КЛИМАТ РОССИИ: "ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯДРО" И НАЛИЧНОСТЬ
КЛИМАТ РОССИИ: "ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯДРО" И НАЛИЧНОСТЬ
Российский милитаризм вряд ли имеет одну причину, но одну причину указать можно. Это очень материальная причина. Историк русского земледелия Леонид Милов подсчитал, что затраты на обработку земли в центральной России, в России границ XIV–XV веков, больше, чем доход с этой земли. Его выводы звучат как приговор:
"Земледелие в пределах исторического ядра Российского государства имело жестко ограниченные мачехой-природой рамки… Россия была многие столетия социумом с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта. Исключительно экстенсивный характер земледелия, и невозможность при тогдашнем уровне российской цивилизации развивать производство путем его интенсификации неизбежно и постоянно выдвигали проблему освоения новых территорий для увеличения валового продукта земледелия".
Милов подсчитал, что на душу собиралось 21,4 пуда зерна в год. Этого могло хватить на питание людей, однако крестьяне были вынуждены прикармливать зерном скотину, продавать зерно для покупки того, что нельзя было произвести в хозяйстве.
Так что те горе-патриоты, которые подчёркивают, что Россия не имела выгод от своих колоний, просто плохо считают. Недаром страшный их сон — сокращение страны до размеров княжества Ивана Калиты. Завоёванные земли дали русским возможность выжить. (Жители этих земель, кстати, скорее мешали). Миф о том, что в России в её колоссальных современных границах слишком холодно для успешного земледелия — ложь.
Означает ли это, что военная экспансия была неизбежна? Нет, ведь многие страны мира в ещё худшем положении были, а некоторые и остаются, но не воюют. Настрой на завоевание ухудшил положение русского крестьянина, потому что от него стало требоваться ещё и поддерживать эти завоевания зерном — налогами, и свободой — точнее, пришлось пожертвовать свободой, принять крепостное рабство, поместную систему. Многие народы выбрались из нищеты, обусловленной природными условиями, благодаря напряжению творческих, а не военных сил. Российский же милитаризм сегодня сам — главная непогода России.
В любом случае, в современном мире зависимость от природных условий носит не прямолинейный характер, и княжество Монако не умирает с голоду, и Россия в границах княжества Калиты, без налогов с нефти, без воронежских чернозёмов и северных ископаемых, сейчас могла бы заработать на кусок хлеба, и даже с маслом. Конечно, это потребовало бы превратиться из военных в мирных жителей, но бывали и почудеснее превращения.
От "первоначального ядра" российский милитаризм убежал далеко. Однако, однако, крайне недоволен своей страной. Она кажется ему слишком холодной и скудной. Нефти — всего 7 % от мировых запасов. Между тем, население страны — 2,5 % от мирового, так что нефти на одного жителя страны в три раза больше, чем на среднего «землянина». Газа в России — 32 % от мировых запасов.
Милитаризм всегда брюзжит. Римская империя боялась завоевания города Рима и тогда, когда её границы уже были «превентивно» отодвигнуты до Персии. Россия как всякая агрессивная империя более всего боится вернуться в свои первоначальные границы. Быть размером с Польшу или Венгрию империалисту кажется унизительным поражением, обесценивающим все «подвиги».
Если же говорить о том, достаточно ли России быть такой, какова она сегодня, ответ прост: «да».
В России до сих пор есть города, которые отапливают мазутом (в том числе, Камчатка), но это — результат централизованного планирования. Камчатка вполне могла бы отапливаться собственными геотермальными источниками, как Исландия, но это не интересно номенклатурократии.
Зависти кажется, будто в России мало воды. Между тем, в Израиле, Индии, Китае — вот где не хватает воды. В России живет 2,5 % населения планеты, а речной сток составляет 10 % от мирового (Смирнов, 2006, 33).
Состояние воды в России плохое. Но ведь это В.Путин, придя к власти, прежде всего упразднил независимую природоохранную службу. Впрочем, и ранее она была «независимой» лишь в небольшой степени.
Россия — «лесистая» страна. Однако, в Европе в 1850–1980 гг. площадь лесов выросла на 4 %, а в России — сократилась на 12 % (Смирнов, 2006, 202).
Кого-нибудь утешит, что в Китае лесов стало меньше на 39 %?
Пахотные земли России составляют 121,6 миллиона гектаров (вся Белоруссия — 21 миллион). Пахотных земель в Канаде 20,2 миллиона, этого хватает для прокорма 31 млн. человек и остаётся на экспорт до половины урожая (когда год удачный).
При минимальной урожайности в 25 центнеров (реально даже сейчас — 30). Можно собрать зерна 125 млн. тонн, что достаточно для прокорма 180 млн. человек.
В Российской империи («СССР») пашни было больше на 42 %, но лучшие земли были именно в России: Казахстан, Азербайджан, Белоруссия не могли похвастаться хорошими почвами. Лучше, чем в России, были земли Украины, Молдавии, Грузии, но они составляли лишь шестую часть общесоюзных.
Главным аргументом милитариста становится «сибирский холод». Если бы Россия сохранила Аляску, империалист жаловался бы на её плохой климат. Что Сибирь с 1960-х годов кормит всю империю своей нефтью и газом, империалист из сознания вытесняет. Если Россия завоевала Ниццу, и на её климат жаловались бы.
Российские овощи и зерновые прекрасно приспособлены к российскому климату. Проблемы начнутся с потеплением: озимые хорошо приспособлены к холодным снежным зимам, и плохо — к бесснежным, пусть даже тёплым. Они будут гибнуть от вымокания и преть (Смирнов, 2006, 48).
Россия — страна с континентальным климатом. Этот климат может иметь среднюю годовую температуру ниже, чем морской. Однако, для проживания температура не решающий фактор. Например, на Камчатке основной климат — морской, неблагоприятный для зерновых и большинства овощей из-за холодного и дождливого лета. Тут же есть Камчатская впадина, — регион, благодаря высоким горам имеющий континентальный климат: сильные морозы, малоснежность, ранняя весна. Тут выращивают зерновые культуры и даже помидоры. Однако, и морской климат на Камчатке не помеха жизни: ведь в этом море лососевые рыбы.
Милитаризм вожделенно смотрит на всех соседей, но, когда он плачется на мороз, то особенно завидует, конечно, соседям южным. Между тем, комфортные условия для любой работы лежат в диапазоне от 12 до 24 градусов тепла. Выше этого — растёт число несчастных случаев, резко падает производительность труда.
«В Сибири … озимые культуры не растут — убиваются зимой морозами» (Паршев, 2000, с. 48). Неверно: с момента завоевания (или колонизации — в общем, тот же процесс, что при переходе Америки от индейцев к европейцам) Сибири в XVII веке русские получали тут прекрасные урожаи озимых. Однако, советская номенклатура сократила долю озимой ржи до 5 %, заставив сеять яровые — и урожаи резко сократились (Смирнов, 2006, с. 50).
Российский империализм, что характерно, не помнит, что коренное население Камчатки — ительмены — все погибли от оспы, занесённой русскими, в 1769 году. Впрочем, в официальных бумагах «ительменами» до сих пор именуются некоторые вполне русские люди, в которых есть ничтожная доля ительменской крови.
Морской климат в Исландии, континентальный — в Татарстане. Среднегодовая температура в Исландии на градус выше. Однако, в Исландии почти нет лета — там средняя летняя температура невысокая. В результате, в Татарстане в 20 раз выше плотность населения — даже резко континентальный климат оказывается благоприятнее для хозяйства. Он таким был и до открытия нефтяных месторождений.
Татарстан — среднее Поволжье — в Х веке был развит настолько, что воевода и дядя князя Владимира отговорил племянника нападать на этот регион (тогда — Булгарский эмират): «Такие не будут нам давать дани: они все в сапогах; пойдём искать лапотников». Сапоги — признак зажиточности (слово «сапог» пришло в русский из тюрского). Тысячу лет спустя большинство русских крестьян ходили в лаптях, сапог оставался предметом роскоши.
Теперь среднее Поволжье — русское. Никаких восторгов и благодарности империалист не испытывает. Он не благодарен и за русские чернозёмы, по качеству превосходящие американские, сибирские и канадские. «Русские» чернозёмы по происхождению — не русские, чернозёмы образуются лишь в степи, и русские, выйдя за пределы Волго-Окского междуречья, повели слишком интенсивную запашку. В XVI–XVII веках степи распахивались ещё не очень значительно, у казачества были другие заботы, а вот с XVIII века чернозём начал разрушаться. Тем не менее, самый большой удар по чернозёму был нанесён за считаные годы правления Хрущёва, когда тут стали насаждать кукурузу.
Империализм изначально основан на зависти, и зависть сопровождает его постоянно в самой простой форме: ложное представление о мире. Ему кажется, что японский Хоккайдо — субтропики (а тут многомесячный снежный покров), что в Канаде зима «мягче, чем даже в Польше» (Паршев, 2000, 45) — а зима в Канаде холоднее (средняя температура Варшавы в январе менее трёх градусов мороза, Монреаля — почти 9). Климат Монреаля аналогичен климату вполне российского Белгорода. Для яровых важно, чтобы летом было тепло, температура зимы их безразлична, а «что касается летнего тепла, то хоть в России, хоть в Канаде его как раз хватает на всей пригодной для земледелия площади» (Смирнов, 2006, 51).
Империализм утверждает: «В Западной Европе тёплый ветер дует всегда, поэтому к тому же (внимание, садоводы и огородники) не бывает заморозков (!!!)» (с. 40). Между тем, заморозки бывают даже в Англии, да что там — в Италии апельсинам угрожают заморозки до 6 градусов ниже нуля. В связи с чем И.Ю.Смирнов, подробно проанализировавший миф о российском климате, процитировал басню Крылова:
«Вот там-то прямо рай!
И вспомнишь, так душе отрада!
Ни шуб, ни свеч совсем не надо:
Не знаешь век, что есть ночная тень,
И круглый божий год всё видишь майский день.
Никто там не садит, ни сеет:
А если б посмотрел, что там растёт и зреет!
Вот в Риме, например, я видел огурец:
Ах, мой творец!
И по сию не вспомнюсь пору!
Поверишь ли? ну, право, был он с гору».
Миф о русском холоде гласит, что есть «закон природы», по которому нормальное хозяйство возможно лишь там, где среднегодовая температура не ниже двух градусов мороза. Во-первых, это неверно. Во-вторых, абсолютное большинство российских территорией имеют среднегодовую температуру теплее этих минус двух. «Минус два» — это Воркута, к примеру.
Впрочем, «минус два» — не приговор. Зачем было завоёвывать Илимск, в котором среднегодовая температура минус 3,6? Затем, что пока тут крестьяне хозяйствовали без опеки государства, они собирали 9-10 центнеров с гектара. В Канаде, в намного более тёплой европейской России в ту же эпоху урожайность редко подымалась выше 6 центнеров.
Миф о холоде утверждает, что Россия экспортирует сырьё, потому что любая техническая переработка обходится дороже, чем на Западе — холод вынуждает больше тратить на энергию. Успешный опыт Канады, Финляндии, Прибалтики это опровергает без труда. Правда, создатели мифов не только подтасовывают факты, но и прямо лгут — ленинская традиция. До революции бюрократия так не поступала.