ГЛАВА 5 ПАПА ЛЕВ I (440—461 гг.)

ГЛАВА 5 ПАПА ЛЕВ I (440—461 гг.)

«...авторитарная личность».

Даииель-Ропс¹

«... до Льва I на троне Петра не было ни одного епископа исторического масштаба».

Фердинанд Грегоровий²

«Он рычал, и трусливые сердца животных начинали дрожать». Надпись на надгробии Льва I, сделанная папой Сергием I в 688 г.³ Обыгрывая его имя, вплоть до наших дней его славили как льва от колена Иудина — восхваление, которого он не заслужил. Его правильнее сравнивать с лисицей».

Иоганн Галлер⁴

«Лев — первый папа старых христианских времен, о котором известно, что он имел ясную и четкую папскую идею... Она исходила из того факта, что римский епископ является преемником апостола Петра. Из этого Лев сделал вывод, что он обладает теми же полномочиями, которыми Христос наделил апостола».

Католический теолог Альберт Эрхард⁵

«Это учение о верховенстве... Лев Великий так превосходно подал, что оно и по сей день остается становым хребтом папства».

Вальтер Ульманн⁶

О месте рождения Льва I, его родителях и его образовании ничего не известно. «Лучшее, что мы можем предложить — не более чем догадка» (Джелленд/ Jalland). Старые католические авторы охотно приписывают ему очень знатное происхождение, подобно тому, как «еретикам», когда нет достоверных данных — «низкое». Предположительно, Лев родился в конце IV в. В большинстве списков «Liber Pontificalis» он называется урожденным тосканцем. На право считаться местом его рождения больше всего претендует Вольтерра. Там даже в 1543 г. каждого, кто не отмечал торжественно 11 апреля, день поминовения Льва, облагали денежным штрафом в 48 солиди!⁷

Проспер Тирон Аквитанский, который при Льве был сотрудником папской курии, называет его родиной Рим, да и сам Лев говорило Риме: «мое отечество», что, правда, может пониматься в более широком смысле. Достоверно лишь то, что уже при своих предшественниках Целестине I и Сиксте III Лев был диаконом «апостольского трона» и уже тогда имел большое влияние. Даже Кирилл Александрийский радел за него. Галла Плацида, регентша Западной Римской империи направила его летом 440 г. в Галлию, чтобы уладить конфликт между полководцем Аэцием и наместником Альбином. Пока архидиакон Лев выполнял эту миссию, он был избран папой и посвящен в сан по возвращении 29 сентября 440 г.⁸

ПАПА ЛЕВ I ЧИТАЕТ ПРОПОВЕДИ О СВОЕМ ПЕРВЕНСТВЕ И ПРИЗЫВАЕТ МИРЯН К СМИРЕНИЮ

Историческое значение этого папы в том, что он укрепил папское верховенство. Почти не имея опоры на традицию, если не считать его непосредственных предшественников, он беззастенчиво, систематически и последовательно укреплял и расширял папские притязания на власть.

Для их обоснования и популяризации им использовалась, в первую очередь, петродоктрина. Правда, весь Запад, включая Африку к тому времени уже был ознакомлен с нею. Но Лев эксплуатировал ее в хвост и в гриву, возведя до папского абсолютизма (plenitudo potestas), до «петрологии». Он не преминул сдобрить ее элементами языческой римско-имперской идеологии с примесью соответствующего «придворного церемониала». Лев непрестанно говорит о Петре. Вновь и вновь он ставит его во главу угла. После чего уравнивает римских епископов с ним. Он превращает их в «совладельцев» петровских почестей, а затем — и в его «наследников». Термин: «наместник» Петра, возникает в это же время. При помощи этих понятий Лев отождествляет себя с Петром и в юридическом смысле, претендуя на все вытекающие из этого полномочия. Используя всевозможные смелые экзегетические трюки, он уподобляет Петра, «глашатая апостолов» самому Иисусу, делает его сопричастным власти Бога, чтобы таким способом наделить и папу частью этой власти. Там все пребывает «в неизбывной сопричастности». Ибо устами папы глаголет Петр. Внимающий папе услышал Петра, услышал Христа, услышал Бога! «Когда мы доводим до слуха Вашей Святости наши предостережения, верьте, что это говорит Тот, представителем которого мы являемся (cuius vice fungimur)».

Если Петр, по Киприану, владеет первенством inter pares*, то теперь Лев возвышает Петра над всеми. Он снова и снова подчеркивает и превосходство Петра, и папские претензии на руководство, и то, что римский престол — престол престолов, sedes apostolica и глава церкви. При этом он извращает предание, утрирует его, выдвигая совершенно новые притязания. В этих целях он использует даже императора Валентиниана и женщин императорского дома, которые по его просьбе направляют письма в Константинополь.То, что содержится в этих письмах касательно римского первенства, далеко превосходит все ранее сказанное на эту тему. Один лишь римский епископ, и никто иной, является «наместником Петра». Авторство этого пассажа, пожалуй, принадлежит Льву (правда, не исключено, что он уже был употреблен в 431 г. в Эфесе папским легатом Филиппом). Петр, «за которого мы управляем» — первое pluralis maiestatis** в истории папства. Таким образом, римский епископ «не только обладатель римского престола, но и глава всех епископов». Ему обязаны повиноваться все, включая предстоятелей всех патриархатов (maiores ecclesiae). Он призван «править всей церковью», быть «князем всей церкви», «всех церквей на земле» Лишь «антихрист или дьявол» стал бы спорить с этим. Тот же, кто усомнится в его верховенстве (principatum), «ни на йоту не умалит» его достоинства, «но лишь низвергнет себя, преисполненного высокомерием, в ад». Кто тут чем преисполнен — совершенно понятно, как бы Лев ни Подчеркивал свою незначительность, недостойность и несостоятельность — короче, «indigrtus haeres»*. Сей муж, который основательно поднаторев в римском праве, вывел из понятий о сопричастности и наследовании тесную правовую взаимосвязь между папой и Петром, неразрывное единство теологии и права, Библии и юриспруденции — сей муж предусмотрительно доводит до логического завершения печально известную формулу, которая словно бы витала в воздухе: «достоинство Петра не умалится и в недостойном наследнике» (etiam in indigno haerede). Католик Кюнер/ Kuhner добавляет, что так «может быть оправдано все, вплоть до преступления»⁹.

* Inter pares (лат.) — среди прочих (здесь: апостолов). (Примеч. ред.

** Pluralis maiestatis (лат.) — преувеличение величия. (Примеч. ред.)

Неутомимо папа Лев подчеркивал всемогущество пап, а значит, и свое собственное. Об этом он постоянно писал и читал проповеди. «Во всем мире лишь один Петр был призван стать главой всех апостолов, всех избранных народов, всех отцов церкви». «Во всем мире ищут спасения у трона святого Петра». Лев славит Петра как «камень» и фундамент, как «привратника Царства Небесного», как «судию, карающего и милующего». Лев пишет, что хотя все епископы и обладают «единым достоинством», но никак не «равны цо чину». Так, мол, обстояли дела уже между Петром и другими апостолами; «хотя все они были одинаково избраны, только ему од-ному было дано превосходство». Лев доходит не только до утверждения, что приговор Петра «имеет силу и на небесах», но и утверждает, что он, папа, отправляя свою должность, обладает «непреходящей благодатью всемогущего и вечного Архипастыря», который нравен ему (!) и равен Отцу»¹⁰.

Самонадеянность — выше некуда. Но Лев уже в своей вступительной папской проповеди 29 сентября 400 г., с кото: рой начинается традиция подобных проповедей, отнюдь не скромно ликует вместе с псаломщиком: «Он благословил меня, сотворивши надо мной великое чудо...» А сразу вслед за этим издает радостный крик, что Господь «возвеличил» его, возведя «на высшую ступень»¹¹.

Овечкам же он настоятельно рекомендовал смирение!

* Indignus hаеres (лат.) — недостойный наследник. (Примеч. ред.)

«Ведь торжество Спасителя, победившего дьявола и весь мир, проистекает только из смирения». (Лев часто и очень образно живописует дьявола и ад — гораздо чаще, чем небеса; от них проку меньше.) Лев утверждает: «Все (!) учение христианской мудрости, возлюбленные братья» состоит не в пышных словах и хитроумных толкованиях, равно как и не в стремлении к славе и почестям», — их он приберегает для себя и ему подобных, — «но в истинном и добровольном смирении». Смирение предназначалось подданным, зависимым, эксплуатируемым. Остается только напомнить, что уже в V в. римский епископ был крупнейшим землевладельцем во всей Римской империи¹².

ПАПА ЛЕВ I — КТО ОН?

От него сохранилось большее литературное наследие, нежели от любого предыдущего папы: 90 наставлений, праздничных проповедей, проповедей на пост или на Страстную неделю. (Ни от его предшественников, ни от непосредственных преемников проповедей не сохранилось.) Кроме того, до нас дошло множество его писем, из которых 114 посвящены его восточной политике. По проповедям, «возлюбленные братья», характер этого человека уяснить не так-то просто. Все проповеди Льва коротки, а некоторые — первая, шестая, седьмая, восьмая, тринадцатая и восьмидесятая — исключительно коротки, как будто он брал пример с Флавия Кира. 173 письма (из которых около 20 — не йодлинны, а 30 вообще адресованы ему) к тхэму же, в большинстве своем, вышли из канцелярии, а следовательно, являются, прежде всего, продукцией Проспера Аквитанского, увлекавшегося богословием южногалльского автора, друга Августина и ярого борца с пелагианами. «С большой долей достоверности» можно допустить, что к Просперу восходит теологическая суть именно тех «великих, имевших общегосударственное значение посланий, которые прославили имя Льва на Западе и Востоке», — пишет Иоганн Галлер/ Johannes Haller, предварительно подчеркнув: «Искусственная форма, которой так дорожили в те времена упадка, звенящий пафос, так мало говоривший изобилием громких слов, ритмичная интонация, своим благозвучием завораживающая слух и скрывающая скудость и слабость мысли — по меньшей мере все это в равной степени лмюгло принадлежать как слуге, так и хозяину»¹³.

Во всяком случае, Лев, державшийся столь самовластно, большой поклонник «апостольского» (!) придворного церемониала, столь помпезно пропагандировавший примат Рима и называвший «трон Петра» «объектом трепета» (materia trepi-dationis), был типичным «хозяином», духовным повелителем, которого папа Николай I, один из его самых значительных последователей, в 865 г. в письме византийскому императору Михаилу сравнивает с «львом от колена Иудина» (Откр., 5,5), который «открывал свой рот — и потрясал всю землю, даже императоров». Сколь бы сильно ни было преувеличение, сколь бы ловко, чтобы не сказать лицемерно, он ни прикрывал библейскими изречениями свое властолюбие и свои постоянные требования беспрекословного повиновения, называя себя при этом «учеником смиренного и кроткого Учителя», говорящего: «Возьмите иго Мое на себя, и научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем... Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф., 11, 29—30) — в действительности Лев был абсолютно не евангелической натурой. В цисьме от 10 октября 443 г. к епископам Кампании, Пицена и Тусции он выражает беспокойство, что «повсюду» (passim) рабов рукополагают в пресвитеры. Он решительно запрещает возводить в духовный сан лиц, которые «не имеют надлежащего происхождения». Когда-то христиане в значительной части состояли из лиц подобного происхождения! Теперь же папа запрещает возвышение «жалких рабов» (servilis vilitas) до священнослужителей, поскольку не пристало испытывать перед Богом того, кто даже не прошел испытания у собственного господина. Лев I «Великий», учитель церкви, высокое происхождение превращает в обязательное условие духовной карьеры. Он проклинает посвящение рабов, как преступление против святости священнического сана и прав господ! Так церковь приноравливалась к рабовладельческому обществу поздней Римской империи, ярчайшим представителем которого сама же и являлась. Христианское государство охотно приняло это к сведению. Всего несколькими годами позже — связь очевидна — Валентиниан III издает указ, запрещающий возведение рабов, колонов и других зависимых лиц в духовный сан!14 Со своими собратьями-епископами Лев I также высокомерен. Он приказывает. Он должен приказывать. Ибо один возвышается над всеми. Вот он и дает почувствовать им, что он выше, что он превосходит их, что он стоит «по воле Господа на высоком посту». Он повелевает и доселе независимыми от Рима прелатами. Например, митрополитом Аквилеи, которому он даже угрожает. Он распоряжается и испанскими епископами. Галльские епископы уже не называют его, как прежде, «Твое Братство», но — «Ваше Апостольство» (apostolatus vester). Его величают и «corona vestra». Плюс ко всему множественное число при обращении становится общеупотребительным¹⁵.

Подобным же образом Лев обращался и со своими коллегами. Например, в Галлии, где епископы Арля и Вьенны оспаривали друг у друга право на митрополичье достоинство. Мы лишь бегло коснемся предыстории этого спора.

СВ. ЛЕВ ПРОТИВ СВ. ИЛАРИЯ

В начале V в. епископское кресло Арля (Арелата), одного из важнейших городов Запада, «галльского Рима» (gallula Roma), занял Герое. Он был учеником св. Мартина Турского и, по свидетельству Зосимы, добился епископского сана угрозами и насилием. Утвердить свое положение ему удалось лишь при пода?ржке узурпатора Константина III, который с 409 по 411 г. владел Арлем. Поэтому вполне правдоподобно, что Герое предоставил, как пишет Созомен, загнанному в угол узурпатору убежище в соборе Арля и даже посвятил его в священнический сан, что не спасло того от казни. Вскоре после этого Герое вместе с епископом Лазарем из Экса, обвиненном в тяжких преступлениях, оказались, вследствие своего политического интриганства, в палестинской ссылке. Но и там они интриговали против Пелагия, даже формально выступив против него в обширном послании (кн. 1, стр. 426)¹⁶.

Преемник Героса, влиятельный, но впоследствии убитый Патрокл (412—426 гг.), тоже «фигура крайне подозрительная» (Дюшесн/ Duchesne), который взошел на епископский трон Арля, поддерживаемый правительством своего друга Констанция III, посадил на папский престол Зосиму. Папа немедленно отблагодарил епископа Патрокла «целым рядом существенных привилегий» (католик Баус/ Baus). Первым же своим декретом от 22 марта 417 г. — через четыре дня после восшествия на престол! — он обеспечил Патроклу «широкую митрополичью власть» и сверх того наделил его правом верховного надзора «над всеми церквами Галлии» (католик Ланггертнер/ Langgartner), возможо, в качестве немедленной расплаты за помощь при выборах папы¹⁷.

Епископ Патрокл подвел под свое кресло «церковно-исторический» фундамент петродоктрины. Ирония истории в том, что сам Рим, а именно, папа Иннокентий I, распространяет ложь, будто все церкви в мире основаны Петром или его учениками. Это работало на идею о примате Рима, но одновременно приводило к конфликтам пап с другими охочими до власти священнослужителями. Епископ Патрокл придумал ученика Петра св. Трофима Арльского и возвысил его, никогда не существовавшего, до миссионера Галлии и основателя Арелатской церкви, а самого себя, при поддержке папы Зоеймы — до митрополита. Епископы Марселя, Нарбонны и Вьен-ны немедленно выразили протест и отказались подчиняться римскому решению, хотя их «вызывали на ковёр» и пытались приструнить. Прокл Марсельский был смещен, что спустя несколько десятилетий привело к серьезному конфликту между папой Львом I и одним из преемников Патрокла Иларием Арелатским, которого папа окончательно лишил его митрополичьих прав, и без того урезанных предыдущими папами¹⁸.

Архиепископ Иларий (429—449 гг.), настоящий святой католической церкви (поминается 5 мая), происходил из знатной, политически влиятельной семьи. Сначала он был мОнат хом в Леринском островном монастыре, затем, с помощью своего родственника и предшественника епископа Гонората, был произведен в епископы, хотя и противился этому, если можно верить его биографу, который сообщает, что св. Иларий постоянно, даже зимой, путешествовал босикОм и имел единственное, очень скромное облачение, под которым была власяница. Он выкупал пленных, основывал монастыри, строил церкви. Во время поста он порой три часа подряд читал проповеди и горько рыдал, если с кем-то из его близких случалось несчастье. С другой стороны, как утверждал св. Лев, св. Иларий с оружием вступал в города, в которых умирал епископ, чтобы навязать им преемника из своей свиты. А когда епископ Проект лежал при смерти, святой, мол, явился и рукоположил нового епископа — Импортуна. «Он был столь нагл, что не мог дождаться кончины брата^епископа», — язвил Лев. Вопреки ожиданиям, Проект выздоровел, и горожане пожаловались на Илария: «Он удалился прежде, чем мы успели осознать его появление». Митрополит был скор и на отлучение от церкви. Подобное поведение Илария, который «не имеет степенности, подобающей священнослужителю, а ищет славы, носясь с места на место», было не по душе Льву. Двое святых противостояли друг другу, что не так уж редког даже если речь идет о двух учителях церкви (кн. 1, стр. 150). И так же, как у не святых, старшая карта бьет младшую¹⁹.

Римлянин опасался энергичного и красноречивого коллеги и зарождающегося патриархата Арля, а также независимой галльской церкви, поскольку за Илария выступала и объедилившаяся с ним аристократия Галлии, настроенная против знати Италии. Поэтому, когда случился конфликт Илария с Проектом, а также с епископом Хелидонием, которого Иларий сместил, поскольку тот женился на вдове, — Лев пошел в лобовую атаку. «Он жаждет подчинить вас своей силе (subderе), — писал Лев епископам Вьеннской провинции, —а сам терпеть не может покорности (subiectum) св. Петру», «и не благоговеет перед св. Петром, а произносит дерзкие речи...» Св. Лев обвиняет св. Илария в «тщеславии и растущем самомнении». Он утверждает, «что он раб своих страстей», что он «не желает подчиняться никакому закону и ограничивать себя божественными установлениями», что он совершает «недозволенное» и пренебрегает тем, «на что должен обращать внимание...» Когда арелатец в 445 г. пытался договориться со Львом по-хорошему, для чего среди зимы пешком перевалил через Альпы — «бесстрашно вошел он в Рим, без коня, без седла, без плаща» (Vita Hilarii) — Лев взял его под стражу и созвал синод. Иларий бросил в лицо собранию гневные оскорбления, «которые ни пристало мирянину произносить, а епископу выслушивать» (quae nulus laicorum dicere, nulus sa-cerdotum posset audire), и удалился восвояси. Властолюбивый архиепископ, чьим аскетизмом восхищалась вся Галлия, любимец большинства своих коллег, которому поначалу все удавалось, теперь пал жертвой еще более властолюбивого Льва. Римлянин оставил за тем, кто удалился «позорным бегством» и «подло претендует на власть», лишь право на собственную епархию, которое тот вскоре также потеряет.

Лев не смещал любимца публики Илария (как впоследствии утверждалось во вьеннской фальшивке). Чтобы придать законную силу своим действиям, он, как ему было свойственно, заручился поддержкой государства. Поставленный в известность «надежным свидетельством достопочтенного римского епископа Льва» об «abominabilis tumultus»* в церквах Галлии, император Валентиниан III 8 июля 445 г. повелел, под угрозой штрафа в десять фунтов золотом, «на все времена» повиноваться его приказам, равно как авторитету апостольского трона, и отдал распоряжение наместникам провинций силой доставлять противящихся этому епископов на суд римского епископа — «в соблюдение всех прав, которыми наши предки наделили римскую церковь»²⁰.

* Abominabilis tumultus (лат.) — чудовищные беспорядки. (Примеч. ред.)

Лев I особенно напирал на долг правителя, который у него часто фигурирует как «custos fidei»*, защищать церковь. Он объявлял это чуть ли не главнейшим признаком императорской власти. Ведь власть монарха — от Бога, следовательно, он получил ее не только для управления миром, «но прежде всего (maxime) для защиты церкви». Папство всегда будет считать это важнейшей задачей государственной власти! А из этого всегда вытекает уничтожение или, как минимум, подавление инаковерующих²¹.

Отныне Лев повелевал епископами Галлии, правда, лишь в южной ее части, где прежде правил император через своего наместника Аэция. Но и там назревала катастрофа.

Иларий же скончался в 449 г. от тяжелой болезни, которая стала следствием его зимнего перехода через Альпы. Весь Арль горевал, все хотели прикоснуться к его святому телу, так что возникла опасность, что оно будет разорвано на куски. А Лев теперь поминал «sanctae memoriae»** покойного.

* Custos fidei (лат.) — хранитель веры. (Примеч. ред.)

** Sancta memoria (лат.) — светлая память. (Примеч. ред.)

ПАПА ЛЕВ НАДЕЛЯЕТ ИМПЕРАТОРА НЕПОГРЕШИМОСТЬЮ В ВЕРЕ, А СЕБЯ — ДОЛГОМ СВИДЕТЕЛЬСТВОВАТЬ О НЕЙ

Примечательно и поведение папы по отношению к вышестоящим. Когда император Валентиниан III — слабая личность, одаривавшая церковь и находившаяся под большим влиянием петродокрйны Льва — в феврале 450 г. посетил Рим, Лев в одной из проповедей говорил о нем с типичным для клерикалов псевдосмирением, за которым, на самом деле, не было ничего кроме надменности и властолюбия: «Вдумайтесь, такому простому, бедному человеку, как Петр, Христом вручены бразды правления первым и самым большим городом мира. Древу его креста покорны скипетры царей; пурпур двора подвластен крови Христа и мучеников. Император... приходит к рыбаку и умоляет о покровительстве».

Духовная империя папства уже ставит себя вровень с государством, но «налицо уже и ростки будущего превосходства» (Клинкенберг/ Klinkenberg)²².

Разумеется, когда это было нужно, даже «Великий» Лев умел кланяться вельможам, особенно если они выступали против еретиков и язычников, чего он от них и требовал, охотно называя это их «labor» (работой). Говоря о своей собственной деятельности он использует то же слово. Если это было выгодно, он восхвалял императоров, которые сами себя именно в то время стали величать понтификами, как «хранителей веры», «сынов церкви» и «свидетельствующими о Христе». Он признавал за ними самые удивительные права в сфере церкви, авторитет в религиозных вопросах и «священническую святость». Более пятнадцати раз у Льва обнаруживаются дифирамбы монархическим и священническим (епископским) взглядам правителей²³.

«Я знаю, — пишет папа Лев I византийскому императору Льву I, — что Вы достаточно просвещены пребывающим в Вас Божьим духом». И продолжает: «Наше учение совпадает с верой, данной Тебе Богом» — папа как бы подразумевает, что на это учение его вдохновил император. Он даже признает за ним право отменять касающиеся вопросов догматики решения соборов. Во многих своих посланиях он доходит даже до признания императорской непогрешимости! Лев I, по прозвищу «Великий» (удостоенный наряду только с Григорием I, тоже «Великим», редкого для пап звания: учитель церкви) опускается даже до того, что в письмах к императору неоднократно убеждает того, что он не нуждается в наставлении от человеков, ибо — просвещен Святым Духом и, по определению, не может заблуждаться в вопросах веры! В весьма приподнятых выражениях папа Лев уверенно заявляет, что император Лев, «преисполненный чистейшим светом истины, неколебим в вопросах веры, но священным и совершеннейшим приговором отделяет добро от зла». «Вашу веру не сможет обмануть никакое заблуждение»; «Твоя кротость черпает чистейшее учение из изобилия Святого Духа». Но признает, что его долг, «долг» папы — «высказывать то, что Ты знаешь и свидетельствовать то, во что Ты веришь» (patefacere quod intelligis, et рга-edicare quod credis). И все это, несмотря на то, что папа абсолютно не верит в непогрешимость императора!²⁴

(Любопытно, что многие епископы, например, в Сирии, а еще больше в Армении, высказывание Христа о Петре: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф., 16, 18) относили ко Льву, но не ко Льву-папе, а ко Льву-императору! Для них Христос, конечно же, был «главой» святой католической церкви, но, как писали епископы, «ее силу и фундамент представляете именно Вы, император, подобно неколебимому камню Христа, на котором Творец всего сущего воздвиг Свою Церковь».)²⁵

ЗАТО: «ВО ХРИСТЕ ИСПОЛНЯЙТЕ ВОИНСКУЮ СЛУЖБУ»

С другой стороны, Лев без конца повторяет, что правит не столько император, сколько Христос и Бог. Что власть императора — от Всевышнего («regnat per Dei gratiam»). Юлиану Коссокму он поручил в надлежащий момент доводить до императора «должные внушения» (opportunas suggestiones). Ведь он, Лев, «не раз имел возможность» узнать веру достославного Августа и «сознательно служит Его Величеству наилучшим образом тогда, когда император прежде всего печется о единстве церкви». Ибо император получил свою власть, прежде всего, для защиты церкви, что Лев настоятельно подчеркивает, то и дело называя императора: «custos fidei». Он внушает, что благо церкви есть благо государства. «Всей церкви и Вашей империи послужит на пользу, если во всем мире останется один Бог, одна вера, одно таинство спасения людей и один символ веры». Мало того, этот представитель Христа рекламирует, сколь полезна войне религия любви, а благая весть — наступательной силе армии. «Если Божий Дух укрепит единство христианских правителей, — речь идет о Маркиане и Валентиниане, — то весь мир увидит, как вдвое приумножится их доверие: ибо с умножением веры и любви (!) сила оружия станет неодолимой и Бог, умилостивленный единством нашей веры, немедленно уничтожит пагубу ложных учений и враждебность варваров»²⁶.

Яснее ясного! Любовь и оружие! Единство, сила и истребление врагов — с давних пор теория и практика христианства (кн.1, гл 5). Особенно в Риме, где, например, христианин Апоний предположительно в начале V в. усердно вещает не только о главенствующем положении церкви Вечного города, но и о христианской имперской теологии. Согласно ей, во главе народа стоят римские императоры, «но лишь те, которые познали истину и в смирении (!) служат Христу. Из них, как из целительного источника, изливаются благочестивые законы, вожделенный мир и возвышенная покорность (!) культу святой церкви...» Но чтобы все это —- благочестивое законодательство, вожделенный мир и покорность — стало явью, правители должны «исполнять военную службу со Христом, Царем царей.,.»²⁷.

Именно так мыслил и Лев, пропагандировавший для всего мира одного Бога, одну империю, одного императора (один Бог, один рейх, один фюрер!..) и, разумеется, одну церковь.

Это выдавалось им за «священный порядок», за «рах christianа», которому угрожают «только» два врага: «еретики» и «варвары». «Вот императорам и приходится бороться и с теми, и с другими» (Грильмейер/ Griilmeier). Поэтому их долг — «reparatio pacis». Вернее, то, что они под этим понимают или скрывают: война, не считаясь с потерями, пока они не получат то, что хотят. Именно этого, и ничего иного, они хотят и по сей день. Семнадцать веков церковной истории наглядно демонстрируют это. Кроваво и лицемерно...

СОТРУДНИЧЕСТВО РАДИ ИСКОРЕНЕНИЯ «ЕРЕТИКОВ» С «АКЦЕНТИРОВАНИЕМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДОСТОИНСТВА»

С «еретиками» такой папа беспощаден. Он постоянно ведет оголтелую враждебную кампанию против «лжеучений лающих еретиков», их «острых стрел», «ядовитой лжи», «безбожных постулатов», их «чудовищности». Все они, учит Лев, соблазнены «коварством дьявола», «испорчены дьявольским злом», «подвержены всем возможным порокам» и склонны к «все более тяжким грехам». Иногда они являются кроткими, льстивыми, «в овечьей шкуре, но, по сути, они — хищные волки», которые лишь прикрывают «именем Христа свою дикую хищническую природу». Их ведет дьявол, и если эти звери, целые «стаи хищников» порой, как уже было сказано, держатся умеренно, хитро, дружески, то в конце концов они все равно «прибегают к убийству»²⁹.

В принципе, это—описание его собственной практики. Классический автопортрет.

С целью пастырско-теологической профилактики папа Лев непрестанно рекомендует пост, со всеми вытекающими последствиями: умерщвлением плоти, презрением к миру, и, разумеется, прежде всего — презрением к похоти. Это стало основой всей их «нравственности» вплоть до XX в. «Похоть», согласно Льву, ведет к смерти. На самом деле, все наоборот. Именно отказ от естественного влечения, от инстинкта вызывает агрессию, а убиение страстей приводит к, страсти убиения. Как же христианство — вспомним Ницше — почти все ставит с ног на голову! Поэтому, согласно Льву «Великому», христианин должен «постоянно бороться со своей плотью», он должен «лишить плотское влечение любой питательной почвы», он обязан «убивать свое вожделение и умерщвлять свои пороки» — «избегать всех земных прелестей». «Любая земная любовь» для Льва исключена. Он учит буквально так: «Вы должны презреть земное, дабы приобщиться к Царствию небесному»³⁰.

* Reparatio pacis (лат.) — установление мира. (Примеч. ред.)

Льву I, папе, святому и учителю церкви, все это ясно как Божий день. Кто думает иначе — тот живет «во грязи». Ведь кому же, как не «дьяволу, служат плотские страсти...»³¹.

«Великий» Лев на полном серьезе проповедует, что «йет ничего святого и чистого вне пределов католической церкви»! К тому же, он ссылается на Павла (Рим., 14,23). Поэтому папа запрещает «всякое общение» с некатоликами! Он настоятельно призывает презирать их и их учения. Он повелевает бежать от них, «как от смертоносного яда! Чурайтесь их, избегайте общения и даже разговора с ними». «Никакой общности с теми, кто является врагом католической веры и только называет себя христианином!» Пусть все они «убираются восвояси, в свои темные норы»!³²

Обмен мнениями по вопросам веры, религиозные дискуссии он в грош не ставил, как всякий папа, а тем более такой, для которого некатолики не что иное, как дьявол» «волки и хищники». Все было решено. А если что и не было решено, то решать ему. Ничтоже сумняшеся, он объявил соборным отцам Халкидона, что они не должны сомневаться в истинности его точки зрения на то, «во что не должно верить..«После Собора он настоятельно увещевал императора не допускать новых дискуссий. Это было бы неблагодарностью по отношению к Богу. «То, что было сформулировано по всей форме (pie et plene), не должно заново обсуждать, иначе мы создадим впечатление, как того хотели бы проклятые, будто сами сомневаемся». Согласно Льву, «спорные вопросы» не следует выносить на обсуждение. Он, Лев, данным ему «высшим авторитетом», сам даст верные решения. «Если предоставить свободу дебатов (disceptare) об убеждениях, то никогда не будет недостатка в людях, которые дерзнут оспаривать истину и доверяться болтовне мирских умников». Напротив: «истинной вере достаточно знать, кто учитель» (scire quis doceat)³³.

Против тех, кто учил иначе, чем Лев, он еще активнее, чем предшественники, использует государство. Подобно Несторию, папа Лев обращается к правителю Востока: «Если Вы защитите церковь и обеспечите ее безопасность от всяческих лжеучений, то сильная рука Христа защитит Вашу империю».

На Западе сильной руке Христа пришлось иметь дело с «фанатичной бабой» и «слабоумным императором» (Грегоровий/ Gregorovius). С весьма послушной церкви августой Галлой Плацидой, которая долгое время правила вместо своего сына Валентиниана III, не менее добропорядочного католика, а затем до самой своей кончины 27 ноября 450 г. принимала участие в принятии важных политических решений. (Одним из ее советников в течение многих лет был св. Барбатиан Равеннский, священник, совершивший множество «чудес» сначала в Риме, а потом ив Равенне.)³⁴

Разумеется, правительство, способствуя централистским тенденциям римской церкви, действовало исходя из собственных интересов, хотя бы уже потому, что шатающаяся империя рассчитывала извлечь из этого выгоду в провинциях, которые были уже захвачены германцами или находились под угрозой захвата. Эти соображения и предопределили успехи Льва на Западе. Церковная политика государства на протяжении IV—V вв., с одной стороны, была направлена на обеспечение единства и спокойствия в ней, а с другой — на противодействие единовластию одного-единственного епископского трона. Поэтому в союзе с Римом государство на Соборе в Халкидоне одержало верх над Александрией. Но попытка держать Рим в состоянии угрозы, используя для этого патриарха Константинополя, провалилась. Государство было слабым, и папа использовал его слабость в своих целях, никогда не демонстрируя враждебности, но действуя под маской благожелательности³⁵.

Лев I поддерживал с правителями самые добрые отношения. 144 его письма — большая часть сохранившегося от него эпистолярного наследия — адресованы членам императорского дома. Католик Камело/ Camelot называет это «доверительным и гармоничным сотрудничеством». Иезуит Хуго Ранер/ Hugo Rahner говорит о «преданности Льва империи». Уже в своих первых письмах папа активно агитирует против «еретиков», которые не что иное, как отпавшая, одержимая расколами, бунтующая толпа, преисполненная неправды, порока, лживости и безбожия, коварства и глупости; их учение — сплошное дурное, чумное безумие: error, pravus error, totius erroris pravitas, pestiferus error, haereticus error³⁶.

Инициатива в этой антиеретической кооперации, в этой борьбе «сынов света» против «сынов тьмы» совершенно очевидно исходила от папы. После наказания его противников

он отправлял хвалебные и благодарственные письма Их Величествам, поскольку прекрасно сознавал, что без помощи государственной власти «ересь» одержит верх, в первую очередь на Востоке. Поэтому он настойчиво и непрестанно призывал Валентиниана III, Маркиана, Льва I и императрицу Пульхерию, страстную поборницу папской идеи, к борьбе с «еретиками», к «рго fide agere»*. Он желал изгнания иноверущих с высоких постов, а еще больше — их ссылки, но горячо отстаивал и смертную казнь в отношении их. Он требовал, чтобы оказалось невозможным «продолжать жить с подобными убеждениями». Ересь для папы — заразная болезнь, которую «следует вырезать из тела Церкви» (haereses а согроге eccle-siae resecantur). Император, который обязан разить «еретиков» как «оружием слова», так и «стальным оружием», предстает у Льва почти как «Vicarius Christi vel Dei»**, как «продолжение длани Господней». Эту бросающуюся в глаза кровожадность католический теолог Штокмейер/ Stockmeier даже в 1959 г. комментирует таким образом: «Государство призывают к сотрудничеству, чтобы всеми силами и средствами оно способствовало совершенствованию (?!) идеального состояния». «Вера, со всем изобилием своих ценностей (!) и благ вверяет себя охранительной руке императора и находит прибежище. Благодарно взирает она на него...»³⁷.

* Pro fide agere (лат.) — здесь: вперед, за веру. (Примеч. ред.)

** Vicarius Christi vel Dei (лат.) — наместник Христа и даже Бога. (Примеч. ред.)

Своему агенту, епископу Юлиану Косскому (Вифиния на Понте Эвксинском), пожалуй, первому апокрисиарию при императорском дворе Константинополя, Лев писал, что если люди «дошли до такого безумия, что предпочитают буйство исцелению, то это дело императорской власти энергично подавлять возмутителей церковного мира, как врагов государства, которое по праву гордится своими христианскими правителями». В одном из следующих писем он говорит своему посланнику: «Тогда они, по крайней мере, будут страшиться силы карающих органов»³⁸.

Патриарху Константинополя Анатолию, амбициями которого он был взбешен и ревниво наушничал о них императору, он 11 октября 457 г. выражает свое «сильнейшее неудовольствие тем, что среди Твоих клириков, говорят, завелись такие, которые склоняются на сторону нашего злейшего врага... Тебе следует недреманно и усердно думать о том, как их выследить (investigandis) и с примерной строгостью (severitate congrua) наказать; тех же, кому наказание не сможет помочь, следует беспощадно отторгнуть»³⁹.

Поскольку Анатолий казался ему недостаточно строгим, он в 457 г. отправил послание императору Льву, в котором сообщает, что брат Анатолий медлит с подавлением «еретических» клириков», «проявляя чрезмерную доброту и снисходительность, а посему не соблаговолите ли Вы, ради Вашей веры, даровать Церкви средство излечения, дабы подобные были изгнаны не только из рядов духовенства, но и из города (Константинополя)». «Ибо Ваше епископское и апостолическое благочестие должно Вас подвигнуть к справедливому наказанию зла»⁴⁰.

Геннадию, экзарху Африки, папа писал, что тот должен ныне обратиться против врагов церкви с той же силой, с какой обращаются против внешних врагов, «бороться за христианский народ, как воины Господа сражаются в войнах за веру». Мол, известно, что «еретики», дай им волю, «неистово восстанут против католической веры, дабы впрыснуть яд ереси в члены тела Христова». Ведь он уже благодарил императора Маркиана за то, что тот «промыслом Божьим уничтожил ересь» (destructa est)⁴¹.

Папа Пелагий прославляет «жизнетворную заботу Льва о вере». Император Валентиниан публично восхваляет 17 июля 445 г. «человечность кроткого Льва». Современный же панегерист иезуит Хуго Ранер/ Hugo Rahner неустанно поет дифирамбы «moderatio»* Льва, «в широком и непередаваемом с полной точностью смысле этого истинного римского и христианского слова, которое так любил Лев... Modemtio —~ это тончайшее умение дозировать справедливость, благородное чувство меры, умение находить «золотую середину», мудрая, зачастую под стать профессиональному дипломату, способность оценить существующие возможности и, идя на элегантные уступки, никогда не терять из виду цель...» Короче, для Льва, как пишет католический теолог Фукс/ Fuchs даже во второй половине XX в., превыше всего «акцентировать человеческое достоинство». Равно как для Иоанна Павла II (ср. мою брошюру «Папа отправляется на место преступления»)⁴².

В действительности, еще будучи диаконом, Лев беспощадно боролся с «еретиками».

* Moderatio (лат.) — умеренность, самообладание. (Примеч. ред.)

ЛЕВ I, ГОНИТЕЛЬ ПЕЛАГИАН, МАНИХЕЕВ И ПРИСЦИЛЛИАН, КАК ПРОПОВЕДНИК ЛЮБВИ К ВРАГАМ

Лев решительно вмешался уже при сокрушении серьезною противника Августина Юлиана Экланского (кн. 1, стр. 430). Ведь по сообщению Проспера Тирона, именно с подачи диакона Льва папа Сикст III в 439 г. запретил восстановление затравленного Юлиана епископом его епархии, И именно Лев позднее вторично проклял его. (Он уговаривал и императора Маркиана запрятать уже сосланного Евтихия в еще более отдаленную местность.)⁴³

Когда Лев стал папой, первым объектом его атак в 442 г. стали пелагиане в Венетии. Епископ Септимий из Алтинума донес ему, что в епархии архиепископа Аквилеи принимают в церковь не отрекшихся клириков Пелагия и Целестина. Лев похвалил викарного епископа, а митрополита резко отчитал за то, что из-за чрезмерной снисходительности пастырей «волки в овечьей шкуре» проникли в стадо Господне. Угрожая ему суровым гневом апостольского престола, если подобное повторится, он настаивал на проклятии «заблуждений», «высокомерных лжеучений», «тяжкого недуга» (pestilentiam) и «искоренении этой ереси»⁴⁴,

Манихеев папа, начиная с 442 г., травил почти как инквизитор.

Если, как он писал, «во всех ересях можно найти хоть малую толику истины», то в догматах манихеев «нет и крупицы» того, что выдерживает критику. Все у них никуда не годится. Сам Мани — «обманщик несчастных», слуга «порочного суеверия»; его учение —«настоящий оплот» дьявола, властвующего там «безраздельно не каким-либо одним пороком, но всеми мыслимыми глупостями и злодеяниями. Вся порочность язычников, вся косность «обуянных плотью» евреев, все то, за что запрещают тайные магические учения, всевозможные святотатства и богохульства всех ересей — все это сосредоточено в этой секте, как в выгребной яме вместе со всеми прочими нечистотами». Лев уверяет: «У них нет ничего святого, ничего чистого, ничего истинного», «все окутано мраком, все обманчиво». Он утверждает, что «видов их преступлений больше, чем слов, которые есть в языке для обозначения преступлений»45.

Эти преувеличения и обобщения не нуждаются в комментариях.

Манихейство (ср. кн. 1, стр. 143), в отличие от трансцедентального монизма, четко дуалистически разделявшее видимый мир, было универсальной, мировой, синкретической религией, включающей буддистские, иранские (зороастрийские), вавилонские (халдейские), познеиудейские и христианские элементы. Оно было распространено от Испании до Китая. Как правило, решительно отвергаемое из-за его притязаний на исключительность, оно было государственной религией только в Уйгурском каганате в Центральной Азии с 763 по 814 г. Христианские императоры, уже начиная с Диоклетиана, законодательно и решительно преследовали этот культ, как опаснейшую из «ересей». Уже католик Феодосии I, проливавший кровь людскую как водицу, ввел смертную казнь за принадлежность к манихейству, после того как многие отцы церкви писали ему об этом, причем с особым успехом: Ефрем Сирин (ср. кн 1, стр. 143) и блаженный Августин, хотя сам и был манихейцем на протяжении почти десяти лет (ср. кн. 1, стр. 401)⁴⁵.

После завоевания Карфагена вандалами (439 г.) многие манихеи вместе с толпами африканских беженцев бежали в Италию, прежде всего в Рим. Лев часто и страстно подвергал их нападкам, называл их «пожирающим раком», «навозной ямой» и в своем «усердии» (Гризар/ Grisar) повелевал выслеживать их, арестовывать, а не исключено, что и пытать. Ма-нихейского епископа он также взял под стражу (a nobis tenuis) и добился от него признания вины. Трибунал, составленный из христиан: сенаторов, епископов и священников — под его председательством тщательно добросил в декабре 443 г. некоторых манихейских electi и electae, т. е. «избранных», которым запрещалось убивать живое, причинять вред растениям, в отличие от auditores, т. е. «слушателей», имевших право жениться и иметь половые сношения. Папа разоблачил их «позорные деяния», а также «развратные действия» в отношении малолетней девочки с целью высвобождения божественных частиц света человеческого семени (semen huma-num). Ибо св. Лев, подобно св. Августину («поп sacramentum, sed exsecramentum»*) зациклился на «манихейской похотливости, как таковой» (Грильмейер/ Grillmeier). Лев затребовал сочинения проклятых и приказал публично сжечь их. Некоторых, кого еще можно было «исправить», после отречения подвергали церковному наказанию, извлекая из «бездны безбожия». Других же, кого не спасет «ни одно лекарство»; папа приказывал «светским» судьям, во исполнение «повеления христианских императоров», приговаривать к пожизненной (!) ссылке (per publicos judices perpetuo sunt exsilio relegati). В ходе допросов он пытался получить имена манихеев других территорий, принуждал своих жертв к даче показаний об их учителях, епископах и священнослужителях в других провинциях и городах. Сверх того, 30 января 444 г. он отдал распоряжение всем прелатам Италии выслеживать и хватать ускользнувших манихеев, приложив для инструктажа судебные акты римского процесса. В результате рассылки подобных розыскных ориентировок преследование «еретиков» распространилось повсюду, вплоть до Востока⁴⁷.

* Non sacramentum, sed ex sec ram en turn (лат.) —* что не свято, то проклято. (Примеч. ред.)

Мало того, даже мирян он подстрекал к доносительству, вынюхиванию и наушничеству — к занятиям, которые позднее, в средневековой церкви, расцветут пышным цветом при искоренении иноверующих и «ведьм». «Проявите же сйятое рвение, которого требует от вас забота о вере!» — восклицал он и призывал «всех верующих на оборону». Он приказывал, чтобы «о манихеях, которые скрываются повсюду, доносили своим священникам»; требовал «находить тайные убежища безбожников и уничтожать там самого дьявола, которому они служат. Если против подобных людей поднимется с оружием веры вся земля и вся церковь, то именно вам, возлюбленные братья, надлежит проявить в этом деле особое рвение...»⁴⁸

Но тот же самый Лев, который действовал почти как средневековый инквизитор, мог без устали мусолить свои христианские сентенции, требовать снисхождения, миролюбия, любви к ближнему, терпимости и отказа от мстительности. Он мог вновь и вновь ханжески проповедовать: «И поскольку каждый совершает проступки, то пусть же каждый и прощает! Не будем же осуждать в других то, с чем мы столь охотно миримся в себе!»; «Одолевайте же миролюбием любую вражду между людьми и не воздавайте никому злом за зло. Прощайте друг другу, как простил нам Христос!»; «Да сгинет всякая месть...»; «Итак, откажемся от всяческих угроз!»; «Да превратится суровая строгость в кротость, а гнев в милосердие! Простим друг другу наши прегрешения!»; «Помолимся: «Остави нам долги наши, ако же и мы оставляем должником нашим!» При этом папа настоятельно подчеркивает: «Мы имеем в виду не только тех, с кем мы связаны родством или дружбой, но практически всех людей, с которыми нас объединяет наше естество, будь то враг или союзник, свободный или раб»⁴⁹.

Но не «еретик»! Но не манихей! Но не пелагианин! Но не присциллианин! Но не еврей! Но не иноверец! Но не неверующий — вот что означает: «... всех людей»! Слова, слова, слова! Все лицемерие этой церкви, весь оскал ее «Благой Вести», ее оплаченная гекатомбами4 «любовь к врагу», ее омерзительная болтовня о мире — все это здесь налицо: и отвратительное двуличие, и красной нитью проходящая через всю ее историю неискренность, которой она себя заклеймила, с которой издевается сама над собой, которой пригвождает себя к позорному столбу, которая доводится ad absurdum** от античности до наших дней. Евангелие от палача!

Иными словами — от Льва «Великого».

Необычайно часто и всегда экзальтированно папа затрагивает тему манихейства. Для характеристики этих людей он всегда использует одни и те же выражения, как то: орудия сатаны, лжецы, вредители, фальсификаторы Писания, «весьма примитивные люди... которые в слепом невежестве или в грязном влечении обращаются к тому, что не свято, а достойно отвращения»⁵⁰.