4. Кончина и явление преподобного Симеона
4. Кончина и явление преподобного Симеона
Преподобный Симеон немного времени пожил в основанной им обители и достиг предела земного своего жительства. Призвав возлюбленного сына, он говорил ему: «Чадо! Приблизилось время моего отшествия; если и прежде заботился ты о благе души моей, то теперь наступило время помочь ей еще более, ибо я знаю, что все, чего попросишь ты от Бога, будет дано тебе». Припавши со слезами к своему отцу, Савва обещал за него молиться и сам просил молитв его, как и прежде, во дни земной жизни, ибо только его теплыми ко Христу молитвами избавлялся от всякого зла, а в час отшествия старца к Богу веровал, что родительская молитва о всех чадах плотских и духовных, о земле родной и о церкви, для которой столько трудился, будет еще действеннее. Старец плакал и говорил: «Если получу дерзновение у Бога, не оставлю вас», — и, возложив преподобные руки на возлюбленного сына, благословил его, долго держал в своих объятиях и со слезами дал ему последнее целование; затем помолился о нем, вспомнил и о родных сербских церквах и заповедал довершить многое неоконченное; что же касается смертных своих останков, то просил, чтобы в благоприятное время, когда изволит Бог, Савва перенес их в землю родную, в созданный им монастырь Студеницы. Савва обещал исполнить все заповеданное. Потом умирающий призвал к себе всю иночествующую братию и, называя каждого по имени, благословлял, просил себе его молитв, и, предавая всех их Господу и Пречистой Его Матери, а с Божией помощью и своему преподобному сыну, распустил братию по кельям.
Была уже ночь — и вот, в крайней дряхлости, внезапно встает он с одра своего юношески и как бы ожидает светлых гостей Небесного Царя: украсившись одеждой святого ангельского образа, Симеон причастился принесенных ему в келью Страшных и Животворящих Таин и за все благодарил Бога. После того объяли его, как человека, предсмертные страдания; во всю ту ночь любимый сын не отходил от отца и, исправляя последнюю ему службу, прочитал у его одра всю Псалтирь. Они взаимно увещевали друг друга не скорбеть и вместе воссылали к Богу благодарные молитвы. Когда рассвело, Савва внес родителя своего в церковный притвор. Умилительно было зрелище крайнего смирения: тот, кто некогда, во дни своего величия, возлегал на златом и мягком одре, теперь лежал на рогоже при последнем издыхании. Вокруг него стояла братия и плакала, расставаясь с отцом; преподобный едва мог подать знак рукой, чтобы удержались от плача. Светло было лицо его: казалось, будто, вместе с таинственными посетителями поет он псалом — но никто не видел этих посетителей и не мог расслышать псалма, кроме последних слов: всякое дыхание да хвалит Господа. Тогда только уразумели, что отходивший воспевал песнь ангельскую, вместе с ангелами, и до конца жизни прославлял Бога. После сей песни Симеон уже ничего более не говорил, а только светло взирал на образ Христов, как бы вручая Ему свою душу. Благовонием фимиама исполнилась вся храмина: так сладостно уснул святой старец!
Возлюбленный сын припал к честному лицу его и, вместо теплой воды омыв его горячими слезами, положил ему на перси знамение креста. Потом в сопровождении всей братии, со свечами и кадилами, проводил тело усопшего внутрь созданной им Церкви Богоматери и положил его в мраморном благолепном гробе. Осиротевший в одно и то же время чувствовал и печаль, и радость: печаль — о лишении доброго сподвижника и участника в молитвах, а радость — о том, что сподобился видеть его украшенным всеми добродетелями, до конца совершившим свое течение и уже теплым предстателем, ходатайствующим о нем у Христа. Дни поминовения родительского Савва ознаменовал обильной милостыней нищим — раздал приходящим все, сколько было у него золота, потому что никому не хотел отказывать или что-нибудь оставить у себя. По оскудении же нужного для монастырских потреб золота вспомнил он слово благоговейной жены, сказанное ему в Царьграде, — то есть слово о сокровищах, таящихся в окрестностях Хиландаря, но не без молитвы решился он искать этих сокровищ. Савва так молился Господу: «Слышал я Давида, глаголющего, богатство аще течет, не прилагайте сердца; тем более достоин укоризны человек, раскапывающий землю для приобретения сокровищ, которых сам туда не клал. Итак, не дай, Господи, чтобы враг мой поругался надо мною, возбуждая во мне желание гибельных и тленных богатств, но если это не искушение противника, если это сказано мне было от Тебя, то пусть будет по воле Твоей, Господи, — пусть явится сокровенное или же пусть скроется и от нас, рабов Твоих, как прежде от других».
Савва с учеником своим пришел на указанное место, и едва только копнули они землю, тотчас обрели отверстие пещеры: так что как будто сама земля отдавала им хранимое в ней сокровище. Можно подумать, что Матерь Божия Благодетельница Сама являлась преподобному в обители царьградской, и только ради смирения не признал он Явившейся. Принесши в монастырь найденное золото, Савва почитал его не своим и не лихоимствовал, но одну часть послал в Царьград, в обитель Эвергетиссы, другую раздал по монастырям святогорским, третью — по пустынным кельям отшельников, а четвертую внес в Хиландарь и разделил нищим, ибо для того и являлась ему Благодетельница, чтобы он благодетельствовал.
И прежде говорили мы, какое сильное желание имел святой Савва отрешиться от всего мирского и безмолвствовать в уединении, но тогда он был удерживаем от этого сперва по причине молодости, потом по случаю прибытия к нему отца, затем по поводу двукратной его отлучки в царствующий град, и, наконец, по надобности создать собственную обитель. Когда же все это, для спасения братий, устроилось, — когда и игумен поставлен был, и отец препровожден до блаженного упокоения, Савва мог позаботиться и о самом себе. И вот удалился он в Карею, где нашел прекрасное место, оживленное источником воды и плодоносными деревами. Купив это место у прота, Савва построил себе там молчаливую келью с малой церковью во имя Освященного Саввы Иерусалимского. Отрекшись от многих сожителей, он удовольствовался лишь тремя, которые строго исполняли весь церковный устав [32], а сам, безмолвствуя в келье, упражнялся только в молитве и больше прежнего возобновил юношеские свои труды, состоявшие в посте и бдении, в коленопреклонениях и ночных стояниях. Он стал выше того, чем был некогда и, забывая заднее, по слову апостольскому, простирался в переднее (Флп. 3, 13): кто изочтет умиленные его слезы и тайные воздыхания? В таком подвиге Савва пребывал по смерти преподобного своего отца всякий день и всякий день как бы умирал памятью смертной. От чрезвычайного пощения страдала его печень и до такой степени стеснилась его утроба, что, хотя бы и желал он впоследствии принимать пищу, внутренняя болезнь возбраняла ему это. Впрочем, и самую свою болезнь принимал он с любовью, как если бы она послана была ему свыше, ибо смерть по Боге предпочитал он житию, преданному страстям, и помнил слово апостольское, что когда истлевает внешний человек, тогда обновляется внутренний. Во время безмолвия в Карее Савва написал и жизнь своего отца, преподобного Симеона.
Одно было у него сердечное желание — сподобиться получить какое-нибудь извещение от усопшего родителя — и об этом воссылал он пламенные молитвы к Богу: и вот однажды ночью является ему преподобный Симеон, облеченный неизреченной славою, в венце, сиявшем светозарнее солнца, и в сообществе иных светлых лиц. Как бы удерживая своего сына от уныния, усопший весело говорит ему: «Не унывай и не скорби о мне, сын возлюбленный, а скорее радуйся; вот, по твоему прошению, Бог являет тебе твоего родителя, а ты видишь, как почтил Он меня славою и какими в вечном Царстве Христовом обогатил меня благами. Восприяв ныне то, о чем ты говорил мне при жизни только в уповании, я радуюсь и наслаждаюсь созерцанием невообразимой для вас красоты. Благословен от Бога ты, бывший мне вожатым к вечному блаженству и бесконечной жизни, ибо твои за меня труды и подвиги, молитвы и милостыни помнит Господь, и за них ожидает тебя великое воздаяние. Но прежде ты сам обогатишься от Бога благодатью и властью апостольскою вязать и решить — прежде ты сам, в сане святительском, просветишь своих соотечественников, научишь их вере и покаянию и приведешь ко Христу; поклонишься ты и святым местам, где во плоти странствовал Господь наш Иисус Христос и где совершились все Его страдания за нас: все это начертаешь ты на скрижалях сердца твоего, для многих будешь образом добродетели и все заповеди Христовы утвердишь на незыблемом основании в своем отечестве. После этого приидешь к нам и сподобишься еще больших даров — как за меня, так и за многих — и украсишься двойным венцом, сколько ради постничества твоего, столько же ради учительства и, сподобившись бессмертного блаженства, будешь ликовать со всеми святыми в бесконечные веки, насладишься не гадательно, а существенно — лицезрением Пресвятой Троицы».
Пришедши в себя после таинственного видения, преподобный Савва ощутил в сердце своем мир и тихую радость: ему казалось, что его жительство уже не на земле, а на небесах. Встал он с убогой своей рогожины, простер к небу руки и на коленях орошал землю обильными потоками слез, прославляя Бога за ниспосланное ему утешение. Молитвенно взывал он и к отцу своему, видя его пред глазами как живого, ублажая за неизменную любовь, которая не разлучала их и по смерти, и утешая унылую душу свою видением и ангельскими явлениями. Но и среди уединенной жизни Савва продолжал быть утешением отшельников в их пустыне и благотворителем нищих, прибегавших к нему из стран дальних и ближних: разбился ли у кого корабль, или разрушился дом, или тяготила кого иная какая крайность — пристанищем всех обуреваемых была его гостеприимная келья. И сокровища у него никогда не оскудевали — земля ли открывала ему богатство или присылал его державный брат, смотревший на него, как на ангела Божия.
Есть на Святой Горе монастырь, по имени Каракалл. Раз ночью ограбили его морские разбойники и на своих кораблях увезли не только монастырское достояние, но и самого игумена с братией. Хищники мучили своих узников, ибо нечем было им откупиться. Несчастные привезены были в Великую лавру и там выставлены на продажу, как бы приговоренные к смерти, но их было много, и выкупить всех не имелось средств, потому что продавались они не иначе, как все вместе. В таких обстоятельствах узники, посоветовавшись со своим игуменом, решились свой монастырь со всем его достоянием подчинить лавре, чтобы только избавиться от смерти. Лавриоты — сперва неумолимые, когда дело касалось человеколюбия, — ради корысти решились выкупить пленников и, таким образом овладев обителью и достоянием ее, изгнали игумена со всей братией. Изгнанные прибегли к преподобному Савве, как всегдашнему пристанищу обуреваемых. Боголюбивое сердце его не стерпело такой неправды, и много пролил он слез, внимая плачевной их повести, но, не довольствуясь одними слезами, Савва открыл щедрую свою десницу и, заплатив монастырский долг, возвратил Каракалл прежнему настоятелю и братии, а все разоренное в нем обновил и позаботился и о пропитании братства.
От тех же разбойников опустел на Святой Горе и другой монастырь, во имя сорока мучеников, называемый Ксиропотам, и близок был к падению. Игумен и братия, готовые уже ради своего убожества оставить обитель, пришли к преподобному и стали просить его милости. Савва, богатевший не в себя, но в Бога, милосердовал и о них: он выкупил все, что было заложено монастырем и восстановил разоренное, а соборную церковь всю расписал и благолепно украсил, и с того времени носил имя ктитора ксиропотамского. И третий монастырь, называемый Филофей, испытал также силу его щедрот. Он начат был одним боголюбцем, который, однако, не мог довершить его; строитель пришел к Савве и стал просить его участия, чтобы вместе с ним был ктитором обители, — и преподобный для довершения начатого дал ему довольно золота. Вообще, милостыня его была выше всякой жертвы, молитвы и пощения.
Утешенный славой родителя, Савва усугубил пост и молитву и еще большее возымел дерзновение к Богу — и упование не изменило ему. Пламенная любовь его к отцу и к своему народу внушила ему желание, чтобы слава отчая, которой втайне наслаждался он один, сделалась достоянием всех верных сынов его; и он усердно помолился всемогущему Богу, чтобы Господь ниспослал Духа Своего Святаго и прославил на земле подвизавшегося ради Него державного инока Симеона: пусть бы обновились кости его и помазались благовонным миром в изъявление того духовного помазания, которым была исполнена душа его, и пусть бы та благодать, которой наслаждается блаженный пред лицом ангелов Божиих, сделалась явной и пред человеками; сам же он, Савва, хотя и недостойный раб Господень, еще большее получил бы упование, видя, что Господь исполняет молитву его. С верою молился Савва и сам верил исполнению просимого. Подобно тому, как сын, что-либо просящий у своего отца и не сомневающийся, что получит желаемое, заблаговременно призывает своих присных и соседей, чтобы они насладились ожидаемым даром, — так и Савва, как бы уже наперед зная волю Господню, по чрезвычайной своей вере, в годовщину памяти блаженного отца своего дерзновенно призвал в Хиландарь прота с прочими игуменами и старцами именитых афонских обителей. Собралось множество гостей, званных и не званных — так что в обители стало тесно.
Благолепно украшены были и церковь, и самый гроб блаженного Симеона. По обычном чтении Псалтири, узаконенном по усопшим, когда после гостеприимной вечери настало время успокоения, преподобный Савва призвал в церковь прота и сказал ему: «Отче святой, я вместе с братией моей взойду на пирг, чтобы там совершить утреннее славословие на языке славянском, а ты со всеми своими здесь, в Великой церкви, пой утреннее пение, ради памяти преподобного отца моего, и моли о его успокоении; буду молиться и я, и, если Бог прославит раба Своего, вы призовете меня, и я приду к вам». Затворив церковь, отдал он ключи проту и с его благословения взошел на пирг. Недоумевал прот, о чем говорил ему преподобный, и, вручив ключи служащему иерею, сам пошел на покой, в келью, равно как и все бывшие с ним, но богоносный Савва с вечера начал всенощное бдение и о чем прежде пламенно молился, о том же начал взывать к Господу Вседержителю и теперь — чтобы Он излиял благодатную Свою росу на истаявшие, Бога ради, постом кости раба Божия отца его и обновил их благовонным миром; пусть бы родитель его одинаково прославился — на земле и на небесах, а все, видевшие чудо, пусть бы прославили Господа и познали милость Божию к верным рабам, оставившим ради Него все удовольствия мира.
Настало время утреннего славословия, прот и бывшие с ним игумены совершали службу в соборной церкви и, поминая преставившегося, испрашивали ему упокоения у Господа. В это время вся церковь внезапно исполнилась запахом благовонной масти и благодать Божия излилась на сухие кости. Все усладились сердцем и в неизреченной радости спрашивали друг друга: «Откуда это? Чувствуете ли, что каким-то ароматным благоуханием веет от гроба?» Близ стоявшие хотели видеть, что внутри, — и увидели мраморный гроб блаженного, наполнившийся благовонным миром, которое текло из него ручьями и исполняло все благоуханием. Все объяты были ужасом, прот с бывшими при нем подошел к гробу и увидел такое обилие мира, что оно как бы источником текло по земле. Тут, оставив утреннее пение, все со страхом и слезами стали вопиять: «Господи, помилуй!» Вспомнил тогда прот, что сказал блаженный Савва: «Если буду позван, приду и я», — и не медля велел позвать его. Преподобный с радостью спустился с пирга и, увидев желанное чудо, прославил Бога, что Он удостоил отца его явиться мироточцем во гробе, и теплыми слезами любви окропил гроб отеческий [33].
Прежде всего прот благоуханным миром крестообразно помазал себя и своих; потом помазывалась им и вся братия славянская, освящаемая как бы от руки самого владыки своего и отца. В то же время чрез прикосновение к гробу и чрез помазание святым миром начали исцеляться одержимые нечистыми духами и другими тяжкими болезнями, и все ублажали угодника Божия. Миро истекало не только от костей блаженного Симеона, но и от сухого камня, и от его иконы, написанной на стене над его гробом. «Господи помилуй! — единогласно взывала вся церковь, — дивен Бог во святых Своих и велик в делах Своих! Довлеет нам, грешным, извещение Твоей милости, и сколь велика любовь Твоя к человекам, сохраняющим заповеди Твои! Слава милосердию Твоему!»
По окончании утреннего славословия и по совершении Божественной литургии прот, со всеми игуменами, благословил преподобного Савву праздновать со святыми память святого отца его и, чрез писание, сделать незабвенным житие его. Утешенный сын для пришедших в обитель устроил светлое торжество, осыпал щедротами своими всех от первого до последнего и три дня удерживал прота с игуменами, чествуя их братской трапезой и богатыми дарами. Потом, когда все разошлись по обителям, Савва, пользуясь тишиной, вошел в церковь, где был гроб отца его, и, затворившись в ней, простерся на землю. Поражая себя в перси, он с пламенными слезами взывал к Богу: «Кто я, Господи, и что есть дом отца моего, что посетил Ты нас такой милостью и не презрел моления грешного и недостойного раба Твоего! Что воздам Тебе за все Твои блага! Изнемогает ум мой, не могу достойно хвалить Тебя! Слава Тебе, внимающему молящимся Тебе с верою! Слава Тебе, что пред лицем всех людей прославил раба Твоего, отца моего, дабы и в этих странах познали, что мы и все наше племя — истинные рабы Твои, верно Тебе поклоняющиеся во Святой Троице!»
Потом Савва припал на гроб блаженного отца своего, обнимал его и целовал: слезы его растворялись благовонным миром, и он умащался им, освящая все свои чувства, уста, очи и самое сердце; как бы во дни жизни, лицом к лицу, беседовал наедине с родителем, называя его присным своим молитвенником и предстателем в настоящем и будущем. «Скользко здешнее житие, — говорил он, — человечество склонно к падению и никто не изъят от страстей и пороков!» — Потому особенно сын и просил помощи блаженного родителя. Он собрал в сткляницу многоценное миро от честных мощей, чтобы послать его в благословение самодержцу Стефану и утешить братию свою участием в благодати отеческой; потом, поучив назидательным словом братию Хиландарской обители, возвратился на свое безмолвие, в карейскую келью.