Илья Муромец

Илья Муромец

Лет десять назад предложили мне написать книгу про святых русских воинов. Про воинов так про воинов: Господи, благослови. Всемогущего Интернета у меня еще не было, поэтому набрала я книг по теме и уехала изучать материалы на дачу. Было лето. Потом оно подошло к концу. Впереди — возвращение в Москву и работа над новой книгой. Вспомнилось тут мне, что не съездила поклониться ни к одному из воинов, как делала обычно, начиная писать про святых. Паломничала я по сложившейся уже традиции и к блаженной Ксении, и к праведному Иоанну Кронштадтскому, преподобным Сергию Радонежскому и Серафиму Саровскому, к Оптинским старцам. Всем им молилась и просила помочь в написании книги… Стала думать, к кому бы съездить? К Александру Невскому? К Меркурию Смоленскому? Довмонту Псковскому? Но это были дальние поездки, время ушло… Ответ пришел неожиданно и ясно.

В ближайшие выходные приехали из города мои дачные знакомые супруги Валера и Лена. Под вечер забежали они ко мне и неожиданно предложили:

— Хотим наконец съездить к Илье Муромцу. Поехали с нами!

— Когда? — удивилась я. И обрадовалась: это знак.

— Завтра! Дети все лето просили. А мы никак. Неделя до школы осталась. За день обернемся, туда всего восемьдесят километров.

— Из-под славного из города из Мурома из села-то Карачарова… — эпически растянула я. — Карачарово-то село сохранилось ли?

— По карте недалеко от Мурома что-то такое есть…

Выехали мы часов в семь утра, не завтракая. Погода — немного дождила, но настроения не портила. Детям — девятилетнему Игорьку и двенадцатилетней Верушке хотелось увидеть какое-нибудь чудо. Они сразу об этом объявили и приготовились меня слушать.

— Вот куда мы едем, скажите! — начала я, сидя вместе с детьми на заднем сиденье.

— К трем богатырям! — воскликнул Игорек и извлек из своего ранца небольшую иллюстрацию васнецовских «Трех богатырей».

— Башка-а-а! — похвалила я, а родители впереди прыснули от смеха. — Только не сразу к трем, а пока что к одному Илье Муромцу. Вот к этому, — показала я на картине. — Как думаете, он жил или не жил на свете?

— Конечно, жил! — возмутился Игорек. — Есть же картина.

— Глупенький! — скривилась на брата Верушка. — Картина не фотография. Жил он только в сказках. Да, теть Наташ?

— Доказать, что вы оба правы? — спросила я.

— Да! — хором воскликнули дети.

— Вот слушайте. Об Илье Муромце сложено множество древних былин. Былины — не сказки, это такие длинные песни-сказания о том, что было, — нажала я на «было», — повествующие о подвигах богатырей Древней Руси. Тогда книг не печатали, про телевизоры и мобильники даже не догадывались. Но людям-то все равно хотелось узнать, что творилось в мире, услышать про каких-нибудь героев или про героические события. Иначе со скуки помрешь, да? Были такие талантливые люди — сказители, которые помнили множество былин. Ну вот. Про Илью Муромца и его подвиги рассказывали многие, много и везде. Значит, существовал такой человек, о котором знала вся Древняя Русь. Например, я говорю: Гагарин, вы отвечаете…

— Первый космонавт. Это все знают, — сказал Игорек.

— Точно так же знали и Илью Муромца… Кто это?

— Русский богатырь!

— Доказано? — спросила я.

— Да! — воскликнули оба.

— Едем дальше, — продолжила я. — Газет и учебников по истории в Древней Руси не было. Откуда нам известно про то, что происходило на нашей земле?

Верушка, не задумываясь, ответила:

— Из всяких летописей.

— Пятерка! — похвалила я. — Только знаете что странно… Летописи почему-то не упоминают имени Ильи Муромца.

Дети задумались, ожидая подсказки. Но я загадочно молчала.

— Знаете что, теть Наташ… — философски-задумчиво произнес Игорек. — Если про всех в летописях писать, никаких летописей не хватит.

— Правильно, дружок. Съешь пирожок. — Я передала ему кусок маминого пирога. — Летописи писали о князьях, простому дружиннику, то есть воину, было невозможно в них попасть. А Илья был простым крестьянским сыном.

Когда пироги были съедены и настроение у всех заметно поднялось, я сказала:

— В Киеве есть Печерская лавра — один из первых в Древнерусском государстве монастырей, которому скоро будет тысяча лет. В монастырских пещерах покоятся нетленные мощи преподобного Ильи Муромца. Думаете, это тот самый богатырь?

— Конечно! — возопили дети. — Так он еще и святой? Здоровски! Папа, ну что ты так медленно едешь!

— Сейчас пироги переварятся, помчимся! — засмеялся наш водитель.

— Ура! Теть Наташ, но если он в Муроме родился, как же он в Киев попал? — задумался Игорек. — Мы на поезде ехали целых два дня!..

— На ковре-самолете долетел, — съязвила Верушка. — С пересадкой в Москве!

— У него конь был! — догадался мальчик.

— Точно! — подтвердила я. — Родился Илья под Муромом в селе Карачарове на берегу Оки и уехал отсюда на службу к Великому князю в Киев. По Оке тогда проходила граница русского государства. Но сначала было у него большое испытание. С самого детства крестьянский сын Илья Иванович тяжело болел и лежал недвижимый. Оставалось что?

— Сходить к врачу, — сказала Верушка.

— К какому врачу в деревне на самой границе? — воскликнул Игорек. — Молиться надо, да, теть Наташ?!

— Правильно, — умилилась я. — Молитва и труд все перетрут. Молитва научила Илью терпению. Он со смирением нес крест своей тяжелой болезни, за все благодарил Бога. За чистое сердце и великое терпение Господь исцелил Илью и наделил огромной силой. В то время ему исполнилось тридцать три года…

— А как он его исцелил?

— Однажды калики перехожие вошли в избу, где в одиночестве привычно безмолвствовал Илья.

— Кто это? — подозрительно спросила Верушка.

— Так называли нищих странников, которых любил народ. Они ходили по городам и селам и пели о том, что видели и слышали. Этим только и кормились. Где они только не бывали, от Киева до Мурома, некоторые даже Святой земли достигали. А потом обо всем увиденном сочиняли духовные стихи, слагали былины. Одним словом, просвещали народ.

— Как радио, — предположил Игорек.

— Да уж! — воскликнула Верушка и вполне здраво рассудила: — На твоем радио, если заведут такую былину вместо этих дурацких Татушек, фанаты камнями закидают.

— Значит, явились к расслабленному Илье, — продолжила я свой рассказ, — калики и сказали ему со властью: «Поди и принеси нам напиться!» — так, что Илья не мог их не послушаться. Он попытался встать и тотчас получил помощь свыше: встал на ноги! И тогда принес им целое ведро воды. «Выпей сам», — повелели калики. Он выпил. «Что ты в себе слышишь?» — «Слышу в себе силу, дерево с корнем вырву из земли». — «Принеси еще ведро». Илья принес. «Выпей и это ведро, — сказали калики. — Что в себе слышишь теперь?» «Если бы кольцо ввернуть в землю, — ответил Илья, — я бы повернул землю». «Это много, — отвечали калики. — Принеси третье ведро». Илья принес третье ведро. «Выпей», — сказали старцы. Илья выпил, и силы у него стало меньше. «Будет с тебя и этого!» — сказали калики, поставив пределы силе богатырской, сказали Илье, что он должен идти на службу к князю Владимиру, и ушли восвояси.

— Здорово! — воскликнул Игорек.

— Зачем же эти калики снова отняли у него силы? — заинтересовалась Верушка.

— Зачем? Как бы это вам объяснить, дорогушечки мои… — задумалась я. — В былинах упоминается богатырь необъятной силы Святогор, который «выше леса стоячего, ниже облака ходячего». Тяжести Святогора даже земля не выносила.

— Как это? — удивился Игорек.

— Например, пытается Святогор поднять суму, а сам уходит ногами в землю, хочет пойти, земля начинает трястись, леса колышутся, реки из берегов выходят. Бедный силач сам был не рад своей силе и неподвижно лежал на горах. Так и не стал он защитником Святой Руси: что толку от такой силищи?

— Да уж… — имея в виду что-то свое, сказала Верушка. — У нас вон есть пацаны — качают они свои бицепсы, а толку? Девчонку защитить не могут!

— Эй, братва! — оглянулся наш водитель. — Погромче говорите! Нам тоже интересно послушать.

— Папа, на дорогу смотри, — завизжала Верушка.

Встречная машина прошла, чуть не задев нас. Пронесло, слава Богу… Но испуг был нешуточный.

— Это Соловей-разбойник, я видел, видел, — закричал Игорек.

— Ничего ты не видел! — воскликнула Верушка и затормошила маму, сидящую на переднем сиденье. — Мама! Иго-го-шка опять врет! Ничего он не видел!

— Видел! — настаивал мальчик. — Он такой страшный, волосатый…

— Всем молчать! — строго приказал наш водитель.

— Почему волосатый-то? — поинтересовалась Верушка у Игорька. — Не бритый, что ли?

— Сейчас высажу без разбора, — папа-водитель притормозил. — Домой пешком пойдете.

Последние полчаса мы ехали молча. Но как только увидели огромный камень, при въезде в Муром, все вновь оживились.

— Пап, останови! — закричала Верушка.

Дети выскочили из машины, Игорек стал мериться ростом с огромным камнем:

— В три раза выше меня, прямо Святогор какой-то… Это что за камень?

— Сдается мне, что это былинный камень. Памятник былинам, — предположила я.

— А что здесь написано? — заинтересовалась Верушка, обойдя камень вокруг. — А там наверху кого высекли? Илью Муромца?

Верушка смешно выразилась, но отгадала. Наверху действительно было высечено из камня лицо богатыря, а внизу надпись: «Въ лето (862)… перьвiи насельници въ Муроме мурома…»

— А по-русски?

— По-русски: город впервые упоминается в летописи в восемьсот шестьдесят втором году.

— Единичку впереди забыли… — растерялся Игорек.

— Иго-го! Тебе единицу в дневник забыли поставить, — откликнулась сестра. — Мурому знаешь сколько лет… — она стала считать, — тысяча… сто… тыща сто сорок лет! Ничего себе компот!

Сделав первую фотографию на память, стали по-былинному рассуждать, куда ехать дальше.

— Вперед поедешь — голову сложишь, — завела я. — Направо поедешь — коня потеряешь, налево поедешь — меча лишишься. Как действовать будем?

— Коня терять не хочется… — отозвался папа-водитель.

— Куда-куда! Раскудахтались. В музей надо ехать, — решил Игорек.

Устами младенца, как говорится, глаголет истина… Спросили у прохожих, как доехать до городского музея, и двинулись дальше в центр Мурома. Нашли быстро: большой трехэтажный каменный особняк купцов первой гильдии Зворыкиных, ныне музей. Музей был закрыт. Народу никого. Как только мы остановились, из-за дома вышла дворничиха — и давай демонстративно мести своей метлой из голых прутьев. Осень вступала в свои права, листья желтели, отрывались и падали…

— Милы-и, рано приехали, — подошла к нам дворничиха. — Часик погуляйте.

— Да нам, бабуль, собственно, только спросить, как до Карачарова добраться. Это ведь там Илья Муромец родился?

Дворничиха поглядела на меня, скривила губы и выдала:

— Зачем ты ерунду спрашиваешь, женчина? Где ж ему еще родиться?

— Вы точно-точно знаете, бабушка? — с пристрастием спросил Игорек.

— Вот те крест, — она перекрестилась. — Там и изба стоит евонная, с табличкой. Найдете в Карачарове улицу Приокскую, дом 279. Запомнили? Ну вот, а в энтой усадьбе, — она показала на здание музея, — родился у купцов Зворыкиных изобретатель тиливизира, младший Володька Зворыкин. С прадедом моим дружбу водил. Ясно?

— А тиливизир — это что? — спросил Игорек.

— У тебя что, тиливизира нет? — удивилась дворничиха. — Ну екран такой, кино показывает.

— Телевизор? — догадался он.

— Да, да, тиливизир, — обрадовалась она.

Про дом изобретателя телевизора услышать было еще туда-сюда, но про избу Ильи Муромца — это уж слишком…

— А вы здесь кто будете? — спросила Верушка.

— Я здесь сторожилка. Живу рядом. А теперь следуйте за мной, касатики. Следуйте, следуйте, — махнула она метлой. Странно, что не оседала и не взлетела…

Она завела нас во двор особняка и торжественно указала на лежащий перевернутый огромный пень.

— Читай, женчина!

На железной дощечке рядом с пнем было написано: «По преданию, Илья Муромец такие дубы с корнем вырывал да в Оку их кидал и изменил русло реки». Пониже: «Пень 300-летнего дуба поднят со дна реки Оки. Диаметр около 1,5 м, обхват около 4,6 м».

— Энтот самый дуб Муромец наш в реку кидывал. Месяц, как приволокли сюды, — доложила сторожилка.

Дети попытались залезть на пень, но она шикнула:

— Икспонат сломаете, слезайте!

В эту именно минуту стало мне как-то не по себе. Всю дорогу в Муром я доказывала детям, что Илья — не придуманный фольклорный персонаж, а реальный человек, святой, который закончил свое жизненное странствие монахом в Киевской лавре. Теперь все это мне вдруг показалось глупейшим обманом. Дубы-колдуны, былинные камни, дома имени Ильи Муромца снова вспомнили не иначе лишь для того, чтобы в духе времени заставить работать на рекламу, сделать доходным брендом. Вот и дворничиха ждет гешефта за свои байки…

— Спасибо, бабуля, за рассказ, — сказала я и протянула десятку.

— Энто много… — отозвалась она.

— Да и нас тоже много, целая группа.

— Ну за энто вам Бог в помощь и молитвы нашего Илюши, — склонилась в легком поклоне дворничиха и стала торопить: — Поезжайте, поезжайте. Дорога прямоезжая.

И она указала нашему водителю направление движения.

Наверно, мы не в том месте первый поворот сделали и оказались на главной городской площади, на окраинах которой многочисленными куполами церквей и соборов возвышались два старинных монастыря. Очень красиво, сразу стало ясно, что Муром — город древний.

— Давайте зайдем! — стал ныть Игорек. — Пожалуйста…

— Потеряем много времени, не успеем к Илье Муромцу, — ответил наш водитель. — Вы страшные копуши!

Тем временем на площадь въехал туристический автобус, остановился. Группа вышла, быстро сорганизовалась вокруг гида, и он повел паломников к монастырским воротам.

— Скорей! За ними! — закричал Игорек, увлекая нас за собой.

Мы пристроились сзади. Гид, парень лет тридцати, с бородой лопатой, кивнув в нашу сторону, спросил впереди:

— К нам, кажется, свежие товарищи подсоединились?

— Да, да, да, — ответила бойкая паломница, наверное, старшая. — Григорий, это не наши.

Я ожидала традиционной перебранки, приказа заплатить за экскурсию, других неудовольствий, но гид Григорий весело сказал:

— Станут наши. Давай-ка, племя молодое, незнакомое, выдвигайся вперед… — позвал он Игорька с Верушкой и подмигнул нам, взрослым. — Ну вот. Про Муром знаете?

— Ну так… — уклончиво ответил Игорек.

— Знаем! — твердо отозвалась Верушка.

Других детей в группе не было.

— Григорий, у нас нет времени на посторонних, — сказала старшая.

— Ну-ка перекреститесь! — попросил Григорий.

Дети синхронно перекрестились.

— Какие же они посторонние… Наши, — обрадовался Григорий и мгновенно расположил к себе сердца Игорька и Верушки.

Он начал свой рассказ и, как кажется, специально для нас повторил некоторые сведения о Муроме.

Муромская земля была присоединена к Древнерусскому государству в конце десятого века при киевском князе Святославе Игоревиче, сыне святой Ольги. Ее внук, святой Владимир, в 988 году крестил Киевскую Русь и сколько мог способствовал распространению христианства в русских землях. Ради этого святой Владимир отдал Муромское княжество любимому сыну Глебу. Но язычники не приняли его: «Ступай прочь, княже, ты еси нам не надобен». Благоверные князья Глеб и его брат Борис вскоре приняли мученическую смерть от брата Ярополка, прозванного Окаянным, и были прославлены — первыми из русских святых.

— Взгляните, православные, мы находимся сейчас между двух монастырей. Налево — женский Троицкий, направо, чуть вдали, — мужской Благовещенский, — показал Григорий. — В одном из них покоятся мощи святых, о которых наш Илья Муромец, несомненно, должен был знать… И вполне возможно, их житие сделалось для него примером для подражания. Кто-нибудь догадывается, о ком я говорю?

— Святой Глеб! — не задумываясь, ответил Игорек.

— Нет. Святые братья Борис и Глеб были убиты в 1015 году, похоронены в Вышгороде под Киевом. Илья Муромец скончался в 1188.

Я пыталась вспомнить, когда жили Петр и Феврония Муромские?

— Ну что, неужели никто не знает? — Григорий обвел группу немного насмешливым взглядом.

— Петр и Феврония! — выкрикнула я.

— Не знаете… — грустно сказал гид, как учитель на уроке. — Князь Петр стал муромским князем спустя пятнадцать лет после смерти Ильи. Раз уж мы вспомнили святых благоверных Петра и Февронию, напомню: их супружеский союз стал примером удивительной верности и истинной любви. Вы, наверно, слышали, что когда Петр заболел проказой, никто вылечить его не мог. Князю было открыто во сне, что его может исцелить только благочестивая дева Феврония из одной рязанской деревни. Князь Петр нашел и так полюбил ее, что дал обет жениться на крестьянской девице после своего исцеления. Благочестивая Феврония исцелила князя, и они обвенчались. Но муромские бояре не желали подчиняться новоявленной княгине крестьянского происхождения. Что сделал князь? Желая мира, он отказался от княжества и покинул вместе с супругой родной город. Вскоре в Муроме возникли раздоры, искатели власти схватились за мечи, и многие из них потеряли жизнь. И только после этого бояре принуждены были просить князя Петра и княгиню Февронию возвратиться в Муром на княжение. В старости оба супруга приняли монашество и вскоре скончались — в один и тот же день и час. Петра и Февронию положили в разные гробы, но они чудесным образом воссоединились в одном… Я предлагаю войти внутрь Троицкого монастыря, где лежат мощи святых супругов, там продолжим…

— Простите, пожалуйста, — игорек схватил за руку гида. — А как узнали, что они оказались в одном гробу?

— Мальчик, не выступай, — строго сказала старшая.

— Понимаете, у нас совсем нет времени, надо ехать… Я теперь буду мучиться, если не пойму, — ответил мальчик, вызвав на многих лицах улыбку.

— У нас тоже нет времени. Вы вообще не наши! — Старшая пыталась увлечь группу за собой. — Братья и сестры, идем, не задерживаемся!

Начиналось туристическое утро. На стоянку перед монастырями въехали еще два автобуса. Григорий остановился, сделал серьезное лицо и задумчиво сказал:

— Не дело, братья и сестры, оставлять человека мучиться всю жизнь… Тебя как зовут?

— Игорек…

— Любознательный ты наш… Хочешь понять, как происходит чудо? — Гид посмотрел на него интригующе. — Это — не-воз-мож-но. Мы только видим, что чудо нарушает «естества чин», то есть обычный порядок вещей. Ясно?

— Конечно, ясно, — и глазом не моргнув ответил Игорек. — Но… как же они в одном гробе очутились?

— Да, дело удивительное… По преданию, Петр и Феврония, сделавшись монахами, жили в разных монастырях, но завещали по смерти похоронить их в одном гробу. На этот случай даже была изготовлена каменная двухместная гробница. Но когда святые скончались, люди решили, что не подобает монаху и монахине лежать вместе. Их тела положили в разные гробы, стоящие в разных храмах. И что произошло? Утром перед службой обнаружилось, что усопших в гробах нет: они лежали вдвоем в своей гробнице. Решили, что кто-то перенес тела, и их вновь разнесли по отдельным гробам и по разным храмам. Но и на следующее утро Петр и Феврония оказались вместе. Тогда поняли этот чудесный знак, чтобы люди не нарушали завещание святых княгини и князя. Они и сейчас лежат рядом в усыпальнице нашего муромского Свято-Троицкого женского монастыря. А теперь мы побежали, можно?

Около Григория осталось несколько человек, остальные рванули за старшей.

— А мы к Илье Муромцу едем, вот бы вы про него что-нибудь рассказали, — загорелись глаза Игорька.

— В другой раз, ладно? А то мне сейчас шею намылят, — ответил Григорий и быстрыми шагами стал от нас удаляться.

Картина была умилительная и уморительная. Дети стояли молча, в каком-то неведомом раздумье. Я вдруг вспомнила про главный вопрос и побежала за гидом. Нагнала у самых ворот Троицкого монастыря.

— Григорий, простите. — Тяжело дыша, я схватила гида за рукав.

— Женщина, это уже бессовестно, — с негодованием проговорила старшая. — Григорий, не останавливайтесь.

— Ирина, соберите народ у входа в собор, — ласково ответил он. — Что вы хотите?

— Тот вопрос! — С испугу я не могла его сформулировать. — С кого… с каких святых Илья Муромец брал пример?

— Передайте Игорьку, что святым примером могли стать благоверные князья Константин Муромский и чада его Михаил и Феодор. Вы зайдите в Благовещенский монастырь, узнаете, — уверенно закончил разговор Григорий и, не оглядываясь, вошел в ворота…

Наши пути с семейством, взявшим меня в паломничество, на некоторое время разошлись. Валера и Лена захотели — по семейным обстоятельствам — поклониться мощам святых супругов Петра и Февронии. Меня влекло к благоверным князьям. Я побежала назад.

Автобусов прибавилось. Группы разделялись на два потока — в два монастыря. Суббота и воскресенье — самые паломнические дни. В Благовещенском монастыре к мощам образовалась длинная очередь. Я встала в конец. Червь сомнений продолжал грызть мою душу. Нет, все-таки Илья Муромец — исключительно фольклорный персонаж, герой народных сказок и былин, собирательный образ русского богатыря, любимого народом защитника отечества. Ну не мог реальный человек здоровенные дубы из земли вырывать с корнем и бросать в реку. Сказка. Сказка, сказка и еще раз сказка. Что, конечно, совсем не отрицает того факта, что в пещерах Киево-Печерской лавры рядом со знаменитым Нестором-летописцем и первым русским иконописцем Алимпием лежат нетленные мощи преподобного монаха Ильи из Мурома. Но былинный Илья Муромец к нему никакого отношения не имеет… Эта противная мысль не давала мне покоя в течение всего дня и даже позже, еще месяца два, пока чудесным образом я не удостоверилась в обратном… Но все по порядку…

Стоя в очереди к мощам, по обрывкам рассказов разных гидов мне удалось составить общее представление о благоверных князьях Константине, Михаиле и Феодоре Муромских. Они, оказывается, принадлежали к самому знаменитому русскому роду. Константин (Ярослав Святославич) был внуком Ярослава Мудрого и правнуком святого Владимира, крестителя Руси. Князь Константин просил у своего отца Святослава Ярославича, князя Черниговского, а затем Великого князя Киевского, дать ему в удел населенный язычниками город Муром, чтобы просветить край светом христианской веры. Сына своего Михаила князь отправил к муромцам в качестве посланца, но язычники его убили. Когда же князь Константин сам подошел к городу со своей дружиной, жители смирились и приняли его. Князь не принуждал муромчан насильно отречься от родовых верований, не однажды призывал к себе старейшин города, убеждая их в истинности Христовой веры. Помогало в этом и прибывшее с князем духовенство. Он построил храм Благовещения на месте убиения своего сына, потом другую церковь, в честь святых Бориса и Глеба.

Однажды толпа ярых язычников подступила к дому князя, грозя ему смертью. Помолившись Богу, князь смело вышел к толпе бунтовщиков с иконой Богоматери, привезенной из Киева и названной впоследствии Муромской. Благодать, исходившая от Ее Лика, тронула сердца язычников. Они переменили свои намерения и сами стали просить крестить их. Крещение муромчан было совершено в реке Оке торжественно, с теми же обрядами, как при святом Владимире в Киеве. В распространении Христовой веры среди муромчан князю Константину ревностно помогал его сын, князь Феодор. После святого Глеба святой Константин был первым князем Муромским, княжил в Муроме до своей кончины в 1129. Именно он стал родоначальником Дома князей муромских и рязанских. Князь Константин был погребен в церкви Благовещения рядом с сыновьями, святыми Михаилом и Феодором.

К этим-то святым мощам, удивительным образом сохранившимся с домонгольских времен, я с благоговением приложилась и вышла из храма. Стало радостно оттого, что неожиданно дотоле неизвестные мне князья привели к себе и, считай, неожиданно благословили на написание книги о святых воинах. Они ведь тоже были святыми воинами.

— К Илье Муромцу можно и не ехать… — сказала я, когда все снова собрались в машине. — Давайте лучше по Мурому поездим: тут еще столько монастырей и храмов…

Валера и Лена чуть было не согласились.

— А чудо? — вскрикнул Игорек. — Мы же не были в доме Ильи Муромца. Поехали, поехали…

Детскую надежду посрамить было нельзя: отправились «за чудом». По обеим сторонам дороги пейзажи были вполне обычные для средней полосы России: сосновые и смешанные леса, березки, перелески… Знаменитые в народных сказках и древних преданиях дремучие муромские леса воспламеняют воображение русских литераторов даже и доныне:

В заповедных и дремучих страшных

муромских лесах

Всяка нечисть бродит тучей

и в проезжих сеет страх,

Воет воем, что твои упокойники.

Если есть там соловьи — то разбойники.

Страшно, аж жуть!

В старину, как писали, муромские леса представляли из себя непроницаемую дикую пустыню с поросшими мхом сыпучими песками, частым ельником, непроходимыми болотами и мрачными полянами, заваленными поколениями исполинских сосен, выросших и упавших тут же…

— Теть Наташ, рассказывайте дальше! — попросил Игорек.

Вера сидела молча, если не сказать — отрешенно.

— Знаете, какими непроходимыми и дикими в старину были муромские леса? — сгустила я краски. — Купец, например, отправляясь в Муром, прощался со всеми родными, как перед смертью. Но когда благополучно добирался до места, обязательно служил благодарственный молебен Муромским чудотворцам Петру и Февронии.

— Ура! Мы тоже на молебне были. Папа еще торопил, и Вера не хотела стоять, а я ни за что не хотел уходить! — довольный собой сказал Игорек. — Пап, ты понял?

— Понял, понял, — отозвался папа-водитель. — Молитвослов ты наш!

— У меня живот перестал болеть… — удивилась Верушка.

— А у тебя что, живот болел? — обернулась обеспокоенная мама.

— Да, вдруг заболел… — ответила без обычного задора Верушка. — Прям даже вырвать хотело на молебне. Иго-гошка не врубался, как было плохо.

— Молодец, Вер, ты как мученица терпела, — похвалил Игорек.

— Сам так помучься, а потом говори, — возразила Верушка. — А у тебя никакого чуда и не было.

— Ну и что? Еще будет, — обиделся Игорек.

Пришлось вмешаться и прекратить спор:

— Значит, так. Мериться чудесами — последнее дело. Скажите: слава Богу, и все! Ясно?

Дети нахохлились. Как-то надо было поднимать настроение.

— Знаете, что я узнала про святых муромских князей Константина и его сыновей Федора и Михаила? Они целый народец муромский к Богу привели. Главное — не огнем и мечом, а своей крепкой верой, делами и молитвой. Этому всем надо у них учиться.

— На обратном пути обязательно заедем, да пап? — заинтересовался Игорек. — А Илья тоже у них учился?

— Думаю так: Илья Муромец вполне мог застать в живых свидетелей чуда обращения муромских язычников к христианскому Богу. Наверно, еще очень долго они рассказывали всем желающим о подвиге святых князей. И Илье с самого детства так запали в душу рассказы про князя Константина и его сыновей, что он решил им подражать. Как и у них, у Ильи было чистое сердце, вера и сила. А сила для христианских подвигов какая нужна?

— Сильная! — не задумываясь, ответил Игорек.

— В точку, — воскликнула я. — Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас — так мы поем Трисвятое…

— На утренней молитве, — уточнила Верушка.

— И на богослужениях… Святый Крепкий означает Святой Сильный, это обращение ко Второму Лицу Святой Троицы Иисусу Христу. Ты, Игорек, молодец, чувствуешь: без силы Христа христианских подвигов не совершишь. — Я пожала его ладошку. — Вот с этой-то силой, которую сообщили ему калики перехожие, Илья Муромец отправился в стольный Киев-град. Поскакал он прямоезжею дорогою, по которой все боялись ездить, потому что там орудовал Соловей-разбойник. Встретив этого Соловья-разбойника, Илья бесстрашно вступил с ним в единоборство и победил. Пристегнув пленного к стремени, повез с собой в Киев к князю Владимиру. И вот представьте: приехал Илья в Киев и сразу попал на пир. Его, крестьянского сына, встретили как равного в княжеском дворце и посадили за один стол с князем и его дружиной. За что ему такая честь?

— За то, что Соловья-разбойника поймал. — Игорек крикнул первый.

— Он прямоезжую дорогу на Киев очистил, никто не мог… — ответила Верушка.

— Молодцы! — похвалила я. — А еще Илья Муромец победил «силищу великую», от которой было черным-черно на земле. Богатырь стал ее конем топтать да копьем колоть.

— Что еще за «силища великая»? — спросил Игорек.

— Так в былинах называли тогдашних врагов Руси — половцев… Их собралось около Чернигова видимо-невидимо.

Я опять смутилась: где правда, где вымысел про Илью Муромца? Как совместить реальных половцев с Соловьем-разбойником? Только если принять утверждение исследователей, что Соловей-разбойник — это олицетворение не сдавшегося окончательно язычества на Руси, с крещения которой прошло не более полутора веков…

— После победы над черной силищей звали Илью быть в Чернигове воеводою, но богатырь отказался от этой почетной должности. Вот какой скромный был былинный Илья Муромец. Получив силу чудом, он никогда не считал ее своим личным приобретением, но пользовался как драгоценным даром, принадлежавшим всему русскому народу: служил ему бескорыстно, испытывая великие скорби и лишения. Когда собирался Илья на свои богатырские подвиги, его родители дали сыну завет не проливать крови христианской. Никогда богатырь не вступал в битву из удальства или в пылу гнева. Дарованную ему от Бога силу он употреблял только на защиту своего отечества или восстановление справедливости. Ясно?

— Да, — тяжело вздохнул Игорек и мечтательно произнес. — Если бы я вдруг увидел Илью Муромца, расспросил бы у него, как стать святым.

— Да ты б ничего не понял! — засмеялась Верушка.

— Это ты не поняла бы! — мальчишечка стукнул кулаком по сестринской коленке.

— Мам, он опять дерется! — закричала сестра.

Валера свернул к обочине, остановился и сурово сказал детям:

— На выход! Проветритесь!

Нехотя Верушка и Игорек вылезли из машины наружу. И тут мы, взрослые, дали волю своим эмоциям:

— Вы подумайте: святым хочет стать! Не юристом, не бизнесменом, не компьютерщиком! Святым! Откуда у него это? — прослезилась мама. — Только бы не передумал…

Довольный папа многозначительно молчал, а я сказала:

— Будущее России, детеныши наши дорогие… — И тоже прослезилась.

— Залезайте, — через пять минут крикнул водитель нашему будущему.

Дети тихонько сели на свои места, и мы поехали дальше.

Наконец промелькнул дорожный знак: «Карачарово», вскоре увидели сверкавшую позолотой главу церкви. Решили зайти. Скромный храм прятался в зелени старинного сельского кладбища. Настенная табличка указывала, что церковь, построенная в 1845 году, посвящена мученикам Гурию, Самону и Авиву. Пока Игорек читал по слогам название церкви, из нее вышла служительница и стала закрывать входную дверь.

— А нас не пустите? — спросила я.

— Что ж вы так припозднились… Не могу, с внучком надо сидеть.

— А кто эти Гурии? — смешно спросил Игорек.

Ему бабушка служительница не могла отказать, рассказала:

— У нас тут мор чумной был, давненько… Много людей поумирало от чумы и холеры. Тогда один муромский мещанин, Гурий Сенцов, дал обет, что продаст все свое имущество и построит храм, если Господь сохранит его семью. Видать, никто не умер. А Гурий — его ангел был. Вот он и построил церковь.

— Ангел? А Самон этот кто был? И Авив? — доискивался истины Игорек.

— Кто-кто!? Святые, — улыбнулась она. — Ты вот что… Скажи папке с мамкой, чтобы вечером сюда заехали, батюшка будет, спросишь у него… А еще у нас образ преподобного Илии Муромца с частицей его мощей. Из Киева нам прислали, из лавры.

— Скажите, а ваш карачаровский Илья Муромец и лаврский — одно и то же лицо?

Женщина посмотрела на меня с удивлением, не сразу нашлась, что ответить.

— Не сумлевайтесь, — строго сказала она и стала рассказывать про Муромца, словно о своем хорошем знакомом. — А вы, значится, так… едете все прямо, потом будет спуск к реке, на холме слева церква Троицкая порушенная стоит. После исцеления-то наш богатырь первым делом что? Отправился помогать батюшке корчевать пни. Руками-то их из земли вырывал и бросал с высоких холмов прямо в Оку. Пней было многонько, целый остров в течении реки сделался. А для Троицкой-то церкви со дна Муромец наш достал дубов мореных. Вишь, на них до сих пор церковь стоит. Около нее там найдете источник: бьет ключом. Тоже нашему богатырю слава: от скока его коня Бурушки сделался.

— От какого скока, бабушка? — удивился Игорек.

— Как от какого, внучок? Конь Илюши нашего Муромца прыгал высоко да далеко. Скакнет раз — вот тебе и скок. Скакнет — и от удара копыт о землю начинает источник бить. С тех пор и бьет. Окунитесь — телу во здравие, душе во спасение, деточки.

Игорек с Верушкой стали тоже «бить копытом» — поскорее хотели все увидеть.

Доехали до Троицкой церкви — разрушенная, кирпичная, постройки века девятнадцатого. Под ней, что ли бревна Муромца лежат? Почему же дал ее разрушить? Детям захотелось полазать по развалинам, но мы не разрешили: ведь это поруганная, но святыня.

Доехав до берега Оки, остановились. Подозвали парнишку, спросили, где искать Приокскую. Он махнул вдоль берега и добавил:

— Могу показать дуб, на котором сидел Соловей-разбойник.

— Покажи! — закричали дети.

— Какой еще Соловей, он за тыщу километров отсюда разбойничал! Врешь и не краснеешь, — отчитала я.

— Как хотите! — засмеялся парнишка и, посвистывая, отправился по своим делам.

Мы пытались проехать по Приокской, но это «прямоезжая дорога» была не асфальтированной, и лужи в некоторых местах оставались столь же глубоки, как в старинном уездном городе. Оставив машину в начале улицы, наша небольшая компания пошла пешочком вдоль длинного порядка домов вдоль Оки. Пейзажи живописные: справа дома, некоторые, видно, в позапрошлом веке построенные. За домами поднимались холмы, слева за баньками и сарайчиками просматривалась широкая вольная река. Никакой спешки, даже листья на деревьях не шевелились, гуси в луже чуть не засыпали… Народу ни души. Посидели мы на чьей-то скамеечке. Даже говорить не хотелось, будто в сказочное сонное царство попали.

— А вдруг сейчас Илья Муромец откуда-нибудь скакнет на своем Бурушке… — поймал настроение Игорек. — Да?

— Глюки у тебя? — съязвила Верушка. — Пошли уже дом искать…

Улица Приокская в Карачарове, наверно, была главной. Во всяком случае — длинной. Мы, кажется, километра два вдоль нее прошли, пока наконец не увидели этот заповедный номер 279. Обычный, ничем не примечательный деревенский дом. На фасаде прибита деревянная художественной резьбы табличка: «Дом Гущиных. На этом месте, по преданию, стояла изба славного богатыря Ильи Муромца».

Какое-то шевеление во дворе Гущиных происходило.

— Хозяева! — крикнула я. — Хо-зя-ева!

На наш голос подошел к забору коренастый мужичок в полосатой майке — по-летнему.

— Милости просим… Заходите… — предложил он.

— Мешать вам будем, — чуть не хором ответила наша компания.

— Не помешаете… — ответил улыбчивый коренастый мужичок. — Потопчите муромскую земельку-то. — И сам распахнул калитку.

Я подумала: рекламный трюк. Зачем ему посторонние в доме? Экскурсия за деньги? Мы гуськом вошли во двор.

— Неужели в этом доме Илья Муромец жил? — спросил Игорек.

— Не в этом, — улыбался мужичок, — столько изб на этом месте сменилось за восемь-то веков…

— А вы кто? — в упор спросила Верушка.

— Мы потомки…

Мужичок разговаривал, не отрываясь от дела: мешал цемент, накладывал раствор в большое ведро и подавал его наверх, где другой клал кирпичную стену пристройки. Валера, поглядев на его ловкие движения, восхищенно прошептал:

— Он эти ведра с цементом, как ковшики, кидает.

Мы стояли молча, оглядывали двор: ничего примечательного.

— Секундочку подождите, в сад вас проведу, — сказал мужичок. Закинув очередное ведро наверх, он вылил на себя из ведра ковш воды, утерся полотенцем. — Пойдемте, гости дорогие.

Вышли на задний двор. За ним и был сад — на крутом склоне холма. Взбираться было нелегко, но, когда мы оказались наверху, панорама открылась удивительная и захватывающая. Мы будто летели на воздушном шаре: вон Ока, видная далеко в обе стороны, ажурный мост из множества ферм, до самого горизонта заокские дали, снующие по реке катера, кораблики и баржи, видная как на ладони длиннющая, Приокская улица, остов Троицкой церкви… А надо всем этим бесконечный серо-голубой шатер неба с причудливыми облаками. На минуты из-за облаков показалось вдруг желающее закатиться солнце и залило теплыми лучами всю окрестность. Мы завороженно молчали.

— Везет вам, такая красота, — вздохнул Игорек…

— То-то и оно! Святая Русь. Телевизора наш Зворыгин тогда еще не изобрел, времени у людей было много, да? Вот Илья лежал у окошка и на природу глядел, пока хворал. Такая природа душу лечит. И хоть воевал потом, но жизнь-то монахом кончил. Это все от красоты наших мест, да… Я сюда часто забираюсь, за все семьдесят лет не надоело.

— Вам семьдесят лет? — поразилась Лена. — Я думала, лет сорок—сорок пять…

— А что ж, — хитро прищурился мужичок. — Живем на воле, трудимся, пока силы имеем. Спускаемся? Вы яблочки-то мои поднимайте, а если на дереве достанете — рвите: вкусный сорт, штрифель, осеннее полосатое. Берите-берите.

— Да у нас у самих столько яблок в этом году, не знаем куда девать… — начала было я, но ладный мужичок обрезал:

— Мои яблочки от Ильи Муромца, не побрезгуйте.

Детям только того и надо было — пошарить в траве, по упавшим яблокам, от которых было красным-красно на земле. На яблонях краснелось лишь на верхушках. Меня снова кольнула неприятная мысль: мужичок в сезон хочет нам яблоки продать. Как зимой — снег.

Мы осторожно спустились вниз, Игорек и Верушка набирали яблок наверху. Около дома остановились, ожидая их.

— А как вас зовут? — спросила мама.

— Гущиными. Все Гущины. Нравится нам это имя, от богатырского рода Ильи Муромца происходим.

— А у вас есть какие-нибудь доказательства? — спросила я.

— Народное предание, — не задумываясь, ответил Гущин. — У нас, у Гущиных, наследственно в роду все имели недюжинную, как говорится, силу. Мой дед мог везти груженый воз, который лошадь сдвинуть с места не могла. Вы сюда шли, видели, как в начале улица поднимается? В том месте, бывало, выпрягали лошадь и запрягали деда.

— Игорь, Вера, быстрей сюда, все интересное пропустите! Бегом, бегом! Подождите, не рассказывайте, — попросила Лена.

Дети притащили целую гору яблок в Игорешкиной куртке.

— Да вы что! — всплеснула мама руками. — Это же неприлично!

— Прилично, пусть берут, кушают на здоровье… — обрадовался Гущин и сказал загадочную фразу: — К нам не так много приезжают пока… Только те, кто знает… Ну ничего, церковь вот восстановим. Тогда уж Илья Муромец на всю Россию снова прогремит.

Да, и потекут денежки, опять кольнула меня дурацкая мысль…

Гущин повторил детям рассказ про деда и про другого Гущина, жившего в конце XIX века, которому было запрещено участвовать в любимой забаве мужиков — кулачных боях. Он запросто с одного удара мог насмерть зашибить любого бойца.

Чтобы испробовать силу, Гущин предложил детям повисеть на нем. Он взял трубу, перекинул коромыслом через плечо и попросил детей прицепить к ее концам. Игорек и Верушка повисли на трубе с двух сторон, и Гущин на поднятой руке стал носить их по двору. Дети, что называется, визжали от восторга.

Наконец мы распрощались. Никаких денег Гущин не взял.

Мне было стыдно за свои мысли, хорошо, что никто про них не знал. Но они мучили меня, никакой молитвой не могла отогнать. Я шла назад угрюмой, терпя эти бесовские нападения. Хорошо хоть Игорек с Верушкой были осчастливлены встречей с Гущиным.

Так дошли мы до источника Ильи Муромца, где древняя история со «скоками» произошла. Вода из широкой трубы лилась упруго, полноводно, будто насос качал. На небольшом отдалении было сделано корыто из досок, через которое поток струился дальше; в этом корыте женщины полоскали белье. Странно, в святом источнике?

Ледяной водой можно было окатиться в выгородке из старых досок: внутри имелись ведро и ковшик. Но желания ни у кого не возникло: все устали, дети стали ныть, что хотят кушать… Сев в машину, мы пообедали, чем Бог послал, и решили возвращаться домой. Слава Богу, впечатлений — выше крыши.

Меня не оставляло чувство, что мы чего-то не увидели или не доделали… Проезжая мимо церкви Гурия, Самона и Авива, я заметила священника, который разговаривал с женщиной.

— Останови, Валер, — неожиданно для себя самой попросила я.

Дети, хоть и устали, выпрыгнули за взрослыми. Вместе мы подошли к священнику:

— Благословите, батюшка!

Благословляя, он внимательным взглядом оценил нас, спросил:

— Вы туда или оттуда?

— Оттуда! — вскрикнули дети. — Мы у силача Гущина были, он нас катал.

— Повезло вам, — улыбнулся батюшка. — А в источнике купались?

— Нет!

— Недоработка. Обязательно надо, — заявил священник и обратился к Игорьку. — Это ты про Самона и Авива у бабы Груни спрашивал?

— Ага…

— Давайте-ка зайдите в храм, приложитесь к иконе преподобного Илии Муромца. Потом я с вами, пожалуй, схожу к источнику. Не видели, там белье полоскают?

— Полоскают… — хором радостно вскрикнули Игорек и Верушка.

— Плохо… — вздохнул священник. — Не хотят верить, что святой источник, вот народ… Дикий.

Значит, не только мне глупые мысли в голову приходят… По дороге разговорились — шли пешком. У меня так и вертелся на языке сегодняшний вопрос.

— Батюшка, народ, да, одичал в безбожные времена… — осторожно начала я. — Вы сами-то верите, что ваш Илья и преподобный — одно и то же лицо? «Скоки» какие-то: сказочно слишком. А Гущины с их домом, кто решил, что там Илья Муромец жил?

— Я вот здесь родился и всю жизнь прожил… Мы с детства наизусть все про Муромца знали, без лишних вопросов. — Он глянул на наших детей, которые ловили каждое слово. — Мальчишками старались ему подражать хоть в чем-нибудь. У кого Гагарин был герой, а у нас Илья Муромец. Вот слышу говорят: Гагарин в космос летал и Бога не видел, а наш Илья Бога видел. Ведь калики-то перехожие кто были? В некоторых вариантах былины об исцелении Ильи прямо говорится, что эти калики — «Сам Иисус Христос и два апостола». В советские времена все это вместе с христианскими мотивами жизни нашего богатыря было тщательно вымарано. Оттого что достоверных сведений об Илье Муромце сохранилось мало, некоторые ученые исследователи уже в XIX веке тоже вдруг засомневались так же, как и вы… Хотя для наших православных предков былинный Илья Муромец и преподобный Илья из Мурома были одно лицо. Об этом писали в старину паломники, посетившие Киевскую лавру… Про «скоки» — как их ни назови… По берегу Оки подобных нашему источнику — множество. «Скоки» только отражают память народа об их чудесном появлении.

— А про дубы расскажите… — попросил Игорек.

— А что дубы? — засмеялся батюшка. — Видите? Кирпичная церковь на холме, полуразрушенная пока стоит. По местному преданию, первым на этом месте был построен деревянный храм, для основания которого Илья Муромец вынес на берег три огромных мореных дуба, выловленных из Оки и поднял стопудовый колокол.

— А эти дубы теперь где? — спросил Игорек.

— Как где? Глубоко в землю зарылись, сколько веков прошло. Тебе, что, Фома неверующий, обязательно надо дотронуться до этих дубов?

— Нет, — ответил мальчик. — Я-то верю, а вон те женщины не верят, — кивнул он на прачек у источника, к которому мы подходили. — Если бы они увидели их… Я, знаете, археологом хочу стать, чтобы найти эти дубы.

— Похвально, — сказал батюшка и ласково потрепал Игорька по голове.

Женщины, завидев священника, спешно схватили свои корзины и дали тягу.

— Приходится сторожить… Господи, благослови! Облейтесь, воды наберите, я с вами назад доеду.

Валера уже подогнал к источнику машину. С благословением-то ледяной водой облиться — дело нехитрое. Даже Верушка не сопротивлялась и после, с розовым милым личиком, отметила:

— Прямо как заново родилась.

— И я тоже! — поддакнул Игорек.

Я хотела сфотографировать на память место, где находился источник, но так и не нашла живописного плана. Машинально запечатлела большой деревянный крест рядом с трубой…

В машине батюшка еще успел рассказать о нетленных мощах преподобного Ильи из Мурома, почивающих в Антониевых пещерах Киево-Печерской лавры. Рост святого по тем временам был поистине богатырский — 177 см, почти на голову выше своих современников. При исследовании мощей в поясничном отделе позвоночника, кроме искривления, обнаружили еще и патологию его строения — наличие дополнительных отростков у позвонков, из-за чего могло происходить защемление нервов и, как следствие, — неподвижность. Святые мощи хранят следы от многочисленных ранений. Причиной смерти послужил, вероятно, удар острого орудия (копья или меча) в грудь, сквозь прикрывавшую грудь левую руку. Возможно, преподобный Илья погиб при защите своего монастыря. После ратных подвигов и воинской службы князю Илья Муромец раздал нажитые богатства на украшение храмов и нищим, посвятив себя молитве и делам благочестия. Много странствовал по Русской земле былинный богатырь, а на склоне лет, увенчанный славой народного героя, которой никогда не искал, затворился в стенах Печерского монастыря, сделавшись простым иноком. С тех пор он, как поется в былинах, «окаменел» для земной жизни. Скончался преподобный Илья в возрасте 40—45 лет, сложив персты правой руки для молитвы так, как принято в православной Церкви: три первых — вместе, а два последних — пригнув к ладони. Богатырское служение его земному Отечеству закончилось — началось молитвенное. Канонизирован он был в 1643 году в числе шестидесяти девяти угодников Киево-Печерской лавры.

Батюшка торопился на вечернюю службу, поэтому что-то оказалось недоговоренным. Но мы уже не могли воспринимать никакой информации. Я успела еще спросить:

— А вы молитесь святому Илье из Мурома?

— Конечно! — воскликнул батюшка.

— И помогает?

— Конечно, помогает.

— А чудеса были? — спросил Игорек.

— Были, есть и будут! — сказал на прощание священник.

Я записала ему свой московский номер телефона. На всякий случай.

— Милости просим в столицу, батюшка… Чем сможем — поможем.

Когда мы пересекли границу Мурома, дети уже спали. Перед этим было умилительное сольное выступление Верушки.