Рассказы о великом Сталине

Рассказы о великом Сталине

И. Вацек. Сталинская школа революционной борьбы

Годы большевистского подполья, последние встречи оживали в памяти, когда я, в канун шестидесятилетия Иосифа Виссарионовича Сталина, писал ему письмо.

Все, что хотелось сказать, все, что хотелось припомнить, никак не укладывалось в короткое письмо.

Вспоминаю далекие годы, рабочий Баку. Я жил тогда на горке, напротив баиловской тюрьмы. Из окон моей комнаты был виден тюремный корпус, в особенности второй этаж, где томились политические заключенные. Неотступная мысль, что вот за этой каменной стеной, в этой царской тюрьме находятся лучшие товарищи и наш учитель Коба, побуждала часто подходить к окну. Было условлено: знак, поданный платком, означает: «Добивайтесь свиданья».

В этом, как и во всем, сказывалась революционная находчивость товарища Сталина.

Обычно у окна сидела моя жена — за шитьем или другой домашней работой — и всматривалась в решетчатые окна тюрьмы, видневшиеся в отдалении.

Однажды, заметив условный знак, она поспешала к тюрьме. В тюремные ворота впускали по двадцать человек и так же по счету выпускали после свидания с заключенными.

Это, помнится, было в воскресный день.

Жена моя со всеми вместе прошла в глубь тюремного двора. К ней подошел товарищ Сталин. Отвел в сторону. Время проходило незаметно. Звонок давно уже возвестил об окончании свидания, все разошлись, но Сталин, стоявший в сторонке, продолжал говорить. И вот подбегает тюремный обходчик, кричит на мою жену: «Почему осталась? Кого же мы выпустили?»

Одним из двадцати вышел за тюремные ворота наш товарищ, революционер. Побег был мастерски организован товарищем Коба.

Безуспешно рыскали тюремщики по двору. Рабочие, узнав об этой истории, говорили: «Молодец Коба, хитро придумал».

В то время я был председателем коллектива РСДРП Биби-Эйбатского и Баиловского района. Однажды получаю записку, переданную из тюрьмы по поручению Коба. В ней было сказано: остерегайтесь заведующего народным домом — он провокатор. И действительно, вскоре типографии, о которой знал указанный в записке человек, стала грозить опасность.

Революционная бдительность и настороженность, забота о кадрах подполья и о партийном хозяйстве составляли характерную черту товарища Сталина. Он был внимателен ко всему, вникал во все детали, и даже когда его отделяли от нас тюремные стены, мы чувствовали его руководящую волю, неиссякаемую революционную находчивость.

Под его руководством вели мы борьбу против меньшевиков, шендриковцев, против оппортунистов, превращая бакинскую организацию в могучую крепость большевизма на Кавказе.

Когда началась реакция и встал вопрос об организации самообороны против черных сил царизма, меньшевики предательски забирали у рабочих оружие, призывая сдавать его, якобы, на хранение. Но рабочие не шли на эту удочку. Оружие становилось все более необходимым.

Силы реакции распоясались.

Рабочий класс никогда не забудет убийства Ханлара и других своих сынов. От руки черносотенцев пали рабочие Лысенин и Тучкин. Лысенин, токарь Биби-Эйбатского промысла, был моим учеником. Тучкин работал слесарем на промысле Кокорева, одного из старых бакинских капиталистов.

Похороны Лысенина вылились в большую демонстрацию рабочего гнева и ненависти к самодержавию.

Когда бакинские пролетарии понесли первые жертвы, огромную роль сыграло Извещение о «Штабе Самообороны при Бакинском Комитете». Теперь эта историческая листовка выставлена в музее, а тогда за нею гонялись жандармы.

«Ни для кого из вас не тайна, — говорится в этой листовке, — что темные силы подлой контрреволюции подняли голову. Они угрожают борцам за рабочее дело позорной смертью из-за угла. Убийство тов. Тучкина, убийство тов. Лысенина, убийство товарищей в железнодорожном районе, продолжающаяся охота за нашими товарищами в Б.-Эйбате, в Черном городе, Балаханах — все это говорит о том, что жалкие наемники жалких контрреволюционеров не шутят…»

Сталинская листовка разоблачала предательскую, соглашательскую роль меньшевиков.

В конце сказано:

«Исполняя волю большинства организованных товарищей, — Бакинский Комитет взялся за это дело, тем более, что лондонская резолюция нашей партии не только не отрицает самооборону, а, наоборот, допускает и предлагает ее.

Товарищи! „Штаб Самообороны при Бакинском Комитете Р.С.-Д.Р.П.“ уже организован. Он будет защищать наших товарищей от явных и скрытых черносотенцев, выступающих иногда под маской шантажистов (вспомните случай с т. Тучкиным). Он будет действовать под контролем Бак. Комитета. Предлагаем вам, товарищи, оказать ему необходимую моральную и материальную поддержку».

Подписано: Бакинский Комитет РСДРП.

Кроме листовок, важное значение имели устные выступления товарища Сталина. Он брал тему из жизни рабочих и так подходил к ней, что все становилось предельно ясным.

Сталин во всем служил для нас примером. Помню такой случай. На заводе после шабаша должно было состояться нелегальное собрание. Я пришел в условленное место под Баиловым. Ровно в шесть, в назначенный час, подошел товарищ Коба, и мы направились к заводу.

Какие вопросы обсуждали на собраниях? Единственное — борьба! Сначала борьба за пятачок, потом — долой самодержавие! Если убили нашего товарища, — подымайтесь на демонстрацию, говорите речи, зажигайте в массах ненависть.

Мы пользовались для борьбы каждым моментом. В особенности товарищ Сталин. То здесь он, то там, потом арест, ссылка, побег, и снова он среди нас.

Всегда — среди пролетариата, всегда — в промышленных городах.

В Баку товарищу Коба было легче работать и скрываться. Он мог переночевать на любом промысле, у любого рабочего-большевика.

Был он скромный, настойчивый, отзывчивый. Умел постигать человека с первого взгляда. Помню его всегда таким же простым, как все рабочие.

Товарища Сталина рабочие называли Коба. Фамилии его я тогда не знал и не спрашивал, как полагалось по условиям конспирации. Так велась в натуру эта привычка, что и теперь познакомишься с человеком, а фамилию забудешь спросить.

Прошло с тех пор лет двадцать, и снова я встретился со Сталиным, когда он приехал в 1926 году в Тбилиси.

Утром, выходя из дому, вижу — в подъезде смежного дома стоит товарищ Микоян. Затем вышли Серго Орджоникидзе и товарищ Сталин. Он сразу узнал меня, остановил, говорит: «Поедешь с нами на Загэс». В тот день товарищ Сталин осматривал Загэс, интересовался ходом работ. В город вернулись в седьмом часу вечера.

Это было 2 июня, а через несколько дней товарищ Сталин выступил с докладом о международном положении на собрании рабочих паровозо-вагоноремонтного завода-в то время Главных мастерских Закавказской железной дороги. На этом заводе в конце прошлого столетия товарищ Сталин руководил крупными забастовками рабочих.

В 1926 году, на митинге, выступая с ответом на приветствия рабочих, вспоминая годы своей революционной работы в Тбилиси, Баку, Петрограде, товарищ Сталин с душевной теплотой называл имена рабочих, в том числе и мое имя. Он вспоминал нас потому, что мы стойко отстаивали большевистские позиции, ленинско-сталинские позиции, в борьбе с врагами рабочего класса.

Прошло опять свыше десяти лет, и я увидел товарища Сталина на съезде партии большевиков, услышал простое сталинское приветствие: «Здравствуй, Вацек» и ответил: «Здравствуй, Коба». Я невольно произнес «Коба», как будто это была одна из тех далеких встреч.

Потому ли, не знаю, и сам товарищ Сталин вспомнил далекие годы и стал рассказывать Лаврентию Павловичу Берия, как однажды я, председательствуя на бакинской партийной конференции, не дал слова меньшевику. Вынес вопрос на обсуждение, — и все единодушно сказали — не давать!

Я вижу Сталина на сессиях Верховного Совета СССР, всматриваюсь в его походку, в каждое его движение… Та же твердость, та же воля, крепкая, как сталь.