Заключение Томаса Мертона

Заключение Томаса Мертона

Вопросы, затронутые доктором Судзуки, очень важны. Прежде всего, очевидно, что индивидуалистическое звучание высказываний христианских мистиков, даже если они апофатичны, обычно не допускает отождествления их с дзэнским опытом. Я избегаю высказываться о Боге и Лике Божьем, потому что это очень сложный теологический вопрос. Различие между Богом и Ликом Божьим, очевидно, носит дуалистический характер и практически запрещено для обсуждения Церковью. То, что доктор Судзуки (следуя высказываниям Экхарта и других рейнских мистиков) желает выразить, должно быть сказано в других терминах.

Теологи восточной церкви пытаются сказать то же самое, проводя различие между «божественными энергиями» (посредством которых Бог свершает деяния вне Себя) и «божественной субстанцией» (которая находится всецело за пределами знаний и переживаний). Иоанн Рейсбрук сводит это различие к различию между Троицей Ипостасей и Единством Природы. Я не буду здесь высказываться о том, можно ли такое рассмотрение считать удовлетворительным. Высшей ступенью мистицизма Рейсбрука есть состояние «пустоты без признака». Под «признаком» Рейсбрук, должно быть, понимал качество бытия, которое может быть постигнуто интеллектуально. Мы знаем Бога в рамках наших представлений о Его сущности и атрибутах, между тем возможно также постижение Бога «за пределами всех признаков» (и поэтому за пределами рационального мышления), в Его трансцендентной реальности, которую доктор Судзуки называет Ликом Божьим, или таковостью. Если он имел в виду именно это, я рад признать, что полностью согласен с ним.

Рейсбрук говорит: «Ибо непроницаемое отсутствие признаков Бога столь темно и лишено признаков, что само по себе объемлет все Божественные признаки... и в пропасти Божьей безымянности творит Божественную радость. В нем есть сладчайший переход, парение и погружение в существеннейшую обнаженность со всеми Божественными именами, со всеми признаками и живым разумом, отражающимся в зерцале Божественной истины. Все это попадает в простую обнаженность без признаков и без разума». Эта «существеннейшая обнаженность», как мне кажется, лучше, чем слова св. Кассиана, соответствует пустоте Лика Божьего, каким его понимает доктор Судзуки. Рейсбрук, очевидно, пошел дальше в направлении дзэн, чем отцы-пустынники и св. Кассиан. Рейсбрук — ученик Экхарта, а Экхарт, по мнению доктора Судзуки, подошел к дзэн ближе, чем другие христианские мистики.

В своем изложении я не говорил много о «погружении в существеннейшую обнаженность» Бога не потому, что я настаиваю, что человек должен осознавать Бога как Творца, а потому, что человек зависит от Бога, который спасает и дает милость. Понятно, что когда я говорю о «дающем», «даре» и «принимающем», я говорю больше в терминах знания, чем мудрости. И это так же неизбежно, как то, что, по словам доктора Судзуки, в нашем сегодняшнем положении мы не можем оставить без внимания этические проблемы. Однако этика не является основой жизни. За пределами всех рассуждений о правильном и неправильном находится простота, чистота, пустота или таковость, для которой нет и не может быть неправильного, потому что на уровне таковости нет морали. Как только появляется грех, возникает «я», которое утверждает свою эгоцентричность и разрушает подлинную духовную свободу. В то же время мне кажется, что, с христианской точки зрения, высшая чистота, пустота, свобода и таковость обладают качеством дара любви. И возможно, именно эта свобода, именно это давание без причины, без предела, без возврата, без сознания впоследствии составляет подлинную тайну Бога, «который есть любовь».

Я не могу дальше развивать эту идею, но мне кажется, что самый близкий эквивалент формуле доктора Судзуки ноль = бесконечность следует искать в глубинном понимании божественной милости. Речь идет о милости не как об овеществленной субстанции, даваемой Богом извне, а как о пустоте, свободе и даре. Хочу отметить, что доктор Судзуки исходил из этой самой точки зрения в своих чрезвычайно интересных эссе о Нэмбуцу и Буддизме Чистой Земли.[39]

Подобный подход нельзя назвать дзэнским, потому что он ближе к христианству, чем к дзэн. Пустота и «обнаженность», в христианском понимании, соответствуют полноте именно потому, что они являются «свободным даром». Однако, если мы не интерпретируем представление о даре в дуалистическом смысле, ничто не мешает нам сказать, что Бог есть Его собственный Дар и что Дар Духа является также даром свободы и пустоты. Этот дар проистекает из Лика Божьего, ибо, как говорит Рейсбрук, именно благодаря Духу мы окунаемся в «существеннейшую обнаженность», где «сами глубины остаются непостигнутыми... ибо это есть темное безмолвие, в котором теряется различие между возлюбленными».

Поэтому я полностью согласен с доктором Судзуки в том, что он отвергает пустоту, которая пуста в обычном смысле и которая является дополнением некоторой воображаемой полноты. В состоянии подлинной пустоты мы открываемся полноте (которая была с нами всегда). Мы утратили рай в том смысле, что вовлеклись в сложности, запутались в них до такой степени, что потеряли свободу и простоту. Рай может открыться нам только как дар божественной благодати. Но истинно говорится, что рай всегда присутствует в нас, ибо в нас присутствует Бог, хотя, возможно, Он и недостижим.

Интуиции доктора Судзуки об эсхатологической природе реальности представляются мне очень яркими и впечатляющими. Фактически, мне кажется, что они в большей мере христианские, чем, возможно, полагает сам доктор Судзуки. Здесь я также склонен видеть реальность с точки зрения свободы и дара. Мы пребываем в «полноте времени», которое «дается» нам. Мы воображаем себе, что движемся к концу мира в будущем — и в некотором смысле это верно. С исторической точки зрения, христианство действительно движется в сторону «восстановления всех вещей во Христе». Однако с победой Христа над смертью, с нисхождением Святого Духа это восстановление уже достигнуто. Остается лишь проявить его. Подобно отцам-пустынникам, мы всегда должны помнить, что «суд над миром свершается сейчас».

Для человека, который не имеет представления о реальности за пределами концепций, эти слова ничего не значат. Но для человека, который видел реальность, самое естественное то, о чем говорит доктор Судзуки: продолжать жить своей повседневной жизнью. Первые христиане говорили об этом так: «Славь Бога и в простоте сердца вкушай хлеб свой». Простота сердца, о которой здесь говорится, — это полное отсутствие моральных представлений о хорошем и плохом хлебе, о хорошем и плохом его вкушении, о хорошей и плохой жизни. «Уставши, спи; проголодавшись, ешь».

Для буддиста жизнь есть статическая, онтологическая полнота; для христианина жизнь — динамический дар, полнота любви. Христианское и буддистское учение несомненно отличаются друг от друга, однако, к моему величайшему удовлетворению, в ходе диалога с доктором Судзуки я обнаружил, что благодаря его интуитивному понимаю западного мистицизма, мы можем легко общаться друг с другом на самом глубоком и важном уровне. Я чувствую, что, разговаривая с ним, я имею дело со своим единомышленником. И хотя его взгляды во многих отношениях отличаются от моих, у нас с доктором Судзуки общие духовные ценности. Это единство подходов и целей чрезвычайно важно.