Быть рядом

Быть рядом

А что делать, когда страдаю не я сам, а мой ближний, которому я хочу помочь? Как облегчить его страхи? Я открыл для себя, что достаточно просто быть рядом — и человек почувствует себя спокойнее. В простом присутствии рядом со страдающим человеком заключена огромная сила, способная одолеть страхи.

Я инстинктивно стремлюсь отгородиться от страдальцев. Кто знает, хотят они поделиться своими переживаниями или нет? Чего они ждут — утешения или ободрения? Или хотят побыть в одиночестве? Чем им поможет мое присутствие? Эти мысли прокручиваются в моем мозгу, и я принимаю самое неудачное решение: остаюсь в стороне.

Но страдающие люди в разговорах со мной неоднократно подчеркивали, как важно для них чье–то участие. Часто я слышал это от членов группы «Ни дня напрасно». Им не нужны какие–то особые или мудрые слова. Они хотят, чтобы мы просто были рядом. Как родитель успокаивает плачущего малыша, обнимая его и повторяя ласковые слова, так и наше присутствие несет страждущим облегчение. Жизнь продолжается. Я с тобой.

Лидер христиан–евангелистов Америки Тони Камполо рассказывал, как однажды пошел на похороны, чтобы отдать дань уважения семье своего знакомого. По ошибке он попал не в тот зал для панихиды. В гробу лежал пожилой мужчина, рядом плакала лишь одна женщина — его вдова. Женщина казалась такой одинокой, что Тони решил остаться. Когда панихида кончилась, он поехал с ней на кладбище.

После погребения, отвозя вдову домой, Камполо признался, что не был знаком с ее супругом. «Я так и подумала, — сказала женщина. — Я вас никогда не видела. Но это совершенно не важно». Она до боли сжала его руку: «Вы и представить себе не можете, что вы для меня сделали».

Я уже говорил, что в трудные времена никто не вспоминает произведения великих философов. В ответ на вопрос: «Кто вам больше всего помог?» — люди рассказывают о каком–нибудь тихом, скромном человеке. О том, кто готов был придти на зов, кто слушал больше, чем говорил, кто не поглядывал с тоской на часы, а мог вас обнять и вместе с вами поплакать. Иными словами, по–настоящему помогает тот, кто находится рядом, готовый послужить, как это и требуется человеку в беде.

На собрании группы «Ни дня напрасно» одна больная раком женщина упомянула о своей бабушке. Бабушка была человеком ничем не выдающимся: она могла предложить людям только свое сострадание и свое время. Когда внучка спала, бабушка сидела рядом в кресле и вязала. С ней всегда можно было поговорить, попросить принести водички. «Бабушка была единственным человеком, который готов был сделать для меня все, что угодно, — рассказывала уже взрослая внучка. — Если я просыпалась в испуге, то меня успокаивало само ее присутствие».

Мы вполне обоснованно осуждаем троих друзей Иова за их нечуткие слова, обращенные к страдальцу. Но давайте вспомним, как было дело: они пришли к своему другу и сначала семь дней и ночей сидели рядом с ним в молчании. Оказывается, этот жест был самой действенной поддержкой.

У иудеев есть обычай, который называется шива — траурный срок, семь дней со дня погребения. Эту неделю все родственники умершего обычно проводят в доме одного из них, не выходя оттуда без крайней необходимости. Трижды в день друзья и члены их общины приходят молиться вместе с пребывающими в трауре. Они не дают скорбящим надолго замыкаться в себе. Конечно, порой людям, которые переживают горе, хочется побыть одним, и присутствие посторонних может их раздражать. Однако шива имеет глубокий смысл. В этом обычае содержится вековая мудрость: скорбящий нуждается, чтобы рядом с ним были люди, даже если сам он этого не осознает. Люди как бы говорят страдающим: «Мы не оставим вас одних. Мы разделим ваше горе». И страхи, которые пышно расцветают в одиночестве, теряют свою силу.

Известна и такая история. Великий композитор Бетховен был известен своей нелюдимостью. Общаться с людьми ему мешала глухота. Во время беседы он ощущал свою неполноценность. Однажды у его друга умер сын. Узнав об этом, полный горя Бетховен поспешил к другу в дом. Он не нашел слов утешения, но, увидев в комнате пианино, бросился к нему. В течение получаса композитор играл с присущей ему страстью — в музыке прозвучали все обуревавшие его чувства. Закончив играть, он удалился. Позже его друг признался, что посещение Бетховена тронуло его больше всего.