Гл. XVIII. Премудрость не была в неведении или страдании; ее помышление не может быть отделено от нее, а тем более иметь особенные свойства

Гл. XVIII. Премудрость не была в неведении или страдании; ее помышление не может быть отделено от нее, а тем более иметь особенные свойства

1. И не нелепо ли то, что они говорят, будто Премудрость Его (Отца) была в неведении, падении и страдании? Ибо это чуждо и несовместимо с Премудростью, и не может быть свойственными ей состояниями. Ибо, где нет предусмотрительности и знания пользы, там нет Премудрости. Итак, пусть они не называют страждущего эона Премудростью: они должны или изменить его имя, или отвергнуть страдания. Пусть также они не называют всей своей Плиромы духовною, если в ней находился этот эон во время своих великих страданий, ибо этого не допустила бы даже сильная душа, а не только духовная субстанция.

2. И опять, как могло Помышление ее, развиваясь вместе с страданием, получить отдельное бытие? Ибо Помышление предполагается только в ком–нибудь, само же по себе никогда не может существовать. Ибо злое помышление вытесняется и уничтожается добрым, как болезнь — здоровьем. Какое же помышление было прежде страдания? Исследовать природу Отца и рассматривать Его величие чем же она впоследствии убедилась и затем исцелилась? В том, что Отец непостижим и необъятен. Значит было не хорошо, что она хотела познать Отца, и потому она подверглась страданию; но, когда она убедилась, что Отец исследим, то исцелилась. Да и самый Ум, который искал Отца, перестал, по их словам, исследовать Его, узнав, что Отец непостижим.

3. Итак, каким образом Помышление могло отдельно понести страдания, которые притом были его же состояниями? Ибо состояние (аффект) бывает в ком–нибудь, а само по себе явиться и существовать не может. Это не только несостоятельно, но и противоречит словам нашего Господа: «ищите, и найдется» (Мф. 7:7). Ибо Господь ведет Своих учеников к совершенству посредством искания и обретения Отца; а их горний Христос сделал эонов совершенными тем, что заповедал им не искать Отца, и внушил им, что сколько бы они ни трудились, не найдут Его. Сами (валентиниане) называют себя совершенными потому, что будто бы нашли свою Глубину; эоны же, напротив, совершенны у них потому, что убедились в непостижимости Того, Кого искали.

4. Итак, когда Помышление не может существовать отдельно от эона, то они прибавляют еще большую нелепицу относительно его страдания, снова отделяя его и называя это субстанциею материи. Как будто Бог не есть свет, и как будто нет Слова, чтобы обличить их и разрушить их нечестие. Ибо, что чувствовал эон, то он и претерпевал; и что он претерпевал, то и чувствовал; и их Помышление было ничто иное, как страдание его от попытки постичь Непостижимого, и это страдание было Помышление, ибо оно мыслило о невозможном. Итак, каким же образом известное состояние (аффект) и страсть могли отделиться от Помышления и сделаться субстанциею такой материи, если само Помышление было страсть, а страсть Помышление? Поэтому, ни Помышление не может существовать отдельно от эона, ни известные состояния без Помышления, и таким образом их учение опять оказывается несостоятельным и в этом отношении.

5. Но каким образом эон разлагался и страдал? Он, конечно, был той же субстанции, как и Плирома; Плирома же вся от Отца. Ибо подобное, встретившись с подобным, не обратится в ничто и не будет в опасности прекратить ее, но скорее будет продолжаться и увеличиваться, как, например, огонь в огне, воздух в воздухе, и вода в воде; противоположное же страдает от противоположного, изменяется и разрушается им. И таким образом, если бы было истечение света, то он не страдал бы и не впал бы в опасность в подобном ему свете, а еще более просиял бы и увеличился, как день от солнца; ибо самую Глубину они называют образом их отца. Все чуждые друг другу и по природе своей противоположные животные подвергаются опасности (при встрече между собою) и бывают уничтожаемы; а привычные друг другу и сродные не подвергаются от того никакой опасности, но получают безопасность и жизнь. Следовательно, если бы этот эон произошел из Плиромы с такою субстанциею, какую имеет вся она, то он никогда не подвергся бы изменению, пребывая среди подобных и сродных существ, духовный среди духовных. Ибо страх, ужас, страдание и разрушение и тому подобное могут быть при встрече противоположных между существами земными, телесными; у духовных же и одаренных столь обильным светом существ таких несчастий не бывает. Мне кажется, впрочем, что они приписали своему эону страсть одного сильно влюбленного и ненавидимого человека, который изображен комиком Менандром. Ибо те, которые вымыслили такое учение, имели в своем представлении более какого–нибудь несчастно влюбленного человека, чем духовную и божественную субстанцию.

6. Кроме того, и мысль об искании совершенного Отца и желание быть в Нем и понять Его величие — это не могло повлечь за собою, особенно для духовного эона, неведение и страдание, а скорее совершенство, бесстрастие и истину. Ибо они (еретики) не говорят, чтобы они сами, хотя и люди, размышляя о том, кто прежде них, и уже как бы понимая Совершенного и проникая в познание Его, впали чрез то в расстройство, а скорее — достигли познание и постижение истины. И Спаситель, — говорят они, — сказал Своим ученикам: «Ищите, и найдете», для того, чтобы они искали вымышленную ими (валентинианами) выше Создателя всего неизреченную Глубину, и себя самих они называют совершенными, потому что они еще живя на земле искали и обрели Совершенного; а эон в Плироме, который вполне духовен, по их словам, подвергся страданию, когда искал Первоотца, и желал обитать в Его величии, и стремился понять истину Отца, и притом такому страданию, что он, если бы не встретил всеукрепляющей силы, разложился бы во всеобщую субстанцию и уничтожился.

7. Такое понятие нелепо и, поистине, свойственно только людям, совершенно лишенных истины. Они сами допускают, что этот эон лучше и древнее их, утверждая в своем учении, что они суть плод Помышление того пострадавшего эона, так что этот эон есть отец их матери, т. е. их дед. И им, позднейшим внукам, искание Отца принесло истину, совершенство, укрепление и очищение от текучей материи, как они говорят, и примирение с Отцом; а их деду то же самое искание принесло неведение, страдание, страх, ужас и замешательство, — из чего, по их словам, произошла субстанция материи. Итак, говорить, что искание и исследование совершенного Отца и стремление к соединению с ним для них спасительно, а для эона, от Которого они происходят, было причиною уничтожения и погибели — это не нелепо ли, и глупо, и неразумно? И те, которые соглашаются с ними, суть, поистине, слепцы, имеющие слепых вождей, и справедливо ввергаются в предлежащую им бездну неведения.