Глава XXII ПРОСВЕЩЕНИЕ СЛАВЯН ХРИСТИАНСКОЙ ВЕРОЙ. СВЯТЫЕ КИРИЛЛ И МЕФОДИЙ И УЧЕНИКИ ИХ

Глава XXII

ПРОСВЕЩЕНИЕ СЛАВЯН ХРИСТИАНСКОЙ ВЕРОЙ. СВЯТЫЕ КИРИЛЛ И МЕФОДИЙ И УЧЕНИКИ ИХ

С V и VI века имя славян все чаще и чаще встречается в истории. Некоторые племена заселили Иллирию, некоторые, освобожденные Аттилой от угнетавших немцев, расселились по территории нынешней Германии, Балтийскому поморью, по стране, лежавшей за Эльбой (или Лабой) (часть нынешней Прибалтики и Пруссии), в Придунайском крае от Баварии и Тироля до Черного моря. Много славян издавна поселилось в Греции и слилось с туземцами. Уже в VI веке императоры Юстин и Юстиниан, родом славяне, не считались пришельцами в империи. Императоры Ираклий и Маврикий призывали славян в некоторые греческие области, где население было почти истреблено моровой язвой. Так они заняли Фракию, Македонию, Фессалию, Пелопоннес и страну, лежавшую между Савой и Адриатикой, Иллирию и Далмацию.

Вначале мирные колонисты и данники, зависимые от империи, славяне становились для нее грозными и опасными соседями по мере того, как империя слабела. Уже в конце VII века болгары под предводительством Аспаруха основали самостоятельное, сильное княжество, тревожили северные области империи и не раз угрожали Константинополю. Пелопоннесом полностью овладели славяне, соединенные с аварами. Сербы и хорваты, занимавшие Иллирию, отложились от Византии и в начале IX века частично подпали под власть франков. В Паннонии, где Карл Великий сокрушил владычество авар, и по левому берегу Дуная в Богемии стало усиливаться славянское племя моравов и чехов. Все эти и другие славяне, жившие по Днепру, Бугу, Висле, Двине, Десне, Оке, Волге и на озере Ильмень, говорили на наречиях, сходных между собой, хотя они и расселились на огромном пространстве и мало сносились между собой.

О вере славян известно мало. Их вера и обычаи были неодинаковы у разных славянских племен; многое заимствовали они от соседних народов. Так, славяне Балтийского поморья, окруженные германскими и скандинавскими народами, долгое время поклонялись идолам. Было, конечно, и незначительное количество обращенных в христианство, как, например, при Ансхарий, но в целом их просвещение относится к более позднему времени. Южные и юго-западные славяне, проживавшие ближе к Греции, достаточно рано узнали веру Христову. О скифских епископах, живших при Дунае в городе Томе (нынешнем Кюстенджи), упоминается в первых веках христианства. В X веке Скифская епархия принадлежала к округу Константинопольского патриарха, а весь этот край по Дунаю был густо заселен славянами. Славяне областей Древней Греции легко приняли от греков их веру и обычаи. Сербы и хорваты, призванные Ираклием в Иллирик, еще в VII веке приняли крещение от римских священников и имели архиепископа вначале в Салоне, потом в Сплете (Spoletro). К западным славянам по временам приходили латинские миссионеры. Так, известно, что в 845 году в Регенсбурге крестились четырнадцать чешских вождей, и с этих пор Богемия (или Чехия) считалась за Регенсбургской епархией.

Немецкие племена, саксы и баварцы, неохотно покорившиеся Карлу Великому, звали себе славян на помощь против него, и Карл, чтобы покорить и тех, и других, старался обратить их в христианскую веру. Но это не имело успеха. Вера, распространявшаяся на чужом языке, используемая как орудие власти завоевателей, не привлекала славян. Двум братьям, Кириллу и Мефодию, суждено было стать для славян орудием воли Божией, призывать их к спасению и положить между ними начало самобытного, благотворного просвещения. Это относится ко второй половине IX века.

Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий

Константин и Мефодий – родом из города Солуни, но греки ли они или славяне, достоверно не известно. В Македонии, где находится Солунь[278], жило много славян, и поэтому славянский язык был там известен. Их отец, Лев, являлся одним из важных военных сановников города, имел семь человек детей. Мефодий был старшим, а Константин – младшим[279]. Когда Мефодий поступил на службу, его назначили правителем славянского княжества, как полагают, Струмской области, а Константин, который с самого детства проявлял удивительные способности и любовь к наукам, в возрасте около 15 лет, по просьбе воспитателя малолетнего императора Михаила III, был взят в Константинополь и воспитывался при дворе вместе с императором. О нем сохранилось предание, что еще ребенком он видел во сне семь дев, из которых избрал себе в спутницы жизни Софию, Божию премудрость. Константинопольский двор в то время отличался крайней развращенностью, но науки в столице процветали. Константин, с юности благочестивый, не увлекся опасными примерами и соблазнами, но усваивал себе все лучшее. Он брал уроки у знаменитого патриарха Фотия, изучал греческий, латинский и сирский языки, все известные тогда науки, и в особенности любил философию, считая ее высшей мудростью, помогающей человеку «жить достойно образа и подобия Творца своего». Пламенная любовь к Господу и к Его святому закону горела в душе молодого Константина. Он отверг брак с богатой невестой и почести, предложенные ему при дворе, желая всецело посвятить свою жизнь Богу. Некоторое время он исполнял должность библиотекаря, а потом тайно удалился и постригся в иноки. По настоятельной просьбе друзей согласился возвратиться в Константинополь и преподавать философию.

Имя Константина Философа прославилось в столице. Однажды от эмира (или сарацинского князя) пришли к императору послы, которые поносили веру Христову. Император решил послать к ним ученого мужа для прения о вере, и выбор пал на Константина, которому было тогда 24 года. Он отправился в Багдад и, со славой исполнив свое поручение и вернувшись, поселился в монастыре на горе Олимп вместе со своим братом Мефодием, который уже давно был иноком.

В 858 году пришли к императору другие послы, от хазар, кавказского племени, кочевавшего в юго-восточной части нынешней России. Они говорили императору: «Нас смущают евреи и сарацины; хвалят они каждый свою веру; пришли же нам людей сведущих, которые бы сказали нам, которая вера лучшая». Опять обратились к Константину Философу, который охотно принял поручение идти к хазарам и убедил брата сопутствовать ему. Путь к хазарам лежал через Корсунь (Херсон), где вначале братья поселились[280]. Там они учились языку хазар и тщательно изучали еврейские книги, чтобы успешнее спорить с евреями и самаритянами, к которым они шли в хазарскую землю. Древнее предание говорит, что они тут встретились с одним русином (или славянином из русского края) и нашли переведенными на русский язык Евангелие и Псалтирь и что Константин выучил русский язык. Между тем сделали они и в Херсоне одно памятное дело. Тут скончался в изгнании, еще при Траяне, святой мученик Климент, ученик апостольский и римский епископ. Народ хранил предание, что в течение нескольких веков, в годовщину его смерти, море отступало от берегов и открывало верующим доступ к мощам святителя, утопленного в Черном море. Константин и Мефодий пожелали обрести святые мощи. По их просьбе херсонский епископ Георгий совершил торжественное молебствие около того места, где, как полагали, они находились. И действительно, при свете, внезапно воссиявшем с неба, святые мощи были обретены. Большую их часть святые на обратном пути в Византию взяли с собой.

Выучившись языку хазар, Константин и Мефодий пошли в их землю и проповедовали там так успешно, что обратили к вере множество народа. Сам каган (или хан) принял Святое Крещение. Константин вступил в прения с учеными евреями, самаритянами и магометанами, красноречиво и мудро доказывал им превосходство истинной веры над их разнообразными учениями. Эти беседы и споры были записаны Мефодием. Каган, довольный, что обрел истинную веру, хотел наградить святых благовестников богатыми дарами, но они отказались, а просили освободить всех греков, находившихся в плену. После этого они пошли в обратный путь и по дороге благовествовали еще одному языческому племени, жившему близ Сурожского (или Азовского) моря.

С радостью и почетом приняли святых благовестников в Константинополе. Мефодий стал игуменом монастыря Полихрона; Константин, живя при церкви Святых апостолов, предался молитве и учению. Но вскоре Господь Бог призвал их к новым трудам. В славянских народах стало проявляться желание узнать и принять истинную веру, и они обращались в Византию. Истинная вера давно начала проникать в Болгарию, бывшую в частых сношениях с империей. Уже в конце VIII века крестился в Константинополе один из болгарских вождей. Но после христианская вера стала гонима некоторыми из болгарских князей. Один из них, Маломир, казнил в начале IX столетия даже своего родного брата Баяна, не соглашавшегося отречься от христианской веры. Но Баян, умирая мученической смертью, предсказал близкое просвещение всей страны. При его внуке, Борисе (или Богорисе), один греческий пленный, Феодор Куфара, заботился о распространении веры, а сестра Бориса, бывшая в плену у греков, при обмене пленными возвратилась из Царьграда ревностной христианкой. Она старалась обратить своего брата, и Господь помог ей: голод и заразные болезни, свирепствовавшие в Болгарии, вдруг прекратились, как только обратились с молитвой к истинному Богу. Это расположило Бориса к вере Христовой, и он послал в Грецию просить наставников. Мефодий прибыл в Болгарию в 861 году. Некоторые летописцы рассказывают, что, будучи искусным живописцем, он изобразил на стене царского дома картину Страшного суда и, объяснив царю значение картины, окончательно убедил его принять христианство. Борис при крещении принял имя Михаила, в честь восприемника своего, византийского императора, и ревностно заботился об обращении своих подданных, которые сначала были недовольны тем, что он оставил веру отцов. Происходили смуты, но постепенно вера стала распространяться. Константинопольский патриарх Фотий письменно объяснял царю веру Христову, излагал правила Вселенских Соборов и отправил в Болгарию архиепископа и священников. Константин и Мефодий, посетив Болгарию по пути в другие страны, проповедовали там слово Божие на славянском языке.

Примерно в то же время и другие славяне пожелали христианского просвещения. Велико-Моравское княжество, возникшее после падения авар, считалось христианским. Его посещали латинские миссионеры. Зальцбургскому архиепископу было поручено обращение преимущественно славян, и у него по этому поводу было немало споров с архиепископом Пассауским, который считал этот край своим достоянием, и действительно основал для моравов и других придунайских народов епископства в Ольмюце, Нитре, Фавиане (Вене). В течение всей первой половины IX века два архиепископа спорят о том, к какому округу принадлежат славяне и кому, следовательно, получать с них подати. Для истинного же их обращения почти ничего не делалось. Богослужение на непонятном языке не привлекало народ, и никто не учил его христианскому закону.

Между тем Велико-Моравское княжество быстро росло под управлением славянских князей. Немецкие императоры, преемники Карла Великого, домогались господства над ним, но самый сильный из моравских князей, Ростислав (или Растиц), сумел отстоять свою независимость, и Велико-Моравское государство достигло высокой степени могущества, расширясь от Эльбы до Карпат. Моравские и паннонские славяне пожелали принять веру Христову. Ростислав и Святополк, моравские князья, и Коцел, князь блатенский в Паннонии, в 862 году решили просить императора, чтобы он прислал им учителей. Их послы говорили: «Земля наша окрещена, и народ наш желает держаться христианского закона; но мы не имеем учителей, которые бы объяснили нам веру и святые книги на нашем языке; итак, просим тебя, позаботься о нашем спасении и пришли нам епископа и учителя, ибо мы знаем, что от вас закон добрый исходит на другие страны». Император и патриарх обрадовались и, призвав солунских братьев, предложили им идти к славянам. Константин, хотя и был в то время болен, охотно согласился; желая упрочить святое дело, он тут же задумал перевести на славянские наречия слово Божие. «Эти народы имеют ли буквы?» – спросил он у императора. «Дед мой и отец искали их, но не нашли», – отвечал царь. «Как же быть? – сказал философ. – Проповедовать только устно все равно что писать на песке; а если я стану сочинять буквы, боюсь, как бы не назвали меня еретиком». – «Помолись Богу, Он вразумит тебя», – отвечал император.

Константин стал готовиться к святому делу молитвой и постом. Глубоко убежденный в необходимости письменности для лучшего познания веры, он стал трудиться над составлением славянской азбуки. Ему помогали Мефодий и некоторые ученики, назначенные сопутствовать ему. Как только азбука была готова, то Константин перевел на славянский язык отрывки из Евангелия и Апостола для дневных чтений. Некоторые летописцы сообщают, что первые слова, написанные на славянском языке, были начальные слова Евангелия от св. Иоанна: Искони Слово, и Слово к Богу, и Бог Слово. Этот великий труд радостно приветствовало все константинопольское духовенство. В присутствии императора был отслужен благодарственный молебен и в 863 году Константин, Мефодий и некоторые их ученики отправились в славянские земли, неся славянам бесценный дар – слово Божие на их родном языке. Некоторые полагают, что перед своим отъездом Константин был посвящен в епископы. Император, отпуская его, дал ему следующее письмо к князю Ростиславу: «Бог, повелевающий всякому уразуметь истину, сотворил великое дело, явив письмена на нашем языке. Мы посылаем к тебе того самого честного мужа, через которого Господь явил сии письмена, философа благоверного и весьма книжного. Он несет тебе дар честнее всякого золота и камней драгоценных. Помогай ему утвердить вашу речь и взыщи Бога, не ленясь ни на какой подвиг; тогда и ты, приведя своих в Божий разум, восприимешь награду в сем веке и в будущем».

Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий

Братья отправились в путь, как полагают, через Болгарию, где проповедовали. Они были радостно приняты князем и народом в моравском Велеграде и, обходя весь край, учили, проповедовали, объясняли слово Божие. Они обучали детей, устроили богослужение на славянском языке, трудились неутомимо и за короткое время перевели на славянский язык Псалтирь, Часослов, Служебник, чины Таинств, Октоих Дамаскина и Паремийник (или собрание чтений из Ветхого и Нового Завета).

Когда почти во всех странах Европы слово Божие оставалось чуждым народу, а богослужение совершалось везде на непонятном языке, в славянских землях народ родным словом призывался к познанию и уразумению животворящей истины. Святые учителя заботились о его просвещении, пробуждали в нем духовные и умственные силы, старались, чтобы он всецело проникся верой, не довольствуясь исполнением одного внешнего обряда. Сохранился древний список славянского Евангелия с предисловием, которое носит имя блаженного учителя Константина Философа. Из этого драгоценного памятника видно, как усердно он заботился о том, чтобы новообращенные всей душой, сердцем и умом, приняли слова спасения. «Услышьте, славяне все, – писал он, – слово, еже от Бога прииде, слово, еже кормит души человеческие, слово, еже крепит сердца и умы… Душа не имеет жизни, если словес Божиих не слышит; отверзите прилежно уму двери, оружие приимите твердое, еже куют книги Господни; в буквах мудрость Христова является, которая души ваши укрепит… Поймите своим умом, да не ум имея неразумен, на чуждом языке слышите слово, как голос медной трубы звенящее. Без света нет радости оку видеть творение Божие; так и всякой душе бессловесной, не ведящей Божия закона… Душа безбуковная – мертвая является в человеке. Всякая душа отпадает от жизни Божией, когда слова Божия не слышит».

Святые благовестники трудились более четырех лет, чтобы просветить народ и верой, и знанием, и труды их были не тщетны: множество народа уверовало. Побывали святые благовестники и в Паннонии (часть современной Венгрии), у князя Коцела, которого стали учить грамоте; затем он поручил Константину образование пятидесяти юношей. Слово Божие распространялось по всей стране. «И рады быша словени, слыша величие Божие на своем языке», – говорит летописец. Но крайне недовольны этим остались немецкие и латинские епископы, которые тоже бывали в Паннонии и Моравии, но почти безуспешно. Больше заботясь о своих выгодах и о распространении папской власти, чем об истинном просвещении народа, они не приобрели на него влияния. Богослужение совершали на чужом языке, Священное Писание не объясняли, требовали лишь формального обращения, а не соблюдения христианского закона. Так, например, дозволяли и многоженство, и языческие жертвоприношения. После прибытия солунских благовестников латинские епископы уже потеряли всякое влияние. Народ тотчас же оставил их и обратился к тем, которые наставляли его с такой мудростью и любовью. Это возбудило зависть латинян, и они всячески старались вредить Константину и Мефодию, называя их еретиками, арианами. Распространяли в народе мнение, что слово Божие следует читать лишь на тех трех языках, на которых была сделана надпись на Кресте, и что поступающий иначе – злой еретик. Наконец принесли на них жалобу папе Николаю.

Это было в то самое время, когда у папы шел спор с патриархом Фотием и когда Фотий обличал все его неправильные действия в Болгарии и все отступления Римской Церкви от древнего Православия. Властолюбивый папа Николай встревожился известием, что и в другой стране, бывшей до того под властью Рима, звучит славянская литургия, принесенная из Греции, и призвал в Рим славянских учителей. Константин и Мефодий не могли иметь и мысли признать главенство папы, как оно уже признавалось на Западе, но Церковь всегда уважала в папе первенство чести. К тому же только папа мог положить конец крамолам подвластных ему латинских епископов в Моравии. Братья отправились в путь, взяв с собой часть мощей св. Климента и священные книги, переведенные ими на славянский язык.

По пути святые благовестники проповедовали славянским племенам, населявшим Далмацию, а в Венеции имели горячие споры с латинскими иноками и священниками, которые говорили Константину: «Как же ты сотворил славянам книги и обучаешь их тому, чего не позволяли ни апостол, ни римский папа, ни Григорий Богослов, ни Иероним, ни Августин? Мы знаем только три языка, на которых можно по книгам славить Бога: еврейский, еллинский и латинский». Философ отвечал им: «Не льется ли дождь от Бога на все? Солнце не сияет ли на весь мир? Не все ли мы дышим одним воздухом? Как не стыдитесь вы принимать только три языка, а прочим племенам велите быть слепыми и глухими! Бог, по-вашему, или немощен, что не может дать одним того, что дает другим, или завистлив, что не хочет? Нам известно, что многие народы умеют воздавать славу Богу, каждый на своем языке: армяне, персы, абазги, иверцы, готы, обры, козары, египтяне, сирияне и другие. Если не хотите уразуметь того, из Писания познайте волю Божию. Давид вопиет: пойте Господе ви вся земля, пойте Господеви песнь нову»

Между тем папа Николай I скончался, а его преемник Адриан II, воодушевленный желанием мира с Востоком, принял благовестников с величайшим почетом. Когда он узнал, что они приближаются к Риму и несут с собой мощи святого Климента, то вышел к ним навстречу за город, сопровождаемый духовенством и множеством народа; все держали в руках зажженные свечи. Он с благоговением принял из их рук святые мощи и перенес их в церковь св. Климента, папы римского; а книги, переведенные на славянский язык, освятил на престоле древнейшей римской базилики святой Марии Большой.

Константин от своего имени и от имени брата составил «Исповедание веры», в котором, исповедуя догматы Никео-Константинопольского Символа, отвергал нововведение, признанное Римом. Оно заключается следующими словами: «Так исповедую я свою веру с Мефодием, присным моим братом и помощником в службе Божией. В сей вере состоит спасение и упование, и ее предаем мы оба ученикам своим, да, тако веруя, спасутся». Папа остался доволен этим исповеданием веры, осудил тех, которые восставали против употребления славянского языка, и велел совершать Божественную службу частью на латинском, частью на славянском языке в храме святого апостола Петра и в храме св. Андрея Первозванного как первого благовестника в славянских землях. В то же время папа рукоположил Мефодия в пресвитеры и повелел двум своим епископам посвятить в пресвитеры и дьяконы некоторых учеников святых благовестников.

Но вскоре после прибытия в Рим Константин занемог. Непрерывные труды давно расстроили его здоровье. Он чувствовал, что ему недолго осталось жить, принял схиму с именем Кирилла и стал спокойно готовиться к смерти. Его болезнь продолжалась около двух месяцев. Праведный муж не боялся умереть. Только одна мысль тревожила его: как бы после него не остановилось начатое дело просвещения славян. Он убедительно молил брата не покидать этого святого дела. «Брат, – говорил он перед самой смертью, – мы с тобой были как дружная пара волов, возделывающих одну ниву; и вот я падаю на бразды, рано окончив день свой. Знаю, ты возлюбил уединение на горе Олимп; но умоляю тебя, не оставляй дела нашего; ты им угодишь Богу». Потом Кирилл стал молиться о просвещенных им племенах, молил Господа сохранить Свое стадо в любви и единодушии, избавить его от заблуждений, наставить его на благо и истину. Окончив молитву и благословив всех присутствовавших, блаженный учитель наш предал душу Богу на сорок третьем году жизни. Это было 14 февраля 869 года.

Папа и все римское духовенство совершили торжественно отпевание усопшего. Мефодий желал по завещанию матери перенести на родину тело любимого брата, но римское духовенство умоляло папу не допустить этого, и блаженный Кирилл был похоронен в церкви святого Климента, близ обретенных им мощей. Множество духовенства и народа сопровождало прах великого учителя славян до места его упокоения. Его мощи и поныне находятся в Риме, в древней церкви святого Климента.

Уже почти два года славяне были лишены своих учителей. Князь Коцел отправил в Рим послов, чтобы просить папу отпустить Мефодия. Адриан II отвечал: «Не тебе одному, но и всем тем славянским странам посылаю учителя от Бога и от святого апостола Петра».

Папе очень хотелось, чтобы обращение славян шло как бы от него, от Рима, а не от Греции. Отпуская Мефодия, Адриан писал к славянским князьям: «С радостью узнали мы, что Господь внушил вам, что не одной верой, но и добрыми делами следует служить Ему, ибо вера без дел мертва. Вы просили себе учителей, и император греческий, предупредив нас, послал к вам блаженного Константина Философа с братом. Теперь мы посылаем к вам обратно сына нашего Мефодия как мужа совершенного в разуме и правоверии, чтобы он учил вас при помощи церковных книг, переведенных, с Божией благодатью, на ваш язык Константином Философом. Если и кто другой возможет достойно и правоверно переложить священные книги на язык ваш, дабы вы удобнее могли познать заповеди Божий, то да будет сие свято и благословенно Богом и нами, и всей Кафолической Апостольской Церковью. Да сбудется слово Писания: Яко восхвалят Бога еси языцы, и еще: Вси возглаголют языки различные величие Божие, якоже даст им Дух Святой отвещавати. А если кто дерзнет отвращать вас от истины и осуждать книги и язык ваш, такого считайте лжеучителем». Однако папа требовал, чтобы при богослужении Евангелие читалось вначале по-латыни, а уже потом по-славянски, грозя церковным отлучением за нарушение этого повеления. Это могло предвещать будущие гонения. Мефодий был посвящен в епископы Паннонии.

Мефодий свято исполнил последнюю мольбу брата; вся его жизнь, все труды были отданы славянам. Он обучал юношей, трудился над переводом священных книг, назначал священников из славян, заботясь пуще всего о том, чтобы церковные службы были понятны народу, и народ радовался, слушая слово Божие на родном языке; латинская служба, латинские священники были совсем оставлены. Но тем сильнее закипела злоба врагов Мефодия, особенно зальцбургского епископа, который до прибытия славянских учителей считал весь тот край своим достоянием и видел, что теперь с каждым днем уменьшается его влияние. Вскоре немецкие епископы приобрели силу и воспользовались ей.

Ростислав упорно отстаивал независимость Велико-Моравского княжества от немецкого императора, который всячески домогался преобладания над ним. Долго попытки императора оставались тщетными: соседние славяне, сербы и чехи помогали Ростиславу, но измена низложила его. Его племянник, Святополк, князь Нитры, вступил в тайный союз с немцами и выдал им Ростислава, которого немецкий император велел ослепить и заключить в монастырь на всю жизнь. Немцы стали господствовать в славянской земле; немецкие епископы призвали Мефодия к суду и грозили ему смертью. Мефодий с твердостью отстаивал свое право распространять слово Божие. «Но, впрочем, – говорил он, – творите вашу волю на мне; я не лучше многих, которые, говоря правду, претерпели мученическую смерть». Епископы достигли того, что Мефодий был заточен в Швабии.

Два года продолжалось его заточение, хотя сам папа неоднократно требовал, чтобы его освободили. Не совсем приятно было папе распространение славянской службы, но еще меньше мог он терпеть своеволие зальцбургского епископа, который распоряжался самовластно церковными делами в стране, признававшей папу. Наконец, уже преемник Адриана II, Иоанн VIII, грозя церковным отлучением непокорным епископам, запретил им священнодействовать, пока не освободят Мефодия. Только тогда святой благовестник вышел из тюрьмы.

К этому времени и политические дела в стране приняли другой оборот. Народ не терпел подданства немцам. Святополк, не получивший от своей измены ожидаемых выгод, вновь изменил, на этот раз немцам, и, встав во главе славян, вел против немцев кровавую войну, которая принесла краю независимость.

Как только моравы услышали о возвращении Мефодия в соседнюю область, Паннонию, то стали изгонять латинских священников и послали просить папу, чтобы он посвятил Мефодия в архиепископа Моравского, хотя он уже был епископом Паннонским. Папа исполнил их желание, призвал Мефодия в Рим, откуда он вернулся епископом Моравским.

Еще шире, еще благотворнее стала деятельность Мефодия. Славянское богослужение проникло за пределы Моравии и Паннонии. Чешский князь Боривой вступил в союз и родство со Святополком Моравским и вскоре принял крещение от Мефодия, вместе со своей супругой Людмилой. Много народа последовало примеру князя, и славянское богослужение стало раздаваться и в этой стране. Ученики Мефодия понесли слово Божие и в Польшу. При Висле, говорит древнее житие Мефодия, сидел языческий князь, ненавидевший христиан, но и там многие крестились.

Слово Божие быстро распространялось, все больше и больше привлекало славян. Многие оставляли Римскую Церковь и устремлялись к той, которая просвещала их сердца и умы святой истиной на родном языке.

* * *

В VIII веке Византия почти совсем утратила свое влияние на берегах Адриатики. Иллирские и далмацкие славяне перестали считать себя зависимыми от Греческой империи; хорваты и часть Каринтии подпали под власть франков. В церковном же отношении эта страна подчинялась Риму, от Рима получала священников и епископов; но, в сущности, мало знала о христианской вере. Однако и на нее повеяло животворным духом. Около середины IX века хорваты свергли иго франков. Далмация[281], часто подвергавшаяся нападениям сарацин, получила помощь от греческого императора Василия Македонянина, который освободил Рагузу и Бар, осаждаемые арабами. Это подняло значение Греческой империи во всем Приадриатическом крае. В то же время пронеслась между иллирскими славянами весть, что их близкие единоплеменники совершают у себя Божественную службу на родном языке, на родном языке читают слово Божие, принесенное из Греции. Сами великие первоучители посетили этот край по пути в Рим и благовествовали далмацким славянам, и животворно было их слово. Древняя далмацкая летопись сохранила предание о посещении края славянскими первоучителями: «Была тогда великая радость, и христиане, употреблявшие латинский язык, сходили с гор и восхваляли имя Божие». В 878 году Далмация, отказавшись от подчинения папе, пристала к Восточной Церкви; то же сделали хорваты; сербы отправили послов в Константинополь просить себе священников. Тогда уже папа римский потерял всякую надежду на усиление своей власти в Болгарии. А новый славянский народ (русский), едва начинавший свое гражданское существование, получал христианское просвещение от Восточной Церкви.

Около 866 года появление россов под предводительством киевских князей Аскольда и Дира привело в ужас Константинополь. Русские, в отмщение за какую-то обиду, нанесенную в Константинополе киевским купцам, страшным образом опустошили окрестности и грозили самой столице. Народ в страхе молился; патриарх Фотий после совершения крестного хода и молебствия погрузил в море край ризы Богоматери, хранившейся во Влахернском храме, и внезапная буря рассеяла суда русских. Это бедствие было для них началом спасения. Пораженные таким свидетельством силы Божией, Аскольд и Дир после возвращения в Киев послали в Константинополь просить христианских наставников. Патриарх прислал в Киев греческого епископа, который еще более расположил князей к христианской вере. Но их дружина, услышав о чудесах, совершенных Господом, требовала чуда, чтобы уверовать. Предание говорит, что епископ, помолясь Богу, положил в огонь святое Евангелие, которое осталось невредимо. Тогда с князьями крестилось и много народа, и вера стала распространяться в Киеве. Русь стала считаться одной из епархий, принадлежавших к Константинопольскому церковному округу. При частых сношениях с Грецией и Болгарией, священные книги стали вскоре известны киевским христианам.

Все это, конечно, тревожило папу. Во второй половине IX века только что начала выявляться громадность славянского мира; некоторые славянские народы уже достигли высоты могущества, другие только начинали существование, но в основу их быта ложилась христианская вера, принятая не из Рима, не как мертвая буква, залог рабства Риму, а вера как живая сила, залог развития и духовной свободы. Папа видел, как целый мир образуется вблизи Рима, но не под его влиянием. И Рим стремился употребить всевозможные усилия, чтобы подчинить себе хоть часть этого громадного мира. До некоторой степени это удалось сделать.

Папа постоянно получал от немецких епископов жалобы на Мефодия, который, говорили они, отторгает Моравию от послушания римскому престолу, вводя в нее славянское богослужение и славянские книги. Папа то запрещал петь литургию на «варварском языке», как он выражался, то опять дозволял это, боясь, как бы Моравия не пристала окончательно к округу Константинопольскому. Латинские епископы, больше чем когда-нибудь, старались распространить мнение, что грешно читать Писание на ином языке, кроме греческого, латинского и еврейского; и это нелепое мнение так называемых «триязычников», или «пилатникав», распространялось, хотя и было осуждено папой. Они старались ввести в новообращенной стране измененный Символ, но Мефодий твердо стоял за Никео-Константанопольский Символ, и папа не мог осудить его. Он сам читал Символ неизмененный и помнил, как эти перемены отразились на судьбе потерянной для него Болгарии. Все заставляло его щадить Мефодия и даже оказывать ему покровительство. Не видя успеха с этой стороны, епископы старались возбудить подозрения восточного императора, представляя Мефодия приверженцем Рима. Но и это не удалось: император, призвав святого, принял его с почетом, и патриарх воспользовался переведенными книгами. Мефодий опять возвратился, претерпев опасности на пути, но с прежней ревностью. Он продолжал переводить священные книги, которые не успел перевести его брат, и с помощью учеников своих довершил перевод Библии (кроме книг Маккавейских). На какие именно из славянских наречий были переведены святые книги, о том еще спорят ученые. Более общее мнение заключается в том, что они были написаны на языке болгарских славян. Но надо помнить, что в IX веке, когда только что начиналась историческая жизнь славян, все славянские наречия были гораздо более сходны между собой. Свой великий труд Мефодий закончил в день св. мч. Димитрия Солунского, к памяти которого он имел особенное уважение, как уроженец Солуни, и совершил торжественно благодарственное моление.

Немецкие епископы, однако, все продолжали преследовать его. Они приобрели влияние на князя Святополка, потворствуя его порокам, между тем как Мефодий часто укорял его, требуя от него, как от христианина, соблюдения христианской нравственности. Особенно вкрался в доверие князя хитрый и безнравственный немец Вихинг. Через него он добился посвящения в епископа Нитранского и викарного епископа к Мефодию и был до конца злейшим врагом Мефодия, против которого сумел восстановить и папу, который предал его анафеме. Великий учитель славян переносил все личные оскорбления с христианской кротостью и продолжал трудиться неутомимо до самой смерти.

В 885 году, после шестнадцатилетнего святительства, Мефодий предал душу Богу[282]. Он скончался в Велеграде, как полагают, выразив желание, чтобы после него был посвящен в архиепископы Горазд. Ему он поручил продолжать его труды. Но немецкие епископы только ждали смерти Мефодия, чтобы изгнать его учеников. «Прочь Горазда! – кричали они. – В нем живет Мефодий; нам надо Вихинга». Началось гонение на сотрудников и учеников Мефодия. Горазд, Климент, Наум, Ангеларий, Савва были в оковах заключены в темницы, их подвергли побоям, оскорблениям и потом отправили под стражей солдат разными путями из Моравии. Набрав силу, немцы с Вихингом во главе стали везде преследовать и запрещать славянское богослужение и уничтожать все, что сделали великие просветители славян. После смерти Мефодия в стране осталось до двухсот священников, им образованных, но за короткое время все они были изгнаны или отставлены. Это делалось без участия и почти без ведома Святополка, занятого тогда ожесточенной борьбой против немцев и мадьяров, суровых язычников, которых призвал в Моравию немецкий король Арнульф (впоследствии ставший императором), когда он потерял надежду подчинить ее себе собственными силами.

Пользуясь смутами и безначалием, немецкая партия правила церковными делами в Моравии, и почти четырнадцать лет не было в ней архиепископа. Зальцбургский епископ желал удержать всю страну под своим контролем. Только в 899 году по настоянию Моймира, наследника Святополка, папа посвятил архиепископа для Моравии, но борьба партий, смуты, гонения на народный обычай продолжались до самого падения Велико-Моравского ства, которое около 906 года слилось отчасти с новой державой венгров (или мадьяров), частью с усилившейся тогда Богемией (или Чехией).

У соседних чехов вера тоже распространилась среди бурь и невзгод. Там шла борьба между народной партией (немецкой) и язычеством. Внук Боривоя Вячеслав вступил на престол после смерти отца. Воспитанный своей бабкой Людмилой в правилах Восточной Церкви, он оказывал великую ревность к вере, но брат Вячеслава, Болеслав, был с матерью Драгомирой во главе языческой партии. Благочестивую Людмилу в 927 г. убили по повелению Драгомиры, а в 935 году Вячеслав пал от руки брата. Доныне чествуется память святых мучеников Вячеслава и Людмилы[283]. Болеслав смертью брата достиг княжеского престола и, мучимый совестью, впоследствии принял христианскую веру, но уже от латинских священников, которые стали преследовать славянское богослужение. Немцы начали править всеми церковными делами, папа на соборах запрещал употребление славянского языка. Но среди народа у чехов, как и в Моравии, долго хранилась память о богослужении на родном языке, от поколения к поколению передавались древние священные книги и предания родной старины, росла вражда к чужому немецкому обычаю.

Возвратимся теперь к ученикам Мефодия. Благие семена просвещения, посеянные великими первоучителями славян, не погибли среди гонений, но проросли в другой стране и принесли богатые плоды. То, что так часто повторялось в церковной истории, повторилось и здесь: слепая вражда не помешала делу Божию, изгнание благовестников послужило к более широкому распространению святой истины.

Святая княгиня Людмила Чешская

Болгары скоро поняли, что папа ищет не пользы для их страны, а власти над ней, и решили сблизиться с Греческой Церковью. Они направили послов на Собор, созванный в Константинополе в 869 году при патриархе Игнатии. Послы спрашивали, к какому церковному округу принадлежит Болгария. «Когда вы завоевали страну, в которой теперь живете, каких священников имела она?» – спросили у них. «Мы нашли в ней греческих священников», – отвечали болгары. «Стало быть, страна ваша принадлежит к Константинопольской митрополии», – отвечали им. Тщетно папские легаты возражали против этого решения. Собор, уступивший им так много, не уступил Болгарии. Тогда и на патриарха Игнатия посыпались из Рима анафемы, как они сыпались прежде на Фотия. Но Игнатий, а за ним и Фотий продолжали начатое дело обращения болгар. В Болгарию были посланы архиепископ Феофилакт, священники, и обычаи Греческой Церкви утвердились в стране.

Христианская вера стала быстро распространяться с помощью священных книг, переведенных Кириллом и Мефодием, и при покровительстве царя Бориса.

Святой князь Вячеслав Чешский

Когда из Моравии были изгнаны ученики Мефодия, то Борис принял их с радостью, что способствовало просвещению болгар. Древние болгарские летописи восхваляют святого мужа, который через изобретение славянской азбуки открыл всем славянам уразумение слова Божия: «Прежде славяне не имели книг, но чертами и нарезами считали и гадали, будучи язычниками. Крестившись, они по нужде изображали римскими и греческими письменами славянскую речь, без устроения… и так они пробыли много лет. Потом же Человеколюбец Бог, устраивающий все и не оставляющий рода человеческого без разума, но всех к разуму приводящий и к спасению, помиловал народ славянский, послал ему св. Константина Философа, именуемого Кириллом, мужа праведного и любящего истину, и он сотворил славянам письмена».

Прибытие славянских благовестников, учеников Мефодия, было в Болгарии радостью для всех. При дворе, в домах вельмож принимали их как дорогих наставников, учились под их руководством славянской грамоте, слушали Священное Писание и жития святых угодников. В Болгарии было основано семь кафедральных соборов с епископскими кафедрами, множество училищ. Ученики Мефодия – Климент, Наум, Ангеларий, Савва, Горазд наставляли новообращенных, обходя болгарские города и села, переводя греческие книги, и Болгария сохранила о них благодарную память, славя их вместе с первоучителями под общим именем «седьмочисленников».

При младшем сыне царя Бориса, Симеоне, просвещение Болгарии поднялось достаточно высоко. Он получил блистательное образование в Константинополе, поэтому историки и называют его Полугреком. Симеон был горячо предан вере и науке. Он царствовал с 888 по 927 годы, расширив пределы своего государства. Его царствование было золотым веком болгарской письменности. Радуясь успехам святых мужей, которые распространяли просвещение в Болгарии, он всячески покровительствовал им, и сам трудился вместе с ними, переводя на славянский язык отрывки из сочинений Иоанна Златоуста и другие книги.

Альфонс Муха. Болгарский царь Симеон. 1926–1928

Из учеников Мефодия известнее всех Климент, который был в Болгарии первым епископом из славян (в Величе). Ему приписывают составление азбуки, именуемой глаголицей, на основе азбуки, составленной св. Константином (Кириллом), кириллицы, то есть той, которую употребляем мы, русские.

Юго-западная часть Болгарии, Охридская область, больше остальных нуждалась в ревностных христианских наставниках. Вначале там трудился Горазд, а потом Климент посвятил себя Охридской области и оставался в ней до самой смерти. Описание его жизни и деятельности оставил нам один из его учеников: «Объезжая упомянутую страну, он проповедовал народу слово Божие, и имел в областях избранных учеников, числом до трех тысяч пятисот. Он пребывал по большей части с ними; и мы, которые всегда были с ним, видя и слыша все, что он говорил и делал, мы никогда не видели его праздным. Он обучал детей, показывая одним значение букв, объясняя другим смысл писанного, иным образуя руку для письма; и даже ночью трудился он, предаваясь молитве, чтению, писанию книг; иногда он в одно время и сам писал и учил юношество. Из учеников своих он образовал чтецов, иподиаконов, диаконов, священников; до трехсот из них разослал он в разные области Болгарии. В образец поставил он себе великого Мефодия и, имея перед собою, как картину искусного живописца, жизнь и дела его, уподоблял им свои собственные поступки, ибо он с юных лет был спутником Мефодия и очевидцем всех его подвигов. Видя, что народ не постигал смысла Писаний и что даже многие священники болгарские не понимали греческих книг, так как они обучались только чтению их, а проповеданного слова на болгарском языке не существовало, он своими трудами разрушил стену невежества, затмевавшего болгар, и сделался новым Павлом для новых коринфян; на все праздники сочинил он простые, удобопонятные «Слова», и в них ты научишься тайнам веры, найдешь похвалы Пречистой Богородице при многократно совершаемых Церковью празднованиях Ей; найдешь повествования о чудесах Ее и похвалы Иоанну Крестителю, узнаешь об обретении главы его, о житии и деяниях пророков и апостолов, о подвигах мучеников. Хочешь ли узнать правила св. отцов? Найдешь их списанными по-болгарски премудрым Климентом. Словом, все церковные книги, коими прославляется Бог и святые Его и смиряются души, все это нам, болгарам, передал Климент. Когда Борис украсил Болгарию семью соборными церквами, то и Климент возжелал построить в Охриде собственный монастырь, а потом соорудить там еще другую церковь, где был впоследствии воздвигнут архиепископский престол. Видя Болгарию, покрытую одними дикими деревьями и лишенную садовых плодов, он перенес туда из греческой земли всякие плодоносные деревья и прививками облагородил дикие».

Скончался Климент в 916 году.

Такова благотворная деятельность достойных преемников первоучителей. Вера распространялась, а с ней и просвещение трудами учеников-седьмочисленников. Среди ученых при царе Симеоне известны: Иоанн-экзарх, который перевел творения Иоанна Дамаскина; Константин-епископ, ознакомивший болгар с творениями Афанасия Великого, Иоанна Златоуста, Исидора Пелусиота; Феодор Дукс; священник Григорий; черноризец Храбр, который сообщает известия о начале христианства в славянских странах. Все славянские народы, и в том числе и русские, у которых в начале XI века при великих князьях Владимире и Ярославе вместе с верой распространилась и грамотность, получали книги из Болгарии. Обильным потоком разлились по славянским странам плоды трудов святых седьмочисленников и их учеников. Время их деятельности было самым цветущим для болгарской письменности, которая после стала падать вместе с силой и славой Болгарии. Уже при Симеоне мадьяры явились грозою соседних стран. Призванные против болгар греческим императором Львом VI Мудрым, они овладели частью Болгарии. При преемнике Симеона Петре они еще больше теснили болгар. Между тем внутренние раздоры волновали страну, тем самым помогая ее врагам. А через сорок лет после смерти царя Симеона Болгария покорилась Византии.

Православная вера, конечно, удержалась в Болгарии. При царе Петре Болгарская Церковь стала даже независимой от Греческой, получив своего патриарха Дамиана; но это было не надолго. При том же Петре мы видим в Болгарии великого христианского подвижника, преподобного Иоанна Рыльского, с юных лет подвизавшегося в пустыне. Впоследствии, когда вокруг него стали селиться ученики, устроилась Рыльская обитель, святыня Болгарии. Но Иоанн Рыльский, пустынник и молитвенник, не стал деятельным просветителем народа, какими были седьмочисленники. Просвещение заметно падало, а при упадке просвещения распространилась ересь павликиан. Один болгарский священник по имени Богомил сделался даже как бы вторым основателем этого лжеучения, которое стало сильно распространяться по всей стране и даже проникло в некоторые области соседней Сербии под именем ереси богомильской.

Кроме южных болгар была еще ветвь болгарского народа, поселившегося при Волге и Каме. Камские и волжские болгары находились в частых сношениях с Русью, вели обширную торговлю с Востоком и около 920 года приняли магометанство. До самого своего падения они относились враждебно к христианской вере.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.