Ученые спускаются в катакомбы

Ученые спускаются в катакомбы

Основу традиции натурного исследования памятников ранней церкви заложили работы в катакомбах. Днем их открытия для науки считают 31 мая 1578 г. Работники на винограднике к северу от города (Виа Салариа Нуова) случайно попали в наклонную штольню, которая привела их к скрытому глубоко под землей кладбищу. Вдоль узких галерей тянулись ряды погребений, закрытых каменными досками с надписями; они выводили в небольшие залы (кубикулы), стены которых были расписаны композициями («Даниил во рву львином», «Добрый пастырь», «Крещение Господне» и др.). Кардинал Бароний писал о необыкновенном впечатлении, произведенным этой криптой на посетителей. По его словам, под городом открылся еще один Рим — подземный. Это название, «Roma sotteranea», стало на века своего рода паролем у исследователей христианского Рима (Фрикен, 1872).

Внимание прежде всего привлекли фрески. Уже в XVI в. к их копированию приступили два любителя древностей — Альфонсо Чакон (Джаконио) и Филипп де Винь подробный список работавших в катакомбах: Rossi, 1864, v.l, 2ff). Скоро к ним присоединился студент философии и права Антонио Бозио (1573–1629), приехавший с Мальты вместе со своим дядей — агентом Мальтийского ордена. Именно ему предстояло заложить основы исследования катакомб. Правда, первый же опыт чуть не стал последним — отправившись 10 декабря 1593 с другом в неисследованные еще катакомбы Домитиллы, он заблудился в путанице галерей и, потеряв надежду выбраться, испугался, что «осквернит своим нечистым трупом гробницы мучеников» (Цветаев, 1896. 4). Теперь Бозио понял, как обширны и многочисленны подземные галереи и каких они полны научных сокровищ. В ближайшие годы он осмотрел катакомбы вдоль городских дорог. В катакомбах на Виа Номентана ему удалось сделать важное открытие — среди галерей обнаружились погребения иудеев, украшенные сценами из Библии. Бозио и его друзья охотно копировали фрески, и, по старой традиции, оставляли на них свои имена (что позволяет сегодня проследить их путь). По тщательным записям Бозио видно, что он обнаружил входы в 30 катакомб и скопировал массу фресок. День за днем, ночь за ночью, провел он под землей целые годы в упорном труде и умер в 54 года, не успев издать рукописей.⁴

Четырехтомник Бозио «Подземный Рим» (1615–1629, 1632) стал не просто выдающейся работой. В нем объединились археология и история церкви. Был сделан решительный шаг к научной публикации материалов— следовательно, само возникновение римской школы (см. гл. IV-1) раннехристианской археологии можно отсчитывать именно с его выхода. Труд Бозио заложил и основу своеобразной методики соединения письменных источников с археологическим материалом, поскольку находки интерпретировались в свете текстов (сочинений отцов церкви, постановлений соборов, папских посланий, материалов древней литургии, житий и т. п.).

Бозио с его интересом к «полуязыческим» фрескам далеко не сразу нашел в Риме последователей. Это немудрено: Италия XVII в. — страна церковного ригоризма В Европе царит контрреформация. Миссии иезуитов заполняют чуть не весь мир; Людовик XIV вынашивает мечты о паневропейской католической империи. (Напомним о казни в 1600 году Джордано Бруно и о таких сравнительно невинных акциях, как уничтожение саркофага Флавия Агриколы в 1629 г. или осуждение в 1633 г. Галилея). Повсюду в католической Европе национальный патриотизм соединялся с конфессиональным. В 1693 г. иезуиты-семинаристы в Любляне (Лайбах) подделали латинские и раннехристианские надписи на камнях в стенах семинарии, чтобы доказать античное происхождение города. Они верили, что такая связь существует, и если не удается ее найти, то нужно просто имитировать.

Все годилось для подтверждения истинности догматов и конфессиональной правоты. Важным аргументом при этом являлись фрески, поскольку, основываясь на них, можно было говорить о культе Девы Марии в раннем христианстве (пусть и в примитивном виде), о заупокойных службах и литургии с причастием по католическому обряду Можно было также демонстрировать героическое прошлое римской церкви. Для этого необходимы были мощи — и катакомбы стали неистощимым «рудником», где добывались реликвии «на экспорт» по всему католическому миру. В 1678 г. папа Климент X был вынужден установить контроль над выносом мощей, введя должность Хранителя священных реликвий, но в XVII–XVIII вв. они мало что делали для охраны и изучения катакомб.

Пыл католиков тут же попытались охладить скептики. Но для научной полемики по поводу мощей не было еще ни разработанных методов, ни достаточного количества фактов. Скептицизм критиков составлял как бы оборотную сторону экзальтированного почитания древностей как реликвий. Уже ученый бенедиктинец Жан Мабильон (Jean Mabillon, 1638–1707) выражал осторожные сомнения в подлинности мощей из катакомб, прибывавших во Францию, а протестанты в открытую насмехались над ними. Резкие возражения и критику встретило даже издание книги Бозио. Посетивший в 1685-86 гг. Италию епископ-историк Жильбер Бюрне пришел к выводу, что катакомбы есть не что иное как древние шахты; погребения в них не только христианские, но и языческие (тут он был прав), а фрески выполнены средневековыми монахами «в стиле готики». Ему последовал еще более радикальный Ф. У. Миссон, считавший катакомбы общими, а не только христианскими, кладбищами Рима, причем часть погребений он датировал сравнительно недавним временем. Эти обзоры были популярны в протестантских странах: книги Бюрне выходили в Лондоне и Роттердаме до 1718, последняя публикация Миссона в Париже — 1739 г.

Следствием «католического фундаментализма» и протестантско-просветительского «отпора» ему было то, что середина XVII и XVIII вв. выпала из области научного исследования и катакомбы «на долгое время сделались достоянием всех и каждого, кто только хотел ими пользоваться в своих видах» (Цветаев, 1896, 8).⁵

Характерной фигурой XVIII в. был Марко Антонио Больдетти (663-1749), один из череды папских Хранителей, типичный собиратель и охотник за сокровищами. Увлеченный коллекционер, он собирал христианские и языческие надписи, умудряясь даже снимать со стен фрески. Открывая могилы в поисках мощей или других реликвий, монсеньор Больдетти немедленно переносил их к себе в церковь или вкладывал в другие, словом, «опустошал катакомбы, служа вере». По его смерти пресвитерий и вся церковь оказались переполнены находками и напоминали уже не храм, а что-то среднее между музейным хранилищем и склепом.⁶

Впрочем, возникшая в XVI–XVIII вв. традиция «простого собирания» церковных древностей внесла существенный вклад в их сохранение. Католические общины, особенно в Италии, издавна очень серьезно и старательно берегут каждое свидетельство древности, найденное на территории их храма или вокруг него. Фрагменты саркофагов и скульптуры; куски мраморных плит с остатками эпитафий; колонны и капители; мозаика с древних полов и многое другое сохраняется в капеллах, вмуровывается в стены (особенно в открытых галереях или нартексе), иногда оформляется как важная реликвия. Позже появятся специальные лапидарии и особые описания-путеводители со схемой размещения «сокровищ древности». Благодаря такой практике можно и сегодня познакомиться с находками, сделанными при обычных ремонтах XIX, XVIII, XVII вв. В честь особенно интересных находок даже нарезались памятные доски.⁷

В XVIII в. на христианскую археологию существенно повлиял ряд внешних обстоятельств. В 1711 г. были найдены руины Геркуланума, а в 1748 г. — Помпей, что открыло возможность научного изучения античного мира. Появились также первые обмеры и описания руин «исламского» Средиземноморья, поскольку Европа постепенно налаживала отношения с Оттоманской империей и путешествовать во владениях Порты стало легче.

Однако новый и решающий толчок к формированию научного этапа исследований христианских древностей в Европе дали снова катакомбы. Ватикан начал поощрять их изучение и предпринял шаги для контроля за этим процессом. В 1852 г. Пием IX была создана «Комиссия священной археологии» (Commissione de archeologia sacra). Это не было случайностью. Именно на 1830-40-е гг. приходится становление классической археологии, обнаруживаются ее первые успехи и выявляется превосходство методов. Вне Италии появились и первые удачные труды специалистов по позднеантичным памятникам, посвященные катакомбам, прежде всего работы Рауль-Рошетта (Raoul-Rochette, 1830, 1837, 1839).⁸

Накопленный столетиями опыт и неподдельный энтузиазм, в котором удивительным образом сочеталась религиозная убежденность с преданностью науке, вкупе с возможностью постоянной работы на памятниках, определили преимущество римских ученых. Это стало очевидным после того, как в 1840 г. на должность «Суперинтенданта святых мощей и кладбищ» папа Григорий XV назначил Джузеппе Марки (1795–1860), вслед за которым в катакомбы спустится и де Росси. Марки одним из первых осознал, что «реликвии» нельзя изучать в отрыве от «обычных» находок, вне архитектурного, художественного и исторического контекста — и поэтому начал борьбу с извлечением их из катакомб. Ему же принадлежит первая попытка составить общую программу их изучения и установить хронологию росписей. В 1837 г. он издал собрание ранних христианских надписей (Brunati, 1837), а в 1840 г. за-Думал монументальную серию, которая включила бы раннехристианскую архитектуру, живопись и скульптуру. К 1844 г. он опубликовал «архитектурную» часть — своего рода введение к ней (Marchi,»l 844), передав собирание надписей своему последователю и новому секретарю библиотеки Ватикана, де Росси. Методы Марки в 1840-1850-х гг. очень повлияли на молодых ученых Рима: появление такой фигуры, как де Росси, к настоящему времени уже почти канонизированной в качестве «отца христианской археологии», без него было бы невозможно.¹⁰