жителям с пламенной речью.

«Что вам больше понравится — чтобы правили вами семьдесят законных сыновей Гедеона, или же я один?»

Горожане дружно загудели в ответ: «Зачем спрашивать о таких глупостях?» После этого он потребовал у них денег. Ему дали семьдесят сиклей серебра.

На эти деньги Гедеон нанял местных бомжей и грабителей с большой дороги, вооружил их и повёл в отцовский дом. В отцовском доме он убил всех своих братьев, и сделал это «на одном камне».

Это значит, что убийство смаковалось: к нему подводили брата, он перерезал ему горло, начиналась агония, хлестала кровь. После этого к нему подводили следующего. Расправа растянулась на несколько часов.

Только одному братишке, младшенькому Иофаму, удалось спрятаться от святого родственника и бежать в Беэр.

После расправы Гедеон вышел к жителям Сихема на площадь и спросил, вытирая пот со лба: «Вы не передумали?»

— Нет, что ты! Правь нами, Авимелех.

— Хорошо, но учтите: мы с вами повязаны. Мой отец освободил вас от захватчиков, и правил вами целых сорок лет.

Вам его правление нравилось, но стоило ему умереть, как вы убили семьдесят его законных сыновей, и поставили над собой правителем меня — байстрюка. Помните об этом. Как только вы отвернётесь от меня, израильтяне отомстят вам за это убийство.

Народ не нашёлся, что ответить, когда Авимелех так изящно сместил акценты, и приписал им своё преступление. И стал он править израильтянами, и правление его продолжалось целых три года.

Через три года в Сихем повадился некто Гаал, и стал подзуживать народ против братоубийцы Авимелеха.

Народ слушал его и кивал головой, как делала это три года назад, слушая самого братоубийцу. Решили устроить на Авимелеха засаду за городом.

Авимелеха предупредили, и он сам устроил засаду — на Гаала. Гаал бежал в Сихем. Авимелех убил всех его людей и пошёл к городу. Взял город, разрушил его, и руины посыпал зачем-то солью. Оставшиеся люди заперлись в городской башне.

Башню обложили хворостом и подожгли. Заживо сгорело около тысячи человек. После этого Авимелех осадил Тевец, где тоже спрятались горожане, недовольные его правлением. Город пал, но оставшиеся защитники спрятались в башне.

Во время осады башни какая-то женщина сбросила сверху обломок жернова, и пробила Авимелеху череп. Тот приказал одному из своих людей зарубить его, чтобы не умереть от рук женщины. И умер, как мужик.

После Авимелеха судьёй был Фола, который правил двадцать три года. После него правил Иаир, который правил двадцать два года, и прославился тем, что тридцать два его сына ездили по Израилю на тридцати двух ослах.

Израильтяне продолжали поклоняться Ваалу и Астарте. В общественной жизни тоже не ладилось — филистимляне и аммонитяне наложили на них дань. Евреи сразу вспомнили про бога и начали извиняться перед ним, просить решить этот денежный вопрос.

Бог долго препирался, как Сталин в 1941 году, а евреи точно также его уговаривали и обещали никогда больше не поклоняться никаким другим богам. Наконец, бог согласился.

Пока шли препирательства, аммонитяне подошли к Галаду и расположились лагерем. Всем стало ясно, что просто так они обратно не уйдут. Стали искать военачальника. Искали самого достойного. Нашли.

Им оказался некто Иеффай, очень колоритная личность. Его папа был правителем Галада, а мама — проституткой. По еврейским законам его выгнали из города. Только его потомки в десятом поколении могли стать полноправными членами общества.

Ждать восстановления в гражданских правах было долго, Иеффай набрал бродяг из окрестностей и сколотил банду. Лихие молодцы грабили на большой дороге всех встречных — поперечных. К нему и обратились галадские старейшины.

Попросили его возглавить еврейское ополчение и сразиться с аммонитянами. Иеффай долго смеялся. Дедки настаивали. Наконец, сын блудницы согласился, но при условии, что после победы его поставят судьёй. Закон — дышло, старейшины согласились.

Иеффай провёл смотр вверенных ему войск, остался доволен и послал к аммонитянам послов. «Зачем ты пришел на нашу землю?» Так звучал вопрос, который был задан предводителю аммонитян.

«Это не ваша земля, а наша. Если вы уйдёте по добру — по здорову, то мы вас не тронем».

«Нет, это наша земля. Её нам дал наш бог так же, как вам дал землю ваш бог. Но наш бог круче вашего. Поэтому проваливайте».

Аммонитяне обиделись за своего бога и за свою землю. Решили биться с евреями. Иеффай пообещал богу, что в случае победы принесёт ему в жертву первого, кто выйдет из его дома навстречу. Бог ничего не сказал.

Иеффай побил аммонитян, разрушил два десятка их городов и с победой вернулся домой. На пороге его встречала любимица дочь. Вот такие дела.

Дочь побежала навстречу любимому папочке, плача от радости. А он… Он принес её в жертву. По горлу чик — и приветик.

После победы к Иеффаю пришли ефремляне и стали его укорять за то, что он в одиночку побил аммонитян, а их, своих добрых соседей, не позвал. «Не по-соседски это, а посему мы убьём тебя, а дом твой спалим».

Иеффай не хотел, чтобы кто-то жёг дом, а его убивал. Несколько дней назад он был бродягой и разбойником, а теперь — судьёй и уважаемым человеком. Жизнь, как говорится, начала налаживаться, если не считать убийства дочери.

Иеффай решил наглецов проучить. Его поддержали жители Галада. Ефремляне были биты и бежали к Иордану. Галадцы оседлали переправу и проверяли у каждого паспорт. Процедура происходила так. К переправе подходил человек.

Галадцы спрашивали его: «Ты часом не ефремлянин?» Он отвечал: «Ну что вы, как можно!» Ему ставили задачу: «Скажи Шихем». Он говорил: «Сихем». И получал меч в брюхо. Оказывается, этот логопедический анекдот имеет длинную бороду.

Анекдот очень смешной. На переправе было убито сорок две тысячи человек только за то, что не умели правильно выговаривать шипящие звуки. После этого Иеффай правил Израилем шесть лет. После него судьёй стал Есевон, у которого было тридцать сыновей и тридцать дочерей.

Через семь лет его сменил Елон, который судил десять лет. Следующим судьёй был Авдон, у которого было сорок сыновей и тридцать внуков. Все они ездили на семидесяти ослах по Израилю. Через восемь лет умер и он.

Но израильтяне продолжали делать «неугодное в глазах Господа». Поэтому их покорили филистимляне — на целых сорок лет. Филистимляне — это те же финикийцы, но вид сбоку.

В то время жил себе мужичок по имени Маной. А жена его была бесплодна. Как водится, к ней пришёл ангел и посоветовал не пить вина, и тогда она зачнёт. Жена рассказала мужу о таком чуде.

Маной, понятное дело, изъявил желание повидать небесного гостя, и потолковать с ним о том, о сём.

Ангел появился снова, но навестил бесплодную женщину в поле, когда мужа рядом не было. «Зачем нам кузнец? Что я, лошадь что ли?»

После этой «встречи» жена прибежала домой и сказала Маною: «Мужик, о котором ты спрашивал, сейчас в поле». Маной поспешил к незнакомцу. Ангел, загадочно улыбаясь, рассказал ему, что у них теперь непременно родится сын.

Если они не будут его стричь, и не дадут ему спиртного, то он вырастет отменным богатырём, и освободит Израиль от филистимлян. Маною не осталось ничего иного, как заколоть барашка на этом месте. В положенный срок у счастливой четы родился сын, которого нарекли Самсоном.

Скажем сразу, что Самсон был судьёй, и от филистимлян свою землю не освободил, как ни старался. И вот молодой и непьющий судья, небритый и нестриженый, решил жениться на филистимлянке.

Израильтяне платили филистимлянам дань, да и законы иудеев запрещали им жениться на иноверках, поэтому родители молодого юриста не одобрили его выбор. Но делать нечего, решили свататься.

Вообще история Самсона за свою несуразность вполне могла бы быть помещена в «Книгу рекордов Гиннеса». Итак, Самсон с родителями идёт свататься к филистимлянке.

По дороге на них нападает лев, который прятался до этого в винограднике, поджидая молодого судью. А может быть, он лакомился виноградом и размышлял о вечном.

Самсон не испугался льва, а наоборот — собственноручно порвал ему пасть. Явный реверанс в сторону эллинов и римлян. Когда мы видим статую накачанного бородача, разрывающего льву пасть, то должны понимать, что речь идёт не о брате ахейского царя, а об израильском судье. Да.

Покончив со львом, Самсон бросил его труп на дороге, и продолжил свой путь к счастливой женитьбе. Примечательно, что родители его не только не видели и не слышали его схватки со львом, но даже ничего не знали о ней.

Пришли к невесте. Сладились. Договорились о свадьбе. Пошли домой. Филистимляне оказались не такими страшными, как их малюют. На следующий день Самсон пошёл к невесте решать организационные вопросы — готовиться к свадебной гулянке.

По дороге он нашёл труп вчерашнего льва. За одни сутки дикие пчелы успели свить в трупе гнездо и натаскать туда мёда. Самсон отнял у пчёл, живущих в трупе льва, их мёд, и пошёл к невесте, вкушая эту сладость.

Придя к невесте, Самсон угостил медком тестя и тёщу. Правда, он не сказал им, откуда деликатес — ума хватило. Итак, началась семидневная гулянка. На время свадьбы избрали тридцать друзей жениха.

Когда торжество достигло апогея, Самсон начал загадывать своим дружкам загадки. Ставкой он назначил тридцать отрезков льняной ткани и тридцать же перемен одежды.

Загадку надо было отгадать до конца свадьбы. Сама загадка звучала так: «Из едока вышла еда, а из сильного вышло сладкое. Что это?» Брачные дружки бились в отчаянии головами об свадебный стол, но не могли разгадать загадки.

Время шло. Они начали угрожать жене Самсона: узнай у него ответ, а то мы спалим твой дом, а тебя и отца твоего убьём. Мы, дескать, не для того пришли на свадьбу, чтобы нас тут обобрали.

Жена начала выпытывать у мужа ответ, они это умеют, но Самсон был неумолим. Женские чары не действовали. Когда чары не действуют, женщины прибегают к слезам. Это оружие не даёт осечки. Никогда.

На седьмой день плача Самсон открыл ей разгадку. Через несколько минут её знали и дружки жениха. Что и требовалось доказать. И потребовали заплатить то, что он проспорил.

Самсон не зря назывался судьёй, блюстителем закона. Его решение проблемы было молниеносным, как меч Александра Македонского. Наш молодожён сбегал в соседний городишко, убил тридцать первых, попавшихся ему филистимлян, снял с трупов одежду, и принёс на свою свадьбу.

Очень интересный момент. Профессиональный юрист заключает пари, и при этом делает ставку, превышающую его платежеспособность. Он ставит на кон то, чего не имеет. Видимо, его профессиональные качества того же порядка, что и умственное развитие. Вернёмся к сюжету.

С обиженным видом Самсон бросил своим свадебным дружкам тридцать комплектов окровавленной одежды, укоризненно посмотрел на них, сказал: «Я вас покидаю!», и ушёл в родительский дом, гордо подняв голову. Вот такой непростой парень, этот Самсон.

Филистимляне были попроще, чем загадочный судья. Чтобы свадьба не оказалась напрасной, жена Самсона стала женой одного из его брачных друзей. Помните: ваш брачный дружок не обязательно является вашим другом. Особенно, если он филистимлянин, а вы еврей.

Спустя несколько дней Самсон появился в доме своего тестя, как ни в чём не бывало, держа под мышкой козлёнка. Сунув козлёнка тестю, он направился к спальне своей жены.

Тесть стал протестовать в том смысле, что его жена уже вроде бы и не совсем ему жена, а даже очень наоборот — жена его свадебного друга. Самсон обиделся. «Ну, уж теперь я в полном праве делать филистимлянам зло».

В самом деле — почему бы и нет?

Филистимляне как раз убирали урожай зерновых. Самсон поймал триста лисиц, что само по себе удивительно. Связал их попарно хвостами, а к хвостам привязал факелы. После этого пустил лисичек, которые уже поскуливали от нетерпения, «побегать» по филистимлянским нивам.

Весь урожай — как корова языком слизала. Филистимляне удивились (ещё бы!), и начали вопрошать друг друга: кто это сделал? И отвечали друг другу же: это зять нашего земляка, который выдал свою дочь замуж два раза, но сыграл лишь одну свадьбу. «Ах, он негодяй!»

«Негодяй» относилось не к Самсону, а к его тестю. Старика и дочь его сожгли вместе с домом. А Самсон перебил этим филистимлянам голени и бедра. За что — непонятно.

И устроил в скалах себе лежбище, в котором прятался от евреев и от филистимлян, словно он какой-то Джумагалиев, а не судья израильского народа. Все воспринимали этого человека, как опасного зверя, потерявшего человеческий облик.

Филистимляне пришли с войском к израильтянам и потребовали выдачи Самсона. Израильтяне пришли в ущелье и сказали Самсону, что вот мол, до чего дошло.

Самсон дал себя связать, но попросил не убивать, а отвести прямиком к филистимлянам. Так и сделали.

Оказавшись среди филистимлян, Самсон порвал верёвки, схватил «челюсть дикого осла», перебил ею тысячу человек, попил водички и лёг спать.

После этого случая он правил Израилем двадцать лет. За это время он не стал более солидным, и, тем более, умным. Хаживал к филистимлянским проституткам в Газу.

Жители Газы устраивали на него засады у городских ворот. Кончилось тем, что он просто снял эти самые ворота и отнёс на близлежащую гору.

Наконец произошла история с Далидой, которая стала сюжетом бесчисленных картин, скульптурных групп, музыкальных произведений и даже кинофильмов. В некоторых источниках эту женщину зовут Далилой.

Мне это имя больше нравится. Недавно я увидел на улице нашего городка новую парикмахерскую, над которой горела неоновая вывеска «ДАЛИЛА». Был повод посмеяться. Приятно, что у современных коммерсантов всё ещё есть чувство юмора.

Итак, Самсон влюбился в филистимлянку. И стал захаживать к ней на огонёк, пренебрегая своими служебными обязанностями. После любовных объятий он любил вздремнуть у неё на коленях.

Далида что-то у него спрашивала, а он сквозь сон ей что-то отвечал. Спрашивала она всё время одно и то же, а он отвечал каждый раз иначе.

Далида была не только красавицей, но ещё и патриоткой. Естественно, что вопрос её был о секрете неуязвимости возлюбленного.

Самсон сначала отшучивался и выдумывал байки, но что сравнится с упорством женщины, решившей узнать что-то? Вода, которая точит камень, не так впечатляет, как настойчивость Далиды.

В очередную дрёмку на коленях возлюбленной Самсон проговорился. «Попал», как модно сегодня выражаются мастера распальцовки. Он ещё не закончил своего сонного бормотания, как был обстрижен Далилой. И что же? «Французы тут, как тут».

Жестокие звери-филистимляне выкололи глаза доброму Самсону, убившему ни за что ни про что более тысячи их соотечественников, и запрягли его крутить мельничное колесо. Мир содрогнулся от такой жестокости.

Самое противное — иногда на праздники его приводили во дворец, где он должен был развлекать филистимлян игрой на гуслях. В каждое своё выступление Самсон просил бога, о котором вдруг вспомнил, вернуть ему силу.

Однажды бог согласился. Самсон сразу же расшатал столбы, подпиравшие кровлю. Крыша дворца обвалилась. Все погибли. Аминь.

Нет, не аминь. Надо сказать по этому поводу ещё несколько слов.

Все восхищаются героизмом Самсона и осуждают вероломство похотливой филистимлянки, которая и рыбку съела, и на люстре покаталась. Специально для этих моралистов я приберёг одну цитатку из истории о Самсоне. Вот она.

Отец его и мать его сказали ему: «Разве нет женщин между дочерями братьев твоих и во всем народе моем, что ты идешь взять жену у филистимлян необрезанных?» … но отец его и мать его не знали, что он ищет случая отомстить филистимлянам.

Как говорится, не Далида это начала. Конец истории о Самсоне.

После Самсона судьёй был Емегар, который убил «шестьсот иноплеменников, не считая скота». Хороший был паренёк. Этими деяниями он «спас Израиль».

Жил на горе Ефрем некто Миха. Он пошёл к матери своей и повёл странные речи.

— Помнишь, мама, у тебя украли тысячу сиклей серебра, а ты прокляла вора страшным проклятием?

— Помню, сынок, как не помнить. Из-за этого случая пришлось мне торговать тем, чем обычно не торгуют.

— Так вот, мама, это серебро у меня. Я взял его.

— Дай тебе бог здоровья, сына, и долгих лет жизни. Какой ты у меня молодец!

Сынок отдал матери серебро. Она начала по-матерински суетиться.

— Это серебро я назначаю в жертву богу. Я делаю это от себя, но для тебя. Потому, что хочу отлить из него истукан. Поэтому отдаю это серебро тебе. Непонятно? Мне тоже непонятно, сынок. Но что поделать? Так написано в библии.

С этими словами мать отдала сыну серебро обратно. Миха тут же отпихнул серебро в её сторону. Если учесть, что тысяча сто сиклей серебра — это большая куча, то можно представить себе, какая пыль стояла у Михи в доме.

Кончилось это взаимное расшаркивание тем, что мать взяла из этой кучи двести сиклей и отдала плавильщику. Тот отлил ей истукан. Ещё и на кумир хватило.

Эти предметы поставили в доме Михи, после чего, его дом стал называться Божьим.

Как говорится, дело Моисея жило и процветало.

Миха, который теперь считался очень набожным человеком, посвятил одного из своих сыновей в священники.

В Израиле всё ещё не было царя, каждый жил, как ему вздумается. Анархия, можно сказать, процветала в земле обетованной. Из Вифлеема в эти дни вышел один левит, который был бомжом и попрошайкой.

Кроме принадлежности к касте жрецов у него не было вообще ничего. Этот благородный юноша решил побродить по Израилю, поискать счастья. В своих поисках и брожениях он добрался до горы Ефрем.

Миха заметил бродягу и пригласил его пожить у себя. Условия таковы: юный левит получает десять сиклей серебра в год, пищу и кров над головой. За это он должен быть священником при самодельном храме хозяина.

Левит согласился. Почему бы и нет? Миха тоже был доволен. За такие мизерные деньги он заполучил священника-левита, а значит — и благосклонность бога.

Хотя кости Иисуса Навина давно истлели, одно из колен израилевых всё ещё не имело своей земли.

Племя Дан бродило туда-сюда и не знало, где ему жить. Видимо, несколько последних веков еврейской истории прошли мимо них.

Они отсутствовали по неизвестной причине, когда Иисус и Елеазар назначали каждому колену его удел. А теперь спохватились и стали рыскать по окрестностям горы Ефрем.

Вообще-то рыскали не все, а только пять диверсантов. Основная масса воинов племени Дан расположилась на безопасном удалении.

Лазутчики изучили окрестности и узнали, что неподалёку находится маленькое селение Ланс, в котором живут сидоняне.

До их столицы, Сидона, путь неблизкий. Если напасть на городишко, то никто не придёт ему на помощь. «Это хорошо», — подумали разведчики и засобирались в обратный путь. Заночевать решили у Миха. Мих радушно принял незваных гостей, о чём потом пожалел.

Итак, отдыхая после ужина, диверсанты узнали, что в доме Михи живёт левит. «Они узнали его по голосу». Очень загадочный момент. Видимо, голоса левитов разительно отличались по тембру от голосов остальных израильтян.

Шпионы затащили левита в сарай, быстро провели форсированный допрос на тему: «Откуда ты взялся, и что тут делаешь?» Утром распрощались с гостеприимным Михой и поспешили в родное стойбище.

Разведчики рассказали вождям, что к чему. Сыграли подъём. Шестьсот воинов выступили в поход. На пути к Лансу зашли на гору Ефрем. Молча вошли в дом Михи, забрали истукан. Молодой левит патетически воскликнул: «Что вы делаете?»

Предводитель группы захвата прищурился.

— Ты бы лучше помалкивал. Молчи и думай, даю минуту на размышление — хочешь быть священником у какого-то клептомана или верховным жрецом у целого племени?

Не прошло и пяти секунд, как молодой левит горячо согласился. Тут даже написано, что он «обрадовался». Быстренько собрал все свои шмотки, прихватил остальные предметы культа, и присоединился к лихим ребятам.

Группа вышла из деревни на большую дорогу. Сзади послышался шум. Воины племени дан обернулись на этот шум. У выхода из деревни стоял обворованный Миха с односельчанами, отчаянно жестикулировал и говорил нехорошие слова.

Предводитель опять прищурился.

— Ты больше не говори так, уважаемый. Неровен час, кто-то из моих людей обидится на твои слова и начнёт резать. Тебя и всех остальных. Оно тебе нужно? Иди домой с миром и радуйся жизни.

Миха заткнулся и последовал совету этого несомненно добродушного и умудрённого жизнью человека. Сыны Дана, тем временем, пришли в городок Ланс, чьи жители мирно пахали на своих нивах.

Пахарей вырезали, а заодно и их семьи. Городишко сожгли. На пепелище они построили себе новый городок, и назвали его Дан. И жили там счастливо, имея молодого и умного священника из племени левит. А звали того священника Ионафан.

Гора Ефрем была не простой горой. На ней жили очень интересные люди. Миха, обворовавший родную мать и благословлённый ею за это, построивший себе домашний храм и прикупивший себе священника, не был одиноким в своих чудачествах.

В те же дни на той же горе жил некий левит. Этот левит был интересен тем, что взял себе наложницу из Вифлеема.

Жили они, жили, а потом поссорились. Наложница хлопнула дверью и ушла в родительский дом — в Вифлеем. Левит пожил один, заскучал и пошёл за наложницей.

Пришёл он в Вифлеем, отец наложницы его приходу очень обрадовался. По этому поводу они хлопнули по рюмашке и легли спать. Решили, что утром сядут на ослов (левит с наложницей) и поедут на гору Ефрем.

Утром тесть предложил левиту подкрепиться — на дорожку. Пока подкреплялись, солнце село. Решили, что завтра точно поедут. Так повторилось пять раз. Видимо, отец наложницы был очень общительным человеком и гостеприимным хозяином.

На шестой день решил левит, что не останется больше тут ночевать, а поедут они домой. Возле Иерусалима, в котором тогда жили иевуситы, застал их вечер. Решили не ходить в Иевус, а поехали в Гиву. Там, дескать, лучше.

Не забывайте: Иерусалим уже неоднократно завоёван израильтянами, но каждый раз оказывается незавоёванным.

В Гиве действительно было хорошо. Его жители происходили из колена Вениамин. Их гостеприимство сразу бросалось в глаза. Как только солнце село, все двери, окна, ставни, ворота, калитки и форточки были заперты.

На улице не осталось ни души. Левит, его наложница и слуга сидели на двух ослах и не знали, что им делать. Сколько они не стучались в двери, нигде им не открыли. Хоть шаром покати по улице. Решили ночевать на улице.

В этот момент к ним подошёл старичок и поинтересовался: «Откуда и куда путь держите, молодые люди?» Левит представился. Старичок оказался землячком, он когда-то родился и вырос на горе Ефрем.

Само собой, он пригласил путников переночевать, и пояснил, что проводить ночь на улице Гивы — очень плохая идея. Как оказалось позже, старик был прав.

Гости вошли в дом, умылись с дороги, покушали и повели неторопливую беседу. Пустынная улица вдруг наполнилась людьми. Жители Гивы, которые будто сигнала ждали, окружили дом, стали стучать ногами в двери и требовать, чтобы им выдали молодого левита.

«Мы хотим познать его!» Знакомая песенка, не правда ли? Очень похоже на содомский инцидент, но не совсем.

Старик вышел к горожанам и повёл такую речь: «Не трогайте моего гостя. Если вам так приспичило, я выведу свою дочь и его наложницу — делайте с ними, что хотите, хоть до утра». Горожане его не слушали.

Тогда в дело вмешался молодой левит, священник и лекарь душ израильских. Он молча вывел свою наложницу за порог, подтолкнул её, сонную, к озабоченным гражданам города Гивы, вернулся в дом и запер за собой дверь.

Какое рыцарство! Какое благородство! Неторопливая беседа земляков продолжалась.

«Они познали её и ругались над нею всю ночь до утра».

Даже ленивый в ту ночь не спал. На рассвете разошлись по домам — усталые, но довольные. Наш священник бодро вскочил с постельки, сделал зарядочку, умылся, покушал и собрался в дорогу.

Распрощался с радушным хозяином, открыл дверь и споткнулся о тело женщины, лежащей на пороге.

Женщины, без которой он скучал на горе Ефрем, за которой поехал в Вифлеем, и которую упросил-таки вернуться.

«Он сказал ей: “Вставай, пойдём”. Но ответа не было, потому что она умерла».

Левит приторочил тело любимой женщины к ослу и поехал домой.

Дома он ножом расчленил её труп на двенадцать кусков и разослал по всему Израилю. Да, на горе Ефрем жили действительно странные люди.

Все колена, получившие такие необычные посылки, возмутились. Организовали сборный карательный корпус, и пришли под Гиву. Потребовали выдать им насильников. Ребята из колена Вениамина послали всех остальных израильтян подальше.

Началась гражданская война. Одно израильское племя против всего племенного союза. Борьба велась с переменным успехом. Но количество всегда побеждает качество — исключений не бывает.

От племени Вениамина осталось в живых шестьсот человек, которые спрятались в горах. Все остальные их соплеменники были вырезаны, как и их скот, а города преданы огню. Стандартная процедура.

Все племена, бравшие участие в карательной экспедиции, поклялись не выдавать больше своих дочерей за уродов из колена вениаминового.

Поклясться то они поклялись, но потом задумались. «Это, что ж получается, целое колено израилево пропадает?»

Начали искать выход из ситуации. И очень быстро нашли его. Оказалось, что не все израильтяне пошли на суд праведный над насильниками.

Жители Иависа Галаадского не участвовали в мероприятии. Не долго думая, против них выслали карательный отряд. Эта зондеркоманда вырезала всех жителей Иависа, но оставила в живых только девственниц. Таких оказалось четыреста душ.

Четыреста девственниц отдали Вениаминовичам, но этого оказалось мало. Двести крепких парней с тоской вспоминали Онана Иудовича. Решили помочь и им тоже.

Разрешили на праздник Господень устроить им засаду у города Силом, и похитить себе жён. Так и сделали. Как только началась дискотека, и девушки из Силома закружились в хороводе, Вениаминовичи тут, как тут. В общем, все остались довольны.

Остаётся добавить, что Израиль, как мы помним, состоял из десяти колен, а Иудея из двух — иехуда и беньямин. Иудеи всю дорогу пытались командовать израильтянами, мотивируя это тем, что они более праведны.

По большому счёту, после этого инцидента одно из колен иудиных — беньямин, фактически перестало существовать. То, что теперь называлось коленом Вениаминовым, было чем-то иным.

Таковы пророки. Таковы судьи. Таковы священники.

Когда румяный толстопуз будет махать на вас кадилом и напевать что-то нечленораздельное, помните, что он считает себя духовным преемником левита с горы Ефрем.

Наше сердце могут утешить только заключительные строчки «Книги судей».

«В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым».

У нас будет возможность узреть справедливость в те дни, когда у Израиля был царь.