ГЛАВА 6 БОРЬБА В ЦЕРКВАХ И ВОКРУГ НИХ ДО ИМПЕРАТОРА ЮСТИНА (518 г.)

ГЛАВА 6 БОРЬБА В ЦЕРКВАХ И ВОКРУГ НИХ ДО ИМПЕРАТОРА ЮСТИНА (518 г.)

«Монофизитство стало национальной религией христиан Египта и Абиссинии, а в VI в. господствовало также в Западной Сирии и Армении; несторианство, с его сомнениями в Богоматери, распространилось в Месопотамии и Восточной Сирии. Это имело важное политическое последствие: половина Египта и Ближний Восток приветствовали в VTI в. арабов как освободителей от религиозного, политического и финансового ига византийской столицы».

К. Босл¹

«...Самое резкое осуждение халкидонского символа веры, как декрета, навязанного восточным церквам, определяет историю следующих двух веков, в период от 451 г. по приблизительно 650 г. То есть, от Халкидона до наступления ислама: этот период открывают ужаснейшие народные восстания и монашеские бунты именно в Египте, Палестине и, отчасти, в Сирии против халкидонского символа веры, а концу этого периода в Армении, Сирии, Египте и Абиссинии наличествуют хорошо организованные национальные монофизитские церкви, преисполненные лютой ненависти к греческой имперской церкви Византии».

П. Каверо²

ВОСТОК В ОГНЕ/ИЛИ «...ДЬЯВОЛ, ТЫ И ЛЕВ»

Великий Собор, который часто сравнивали с «разбойничьим Собором» и который Харнак/ Harnack называет, «в отличие от разбойничьего Собора — разбойничьим и предательским», не принес спокойствия. Напротив/он скорее вызвал волнения. Он явился отправной точкой многих новых бед, скандалов; он стал причиной продолжающегося и по сей день раскола, причем каждая из сторон, как водится, считает «ортодоксальной» и «правоверной» именно себя.

Халкидонский Собор был Собором имперской церкви, а его решения стали имперскими законами. И поскольку новое учение воспользовалось искусственными терминами: сущность, природа, субстанция (usia, physis, hypostasis) — которыми греческие философы издавна пользовались достаточно произвольно, то перед спекулянтами и спорщиками от богословия открылись практически безграничные возможности не слышать и не понимать друга друга, а также обвинять друг друга в ереси. К тому же введенное латинское понятие «личность» (от греческого: prosopon) не имело одного значения и вызывало, в особенности на Западе, споры вплоть до кончины папы Григория I в 604 т.³

Мы, естественно, не станем обсуждать послехалкидонское развитие с «его вдохновляющим воздействием на духовные истоки христологии» (Грильмейер/ Grillmeierj. Боже упаси! Нас интересует самая малость: церковно-политические последствия, непрерывные религиозные ссоры, защита «правоверности», «ереси», вечная вражда между церковниками, вся та ненависть, кровь, восстания, использование военной силы, прежде всего в Палестине и Египте, ссылки, заточения, политические убийства, длившиеся десятилетиями конфликты между императорами и папами, покуда/наконец, по прошествии семидесяти лет папа Гормизда не объединился с императором Юстином I — все то, что, разумеется, никогда не приводит к миру, но лишь усугубляет гонения⁴.

Теперь Халкидонскому церковному собранию быстренько приписали склонность к несторианству. С и но дало в даже обзывали несторианцами, а позднее и «дифизитами» (т. е. сторонниками «двух природ»). Ведь именно приверженцы св. Кирилла обнаружили, что его христологию проигнорировали

в Халкидоне, а акцент на различение двух природ, сделанный Львом, представляет собой несторианство в чистом виде и чудовищную «ересь»! (В действительности, и поныне преданный проклятию Несторий в богословско-историческом смысле практически подготовил христологическую формулу Халкидона, он приветствовал формулировки Льва и понимал их, как оправдание собственных взглядов, в то время как папа вместе с Собором вторично проклял сосланного в пустыню Нестория! Ныне даже иезуит Вильгельм де Врие/ Wilhelm de Vries, похоже, признает, что соборы несторианской церкви в Персии V—VI вв., быть может за исключением Собора в Селевкии 486 г., исповедуют «совершенно корректную христологию».)⁵

Таким образом, неприятие Халкидона исходило вовсе не от несториан. Оно шло от монофизитов Египта, где преемники раскольничьих патриархов существуют и поныне, в никогда не прерывавшейся последовательности, и Сирии — цитаделях монофизитства, где даже монашество, столь пылко почитаемое народом, исповедовало монофизитство. Оно шло от монофизитов Аравии и Абиссинии, куда после 451 г. бежало огромное количество сирийских христиан. Оно шло из Персии и Армении и вызвало отделение целых народов Востока от католицизма. Ведь в VI в. на южном побережье Средиземного моря процветало множество христианских сект: севериане или феодосиане, юлианисты или гайанисты (по-иному; фантазиасты), распавшиеся на ксиститов и аксиститов, ниобиты, тетратеиты, тритеиты и др. Эта ситуация в VII в. оказалась на руку исламу, арабы захватили Палестину, Сирию и Египет, чем, отчасти, поспособствовали возникновению национальных церквей, существующих и сегодня⁶.

На протяжении всего средневековья монофизитские епископы, теологи и историки подвергают нападкам «лжеучение лицемерного Собора», «грязную веру еретического Собора», как в начале IX в, пишет епископ Тагрита Абу Раита, для которого «невежественный Маркиан» всего лишь «второй Иеровоам», Несколько позже копт Севир Эшмунский в своей «Книге Соборов» утверждает, что императрица влепила Диоскору в Халкидоне «сильную пощечину», что дало повод к «продолжению издевательств над Диоскором». Вот и «Энциклопедия теологии и церкви»/ «Lexikon fur Theologie und Kirchew, прославляя Пульхерию как «наследницу духа ее деда Феодосия I», не забывает упомянуть о ее физической силе.

Согласно яковитскому историку Бар-Эбрею (1225—1286 гг.), крупнейшему автору своего народа, святая, вопреки данному ей обету девственности,] имела сексуальные отношения со своим мужем, а согласно (Несторию и со своим братом Феодосием. (Фактически в античности, когда некоторые проявления ее властолюбия стояли перед глазами современников, Пульхерию не считали святой. Вышеупомянутая «Энциклопедия» сообщает, что ее почитание «обнаруживается лишь начиная со средних веков».} Игнатий Ну (Nod), яковитский патриарх начала XVI в., говорит о Халкидоне как о «проклятом % Соборе», который «проклят устами Господа», и утверждает, что Диоскор заявил «другу дьявола» императору Маркиану: «Довольно того, что у этого Собора три главы: дьявол, ты и Лев»⁷.

Не будем о дьяволе — но Пульхерии, Маркиана и Льва оказалось достаточно для того, чтобы после такого, в общем и целом успешного для Рима Собора весь Восток был объят пламенем.

После того как архиепископ Александрии Диоскор в ноябре 451 г. был сослан в Пафлагонию, христианское население города, получив известие об исходе Собора, восстало, и часть александрийского гарнизона была заживо сожжена в церкви, прежде бывшей храмом Сераписа, где она пыталась укрыться. Маркиан призывал александрийцев к единению со «святой и католической церковью правоверных». «Тем самым вы спасете свои души и совершите богоугодное дело». Однако вскоре он запретил дальнейшую агитацию против Халкидона и установил для «еретиков» длинный перечень наказаний, очень резко повелев: «Licet iam sacratissima» (разрешено только святейшее). Бывший приближенный Диоскора архидиакон Протерий (451—457 гг.), который теперь предал патрона, был в ноябре 451 г. возведен в патриарший сан всего лишь четырьмя, такими же как он, отступниками-епископами. Лишь после кровопролитных уличных боев ему удалось воссесть на патриаршем троне, который он удерживал с благословения папы и при помощи сильного военного отряда. Народ, монахи и многие клирики продолжали хранить верность Диоскору, а Протерий, «истинный ученик апостолов», по выражению папы Льва I, опирался в основном на императора Маркиана. Вскоре после кончины императора, последовавшей в январе 457 г., в Александрии, как мы вскоре убедимся, разразились еще более сильные волнения, в которых и на этот раз больше всех отличились монахи⁸.

На Востоке именно монахи разжигали сопротивление Халкидону. Существовали, правда, монашеские группы, неустанно агитировавшие в его пользу. Так или иначе, но обе стороны монахи сражались в «первых рядах» (Вахт/ Bacht).

В Палестине еще до окончания Собора вспыхнул кровавый монашеский бунт. Вожаки монахов Роман и Маркиан, а также монах Феодосии, бывший антипатриархом Иерусалима в 451—453 гг., благочестивый сторонник и последователь Диоскора, устраивавший беспорядки еще в Халкидоне, во главе десяти тысяч фанатиков-аскетов захватил Иерусалим и удерживал его около двадцати месяцев, а затем бежал на Синай. Честолюбивый Ювеналий, иерусалимский патриарх в 422— 458 гг., которого монахи справедливо обвиняли в нарушении «клятв и обещаний» и предательстве богословских взглядов Кирилла, лишился своего престола. В 431 г. в Эфесе он немало поспособствовал Кириллу, а для обоснования своих притязаний на патриаршее достоинство и для расширения своей епархии за счет Финикии и Аравии представил фальшивые грамоты. В 449 г. он вместе с Диоскором был одним из авторитетнейших руководителей «разбойничьего Собора» в Эфесе и первым из 113 епископов высказался за реабилитацию Евтихия, которого находил «абсолютно правоверным». В Халкидоне же он переметнулся на другую сторону. Он позорно предал своего старого союзника Диоскора, поддержал решение о его ссылке и реабилитации Флавиана. Теперь он — стоит ли упомянуть о том, что на Востоке он считается святым (поминается 2 июля)? — сломя голову ринулся к императору в Константинополь.

Феодосии, поддержанный народом и монашеством, занял теперь кресло иерусалимского патриарха. Монахи сжигали дома и бесчинствовали. Возвратившийся из Халкидона епископ Скифополя Севериан и его свита были забиты ими до смерти. И это был не единственный убитый ими епископ. Многие епископства оказались в руках монофизитов, которые вскоре овладели всей Палестиной. Вскоре они, однако, были изгнаны оттуда, правда, не без вмешательства армии. Это было настоящее побоище. В финансировании восстания принимала участие и императрица Евдокия, вдова Феодосия И, с 443 г. жившая в Иерусалиме. Рассорившись с двором, она противостояла нападкам Пульхерии, своей ненавистной золовки, и Маркиана на Евтихия. Благодаря Евдокии, ее влиянию и интригам, от Ювеналия отложились едва ли не все монастыри вокруг «святого города». Пребывая в Риме, папа как мог выступал против наймитов антихриста — «банд лжемонахов», о чем он в ноябре 452 г. писал Юлиану Косскому, не преминув упрекнуть пустившегося в бега Ювеналия. Еще за два года до этого Лев возражал даже против упоминания при богослужении имени Ювеналия, наряду с именами Диоскора и Евстафия Беритского. А ведь этого великого фальсификатора и перебежчика Господь за его усердное миссионерство сподобил рукоположить в 425 г. в «первые епископы кочевий» вождя одного бедуинского племени. Впоследствии он, вполне заслуженно, удостоился «почести алтарей» и стал святым. Но в январе 454 г. Льву пришлось поблагодарить государя за то, что тот силой вернул Ювеналию его кресло. А 4 сентября того же года он подстрекал самого патриарха к более решительным действиям. Лев потребовал также искоренения евтихиан. Всех их, подобно приверженцам Диоскора, следовало отправлять туда, где они будут преследоваться по закону и, таком образом, будут обезврежены⁹.

Император Маркиан, услужливый помощник Пульхерии и папы* который ценил в нем сочетание «царской власти со священническим рвением», еще в Халкидоне обнародовал меры против всех, отвергающих его символ веры: высылка из столицы простых частных лиц, а также смещение военных и клириков. Он считал возможным применение и других наказаний. Только с февраля по июль 452 г. он издал четыре декрета в подкрепление и развитие решений Собора. Четвертый из этих указов — а именно, от 18 июля 452 г. — был направлен прежде всего против «евтихиан». Указ запрещал их собрания, учения, проповеди, им запрещалось рукоположение епископов и священников, а также устройство монастырей. Он запрещал им иметь священников, а монахам-евтихианам создавать любые объединения. Он отказывал им в праве завещать и наследовать имущество, они подлежали высылке из Константинополя, а клирики и монахи-евтихиане должны были покинуть пределы империи. Тем, кто предоставит им прибежище, грозила конфискация имущества и высылка за пределы империи. Слушатели их проповедей облагались штрафом в десять фунтов золота. Евтихианам он уготовил участь «еретиков» и манихеев. Их антихалкидонские писания подлежали сожжению, а те, кто хранит и распространяет их — высылке из империи. Вскоре Маркиан и военная сила установили «правоверие»¹⁰.

Этот император со всей жестокостью преследовал и язычников. За отправление языческих культов он в 451 г. вводит конфискацию имущества и смертную казнь. Причем конфискация и казнь грозили как отправителям культов, так и их участникам, а также лицам, осведомленным об этом. Денежный штраф в 20 фунтов золота, который с 407 г. применялся к нарушившим закон наместникам провинций, Маркиан повысил до 50 фунтов и распространил его действие на нижестоящих чиновников¹¹.

ПАПА ЛЕВ ПОДСТРЕКАЕТ ПРОТИВ «ДЬЯВОЛОВ» ХРИСТИАНСКОГО ВОСТОКА

За всеми эти антиеретическими действиями стояла фигура Льва. Он постоянно препятствовал возобновлению дискуссий вокруг решений Собора, стремился держать «еретиков» в узде, а монахов-бунтарей — в ссылке в условиях строгой изоляции.

Он торжественно извещает епископов Галлии, что после Халкидрнского Собора никто не сможет защищать «лжеучение», прекрываясь неведением, «ибо Собор, собравший около шестисот наших братьев-епископов, не дерзнул прибегнуть к искусной полемике и красноречивому многословию и обсуждать божественно установленную веру... Эту чудовищную ложь дьявольских измышлений святой Собор... наконец, изгнал из Божьей церкви, прокляв этот позор»¹².

В Константинополе против тогдашних «еретиков» (contra temporis nostri haereticos) действовал постоянный викарий Льва Юлиан Косский, выросший в Риме итальянец, епископ города Киос, близ Никеи, владевший греческим языком. После официального уведомления от 11 марта 453 г. о назначении Юлиана на должность папского апокрисиария, папа заполучил там своего, так сказать, аккредитованного при дворе шпиона, соглядатая, доверенного, осведомителя и проводника его идей. Лев постоянно требовал от Юлиана, чтобы он добивался от императора преследования «еретиков» и монахов-оппозиционеров через государственные суды. Юлиану надлежало «в качестве моего представителя (vice mea functus) принять на себя первостепенную заботу о том, чтобы несторианская и евтихианская ереси не возродились где-нибудь, ибо епископу Константинополя недостает католической твердости». «Я же, — пишет Лев, — пока повременю выступать против него самолично, хотя он и заслуживает этого...» Юлиану надлежало не спускать глаз не только с константинопольского патриарха, но и с вдовствующей императрицы Евдокии, разжигавшей монашеские бунты в Иерусалиме и во всей Палестине, а также монашеские волнения в Египте. Не в последнюю очередь епископ Юлиан должен был на благо Рима опекать («в качестве советчика») ханжескую, живущую в «целомудренном браке» императорскую чету, чье пастырское рвение Лев неоднократно славил, а еще чаще настойчиво напоминал об их долге защищать церковь. Самому монарху Лев рекомендовал «внимать внушениям (suggestiones) Юлиана, как если бы они были моими»¹³.

Этот столь умеренный и гуманный иерарх никогда не допускал промедления, если можно было омрачить существование противников, как минимум, заткнуть им рот. Для этого он имел послушное орудие в лице Маркиана, бывшего военачальника, повенчанного с Монахиней Пульхерией. Он пишет ему 15 апреля 454 г..4 «Поскольку Вы одобряете все мои начинания во имя спокойствия католической веры, то да будет Вам известно, что мой брат-епископ Юлиан донес мне, что безбожный Евтихий, по заслугам пребывающий в ссылке, по месту отбытия наказания (iamnationis loco) отчаянно изливает яд своего кощунства против католицизма и с еще большим бесстыдством изрыгает то, за что его презирает и осуждает весь мир. Тем самым он может ввести в заблуждение неискушенных (innocentes) людей. Поэтому мне представляется весьма разумным, если Ваша Кротость распорядится о переводе его в более отдаленное и недоступное место»¹⁴.

В марте 453 г. Лев выразил Юлиану Косскому и св. импе^ ратрице Пульхерии свое глубокое удовлетворение всеми действиями императора. Особенно он был доволен тем, что правитель руками comes Дорофея силой оружия восстановил «порядок» в Палестине. При этом многие монахи лишились жизни. Архимандриты Роман и Тимофей подверглись заточению в Антиохии. Лишенного трона антипатриарха Феодосия упрятали в монастырскую тюрьму в Константинополе. В одном из посланий к Его Величеству Лев одобрил кровавую работу как дело их веры и «плод императорского благочестия» (vestrae fidei opus, vestrae pietatis est fructus). Больное — излечим; волнения — утихомирим. «Я рад... что Ваша империя, ведомая Христом, спокойна. Пребывая под защитой Христа, она сильна». Лев не прекращал молиться за Маркиана; за два года до его кончины он писал ему: «Бог облагодетельствовал Церковь и римское государство (Res Publica) Вашим здоровьем»¹⁵.

ПАПА ЛЕВ ТРЕБУЕТ ОТ ИМПЕРАТОРА ЛЬВА I ИСКОРЕНЕНИЯ «ПРЕСТУПНИКОВ» И ОТВЕРГАЕТ ЛЮБЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ С «ЕРЕТИКАМИ»

Пульхерия, чье «богоугодное усердие святого сердца» папа неустанно подчеркивал, не забывая при этом добавлять, что она не должна «ослаблять своей активности», скончалась в июле 453 г. Маркиан отошел в мир иной 26 января 457 г.— по-видимому, Бог не услышал молитв Льва о долголетии Его Величества.

Императорский престол, как утверждается, был предложен могущественному magister militum Флавию Ардабуру Аспару, «еретику»-арианину,, сыну готки и высокородного алана. Аспар, бывший с 424 г. по 471 г. римским военачальником, но никогда не являвшийся приверженцем ортодоксии, отказался (или его кандидатура была отклонена). Таким образом, 7 февраля пурпур достался — существует мнение, что не без помощи Аспара — одному из его офицеров, ставшему императором Львом I (457—474 гг,). Аспар, прекрасно зарекомендовавший себя на службе трем императорам, пал жертвой его необоснованной подозрительности. Лев, строгий католик, свято соблюдавший церковные праздники, особенно почитавший св. Даниила Столпника и получивший у католиков прозвище «Великий», в 471 г. приказал убить в императорском дворце Аспара и его сына Патриция, которого сам же Лев возвысил до цезаря. При этом свою роль сыграло ханжеское правоверие правителя и его предубеждение против своей ариански и антихалкидонски настроенной жертвы¹⁶.

Перед лицом усиления монофизитской оппозиции после смерти императора Маркиана (457 г.) папа Лев все решительнее настаивал на непреложности Халкидонского символа веры; «любое возобновление обсуждения» того, «что боговдох-новенно», или, как он писал в другой раз, «что определено высоким авторитетом (tanta auctoritas) Святого Духа», он пресекал на корню. Он не только отклонил приглашение посетить Константинополь, но и наказал своим легатам, чтобы они, вручив его догматическое послание от 17 августа 458 г. (своего рода приложение к «Догматическому посланию» Флавиану, впоследствии названное Tomus II), не вступали ни в какие дискуссии¹⁷.

Римлянин продолжал неутомимо выступать против «еретических заблуждений», которые столь широко распространились на Востоке, особенно в Константинополе, Антиохии и Египте. Он писал епископу Юлиану, что стремится повсюду утвердить то, что «установлено в Халкидоне под сенью Святого Духа и для блага всего мира». Во имя этого «блага» он обращался к епископам, пресвитерам и диаконам, отправлял посланников ко дворуf например, 17 aiBrycra 458 г. — епископов Дамнация и Геминиана, засыпал посланиями нового императора Льва, чьим добродетелям «возрадуются римское государство и христианская вера». Как всегда, когда церковь рьяно печется о собственном благе, это неизбежно приводит к бедам для всех других. Папа Лев призывал царствующего filius eccle-siae* не медлить с восстановлением «christiana libertas»**, что, при любом удобном случае, оборачивается несвободой для всех других* Он заклинает императора, чтобы тот, «во имя единой веры... расстроил все козни еретиков», он неустанно настраивает его на противостояние «убийцам-безбожникам», «великому коварству», «подлости еретиков», на наказание «преступников». Он требует очищения клира, он призывает правителя «восторжествовать над врагами церкви, ибо велика слава уничтожить оружие враждебных племен (!), но сколь же велика будет Ваша слава, если Вы освободите александрийскую церковь от безумного тирана!» Отсюда следует, что для папы уничтожение внешних врагов империи и врагов внутренних одинаково важно. «Подумай же, досточтимый император, чем ты можешь помочь своей матери-церкви, которая гордится тобой больше, чем другими своими сыновьями». Льву «Великому» угодно было насилие и применение оружия, только бы не Собор и религиозные дискуссии. Он избегал каких-либо диспутов, в особенности по вопросам веры. Он постоянно твердил императору, что должна быть исключена всякая возможность переговоров, тут же заявляя: «Хотя мы и не жаждем мести, но не можем идти на союз со слугами дьявола»¹⁸.

Как всегда свою радикальную нетерпимость папа камуфлирует пышными фразами. Вышеприведенный пассаж очень напоминает уже процитированное и прокомментированное нами высказывание св. Иеронима: «Мы тоже желаем мира, мы не просто желаем его, мы его требуем---но только мира Христа, истинного мира». Налицо та же позиция и то же лицемерие.

Послания Льва на Восток — это типичное подстрекательство, прикрывающееся благочестивой фразеологией. Они постоянно возвращаются к одной и той же теме, они постоянно подталкивают к порабощению, изоляции и уничтожению противника, который вновь и вновь именуется безбожным, злонамеренным, дьявольским и преступным, который грубо дьяволизируется. Лишь «антихрист и дьявол» осмелились бы, внушает папа императору Льву I 1 декабря 457 г., пойти на штурм «неприступной крепости»; лишь те, «кто не могут быть обращены из-за своего жестокосердия, кто под видом духовного рвения сеет семена лжи и выдают их за плоды своих поисков истины». Необузданная ярость и слепая ненависть «породили деяния, о которых нельзя упомянуть без презрения и отвращения — но... наш Господь Бог щедро озарил Ваше Величество своими таинствами. Поэтому Вы никогда не должны забывать: императорская власть дана вам не только для управления миром, но прежде всего (!) — для защиты церкви (sed maxime ad Ecclesiae praesidium)... Итак: Ваша слава приумножится, если в добавление к Вашему императорскому венцу, вы получите из рук Господа корону веры, если Вы восторжествуете над врагами церкви!»¹⁹

* Filius ее с I е si а е (лат.) — сын церкви. (Примеч. пер.)

** Christiana libertas (лат.) — христианские свободы. (Примеч. ред.)

А ведь папа требует сокрушить не кого-нибудь, а христиан и священнослужителей, это их он презирает и ненавидит, их он Обвиняет в лживости, в ненависти, в необузданной ярости, это их он называет «антихристами и дьяволами». Что ж, таким был с самого начала язык «лучших», высших христианских кругов (кн. 1, гл. 3).

Многое апологеты, которые упрекают штудии критически настроенных исследователей, например, Эриха Каспара/ Erich Caspar, а еще в большей степени работы Эдуарда Швартца/ Eduard Schwartz, Иоганна Галлера/ Johannes Haller и многих других, за «перегруженность исключительно политическим подходом», со своей стороны, приложили колоссальные усилия, чтобы представить лейтмотив пап не политическим, а «истинно-религиозным» (например, Фриц Гофманн/ Fritz Hofmann), но все же вынуждены «подчеркнуть, что «борьба вокруг Халкидона», на протяжение более чем полувека «находившаяся в эпицентре папских усилий», велась «в основном в сфере политики»²⁰.

Но то, что ведется в основном в сфере политики, и представляет собой в основном политику, только политику и исключительно политику, то есть борьбу за власть: власть над собственной церковью; власть над конкурирующими церквами; власть над всеми* История тому свидетель! Религия — всего лишь камуфляж, лишь средство для достижения цели.

То, что многие искренние и добропорядочные — но недостаточно сведущие—христиане все это видят, чувствуют и воспринимают по-другому, не может изменить фактов и самой реальности. Правда, эти-то христиане, эти «религиозные! силы» сами — часть этой реальности и, являясь ее основой, ее предпосылкой, они-то и делают реальность возможной. Но все это «частности». То же, что бессовестно использует эти «частности» и постоянно злоупотребляет ими (порой, пребывая в самообмане, делая оговорку, будто «народ заслуживает сострадания») — и есть История, Всемирная история: криминальная история христианства.

СРАЖЕНИЯ ЗА ВЕРУ МЕЖДУ ХРИСТИАНАМИ

Христологический спор ураганом пронесся по Восточной Римской империи. Трудно передать всю остроту противостояния халкидонитов и монофизитов, которое началось в середине V в. и длилось вплоть до конца VI в. Клевете, низложениям, ссылкам, мятежам, интригам и убийствам не было конца. Часть христиан пыталась упразднить формулу Халкидона, а другая — отстаивала ее. Серьезно враждовавшие между собой монофизиты, однако, были едины в противостоянии «проклятому Собору» Халкидона и Риму. Постоянно провоцируемое ортодоксией насилие со стороны государственной власти: гонения и пытки — только усугубляли межконфессиональную вражду и обостряли сопротивление. А компромиссы, к которым стремились отдельные императоры, временные уступки и готовность закрыть на что-то глаза все это наталкивалось на абсолютную непримиримость католицизма. Как и обычно, дело было вовсе не в христологйческой болтовне или догмате о двух природах, а в борьбе за авторитетов честолюбии, в деньгах и власти и, не в последнюю очередь, в национализме египтян и сирийцев. Ибо сколь бы ни разжигали религиозную вражду — за ней стояла «национальная» борьба ориенталов за существование. За ней стоял и тесно с ней переплетался социальный антагонизм между местными, сирийскими семитами или коптами, автохтонными феллахами Нильской долины, и пришлыми — тонким слоем более или менее образованных греческих землевладельцев, которые, опираясь на имперских чиновников, полицию, армию и духовенство, примкнули к официальной имперской церкви. И от этого господствующего класса, от этих бессовестно эксплуатировавших местное население чужеземных угнетателей оно искало защиты у безмерно боготворимого им монашества и у своих епископов, которые, разумеется, тоже эксплуатировали народ как могли²¹.

Но на основной сцене разыгрывался религиозный спектакль.

Противники Халкидона восставали прежде всего в Александрии — оплоте оппозиции. И если папа Лев в 454 г. говорил* о «тьме Египетской», то тьма над Александрией была еще беспросветней²².

Александрийского патриарха Диоскора, который был низложен в Халкидоне как сторонник Евтихия, сменил верный решениям Собора католик Протерий (451—457 гг.), от которого Лев потерпел поражение в споре о сроках празднования Пасхи, что было воспринято Римом крайне болезненно. Вскоре после смерти императора Маркиана 26 января 457 г. Протерию был противопоставлен монофизитский монашествующий священник Тимофей (457—460 гг.), по прозвищу Элур (Кот), приверженец Диоскора, канонически рукоположенный двумя епископами 16 марта. В течение многих лет он настраивал александрийских монахов против Протерия. Утверждалось, что по ночам он, в образе ангела, являлся перед кельями анахоретов и заклинал их избегать Протерия, а Тимофея (т. е. его самого) избрать патриархом. Если эта, по-разному передаваемая из уст в уста, история правдива, то из нее видно, чего можно ожидать от монахов, если же это вымысел — то он показывает, на что способны люди, а они во все времена, по всей видимости, способны на все. Тимофей Элур был, однако, немедленно арестован императорским наместником, изгнанного Протерия вернули в Александрию с помощью армии, но уже 28 марта он был убит во время богослужения (не то в «чистый четверг», не то в «страстную пятницу») разъяренной толпой христиан в церкви Св. Квирина. Его труп был осквернен, разорван на части и сожжен. Он стал святым римской церкви (поминается 28 февраля).

После этого архиепископ Тимофей Элур, которого Лев I называет «гнусным убийцей» (parricidia) — во всяком случае убийства были ему на руку—- «очистил» египетский епископат от своих противников. Всех епископов, которые противились ему, он низложил. Папу* а также патриархов Константинополя и Антиохии он на синоде в Александрии предал анафеме, по всей видимости, в отместку за свержение Диоскора, возвышение Константинополя и за отказ в Халкидоне от христологии Кирилла. Но в 460 г. император по настоянию папы, завалившего Восток посланиями и заклинавшего правителя стать не только владыкой мира, но и защитником церкви, распорядился об удалении александрийца. Тимофей Элур был сослан сначала в Пафлагонию, а затем и в Крым. На александрийский трон взошел рукоположенный десятью епископами Тимофей Салофакиал («Размазня») — «новый Давид по кротости и терпению» (о Давиде см.: кн. 1, стр. 74)²³.

В августе 460 г. Лев еще направлял в Египет поздравления и предостережения — последние дошедшие до нас его послания. Обрадованный, он поздравлял «Размазню» с назначением, одобрял императора Льва за изгнание предшественника, «гнусного отцеубийцы» — и осенью следующего года, а именно: 10 ноября — скончался²⁴.

Лев I, первая выдающаяся личность в истории папства, являвший собой превосходную смесь ловкого прагматика со столь же искусным доктринером, своими повадками напоминал, по меткому определению Галлера/ Haller, скорее лису, чем льва. Перед вышестоящими, например, перед императором Львом I, он мог пресмыкаться настолько беззастенчиво, как если бы был ярым поборником цезарепапизма. Он мог, если это было выгодно, изображать из себя повелителя даже в общении с вышестоящими персонами. Дипломат до мозга костей, он умел переть напролом и ретироваться, кланяться и попирать ногами, и пыжиться, как никто другой. Но прежде всего, он умел донимать собственный клир Мелочными придирками. Он мог вызывать на ковер будущих святых и отказывать «жалким» рабам в священническом сане. Он мог требовать от паствы смирения и покорности, сам же претендовал на верховную власть над всей церковью, на высший чин и высшие почести, упирая при этом на свою личную скромность. Но прежде всего, он мог безжалостно преследовать и санкционировать преследование всего, что шло вразрез с католицизмом, заточая, ссылая и физически уничтожая, одновременно провозглашая любовь к ближнему и к врагу, всепрощение и отказ от мщения. Он манипулировал императорами, не позволяя им слишком сильно манипулировать собой. Его не волновало ослабление Западной Римской империи, более того, он использовал ее бессилие в своих целях. Остатки ее сил он направил на борьбу с Востоком, чтобы и из этого извлечь выгоду, хотя под конец жизни это удавалось ему все меньше. И все же решения Льва на века отложили свой отпечаток на церковное право. А его авторитет был столь высок, что его послания стали излюбленным объектом христианских фальсификаторов²⁵.

ПАПА ИЛАРИЙ, ИМПЕРАТОР АНТЕМИЙ И ГРОТЕСКНОЕ ХРИСТИАНСТВО РАЗБОЙНИКОВ-ПРАВИТЕЛЕЙ

19 ноября на папский трон взошел, «не по заслугам, но милостию Божией», сардинец Иларий (461—468 гг.) — тот самый диакон римской церкви, который некогда столь поспешно улизнул с «разбойничьего Собора» и в благодарность за свое спасение воздвиг в Риме капеллу.

Восточный опыт запал ему в душу. Он писал, за редким исключением, только западным адресатам, прежде всего испанским и галльским епископам. На все семь лет его понтификата не приходится ни одного послания относительно христологических проблем Халкидона, более того, если не принимать во внимание один крохотный фрагмент — ни одного послания на Восток. Это объясняется не только неспокойной обстановкой в южной Галлии, вторжениями туда германцев, узурпацией епископского трона Нарбонны Гермесом, ограничением последнего в правах, а также непрекращающимся противостоянием Арля и Вьенны и волнениями в Испании. Ведь находил же папа время для преследования римских «македониан», которым симпатизировал император Антемий. Находил он время и для возведения шикарных построек: продолжалось совершенствование Латерана, восстанавливалась после вандальских погромов другие «Божьи дома» — собор Сэ. Петра, собор Св. Павла и Сан-Лоренцо. Римская церковь уже была самой богатой церковью христианского мира, куда богаче константинопольской и александрийской церквей. В то время как город постепенно хирел, беднел и деградировал, соборы блистали сказочной роскошью: купели с серебряными оленями, исповедальни с золотыми арками, усыпанные драгоценными камнями кресты и сверкающие драгоценностями алтари... Однако во всей папской корреспонденции «ни слова о религиозной проблематике...» (Ульман/ Ulmann)²⁶.

Во внешней политике император Лев I, фанатичный католик, уже задолго до Юстиниана предпринял колоссальные усилия для сокрушения государства вандалов-ариан. Их вера была столь же ненавистна католикам-римлянам, как и их германское происхождение и германские обычаи.

Поскольку на Западе с конца 465 г. императорский трон был вакантен, Лев I в 467 г. провозгласил цезарем Запада зятя Маркиана Антемия. Антемий, победитель остготов и гуннов, вторгся со своей армией в Италию, стал августом и угрожал Гейзериху, что Восточная империя объявит войну, если не прекратится его враждебность по отношению к Западной Римской империи. Когда же Гейзерих сам объявил войну, Константинополь снарядил армию, затратив огромную сумму в 64 тысячи фунтов золота и 700 тысяч фунтов серебра, чем объясняли финансовые трудности Византии даже следующего века. Необходимо было сокрушить государство «еретиков»-германцев в Африке. Война с вандалами, в которой шурин Льва Василиск, брат императрицы Верины, в 468 г. командовал 1100 боевыми судами и более чем 100 тысячами солдат (цифры явно завышены), закончилась полным поражением. Победа была почти в кармане, если бы не хитроумие старого Гейзериха, который свел на нет все успехи Константинополя²⁷.

Император Антемий (467—472 гг.) был индифферентен к религии, если не втайне враждебен христианству. Назначив на должность городского префекта философа-язычника, он настроил против себя папу Илария. Его терпимость в отношении язычников и «еретиков» вызывала подозрения, и в конце концов он стал жертвой всесильного на Западе Рицимера, «крестного отца» императоров, полагавшего, что его положение находится под угрозой. В 472 г. Рицимер возвысил до августа сенатора Флавия Аниция Олибрия, мужа Плациды, дочери Валентиниана III, и в итоге длившейся пять месяцев гражданской войны захватил Рим. Горстка германцев, христиан арианского толка, 11 июля пронеслась, грабя и убивая, через измученный голодом и чумой город. Один из источников (справедливости ради заметим, что сообщения источников разнятся) утверждает, что этой участи избежал только Ватикан, в котором уже тогда было множество монастырей и церквей, а также собор Св. Петра. После боев на улицах император Антемий был разрублен на куски в церкви Св. Хрисогона. Но уже в середине следующего месяца скончался и сам Рицимер, погребенный в им же построенной (восстановленной?) церкви Св. Агаты на Субуре. Через несколько недель за Him последовал Олибрий. Оба они умерли от чумы²⁸.

Поскольку в начале 474 г. в Константинополе скончался император Лев, дальнейшее вмешательство в дела Запада, где незадолго до этого вновь обострились отношения с Гейзерихом, оказалось невозможным. А на Востоке религиозные волнения настолько сотрясали империю, что оба следующих правителя, в большей или меньшей степени, шли навстречу монофизитам. Наступало время политического гротеска.

Лев I в 473 г. объявил своим соправителем и преемником своего внука Льва; сына Зенона. После смерти Льва I 18 января 474 г. Зенон, его подлинное имя: Тарасис Кодисса (474— 475 гг. и 476—491 гг.), ненавидимый народом атаман исаврийских разбойников, в феврале повелел провозгласить себя августом и соправителем. Он стал первым императором, коронованным патриархом. Его маленький сын Лев II не дожил до конца года. В этих обстоятельствах вдовствующая императрица Верина стремилась обеспечить пурпур своему любовнику и угрожала Зенону дворцовым переворотом. В январе 475 г. император сломя голову бежал на свою разбойничью родину, прихватив с собой государственную казну, в то время как столичный христианский люд вырезал исаврийцев* Трон, вопреки всем расчетам, достался не любовнику Верины, а — на восемнадцать месяцев — ее брату Василиску (475—476 гг.), возможно германцу, позорно проигравшему войну с вандалами. Он отрядил против Зенона его родственника, еще одного вожака исаврийцев Иллоса, правоверного христианина, которого император склонил щедрыми посулами на свою сторону. Вместо того чтобы устранить Зенона, Иллос, и прежде оказывавший тому услуги, вновь переметнулся на его сторону и вместе с патриархом Акакием сделал ставку на возвращение Зенона. Уже в конце августа 476 г. Зенон вновь обрел власть, причем не в результате военной победы (он уже готов был обратиться в бегство перед полководцем Василиска небезызвестным Галаном, официальным любовником императрицы), но благодаря подаркам и обещаниям. Он удерживал власть, вопреки своей непопулярности в народе и сенатских кругах и непрекращающимся гражданским войнам. Зенон приказал устранить узурпатора Василиска, а также его жену и сына. А возвратившиеся вместе с ним его земляки бесчинствовали пуще прежнего²⁹.

Политическая смута еще больше усугубляла и осложняла смуту религиозную.

Император Василиск, впоследствии умерший от голода вместе со своей семьей в каком-то пересохшем водосборнике Малой Азии, пытался укрепить свою власть, обретенную им после успешного мятежа против Зенона, последовательной промонофизитской политикой. Под влиянием вернувшегося из шестнадцатилетней ссылки александрийского патриарха Тимофея Элура он просто отменил решения Халкидона и Тоmus Льва и предал их анафеме, так как они сеяли лишь вражду и раскол. Всем, кто не подпишет новый декрет, так называемый Enkyklion энциклику, сохранившуюся в двух редакциях, он угрожает применением законов против «еретиков» Константина и Феодосия II. Свыше пятисот епископов моментально подписали «еретический» символ веры! Несмотря на то что незадолго до этого, при императоре Льве, большинство из них признавали себя сторонниками Халкидона, то есть веровали в прямо противоположное...³⁰

Богословы никогда не смущаются. Они не ведают стыда.

Тимофей Элур торжествовал. С энтузиазмом встреченный Александрией по возвращении из долгой ссылки, он вновь начал действовать, правда, на этот раз несколько умереннее. В Антиохии, еще одном после Александрии и Иерусалима очаге волнений, на патриарший трон, причем вторично, взошел монофизитский монах Петр Суконщик. Ведь однажды ему уже удалось вытеснить правоверного Мартирия (459— 471 гг.), но император Лев в 471 г. сместил его, арестовал, выслал в Египет и в конце концов запихнул в суперортодоксальный акимитский монастырь под Константинополем. Забегая вперед, заметим, что Петру Суконщику удалось в 485 г. в тре-, тий раз вернуться на вожделенный патриарший престол Антиохии, некогда оплота правоверия, и даже умереть в 488 г. в патриаршем сане. Правда, не обошлось без устранения его предшественника, некогда им же самим рукоположенного в епископы Иоанна из Апамеи. Равно как и следующего патриарха халкидонца Стефана II (477—479 гг.), павшего в уличных боях. Равно как и следующего патриарха Стефана III, который скончался спустя несколько лет. Равно как и его преемника Каландиона, который был изгнан³¹.

«Старая церковь вновь вызывает интерес, — ликует нынче Фритс ван дер Меер/ Frits van der Meer, — потому что люди вновь осознали, что чем ближе к истоку, тем вода чище»³².

ПАПА СИМПЛИЦИЙ ОБХАЖИВАЕТ УЗУРПАТОРА ТРОНА ИМПЕРАТОРА ЗЕНОНА

Тем временем в Риме Илария сменил Симплиций (468-483 гг.). Новый папа, для которого восточная политика вновь стала главным делом, подобострастно распинался перед узурпатором трона, точно так же, как и перед законным правителем, то есть вел себя так же, как и бесчисленные другие папы в подобных случаях.

Свое пропагандистское восхваление от 10 января 476 г. он начинает следующим образом: «Памятуя о почтении, с которым я всегда верноподданно взираю на христианских императоров, я лелею мечту выражать это мое чувство в непрерываемой переписке с Вами». Симплиций говорил о «верноподданнейшем», «любовном почитании Вашего Величества», о своем долге «достойно приветствовать Вас, достославный сын и высокий император». Вслед за этим он бичует «разбой лжеучителей» на Востоке, в особенности «убийцу-епископа Тимофея! заново раздувшею пожар старой вражды», «собравшего горстку опустившихся личностей» — между прочим, христиан! — «вновь завладевшего церковью Александрии, которую он прежде окропил епископской кровью. Нам стало известно, что этот кровопийца изгнал и нынешнего законного епископа...

Мой дух, о, досточтимый император, содрогается при мысли о совершенных этим «гладиатором» преступлениях. Но, признаюсь Вам честно, что еще больше меня возмущает то, что все это происходит, так сказать, на глазах Вашего Величества. Кому же не ведомо и кто может усомниться в истинном благочестии Вашего Величества и в Вашей преданности делу истинной веры? Ведь по соизволению небес, Вы возвеличились на благо государства и, следуя добродетельному примеру императоров Маркиана и Льва, сочувствуете католической истине, и никто не посмеет усомниться, что Вы верны вере так же, как они, Ваши предшественники». Разумеется, после того как он объяснил Василиску, что «благочестивый государь из всех имперских дел прежде всего должен заботиться о том, кто стоит на страже его власти», что «исполнение долга перед Небом превыше всех остальных дел», что «без него (Неба) ничто не прочно» — после всего этого он «настоятельно» заклинал его «голосом блаженного апостола Петра (beati Petri apostoli voce): каким бы обладателем своего трона я ни был, не позволяйте врагам исконной веры безнаказанно творить свои дела, если Вы желаете, чтобы Ваши собственные враги были побеждены... Если Вы хотите, чтобы Бог был милостив к Вам и Вашему государству, не миритесь с любым попранием веры, в которой наша единственная надежда на спасение»³³.

Стало быть, императору и на этот раз предстояло встать на защиту католической веры и удалить Элура, убийцу почище Каина, «антихриста» и «divini culminus usurpator»*.

* Divini culminus usurpator (лат.) — узурпатор данной Богом власти. (Примеч. пер.)