Примеры из жизни людей, умерших внезапною смертию

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Примеры из жизни людей, умерших внезапною смертию

В Киево-Печерской лавре были два инока, священник Тит и диакон Евагрий. Несколько лет они жили между собою так дружелюбно, что прочие братия дивились их единодушию… Но враг рода человеческого искони сеет плевелы посреди пшеницы! Он посеял и между ними вражду, гневом и ненавистию так омрачив их, что они не могли без досады даже взглянуть друг на друга. Когда, отправляя Божию службу, один из них шел с кадильницею по церкви, то другой отходил в сторону, чтобы не услышать фимиама; а если иногда этот последний оставался на своем месте, то первый проходил от него как можно далее. Злоба продолжалась весьма долго; и они, не примирившись между собою, дерзали приносить Безкровную Жертву Богу… Сколько братия ни советовали им, чтобы отложили гнев и жили между собою в мире и согласии, все было тщетно!

Однажды священник Тит тяжко разболелся. Отчаясь в жизни, он начал горько плакать о своем согрешении и послал к недругу своему просить прощения; но Евагрий не хотел слышать о том и начал жестоко проклинать его. Братия, соболезнуя о столь тяжком заблуждении, насильно привлекли его к умирающему. Тит, увидев врага свое-го, с помощью других встал с одра и пал пред ним, слезно умоляя простить его, но Евагрий был так безчеловечен, что отвратился от него и с остервенением воскликнул: «Ни в сей, ни в будущей жизни не хочу примириться с ним!». Он вырвался из рук братии, намереваясь убежать, но в тот же миг упал на землю.

Иноки хотели поднять его; но как же они изумились, увидев его мертвым и настолько охладевшим, как если бы он умер некоторое время назад! Их изумление умножилось еще более, когда священник Тит, в то же самое время встал с одра болезни, словно никогда болен не был. В ужасе от столь необыкновенного происшествия, они окружили Тита и один пред другим спрашивали: «Что значит это?» – «Будучи в тяжкой болезни, – отвечал он, – доколе я, грешный, сердился на брата моего, видел Ангелов, от меня отступивших и плакавших о погибели души моей, а нечистых духов радующихся. Вот причина, почему я всего более желал примириться с ним; но как скоро привели его сюда, и я поклонился ему, а он начал проклинать меня, я увидел, что один грозный Ангел поразил его пламенным копьем, и несчастный мертв повергся на землю; а мне сей же Ангел подал руки и восстановил от одра болезни».

Иноки оплакали лютую смерть Евагрия, и с того времени более прежнего начали блюстись, да никогда не зайдет солнце во гневе их; ибо памятозлобие есть порок ужаснейший и столько же мерзок пред Богом, сколько и губителен в обществе. Христиане! Человек создан по образу и подобию Божию: какое отличие! Но поверьте, что памятозлобный не имеет его: он более зверь, нежели человек («Четьи-Минеи», 27 февраля).

Иконоборствующий царь Константин Копроним, потеряв всю надежду поколебать преподобного Стефана ласками и дарами, вознамерился пред лицом Святой Церкви посрамить его имя, возложив на невинного старца грех, которым гнушаются даже молодые, но благовоспитанные люди. На безславие вместе с ним обрекли одну молодую инокиню, по имени Анна, и подкупили ее служанку, чтобы лжесвидетельствовала на невинных.

Безсовестная женщина сделала все, что желали гонители. Анна была при всем народе выведена из церкви и представлена суду. При допросах находился сам Копроним и требовал только одного: чтобы она призналась в преступлении, после чего обещал ей все царские милости. Но когда ни ласки, ни лжесвидетельство ее рабыни, ни самые мучения, болезненные и постыдные, не могли поколебать ее твердости, то мучитель был принужден оставить преподобного Стефана в покое.

Между тем, Копроним почел за нужное наградить клеветницу, чтобы и другие в подобных случаях охотнее исполняли волю его. Она выдана была в супружество за некоего чиновника и через некоторое время родила близнецов. Но, клеветники и лжесвидетели! Вострепещите, видя казнь, которую на главу сей преступницы излил Тот, Кто в громе и молнии некогда проглаголал: «Не лжесвидетельствуй». В одну ночь, когда она спала с детьми своими, вдруг они обуяли и, прияв удивительную силу, схватили сосцы матерний и начали пить молоко ее не по-младенчески, но как скимны (молодые львы,Изд.), так что она не могла освободиться от них. Таким образом, свирепствуя над своею материю, они тогда же умертвили ее, и сами, как порождение ехиднино, вместе с нею погибли («Училище благочестия», с. 446-447).

Иван Афанасьевич Пращев, молодой офицер, участвовал в усмирении польского мятежа в 1831 году. Денщиком у него был в ту пору Наум Середа. В одной из перестрелок смертельно ранили Середу и, умирая, он просил Пращева переслать матери его находящиеся при нем три золотых.

– Непременно исполню твое поручение, – ответил Пращев, – и не только эти три золотых, но к от себя еще прибавлю за твою верную службу.

– Чем же я вас, ваше благородие, отблагодарю, – со стоном проговорил умирающий.

– А вот, если умрешь, приди ко мне с того света в тот день, когда я должен умереть.

– Слушаю, ваше благородие, – отвечал Середа и вскоре умер.

Однажды, пользуясь превосходной погодой (это было через тридцать лет после смерти Середы), Пращев, его жена, дочь и ее жених были в саду ночью. Собака, постоянно находившаяся при Пращеве, вдруг бросилась по аллее, как обыкновенно бывало, когда завидит чужого. За ней последовал Пращев, и что ж он видит – подходит к нему Середа.

– Ты что, Середа, скажешь? Разве сегодня день моей смерти? – спросил Пращев.

– Так точно, ваше благородие, я пришел исполнить ваше приказание, день вашей смерти наступил, – ответил неземной вестник и скрылся.

Пращев немедленно приготовился к смерти по христианскому обряду, исповедался и причастился Святых Таин, сделал все нужные распоряжения. Но смерть не наступала. Около одиннадцати часов вечера семнадцатого мая Пращев был со всеми домашними в саду; вдруг раздался женский крик: у Пращева, как у своего помещика, просила помощи жена повара: за нею гнался муж ее; повар был пьян, в таком виде он всегда считал жену свою изменницей и бил ее. Повар подскочил к Пращеву и ножом нанес ему в живот смертельную рану, от которой тот тотчас же и умер {«Нива», 1880, № 15-17).