ИМПЕРСКАЯ РОССИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ИМПЕРСКАЯ РОССИЯ

История России начинается в конце XV столетия. Отчасти это произошло, потому что монгольская империя ослабла настолько, что перестала контролировать русские земли. Не менее важной и, более того, положительной причиной стало желание русских создать свою империю. Империализм отличает Россию от Белоруссии и Украины.

Факт рождения в XV веке как империи Россия после 1917 года осмыслила для себя как факт преображения «Руси» ("Киевской Руси", "древней Руси") в "централизованное государство". Сама идея, что "централизованное государство" есть некое особое явление, есть идея империалистическая, видящая себя «центром», а весь остальной мир — периферией, потенциальной своей частью, несовершенной именно в силу оторванности от «центра».

Несколько освободившиеся от империалистического гипноза историки XIX века создали концепцию, согласно которой в истории российской Церкви переломным моментом была борьба «осифлян» и «нестяжателей». Исследования ХХ столетия показали, что такой борьбы не было и что взгляды Нила Сорского, Иосифа Волоцкого и их учеников не различались хотя бы так, как различались взгляды либеральных и консервативных националистов России XIX века. Вера в мнимое противостояние «добрых» и «злых» православных была, впрочем, движением к освобождению от имперского мифа.

Россия возникла как империя, ориентированная на Европу. На Запад были устремлены её наиболее мощные (хотя и наименее результативные) военные походы. С Запада приглашали «спецов», начиная с конца XV столетия. Западные литературные и политические традиции рассматривались как высшие. Однако, Запад рассматривался не как потенциальный союзник или учитель, а как враг, владеющий незаконно ценностями, которые в истинном их виде принадлежат России. Так частью имперской идеологии России стало сочетание восточных практик и западных идеалов, озлобленная зависть к Западу и постоянное поношение Запада за то, что он изменяет собственным идеалам, которые якобы лучше осуществлены в России.

Российская империя была империей "в лучшем смысле слова" — как и Британская, и Австрийская. Это была империя, которая сохраняла безусловное господство одной нации, но давала возможность и завоёванным народам сохранять определённую долю свободы. Типично русская гордость размером страны — не во всех странах встречается. Такая гордость логична только длля империализма. Даже лучшая из империй, впрочем, всего лишь плохо замаскированный патернализм. Завоёвывая другого, завоеватель всегда утверждает, что "в союзе" будет лучше, плодотворнее. Такова психология всякой Вавилонской башни. Национальное государство якобы всегда — ужас, резня, одичание. Империя — фонтан "Дружба народов", "хинди-руси пхай-пхай". И сын степеней может спокойно существовать в своей степи, «сохраняя», "приумножая" и расцветая…

В реальности этот идеал никогда не осуществлялся и осуществлён быть не может, почему империи и обречены на распад. Это не означает, что мононациональные государства — идеал, но это означает, что всякое насильственное объединение хуже любого мононационального государства.

Проверка здесь крайне проста. Любой империалист, утверждающий, что другому народу лучше в составе его империи, заявит о своём народе, что его ни в коем случае нельзя подчинять никакой империи. Русский империалист скажет, что включения чеченцев в состав России — ко благу чеченцев, но рассмеётся при одной мысли о том, что русским, возможно, лучше было бы в составе Германии. Правильно рассмеётся, кстати.

Империализм, к счастью, знает о себе, что нечист, и пытается оправдаться. Тень империализма — озлобленное желание всех представить империалистами. Так российские империалисты убеждены, что США — империалистическая держава. Тут осуществляется обычное для человека стягивание противоположностей: свободный мир изображается чуть менее свободным, чем он есть, а свой мир — чуть более свободным. Война США в Ираке рисуется более бесчеловечной и противозаконной, чем она есть, а война России в Чечне — менее бесчеловечной и противозаконной, чем на самом деле, и вуаля — оказывается, что война США в Ираке гнусна, а война России в Чечне — святое дело.

Поймать за руку империалиста теоретически просто. Достаточно указать, что Европейский Союз — вполне приемлемая форма «империи», и пусть, коли уж хочется единства, будет вместо СССР или РФ вхождение в Европейский Союз. Разумеется, последует отказ — теоретически! Практически же империализм иррационален и способен выворачиваться, используя логику не для диалога, а для ухода от диалога в аутизм.

Советская же империя — как и пост-советская — утратила даже то относительно позитивное, что было в Российской империи. В ней было и есть плохо всем народам, потому что антиправовое государство всем одинаково наносит ущерб. Советская и пост-советская автократия разрушает не народы, а личность — но, поскольку народы состоят из личностей, а не наоборот, то автократия разрушает и национальное. Национальное сохраняется в виде шелухи, "ансамбля национальной песни и пляски", топочущего по сцене в угоду начальству.

* * *

Все колониальные империи завоёвывали колонии, но лишь тогда завоевания были сколько-нибудь успешны, если завоеватели были не только завоевателями. Поэтому колониальные империи, созданные голландцами, англичанами, французами, хотя и распались, но повлияли и на бывших властителей, и на бывшие колонии. Россия же, в которой за армией не стояло ничего, ибо вся страна была армией, и колонии завоёвывало с намного меньшим успехом, и не обогатила ни свою культуру, ни культуру покорённых народов. В России нет такого мифа о Средней Азии, как в Англии — об Индии, и русскому в страшном сне не придёт в голову поехать отдыхать в бывшую колонию или помещать у себя на полке сувенир из Самарканда. Западные империи создавались прежде всего коммерсантами, которые манипулировали армией, Российская — армией, которая манипулировала коммерсантами. Российская армия лишь изредка пропускала вперёд коммерсантов, чтобы затем отодвинуть их в сторону — и погубить начатое дело. Аляску начинала осваивать Русско-Американская компания Шелихова и других, созданная в 1798 г. при указу Павла на вполне английский манер. Прибыли были фантастические — прежде всего, от добычи шкур каланов. В 1821 г. устав компании был изменён — её возглавили военные. Они понизили закупочную цену на шкуры, установили себе колоссальные оклады 1500 рублей в год), в итоге в 1840-м годам алеуты истребили каланов (чтобы побольше продать) и начали бунтовать против русских. К середине XIX компания стала убыточной, казна вливала в неё сотни тысячи рублей без особого толка. Обрусения местного населения достигнуто не было — офицеры лишь развлекались с наложницами из местных племён. По тем же причинам Россия отказалась от Калифорнии: к 1820-м годам русские выбили всего морского котика, а вести настоящий бизнес офицеры не умели и не хотели. Россия успешна начала освоение Гавайских и Маршалловых островов, но Николай I отказался от них, потому что в числе сотрудников компании оказались декабристы Рылеев и Батеньков, планировавшие создать тут идеальную Россию, "без мужеложства, со школами и театрами".

"Российское государство всегда отказывалось от территорий, отделённых от метрополии морем и тем более океаном. Водные пространства были тем ограничителем, через который власть не могла надлежащим образом контролировать население. В итоге выгоды от "недопущения возможной крамолы" всегда перешивали другие плюсы — экономические, политические, стратегические" (Пряников П. Бродяга к Муррею подходит // Русская жизнь. — Июль 2007 г. С. 31).

"Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели", — эти строки Семёна Гудзенко выражают обычный милитаризм, «романтику» беспощадности и жестокости. Они ещё не вполне советские. Советскость же — психология дезертиров. Дезертир сам никого не жалеет, но требует жалости к себе. Нормальный русский милитарист завоёвывал, но не роптал на начальство. Современный русский милитарист не хочет воевать, но хочет, чтобы другие завоёвывали для него колонии. Милитарист-дезертир возмущается: когда Россия-де будет заботиться о русских. Он соединяет в одном лице Швейка и поручика Дуба, симулянта и Скалозуба.

* * *

Окончилось то удобное в бытовом отношении, что было в СССР — возможность спокойно съездить на Украину или в Среднюю Азию. Но это как раз легко восстановимо, достаточно перестать хаять единую Европу и завалиться в нее всем постсоветским общежитьем либо договориться с соседями о безвизовом режиме. Заодно и от внутренних паспортов избавление придет, и от регистрации, и от многого другого малорадостного. Но потому и воротят люди нос от единой Европы, что хотят не единства, а монополии или, скажем прямо, империи. Хотят и рыбку съесть, и не замочиться, а точнее — осушить пруд: чтобы москвич мог свободно уездить куда угодно, но чтобы в Москву никто не мог приехать без соизволения московской власти.

Создание СССР, а вовсе не золотые погоны и раздельное обучение, и было первым шагом к реставрации дореволюционного порядка, от демагогии про общечеловеческое общежитие к очередной вавилонской башне. Но у СССР, как и у всякой подобной затеи, есть один базовый просчет. Империи стараются расшириться, чтобы основание для башни было побольше, ведь башню-то стремятся довести до неба, чтобы скинуть Бога. Но Бог подгадил всякому империализму, создав Землю круглой. Это из-за кривизны земной поверхности чем больше площадь государства, тем больше оно склонно разваливаться. Британская империя была куда больше Российской, вот раньше и рухнула. А главное: и небо круглое, так что в него так же пальцем попасть нетрудно, а вот вавилонской башней — совершенно невозможно, потому что непонятно, где у неба слабое место. Зато очень понятно, где слабое место вавилонских башен: в них действительно удобно перемещаться между отдельными национальными квартирами, но чрезвычайно неудобно жить в любой из этих квартир. Почему, видимо, люди так и стремятся поперемещаться куда угодно, лишь бы от родных пенатов. Русское царство, Российская империя, СССР, СНГ и РФ, — это все одна вавилонская башня на разных стадиях своего сооружения и разваливания. В ней по-прежнему неуютно жить, поэтому каждый подозревает соседа, что тот спит и видит, как бы занять твою квартиру — потому что сам человек полагает свое благополучие в том, чтобы квартира соседа была объединена с собственной в одно целое, с одним гимном, под единым недреманным оком двуглавого орла. Желание параноидальное, но оно исполняется — правда, при этом империя все сокращается и сокращается, как шагреневая кожа, и чем мизернее империя, чем скукоженнее вавилонская башенка, тем параноидальнее страх за то, как бы эта башенка не развалилась. Но рано или поздно это должно кончиться: либо башенка рухнет, либо человек заметит, что свобода — тоже своего рода башня, правда похожая больше на Эйфелеву, чем на Кутафью. Империализм поглощает, свобода излучает, а человек создан светить. Так что не стоит вздыхать по СССР, когда есть — есть, есть! — возможность дышать свободой.

* * *

Россия обернулась к Европе в эпоху, когда Европа переживала глубочайшую трансформацию от Средних веков к Возрождению и Новому Времени. Россия же этой трансформации не переживала и не понимала её, хотя с готовностью принимала новые формы. Более того: трансформация Европы не была последовательной и полной.

Европейское Новое Время терпит внутри себя существование многих пережитков Средневековья, сохраняет некоторые политические, религиозные и культурные традиции Средневековья. Одновременно Европа умеряет и не даёт развиваться наиболее свободолюбивым движениям, предоставляя им отправляться в Северную Америку.

Россия из этих элементов европейской цивилизации выбирает наименее либеральные, наименее гуманистические, наиболее этатистские. Она думает, что Европа в глубине души с ней солидарна. Российская номенклатура убеждает Европу, что "Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе" слишком много внимания уделяет демократии и правам личности (2005 год, телевидение РТР), что она должна стать "Организацией по государственной безопасности в Европе". Тут она и попадает впросак: европейская номенклатура, возможно, вполне сочувствует таким идеалам, но всё-таки в Европе достаточно свободолюбия, чтобы противостоять искушению деспотизмом.

* * *

Империализм России — это и то, что преп. Антоний Сийский в своём завещании, за полгода до смерти, предписывает братьям молиться об Иване Грозном, "чтоб Бог покорил под руку его вся поганския страны". Это в наши дни Вл. Махнач утверждает, что Казань завоевывали в порядке самообороны — там, якобы, турецкие шпионы засели, как сейчас в Грузии сидят шпионы американские. А полтысячелетия назад всё было куда откровеннее — да, во всём мире, но и в России тоже. И то, что империи строились всеми, не оправдывает российского империализма.

* * *

Милитаризм тесно связан с инфантилизмом как незрелостью души, жаждой прочную опоры вне себя. Связан он и с патернализмом — стремлением быть опорой для других, даже если другие этого не хотят. Так извращается золотое правило этики: люби ближнего как самого себя. Человек, действительно, любит себя как объект манипуляций, соответственно, и других любит как объект манипуляций. Это иерархизм насилия. Первой жертвой оказываются дети.

Милитарист не любит детей, защита которых есть его высшее, да и единственное оправдание. Эта нелюбовь намного очевиднее в случае религиозного насилия, которое начинается с насильственного воспитания детей основам той или иной религии — воспитания беспощадного и абсолютно бессмысленного, а для религии вредного. В милитаристской стране — какова Россия — детей не любят. На них кричат, как на новобранцев, их пытают (считая эти пытки методом воспитания).

Проявлением любви в милитаристской среде считается насилие. Кто пожалеет розгу, не жалеет ребёнка, — случайность в Библии, но закономерность в военщине. Не просто "шлёпать с любовью", но проявлят любовь исключительно шлепками, грубостью — чтобы "приготовить ребёнка к реальной жизни".

Милитаризм готовит детей не к жизни, а к выживанию, под разговоры о «социализации» воспитывают абсолютно асоциальный тип. Ребенок учится тому, что любой внешний сигнал, всякое проявление жизни прежде всего оценивает как потенциальную опасность. Разумеется, в большинстве случаев он ошибается, и его неадекватная реакция разрушает то самое общество, которое он якобы стремится укрепить и защитить. Например, милитарист всегда предпочитает укрепить оборону, а укрепить можно лишь, использовав ресурсы, нужные для жизни.

В результате военные заводы так отравляют воздух, что здоровье детей ослабляется уже во чреве матери, болеют чаще и дети, и взрослые, умирают раньше, чем в нормальных странах. Правда, дети элиты либо посылаются в те самые нормальные страны, которые считают потенциальным противником, либо получают такой медицинский уход, что в России формируется две биологические разновидности людей: долгоживущая номенклатура и короткоживущие "рядовые граждане".