Горит, горит ее звезда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Горит, горит ее звезда

1972–й год. Моя знакомая Анна Николаевна Качалина, музыкальный редактор фирмы «Мелодия», сообщает мне неожиданную новость: в Москву после длительного перерыва приезжает на гастроли знаменитая польская певица Анна Герман, уже известная русским слушателям по ее первому выступлению в России в 1964 году.

Это была большая радость для всех. После автомобильной катастрофы в Италии и нелегкой борьбы с болезнью, любимая всеми певица возвращалась к жизни и на сцену.

Зал Театра эстрады на набережной Москвы–реки переполнен. Слушатели с нетерпением ждут появления Анны. Всех волнует одно: сможет ли она после длительной болезни петь как раньше?

В зале гаснет свет. Луч прожектора высвечивает лицо Анны. И из тишины поплыли звуки «Аве Марии».

Последний протяжный, как бесконечность, звук. В зале благоговейная тишина. Аплодисментов нет. Только потом они послышались как легкий шелест.

После минутной темноты вспыхивает свет, и Анна в алом, как огонь, платье — уже на сцене. Взрыв аплодисментов выразил радость и любовь зрителей. Она запела свою знаменитую песню «Танцующие Эвридики», которая принесла ей всемирную славу.

Каждая песня, исполненная Анной, глубоко трогала сердце, потому что она умела петь не залу, а лично для каждого человека.

По окончании концерта Анна Николаевна Качалина познакомила меня с Анной Герман, стройной, очень высокой, с красивыми длинными светлыми волосами. Запомнилось, что на голове у нее была кепочка в клетку.

Ее светлая улыбка и теплые слова приветствия означали: я принимаю тебя и радуюсь нашей встрече.

— Пани Анна, — сказал я, — проницательный слушатель понял Ваше «Аве Мария» как благодарность Богу за спасение, потому что после катастрофы в Италии надежды, что Вы останетесь жить, было очень мало.

В последующие годы Анна много раз приезжала на гастроли в Россию. Была возможность ее видеть и слышать, присутствовать на записи ее песен в бывшей «кирхе» в Вознесенском переулке, близ Консерватории. Там располагалась студия грамзаписи «Мелодия».

Особенно запомнилась запись песни «Эхо любви» к фильму «Судьба».

«Оркестр заиграл первые аккорды, — вспоминает Анна Николаевна, — чуть позже вступила Анна. Когда зазвучал ее голос, в аппаратной все заплакали. Это был первый репетиционный дубль. Повторной записи не потребовалось. В таком виде эта песня и вошла в фильм. Это было чудо! Музыканты, дирижер и певица словно слились в одно целое. Повторить такое было уже невозможно. Так что"Эхо любви" — это единственная песня в репертуаре Анны Герман, записанная с первого дубля одновременно с оркестром. В нее была вложена вся душа».

Когда Анна по окончании записи, очень радостная, вошла в аппаратную, все бросились поздравлять ее с таким успехом, целовали и благодарили ее. Особенно тепло приветствовал ее режиссер фильма Евгений Матвеев. Он изначально был уверен, что эту песню должна петь только Анна Герман.

С предвкушением радости услышать необычайное пошла однажды со мной на концерт Анны Герман Анастасия Ивановна Цветаева. По моим рассказам она уже познакомилась с Анной, но не слышала еще ее голос.

И вот произошла ее первая встреча с той, которую она приняла всем сердцем, всей душой.

В очерке об Анне Герман Анастасия Ивановна писала о своих впечатлениях: «Я за мою жизнь слышала не один, казалось, неповторимый голос певицы, — но только голосу Анны Герман принадлежат по праву слова — неповторимый и несравненный.

Сама душа лирики звучала и томилась в невыразимой словами прелести ее голоса.

Сама Любовь тянула к нам руки в каждой ее песне.

Само Прощание прощалось с нами в ее интонациях, в каждом углублении певческой фразы.

Сама Природа оплакивала свой расцвет и свое увядание.

Поэтому так неповторимо очарование ее тембра».

Выступления Анны Герман в России продолжались. В ее репертуаре стало появляться больше русских песен и романсов. Многие композиторы, оценившие ее уникальные вокальные возможности, писали песни для нее. Исполнялось благое желание Анастасии Ивановны, которая хотела, чтобы Анна не ограничивала себя эстрадой, а становилась бы камерной певицей.

Однажды после концерта в Лужниках в короткой беседе с Анной Герман Анастасия Ивановна поведала ей свою мечту, попросила ее петь романсы. Анна шутливо ответила: «Когда постарею».

Анна пела романс «Гори, гори, моя звезда», лермонтовское «Выхожу один я на дорогу», спела из шаляпинского репертуара песню «Из?за острова на стрежень».

Звезда для Анны — это не она сама, хотя ее и называли звездой мировой эстрады, и в 2003 году перед концертным залом «Россия» на Площади Звезд была заложена звезда в ее честь. На это торжество была приглашена вся семья Анны Герман: муж, сын и мать. При жизни Анны астрономы одну из вновь открытых звезд назвали «Анна Герман». Она знала об этом.

Но Анна всю жизнь тянулась к другой звезде, Той, ради которой волхвы отправились в свое далекое путешествие в Вифлеем.

В голосе Анны было некое томление. Это — томление по Богу, и оно разрешилось встречей с Ним в конце ее земной жизни.

На свой последний концерт в Москву в 1980 году она приехала уже больная. Опухла нога.

Мы с сестрой Раисой встретили ее у гостиницы «Россия» перед поездкой на концерт. Как легко, словно белая птица, выпорхнула и села в машину болгарская певица Лили Иванова, и с каким трудом, прихрамывая, шла к этой же машине Анна.

На концерте в Лужниках перед ее выходом на сцену гасили свет. В полутьме она проходила между стульями музыкантов на свое место. Загорался свет. Анна начинала петь. В ее пении была такая сила жизни, что зритель и не подозревал, какие страдания ей приходится переносить.

По окончании пения свет гас, и Анна незаметно уходила за кулисы.

Анна была неизлечимо больна. Я стал получать из Варшавы от ее матери Ирмы грустные письма. «Как тяжело видеть страдание своего ребенка, — писала она, — если бы можно было все взять на себя».

Но так уж определено. Каждый человек несет свой крест и испивает свою чашу страданий. Страдание, если человек его принимает, не ропщет, проходит через него, завершается Радостью, Радостью неземной.

Каждому человеку очень важно когда?нибудь оказаться, как Матерь Божия, у Креста. Там некуда уйти. Божия Матерь не мечется, не суетится. Так и человек, испивая чашу страданий до дна, наполняется неземным светом.

Дочь одной умершей женщины поведала мне, что незадолго до смерти мать призналась ей: «Ты меня поймешь: откровенно говоря, я не хотела бы выздороветь, я боюсь потерять то, что Господь открыл мне во время болезни».

Небо открылось Анне. Она лично встретилась с Богом в глубине своего страдания на одре болезни. Рак съедал ее тело, оно уже отказывалось жить, а дух ликовал. Все ее мысли были заняты Богом. Все житейское отступило перед вечностью.

Анна принимает Святое Крещение 23 мая 1982 года. На следующий день она пишет Анне Качалиной: «Дорогая моя Аничка, я уже несколько раз должна была ехать (плыть) на тот берег, но этот скряга Харон без денег не хочет везти в своей лодке, в подземное царство Хадес. А откуда я ему возьму эту денюшку… когда я не работаю?! И еще долго пролентяйничаю… Хочу тебе сказать самое важное. Вчера я приняла Крещение — это вера моей бабушки, и я очень счастлива. Как мне хотелось бы посидеть рядом с тобой и все рассказать!! Вите скажи — я никому больше не могу писать — сил нет. Ты уж скажи кому надо сама. За окном чудесная весна, у нас сирень есть, но я уже очень давно лежу в больницах и теперь дома уже месяц — не встаю пока совсем. Но все это теперь неважно стало. Все будет. Твоя Аня».

Последняя песнь Анны — молитва. Когда ей было физически очень тяжело, она садилась за рояль и пела псалмы и молитвы, мелодии к которым рождались в ее душе. Она пела «Отче наш», псалом 23–й «Господь — Пастырь мой» и «Гимн о любви» из Первого послания к коринфянам апостола Павла: Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1 Кор 13:4–7).

Недавно я получил от мужа Анны из Варшавы уникальную запись этих песнопений. «В них слышно больше, чем во всем ее творчестве», — пишет Збигнев.

Слушая последнее пение Анны, ощущаешь, как сказала Анастасия Ивановна Цветаева в одном из своих стихотворений, жажду ее души напиться бессмертия живой воды, а потом «из мрака тела — в дух, где тихо и светло».

Друг, посетивший Анну за два дня до ее смерти, свидетельствовал: «Я увидел человека очень больного, терпящего, но полного спокойствия и надежды. С такой Анной мы и простились».

Настал час души Анны. Это было 25 августа 1982 года в одном из госпиталей Варшавы.

Анну похоронили на старинном варшавском Повонском кладбище костела евангелистов–реформаторов, находящемся на улице Житня, где лежит и ее любимая бабушка, Анна Фризен.

Мне не удалось быть на ее погребении. Но спустя много лет на пути домой из Парижа была длительная остановка в аэропорту Варшавы, и я смог посетить ее могилу. На кладбище мне встретился его смотритель — Янек. Он живет в доме при кладбище с семьей. Сказал, что сам рыл могилу для Анны. Проводил меня к ней. На плите из серого полированного камня надпись: «Анна Герман–Тухольска 1936–1982», и внизу нотная строка — последняя песнь Анны: 23–й псалом Давида, его первая строка — «Господь — Пастырь мой».

Я положил на плиту маленький образ Владимирской иконы Божией Матери и попросил Янека поставить негасимую свечу.

Одну из своих концертных программ в конце 70–х годов она назвала «Песни о любви».

Когда эстонский журналист Антс Паю спросил, почему она выбрала такое название, Анна ответила: «Разве есть на свете что?нибудь выше, чем это чувство? Мы с ним рождаемся, приходим в этот мир, это то, что движет нас к жизни. Самое нужное в нашей жизни — это любовь. Любовь к Богу, к человеку, к ребенку, к сердцу, которому мы посвящаем лучшее, к родине.

Сейчас, когда наш мир такой суетный, когда нам некогда сказать любимому человеку, что мы его любим, когда мы не говорим близким самого главного, я решила: буду петь про любовь».

Анна любила людей, и они ей платили взаимностью. Страдания, которые она перенесла, еще более углубили ее как личность: ведь чем глубже копаешь колодец, тем чище вода.

После каждого своего концерта она отыскивала работников сцены, пожарников, осветителей и дарила им все, что ей подарили: цветы, конфеты, сувениры. Такая у нее была душевная потребность.

Помню, как перед ее концертом в саду «Эрмитаж» буфетчица, оставив ждать длинную очередь, понесла Анне в артистическую комнату стакан хорошо заваренного чая с лимоном и бутерброд с черной икрой.

Во время гастролей весной 1977 года, узнав о болезни Анастасии Ивановны Цветаевой, Анна нашла время навестить больную. Из?за отсутствия мест в палате Анастасия Ивановна лежала в коридоре. Радостно было смотреть, как тепло общались они друг с другом, словно любящие мать и дочь. Анна подарила ей цветок в горшочке, сказав: «Я желаю Вам так скоро поправиться, как скоро расцвели эти цветы».

Еще в 1974 году Анна получила подарок от Анастасии Ивановны — ее «Воспоминания». Она прочитала книгу и все время к ней возвращалась, особенно в сказочный мир детства, где она и себя нашла, несмотря на то, что детство ее было очень трудное.

«Просто чудо, — писала мне Анна в январе 1975 года, — теперь уже почти никто так не пишет». «Когда ты опять встретишься с Анастасией Ивановной, — писала Анна в ноябре 1975 года, — передай ей самый горячий привет от меня. Я, конечно, сама напишу — чуть позже. Я счастлива, что Анастасии Ивановне приятно иногда послушать"моего"Скарлатти. И я также счастлива, что она нашла время и захотела тогда прийти на наш концерт. Таких людей мало».

В 2003 году у меня и у всех прихожан нашего храма была большая радость: позвонил из Варшавы сын Анны Герман, тоже, как и ее муж, Збигнев, по–домашнему Збышек, и попросил моего благословения на приезд в Латвию, в Карсаву. Я ему сказал о моем знакомстве с ним, когда он был еще во чреве матери. В очередной приезд на гастроли в Москву в лифте гостиницы «Россия» Анна поделилась своей новостью — ждет ребенка. Я сказал, что это большая радость не только для нее, но и для всех. Дети — это дар Божий. Знала ли Анна, что ее имя в переводе с еврейского означает «благодать»? Эта благодать снизошла на нее. Збышек появился на свет 27 ноября 1975 года.

И вот мы встретились с ним через 28 лет. Он приехал к нам вместе с Анной Николаевной Качалиной, которая для него, по его словам, как родная.

«Он хороший мальчик, — писала мне мать Анны, — не курит, не пьет, не шляется, многое умеет в технике».

Я узнал, что он любит историю, паровозы. Недавно поступил в Варшавский католический институт кардинала Стефана Вышинского, на теологический факультет. Увидев у меня переизданную Острожскую Библию, очень заинтересовался ею, попросил почитать. Он получил ее в подарок.

Мы устроили в очень красивом месте вблизи храма вечер памяти Анны Герман, на который собралось много людей, местных и приезжих — из Москвы, из Санкт–Петербурга. Слушая пение Анны, все ощущали реальное ее присутствие среди нас, был молитвенный дух, ибо невозможно, слушая в ее исполнении «Аве Мария», не быть в этот момент с Богом.

Возвратившись домой, Збышек прислал теплое благодарственное мудрое письмо. Он, по слову моей сестры, благородно воспитан.

В конце письма была приписка отца: «Дорогой отец Виктор, дорогой Витя (извините, но так мы с Аней тебя звали). Я очень, очень рад, что Збышек в конце концов смог познакомиться с тобой.

Для него это было большое переживание. Мы живем тут как нам удается. С нами живет мама Ани (93 года), которая крестилась теперь в церкви адвентистов. Я напишу более длинное письмо обо всем.

Теперь сердечное поздравление и благословение Господа.

Твой Збышек Тухольский.

Варшава 24.09.03».

Самым радостным в письме Збышков для меня было сообщение о крещении матери Анны — Ирмы Мартенс–Бернер. После смерти Анны она часто писала мне; в письмах было много грусти и даже отчаяния: «Нет веры, нет счастья, нет жизни, нет сил». И в то же время вопреки этому в ней теплилась надежда: «Но надо надеяться на лучшее, на мир».

И вот, наконец, лучшее совершилось — Ирма встретилась с Богом, к Которому шла почти век своей жизни.

Ее скорбь — о внуке Збышеке. В одном из писем пани Ирма писала: «Он стоит на похоронах Ани на кладбище тихо возле отца. Много людей. Он не понимает, что его судьба решается: не будет такого материнского тепла и заботы. Я сегодня болею, когда смотрю на Збыся — без материнской любви остался».

Но в мире есть Любовь, которая превосходит и материнскую, и отцовскую, — Любовь Бога–Отца. Мы все творим молитву «Отче наш» независимо от возраста, то есть перед лицом Божьим мы все дети Его, и Он нас всегда любит. Збышек уже познал эту Любовь, поэтому он мирен. Эту Любовь познала его мать — Анна Герман. Она шла к ней всю свою жизнь.

Анны Герман давно с нами нет. Но мы часто слышим ее голос в эфире. В этом большая потребность у людей. В современном мире, страдающем от разлияния зла и пошлости, ее голос творит чудо. Когда он звучит, все преображается, происходит что?то необычное и таинственное. Душа человеческая, по природе своей бессмертная и имеющая неистребимое желание жить всегда, улавливает совершенно другие звуки, звуки вечной жизни и Любви и становится чище и светлее.