Житие преподобного и богоносного отца нашего Нифонта II-го патриарха Константинопольского [217 ]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Житие преподобного и богоносного отца нашего Нифонта II-го патриарха Константинопольского [217]

Отечество божественного Нифонта — Морея, или нынешняя Греция: он происходил от родителей, славных благородством и значением в мире, но еще более славившихся благочестием и добродетелью, которые возвышают человека и пред Богом, и пред людьми. Имя отца Нифонта — Мануил, а матери — Мария. При св. крещении он был наименован Николаем. По достижении лет отроческих отдан был он в училище, где и обратил на себя особенное внимание всех как скромностью поведения, так и устранением себя от детских игр, всегда свойственных первому возрасту. Между тем, вместо занятия детскими увеселениями, он, как мудрая пчела, носился к тем местам, где мог быть слушателем старческих рассуждений и подражателем жизни добродетельной. При таких прекрасных сердечных свойствах, имея быстрые дарования, Николай в короткое время превзошел всех своих сверстников в науках. Исключительным и любимым его занятием в свободное время было чтение жизнеописаний святых, которым и старался он по силам подражать в подвижничестве, так что, для хранения целомудрия, обыкновенной его пищею был хлеб с водою. К поддержанию Николая и к утверждению его в начатках подвижнической жизни много способствовал в то время иеромонах, по имени Иосиф, всеми уважаемый за добродетельную жизнь. При частых с ним беседах о столь вожделенном для Николая предмете, как пустынное безмолвие, Николай упросил старца Иосифа, чтоб тот тайным образом увел его в какой-нибудь монастырь, зная, что явное удаление могло иметь много препятствий и неприятных следствий. Старец с удовольствием выслушал юного Николая и скрылся с ним из училища. Прежде всего обратились они в Епидаврион, так как там славился в то время святостью жизни отшельник Антоний. Когда странники явились к сему св. старцу, он с радостью принял их, и как скоро отверз старческие свои уста и сладкие речи его потекли, Николай не мог без увлечения слушать их, так что наконец, упав к ногам Антония, залился слезами и просил, чтоб Антоний позволил ему остаться при нем. Напрасно выставлял тот труды подвижничества и жестокость иноческого жития, особенно юность возраста Николая, желая отклонить от себя юношу: чем более устрашал он Николая не для всех выносимыми трудами пустынной жизни, тем усиленней Николай стоял в своем намерении, изъявляя готовность на все, чего требуют долг и обязанности иночества. Старец удивился такой теплоте усердия и непреклонности желаний Николая и принял его, дал ему келью и наставление, как вести себя и ратовать против плоти и ловительства сатаны. Недолго, однако ж, добрый Николай оставался под старческим искусом: как истинное чадо послушания, он подражал во всем старцу своему и спустя немного времени просил себе ангельского образа. Если так, сказал ему божественный Антоний, то знай, что по принятии сего образа ты должен совершать большие подвиги и труды, чтоб враг, как наветник и завистник иноческого смирения, не мог сокрушить и низложить тебя. К тому же кроме крестного и скорбного пути нет иного к небу. После таких и подобных тому наставлений старец Антоний постриг Николая и нарек его Нифонтом.

С того времени блаженный Нифонт совершенно посвятил себя Богу и восходил от силы в силу духовного совершенства. Но и враг не дремал. То мыслью об оставленном богатстве, то памятью о родителях не переставал он возмущать спокойствие и мир души, чтобы увлечь его вспять: в таких случаях Нифонт тотчас являлся к старцу и, припадая со слезами к ногам его, открывался ему в помыслах, которыми ратовал его сатана, и благодатию Божией молитвы и утешения старческие были для него тогда оплотом и цельбою. Между тем, Нифонт занимался рукоделием: прекрасный краснописец, он от этого занятия приобретал себе пропитание. Что же касается до прочих особенностей уединенной его жизни, то он более всего украшался молчаливостью: строго хранил уста свои от празднословия и даже в обыкновенных трудах беседовал не иначе, как по благословению старца; любимым же занятием было для него чтение святого Писания, которое так трогало его, что при чтении Божественных истин он никогда не обходился без слез. Вследствие всего этого Нифонт и был во всех отношениях иноческой жизни совершен и оставался светлым образцом подражания. Недолго, впрочем, пользовался он опытным водительством и наставлениями своего старца Антония: преисполненный дней, лет и славы подвижнической, он мирно отшел ко Господу. Горько и неутешно оплакивал Нифонт незаменимую для себя потерю и после кончины старца, пробыв еще довольное время в безмолвии, удалился оттуда в крепость, называемую Нарда, где прославился тогда добродетельной жизнью старец Захария, выходец со Святой Горы. Чтоб изучить правила и чин иночества афонского, Нифонт остался при Захарии.

В то самое время Восточная Церковь, по случаю Флорентийского собора, была в волнении, ибо на этом соборе, из видов политических, Иоанн Палеолог предательски уклонился на сторону римской кафедры. Восток решительно отверг унию, а мудрый Захария с божественным Нифонтом, желая оказать содействие в пользу волнующейся Церкви, удалились в Аскалон, где силою слова и убеждений утверждали и умоляли христиан оставаться верными православию, постановлениям святых апостолов и вселенских Соборов, основанным на незыблемом Камени, Иже есть глава Церкви — Христос. Наконец, умер Иоанн Палеолог; ему наследовал Константин, брат его, который объявил торжественно Флорентийский собор недействительным, предательским для Восточной Церкви и уничтожил все его постановления.

Между тем, наступила страшная година. Восток и столицу его Константинополь турки в 1453 году покорили своему владычеству. Смутам и неистовству, кровопролитию и насилиям со стороны турок не было пределов и границ. Несчастные христиане влачились с места на место в надежде скрыться от неприязни на некоторое время, пока водворится спокойствие, а блаженный Захария с Нифонтом удалились на одну из пустынных гор, откуда потом перешли в Ахриду — в монастырь Пресвятой Богородицы, и в нем остались в числе прочей братии.

В то самое время скончался митрополит ахридский Николай: собрались епископы, клир и народ и просили убедительно Захарию занять святительскую кафедру ахридской церкви, как достойного по добродетельной своей жизни и благодатному образованию. Долго смиренный старец отрекался от иерархического достоинства, извиняясь собственными немощами и тяжестью апостольского служения Церкви Христовой. Однако ж общие моления народа и клира превозмогли: Захария был рукоположен в архиерея. Тогда блаженный Нифонт, чувствуя стеснительным для себя оставаться при нем, смиренно просил у него благословения удалиться для безмолвия на Святую Гору.

— Когда я более всего требую твоего присутствия и нуждаюсь в тебе, при многосложном и тяжком, возложенном на меня звании, — отвечал на это Захария, — в то время ты хочешь оставить меня: в нуждах познаются истинные друзья и чада, — зачем же отрекаешься от меня, чадо мое, Нифонте? — продолжал архиерей, заливаясь слезами. Слезы старца поразили и тронули божественного Нифонта, и он, не имея силы противиться воле своего владыки, тоже заплакал. Следующую ночь провели они в молитве и бдении; потом, к рассвету, архиерей, погрузившись в дремоту, видит Ангела Господня, который приказывает дать Нифонту свободу и не удерживать его от пути. Таким образом, Захария и божественный Нифонт расстались, безусловно следуя воле Господней, в чаянии, если восхощет Господь, еще увидеть друг друга в настоящей жизни. По прибытии на Святую Гору Нифонт прежде всего остановился в обители Ватопедской, которая посвящена имени Пресвятой Богородицы, там нашел он много опытных подвижников, которым и подражал. Потом удалился на Карею, где тогда протом Святой Горы был Даниил, старец отличной строгой жизни, славившийся даром рассудительности. Обрадованный прибытием Нифонта, прот ласково принял его и сказал: «Давно и от многих слышал я о тебе, а потому и просил Бога, чтоб удостоил меня видеться с тобою в настоящей жизни, — и вот всеблагий Бог исполнил смиренное мое моление, зная, как ты необходим для здешней братии, требующей и образца подражания, и мудрых назиданий. — Не требуют здравые врача, — отвечал на это смиренный Нифонт. — Не для того я прибыл сюда, чтобы пользовать, а пользоваться от других. — Не для тебя, — возразил божественный Даниил, — дана тебе от Бога благодать и дар слова, но более для пользы других. Значит, когда просят от тебя слова утешения и советов, — грех отказывать». — С этого времени божественный Нифонт остался на Святой Горе, подобно пчеле носясь по пустынным обителям и скитам сколько для собственной пользы, столько ж и для пользы других, и силою своего слова утешал всех. Келейным же его занятием было, как и прежде, переписывание книг, от чего он приобретал себе насущный хлеб.

Как, впрочем, ни восхищался божественный Нифонт безмятежием всей Святой Горы и каждой ее обители порознь, но обитель Предтечи — так называемый Дионисиат — казалась для него во всех отношениях единственной. Вследствие сего, посетив Пантократор и лавру святого Афанасия, он избрал себе постоянным жилищем Дионисиат. Игумен и братия радовались о водворении у них святого Нифонта, и согласно собственному его желанию был он здесь облечен в ангельский образ. Между тем, братия просили его о принятии священства, но Нифонт, сознавая себя недостойным столь высокого звания, поначалу отказался, а потом, когда просьбы усилились, — не мог устоять против убеждений братской любви. Таким образом, он был возведен на степень священства. Впрочем, такое отличие не только не возвысило его мысли о себе и не произвело неприязненных движений в сердце, изменяющемся в чувствах смирения при перемене состояния, но еще более располагало его к смирению, к строгим подвигам и терпению. По свидетельству современного великого старца Петрония, Нифонт был не только светилом для своей обители, но и для всей Святой Горы. Однажды этот Петроний по встретившейся надобности остался с божественным Нифонтом вне обители. Когда наступила полночь, Петроний встал на молитву и видит, что Нифонт уже совершает свое обычное молитвословие с поднятыми вверх руками: дивный свет окружал Нифонта, и этот свет, озаряя самую Гору, досягал небес. Полный страха, Петроний без чувств пал на землю. Напрасно смиренный Нифонт впоследствии умолял старца никому не открывать видения. Петроний, возвратившись в обитель, тайно передал о том игумену, который строго воспретил — никому другому не объявлять сего до времени, зная, что это одно может удалить от них Нифонта, составляющего красоту обители своим смирением и чистотою жизни.

В те дни скончался солунский митрополит Парфений. Слава добродетельной жизни Нифонта, образования его и сладких бесед, которыми увлекал и трогал он слушателей, были уже ведомы в Солуни давно. Вследствие сего общий голос со стороны клира и народа, при избрании нового митрополита осиротевшей солунской кафедре, вызывал на нее божественного Нифонта. Двум из епископов, подведомых солунской Церкви, было дано поручение от клира и народа пойти и вызвать из афонской пустыни на святительскую кафедру желаемого Нифонта. Зная смирение его и любовь к жизни пустынной, епископы, по прибытии на Святую Гору и в обитель Предтечи, не вдруг объявили ему желание и просьбы солунских граждан: это прежде тайным образом передано было игумену и некоторым из старших братий. Тяжко было слышать им о вызове от них смиренного Нифонта и о всегдашней с ним разлуке. После многих со стороны игумена возражений на убеждения епископов отпустить с ними Нифонта епископы и бывшие при них из клира, видя, что ничего не успеть им собственными силами, обратились с теплыми слезами к Богу и Предтече, испрашивая свыше содействия к успешному окончанию возложенного на них поручения солунской Церкви. Между тем, блаженный Нифонт, заметив прибытие епископов, спросил игумена о цели их прибытия. Ни слова не отвечал на это старец.

— Не печалься, — сказал тогда Нифонт игумену, — я знаю, зачем прибыли епископы, и надеюсь, что никто не разлучит меня с вами и с обителью; я здесь кончу жизнь мою, по обещанию божественного Предтечи. Я молил его об этом, и молитва моя услышана. — Буди тебе, возлюбленный, по глаголу твоему. Но видишь ли ты епископов, о которых меня спрашивал? Эти посланные от всего клира и народа солунского для того, чтоб взять тебя и возвести на святительскую кафедру солунской митрополии. Хотя ты и надеешься еще сюда возвратиться, — продолжал игумен, заливаясь слезами, — но я уже не увижу тебя более.

Так и случилось. Впоследствии, когда пришел во второй раз блаженный Нифонт на Святую Гору в обитель Предтечи, игумена сего уже не застал в живых. Горько заплакал смиренный Нифонт при словах игумена, пал на помост храма, где так беседовал со своим старцем и воскликнул:

— Значу ли я что-нибудь? Мне ли грешному принять на слабые рамена мои бремя апостольского служения?

Пока таким образом горько плакал и стенал он, братия стеклись в церковь на плач его, и никто не знал причины печали его и слез. Тогда игумен возвестил собравшемуся братству о цели прибытия к ним епископов и солунских клириков. Плач и слезы сделались общими. Нифонта окружили, обнимали, рыдали и плакали все братия, прощаясь с ним. Смятение было так сильно во всей обители, что епископы и клирики воспользовались этим и тогда же, явившись в храм, пред лицом Бога и братии вручили Нифонту пригласительные грамоты клира и народа солунского. Напрасно смиренный Нифонт отрекался своим недостоинством и желанием в пустыни кончить свою жизнь. Сам игумен, дотоле не хотевший разлуки с ним, убеждал его не противиться званию и воле Божией.

— В эту ночь мне повелено от Самого Господа не удерживать тебя, — продолжал игумен, — итак, иди, куда зовет тебя Бог, и не забывай нас. Для нас ты был и будешь навсегда, где бы ты ни был, чадом нашей обители.

Сказав это, игумен и потом братия со слезами обняли блаженного Нифонта и простились с ним.

— Да будет, отцы мои и братия, воля Господня и ваша, — сказал наконец им Нифонт, — иду в путь, назначенный мне Богом, но и великая беда идет за мною; молитесь о мне!

Таким образом, блаженный Нифонт, по прибытии в Солунь, был возведен на степень святительского достоинства, к неописуемой радости верных и на беду западных миссионеров, рассевавших всюду нововведения флорентийского сборища, или лжесобора. Чтоб уничтожить и нанести решительный удар им, Нифонт тотчас по вступлении на кафедру на основании Божественных догматов, переданных Церкви апостолами и святыми вселенскими Соборами, стал каждодневно трудиться в проповеди, побуждал верных и убеждал не увлекаться мудрованиями Запада, но твердо и нерушимо хранить православие отцов и вместе с тем поддерживать дух терпения к безропотному несению иноверного рабства и ига магометанской власти, в чаянии за то небесных наград. При сем Нифонт, как истинный отец и пастырь, не забывал также бедных и нищих, умоляя и прося богатых делиться с ближними всем, чем только возможно с их стороны, подавая им собою трогательный образец и пример сострадания, ибо много раз хаживал он один среди ночи к бедным и больным, утешал их и доставлял им успокоение, убеждая к благодарному терпению пред Богом. Премудрый Нифонт к Христовой Церкви обращал от заблуждения много и неверных. Поэтому, как тень за телом, носилась вслед за ним слава о святой его жизни. И, наконец, по своим подвигам и по ревности к православию, сделался он известным и великой Церкви.

Чрез два года по встретившейся надобности в рассуждении о делах церковных вызвали его в Константинополь. Это было, конечно, и не без особенного устроения Промысла, как увидим впоследствии. В Константинополе он принят был с уважением патриархом и его синодом, равно как клиром и верными. Здесь утешил его Господь свиданием и с Захарией, бывшим его наставником. Радость при такой нечаянной встрече для обоих была невыразима, но и непродолжительна. Не по многих после сего днях святейший Захария заболел и отошел ко Господу. Вслед за тем скончался патриарх Константинопольский (блаж. Максим III [218]), и жребий общего избрания на кафедру вселенской Церкви пал на блаженного и смиренного Нифонта, вопреки собственной его воле и желанию. Итак, Богу угодно было поставить его на свойственной ему степени иерархического служения вселенской Церкви, и он, в духе апостольской ревности и неусыпного внимания к высокому своему званию, оправдал надежды православного стада Христова, смущаемого западным фанатизмом. Не менее благотворно действовал он и на собратий, страждущих под тяжким игом рабства магометанского, равно как и на самых агарян, привлекая их силою слова и святостью жизни от тьмы заблуждения к свету евангельской истины. Радовалась Церковь Христова и украшалась таким своим светильником, но, к сожалению, недолго [219]. Из числа собственных ее чад, принадлежащих к клиру, нашлись враги, которым божественный Нифонт казался несносен. Действуя под влиянием доброненавистника-диавола и власти султанской, они успели в своем замысле против св. патриарха: он был низложен и изгнан из патриаршего дома. Не столько трогало невинного страдальца изгнание с патриаршей кафедры, потому что он знал, что клирики были не что иное, как орудие тайных козней сатаны: для блаженного Нифонта гораздо больнее была разлука с любимой паствой, которой он ничего не желал, кроме мира и спасения. Впрочем, поручая себя воле Божией, радостно сложил он с себя достоинство патриаршее, молясь Господу о прощении врагов его и о покаянии их, и удалился в Созополь, в монастырь честного Предтечи, в чаянии найти там сладкую тишину безмолвия. Но, по словам Господа, не может град укрытися верху горы стоя (Мф. 5, 14): и здесь слава дивной жизни не дала блаженному Нифонту покоя и желаемой тишины; множество народа начало стекаться, чтоб слышать или по крайней мере видеть святейшего изгнанника. По истечении некоторого времени, проведенного св. Нифонтом в изгнании, Богу угодно было опять воззвать его на патриарший престол константинопольский [220]. Но ненавистник церковного мира и опять не оставил его в покое. Однажды, возвращаясь в патриаршую из приходской церкви после Литургии, он встретил нечаянно на пути султана — и, по приличию, приветствовал его. Гордый повелитель, усвояя себе богоподобное владычество, в неистовстве своего кичения остался недоволен почтительностью патриарха и в виду всего народа укорил и обесчестил его, упрекая в невежестве противу царской власти, и тотчас по прибытии во дворец отдал приказ сослать патриарха в заточение в Адрианополь под строгим надзором янычар. Только Бог свидетель, что потерпел в пути невинный страдалец от мусульман! А в Адрианополе хотя и оставался он под особенным наблюдением турецкого правительства, но Бог даровал ему в утешение то, что место пребывания его назначено было при церкви первомученика Стефана, где он немолчно славил Господа и свободно служил Ему единому, не имея в виду никакой человеческой помощи и утешения.

Между тем, слава добродетельной и святой жизни Нифонта донеслась до Валахии. Тогдашний господарь Радул пламенно желал видеть его, и Бог исполнил его желание следующим образом. Оставаясь в зависимости от Порты, господарь должен был по обязанности явиться лично в Константинополь: путь его лежал чрез Адрианополь, и господарь не щадил ничего со своей стороны, ходатайствуя пред турецкими властями Адрианополя о дозволении видеть блаженного Нифонта, что ему и было дозволено. Свидание господаря с патриархом утешило обоих до такой степени, что господарь в преизбытке сердечной радости и привязанности к святейшему изгнаннику, тронутый сладкими его беседами, увлекательным смиренномудрием и безусловной преданностью воле Божией, убедительно стал просить, чтоб он изъявил желание посетить Валахию и быть для нее архипастырем, а ходатайство пред Портою об увольнении Нифонта из Адрианополя на святительскую кафедру Валахии господарь принимал на себя. Блаженный Нифонт, со своей стороны, изъявил готовность вступить на поприще новых подвигов апостольского служения, а Радул, по окончании своих дел в Константинополе, к невыразимой радости собственного сердца и к благу своей Церкви имел желаемый успех в ходатайстве пред Портою относительно Нифонта. Радул и блаженный Нифонт прибыли вместе в Валахию и от всего народа приняты были с восторгом и искренней радостью.

— Отныне ты нам наставник и пастырь, — говорил Радул св. Нифонту, представляя его своему народу, — твои слова для нас — закон!

— Благословенно твое желание, — отвечал на это св. Нифонт. — Дай Бог, чтоб ты сдержал свое слово и обет до твоей кончины! Впрочем, прошу и умоляю тебя, господарь, если погрешишь в чем-либо, как человек, — не уклоняйся от отеческого моего и духовного назидания, потому что для всего народа ты пример как в отношении добродетели и благочестия, так и в случаях уклонения от путей Господних.

— Ты наш отец, — возразил господарь, — что полезно для душ наших, твори не обинуясь: мы с радостью и безусловным повиновением готовы слушать и исполнять твои наставления и советы!

Чтобы действовать на исправление народной нравственности удовлетворительнее, блаженный Нифонт по занятии кафедры прежде всего созвал поместный Собор под председательством самого господаря и верховных его сановников и изложил на нем правила нравственности христианской и догматы Церкви, как основание общественного мира и залог благословения свыше, убеждая строго содержать их и следовать им неуклонно. Для лучшего в этом случае успеха открыл он две новые епархии, рукоположил епископов и дал им в руководство правила — как достойно править вверенной им паствою. В заключение, обратившись к государю, просил его, как властителя, наказывать бесчинных, не зреть на лицо ни великого, ни малого и творить праведный суд, ведая, что есть Бог и Страшный Суд, где должно будет каждому отвечать за исполнение священных своих обязанностей.

Так же точно внушал он неукоризненно проходить звания как иереям, так и инокам, убеждая их духом кротости и любви и грозя им судом Божиим. Народ, видевший такие распоряжения нового своего владыки, слыша при частых священнодействиях его сладкие беседы, полные убеждения и любви, увлекательные силою слова, нарек св. Нифонта Златоустом своего времени и с особенным усердием и жаждою стекался в церковь для видения своего пастыря и для слышания от него назидательных поучений. Но по мере того, как Нифонт старался отвлечь свою паству от безнравственности, которая тогда усилилась особенно от пьянства, как источника всех плотских падений, — и враг всякой истины и добра, диавол, старался ратовать против блаженного и никак не терпел златословесных его учений.

Один из вельмож Молдавии — Богдан, человек безнравственной жизни и дурного характера, за свои преступления подпал в своем отечестве под суд высшей власти. Чтоб избегнуть заслуженной казни он скрылся и, оставив дом, жену и детей, пришел в Валахию, нашел случай воспользоваться вниманием государя Радула и так расположил его в свою пользу, что тот, оставив его при себе, вопреки канонов церковных и закона гражданского решился выдать за него собственную свою сестру, хотя и знал, что Богдан женат и имеет семейство. Когда совершился противозаконный брак, действительная жена, узнав о том, написала письмо св. Нифонту, жалуясь и доказывая, что Богдан женат и имеет детей. Это дело огорчило кроткого Нифонта. Пригласив к себе Богдана, он передал ему жалобу жены его и убеждал, со своей стороны, не расторгать уз законного брака. Безнравственный Богдан наговорил святителю много грубостей и удалился от него с угрозами отмстить за себя и за свою честь, которую так чернит Нифонт в угоду брошенной им жене. Чтоб достигнуть своей цели, он обратился к Радулу, горько жалуясь на блаженного Нифонта. Сам Нифонт явился к господарю и, предъявляя письмо, которое писала к нему Богданова жена, просил не нарушать Божественных правил Церкви. Вместо того чтобы принять в уважение законные оправдания святителя, Радул возражал, что люди мирские не могут безусловно следовать требованиям церковным.

— Мое дело, — отвечал Нифонт, — строго следить за нравственностью паствы, и я свято исполняю мою обязанность. Для чего ж иначе, твоя светлость, и вызывал ты меня сюда, если не для того, чтоб, несмотря на лица, обличать неправду и беззаконие и требовать от всех строгого хранения законоположений Церкви! Не свои собственные я проповедую вам законы, а законы Божественные, за которые готов положить мою душу. Если же вы не хотите слушать меня, я чист пред Богом!

— Вслед за тем он оставил дворец и, придя в церковь, приказал созвать народ, преподал ему назидательное слово, потом, облачившись в святительские одежды, торжественно отлучил от Церкви беззаконного Богдана, с новой незаконной его женой, и всех участников преступного брака его. Наконец, в пророческом духе изложил грядущие на Валахию смуты, предсказал Радулу и Богдану несчастную смерть за беззаконие их и, сложив с себя знаки первосвященнического достоинства на св. престол, облобызал св. иконы и удалился из церкви.

Узнав все это, Радул вместо раскаяния в виновности своей предписал всюду не иметь никакого сношения, никакой связи с Нифонтом, в противном же случае угрожал чтителям святителя смертной казнью и отнятием всякой их собственности в пользу общественную. Между тем, блаженный Нифонт, избегнув его гнева, тайно поселился в доме одного дворянина из рода бессарабов, по имени Неанка, духовного своего сына.

Между тем, Радул, размышляя об отлучении своем от Церкви, невольно трепетал гнева Божия, потому что хотя и гневался на святого, однако ж знал, что он истинно праведен и благочестив. Чтобы смягчить сердце блаженного Нифонта, он почтительно пригласил его к себе и ласково начал просить извинения, оправдывая брак Богдана соизволением на то великой Константинопольской Церкви. Вслед за тем начал он просить, чтоб, со своей стороны, и Нифонт благословил Богдана и новую его супругу.

— Радул, Радул! — отвечал на это с тяжелым вздохом св. Нифонт, — что бы ты ни обещал мне, как бы ты ни умолял меня о соизволении на преступный брак Богдана, — все напрасно. Вспомни, не ты ли вызвал меня сюда: за что же гонишь меня? Если я сделал какую неправду, свидетельствуй о ней. Мой долг — обличать беззаконие в устранение соблазна для других, и я исполняю это. Вспомни, ты вызвал меня сюда, ты же и гонишь меня отсюда. Я удалюсь, куда Господь укажет мне путь, но знай, что великое зло и бесчисленные скорби постигнут твою область: сам ты умрешь несчастным и ужасным образом. Будет время — поищете меня и не обрящете!

При этих словах блаженный Нифонт удалился и, при свидании с Неанком, сказал ему:

— Чадо! Великое бедствие постигнет здешнее место. Впрочем, премилосердный Бог сохранит тебя, если исполнишь мой отеческий завет; даже ты будешь возвеличен, славно будет имя твое — и тогда вспомни меня, духовного твоего отца! Между тем, я, со своей стороны, не престану ходатайствовать о тебе пред Богом.

Они расстались. Неанк залился слезами и рыдал горько о разлуке с божественным своим пастырем. В сопутствии Макария и Иоасафа, учеников своих, св. Нифонт прибыл в Македонию, а оттуда удалился на Святую Гору и поселился в обители Ватопедской. С искренней радостью и уважением приняли его святогорцы, прославляя Бога, удостоившего их видеть вселенского владыку. Из самых сокровенных пустынь стекались к нему подвижники сколько для принятия благословения, столько же, с другой стороны, и для назидательных бесед его.

Один из учеников его, Макарий, чрезвычайно строгий подвижник и ревностный в исполнении иноческих обязанностей, до такой степени воспламенился Божественной любовью ко Господу, что наконец стал искать и желать мученического подвига и смерти. Впрочем, не доверяя влечению и тайным побуждениям собственного сердца, он открылся блаженному Нифонту и просил отеческого его совета, и в случае соизволения — благословения на страдальческий подвиг за имя Христово. Святой Нифонт, со своей стороны, оградив Макария знамением честнаго и животворящего креста, молился о нем и отпустил с миром на желанный подвиг. Недолго блаженный по самому имени Макарий оставался на земле: в Солуни он торжественно исповедал Христа и проклял Магомета, за что после многих пыток и истязаний турки отсекли ему голову. Таким образом принял он венец мученический. Божественный Нифонт провидел это духом.

— Знаешь ли, чадо, — сказал он другому своему ученику, Иоасафу, — сегодня страдальчески скончался брат твой Макарий и радостно душою несется в небеса [221].

Вскоре после сего, взяв с собою Иоасафа, Нифонт тайным образом удалился из обители Ватопедской и в виде поселянина пришел в монастырь Дионисия, в котором был, как говорят, такой устав, переданный ктитором обители: приходящего в монастырь для монашества прежде всего определять в черные труды, а именно — ходить за рабочим скотом, возить дрова и исполнять все низшие послушания на неопределенное время. Впоследствии, кода оканчивался такой искус, послушника по усмотрению настоятеля принимали в монастырь и причисляли к братии. Таким образом, и святой Нифонт, как неведомый пришлец, был сделан муларщиком для ухаживания за рабочим скотом. Пока трудился он таким образом, покрываемый от всех Богом, по распоряжению Константинопольской великой Церкви искали его всюду для возведения вновь на вселенскую кафедру по силе султанского фирмана. Посланные были и на Святой Горе, но блаженный Нифонт остался неведом никому, пока было на то соизволение свыше. Однажды в числе прочих он назначен был караульным на соседственном холме, по причине морских разбойников, нечаянно напавших на Святую Гору, расхищавших все и пленявших. Когда наступила ночь, божественный Нифонт стал на молитву. Вдруг над молившимся поднялся пламень огненный в виде столпа от земли до самого неба: сам блаженный Нифонт сделался как бы светлым, огненным, что заметили находившиеся в окрестности на страже иноки и один бывший при Нифонте. Трепетен и в страхе от виденного чуда, последний явился в монастырь и рассказал всем о славе молившегося собрата. То же подтвердили и другие монахи.

Ужаснулись старцы и вся братия обители, недоумевая, что за чудный появился между ними подвижник. С общими мольбами обратились они к Господу, прося явить — кто такой угодник, так прославляемый свыше и для всех неведомый в обители. Бог открыл им тайну: игумену монастыря представилось в видении, что он находится в храме. Там является божественный Предтеча и говорит ему: собери братство, и выйдите навстречу патриарху Нифонту; высота смирения его да будет образцом для вас: он патриарх, а снизошел до состояния одного из ваших рабочих. Пораженный сим, игумен долго не мог придти в себя. Потом, когда успокоилась его мысль, приказал ударить в доску, собрались братия, и он рассказал им о видении Предтечи Господня. Тогда все узнали в своем мулальщике патриарха Нифонта. Пока это происходило, святейший работник отправился за дровами в лес. Когда же заметили, что он возвращается со своего послушания, все вышли к кладбищенской церкви навстречу ему и, как патриарху, почтительно поклонились. Тронутый до слез неожиданный торжеством собственного своего смирения, Нифонт повергся пред всеми и плакал.

— Кончился искус терпения твоего, вселенный светильниче, — говорит ему настоятель, целуя святительскую его десницу, — довольно смирения твоего для смирения собственной нашей немощи.

Плакал блаженный Нифонт, глубоко потрясенный со бытием; плакали братия, и наипаче те, которые по неведению огорчали его — и, прося прощения, лежали у ног его.

— Для того, отцы и братия мои, скрыл меня Господь от вашей любви, — сказал, наконец, св. Нифонт, — что сам я просил Его о том, чтобы в смирении моем помянул меня Господь. Вы знаете, что человеческая слава и любовь мира сего отчуждают нас от Царства Божия, — кaя бо польза человеку, аще приобрящет мир весь, и отщетит дyшу свою? (Мк. 8, 36), сказал Господь.

Потом он торжественно вошел в монастырь, окружаемый братством, и посвятил себя всей строгости иноческой жизни, не переставая разделять с братией всякого рода труды, хотя от старости, бедствий и изгнаний был уже немощен и слаб в телесных силах. Кроме прочих занятий, он посещал немощных, утешал печальных, «…и я, — говорит составитель жизни св. Нифонта, иеромонах Гавриил, тогдашний прот Святой Горы, — много раз приходя и оставаясь там для слушания назидательных бесед его, видел, что он то копал в огороде, то помогал на мельнице, то спускался к пристани для разгрузки и нагрузки кораблей и трудился таким образом неутомимо, чтобы другие на него не роптали и не теряли чрез то награды за труд свой». При всем том сатана не переставал ратовать противу него. Нашлись люди, которые все труды и подвиги смиренного Нифонта порочили, приписывая их лицемерию, а сладкие его беседы называли пустословием. Впрочем, зная, что все это — действие сатаны, он просил Бога о помощи и силе к перенесению искушений до кончины, а потому и врагов своих прощал, молясь об их спасении и забывая высокость своего достоинства.

Однажды братия везли на корабле монастырскую пшеницу с метохов; восстала буря, и корабль, носясь в виду обители, находился в крайности. Заметив это, святой Нифонт пренебрег бурею и отправился на корабль. Лишь только ступил он на палубу — буря утихла и настала невозмутимая тишина. Тогда братия пали к стопам святителя, умоляя его умилостивить Бога и испросить у Него благодать, чтоб когда ни случится им быть в море, никакая опасность, никакая беда и бедствие не постигали их.

— Бог даст вам по желанию, — отвечал блаженный, — с условием если будете свято исполнять положенное правило и службы церковные, если не будете празднословить.

Потом, преклонив колена на якоре, простер вверх длани и очи свои и молился довольно долго, благословил якорь и сказал:

— Слушайте, братия, храните этот якорь в приличном месте; когда же наступит буря, спускайте его в море и будьте покойны.

С того времени, действительно, каждый раз, когда бывали братия на море и восставала буря, опускали они якорь в волны с призыванием имени святого Нифонта, и делалась тишина. Знамения такого рода от бесчувственного металла так поражали иноков, что во время каждения фимиамом икон при совершении правила кадили они и якорь, отдавая таким образом честь святому Нифонту. Самый якорь наименовали «Патриархом» — и когда наступала в море буря, обыкновенно восклицали: «Пустите в море Патриарха!» Этот якорь, как драгоценность и святыню, хранили в Дионисиате более ста пятидесяти лет.

Наконец, наступило для блаженного Нифонта время отхода из времени в вечность к желаемому Господу: кроме глубокой старости, он знал и по Божественному откровению, что время это близко, а потому призвал к себе братство и объявил о наступающей своей кончине. При этом случае отечески убеждал он всех строго хранить обеты монашеской жизни и всеми силами стараться достигать наследия Царствия Небесного. Горько плакали братия, внимая прощальной беседе своего отца.

— Теперь, — продолжал святой Нифонт, — скажите, братия мои, что вам необходимо и чего бы я испросил вам у Господа прежде, чем предам Ему дух мой.

— Святейший владыко, — ответили рыдающие братия, — оставь нам, как бесценную святыню, разрешительные молитвы, которые бы читались над каждым из умирающих братий в напутствие в вечность, с полной уверенностью ради твоих святых молитв получить на Страшном Суде помилование и прощение.

Тронутый таким спасительным прошением окружающей братии, Нифонт заплакал, помолился Богу, чтоб Он исполнил желание отцов и, обратившись к ученику своему Иоасафу, сказал:

— Пиши что я буду говорить, и это будет последний дар обители.

Таким образом святой Нифонт составил разрешительные молитвы умирающим, а потом, обращаясь к Иоасафу, сказал:

— Я отхожу ко Господу, а ты, чадо, поди в Константинополь. Там ожидает тебя страдальческий подвиг и венец райской славы [222].

Потом, простившись с братией, он приобщился Божественных Таин и тихо предал Господу дух свой 11 августа, будучи девяноста лет [223]. Быстро разнеслось по Святой Горе известие о кончине святого Нифонта: множество иноков стеклось для отдания последнего долга почившему патриарху, проводившему всю жизнь в постоянных бедствиях и гонениях и искушенному в терпении, как злато в горниле. Таким образом, при многочисленном стечении святогорских отцов, торжественно и при общем плаче и слезах, схоронили священные останки Нифонта.

По кончине блаженного Нифонта ученик его Иоасаф не замедлил исполнить предсмертный завет его: он отправился в Константинополь, исповедал там имя Христово пред агарянами, проклиная ложного их Магомета, за что и вынес от них множество разных мук, а наконец был обезглавлен и таким образом совершил страстотерпческий свой подвиг.

Теперь скажем и о последствиях изгнания из Валахии божественного Нифонта. Когда он удалился оттуда, прежде всего произошли в церкви валахийской многие смуты и нестроения от собственного ее клира, а затем открылась чрезвычайная засуха, наступил жестокий голод, и тогда сознались все, что это — следствия преступного изгнания святейшего Нифонта. В сознании виновности своей господарь Радул старался разведать и узнать, где находится блаженный изгнанник, но, как прорек Нифонт, оставляя Радула, — искали его и не обрели.

Вслед за кончиною божественного Нифонта Радула постигла неизлечимая болезнь: тело его закипело ранами, и заразительный смрад их до того был невыносим, что никто не мог приблизиться к несчастному страдальцу. В этом мучительном положении он скончался и погребен был в обители святого Николая, так называемой Daliz, самим Радулом построенной. Но и по смерти гнев Божий не перестал поражать жестокого гонителя нового Златоуста: к ужасу народа могила Радула в течение трех дней, как могила царицы Евдоксии, гонительницы Златоуста, тряслась. Между тем, бедствовал и добрый Неанк — любимец блаженного Нифонта: заступивший место господаря Радула — Михна, а после него Владул, жестоко теснили невинного Неанка. Впрочем, по проречению святого, молитвами его, не только не был он вконец утеснен и сокрушен, но впоследствии избранием всего народа еще возведен в достоинство господаря всей Угро-Влахии.

При таком счастливом повороте обстоятельств, видя, как предсказания божественного Нифонта исполнились верно и точно, Неанк положил непременно перенести святые его мощи в Валахию — сколько для славы страны и в залог благословения свыше, столько же, с другой стороны, и для того, чтоб несчастный Радул, чрез присутствие Нифонта, получил себе какую-нибудь пользу и милость за гробом. Действуя таким образом в духе Феодосия, который перенесением из Кукуз святых мощей Златоустого доставил матери своей Евдоксии утешение и мир, и благочестивый Неанк отправил игуменов двух монастырей и двух знатных сановников на Святую Гору, в обитель Дионисия, с грамотами и многими дарами, прося отпустить к нему в Валахию святые мощи божественного Нифонта. Такое желание Неанка поразило скорбью обитель святого Дионисия. Впрочем, не смея противиться воле господаря и вместе не дерзая, со своей стороны, коснуться святых мощей Нифонта, старцы и братия обители святого Дионисия предоставили самим посланным раскопать могилу и взять оттуда святые мощи. Тогда один из сановников, великий логофет, взяв заступ, перекрестился и сказал:

— По вере господаря моего, принимаю на себя это дело в полном уповании, что усердием и любовью нашей не огорчится наш архипастырь, учитель и отец.

Едва только разрыл логофет могилу и открылись мощи святого Нифонта, неизъяснимое благоухание разлилось кругом и наполнило воздух. Таким образом, они были вынуты из могилы, вложены в драгоценный ковчег и внесены в церковь. И по церкви разлился чудный аромат и благовоние. На открытие мощей блаженного Нифонта из келий, из скитов и монастырей стеклось множество иноков, и когда совершалось по сему случаю бдение, Бог прославил святого даром чудотворения. Один монах, будучи нем, пришел поклониться и облобызать мощи святого Нифонта, и в то самое время, как лобызал их, развязался у него язык и исчезла его немота. Таким же точно образом и слепец, будучи приведен к мощам, лишь только коснулся их, прозрел. Много и других чудес совершилось от мощей святого, «которые не ввожу в состав его жизнеописания, — говорит биограф, — чтоб не утомить внимания читателей и слушателей, в полной уверенности, что и приведенных выше двух чудных событий довольно для убеждения в святости и великом дерзновении Нифонта пред Богом». Чрез три дня после сего посланные Неанка и некоторые из братии обители отправились в Валахию. Переправившись чрез Дунай, они послали известие господарю о своем приближении. Тогда на встречу святых мощей блаженного Нифонта отправился собор архиереев, иереев, диаконов и монахов, а как скоро приблизились они к Бухаресту, сам благочестивый господарь со множеством народа, со светильниками и фимиамом встретил Нифонта, как бы живого, и, заливаясь слезами, пал на гробницу, а потом, подняв на свои рамена, при пособии сановников внес мощи в монастырь Daliz поставил на могилу Радула. Целую ночь совершалось бдение: Неанк и весь народ умоляли святого Нифонта о прощении Радула.

Наконец, утомившись бдением, господарь Неанк погрузился в тихий сон, и ему видится: могила Радула раскрылась, тело его казалось черно, как уголь, и от него исходил невыносимый смрад. Неанк понимал ужасное положение Радула, скорбел и усердно ходатайствовал пред святым Нифонтом за несчастного. Вдруг представляется Неанку, что св. Нифонт встал из своей гробницы, приблизился к Радулову трупу и омыл его святой водою; тогда зловоние и смрад исчезли: Радулово тело сделалось чистым и свет заиграл в лице его. Могила Радула закрылась, а св. Нифонт, приблизившись к Неанку, сказал:

— Видишь, чадо, как я исполнил твою молитву. Исполни же и ты мой завет: мирно управляй вверенным тебе народом и отправь в монастырь мой часть мощей моих, в утешение подвизающихся там братий.

Видение кончилось. Сильно потрясенный чувством радости, Неанк пришел в себя и торжественно воззвал:

— Слава Богу, прославившему раба Своего возлюбленного Нифонта!

Тогда же рассказал он всем виденное, и народ прославил Бога. На следующий день к Божественной литургии со всех стран Валахии стеклось множество народа. Бесчисленное множество всякого рода больных, приближавшихся со слезами и верою к св. мощам блаженного Нифонта, от одного прикосновения получали молитвами его исцеление.

Господарь, видя, что чудодейственные силы святого каждый день умножаются, собрал местный собор, которым и положено праздновать святому Нифонту 11 августа, в день его кончины. Для сего была составлена ему и служба. Между тем, благочестивый Неанк устроил золотую раку в виде многоглавой церкви, украшенную драгоценными камнями и эмалью; на крышке ее с внутренней стороны был изображен блаженный Нифонт, а пред ним в молитвенном положении на коленах — смиренный Неанк. Устроив таким образом раку, он вложил в нее св. мощи и отправил их в афонскую Дионисиатскую обитель, отделив от них для себя главу и руки. Тогда же взамен оставляемой им у себя святыни в дар сей обители принес он св. главу Предтечи и Крестителя Господня Иоанна в златом ковчеге, украшенном драгоценными камнями, и воздвиг много зданий в монастыре, на собственное иждивение, почему и поставляется в ряду прочих ктиторов обители. — Святую главу и руку божественного Нифонта, доколе жив был, Неанк имел при себе, в освящение и оплот против неприязни и наветов, а умирая, завещал эту святыню прекрасному построенному им монастырю Арджес, где она и поныне находится. О всем да будет слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Аминь.

Житие св. Нифонта написал ученик сего блаженного патриарха иеромонах Гавриил, бывший впоследствии протом Святой Горы. А служба ему составлена Иоанном Комнином, впоследствии митрополитом Силистрийским с именем Иерофея.