Глава 8. (Толкование 106 псалма)
Глава 8. (Толкование 106 псалма)
В след за сим способного идти за ним до высоты и твердым крылом расторгшего сплетения житейских паутин Пророк в пятой части псалмов возводит как бы на какую вершину, на высочайшую степень созерцания. Едва опушившиеся и неокрепшие при слабом и не быстром полете, подобно мухам, лакомясь липкостями настоящей жизни, как мрежами какими, оплетаются и опутываются сетью таковых нитей, разумею, забавы, почести, славу и различные пожелания и, как бы обернутые паутинными какими тканями, делаются добычею и пищею этого зверя, уловляющего их такими вещами. А если кто по естеству быстр, как орел, неуклонным оком души взирает на луч света и, простираясь в высоту, приблизится к таким паутинным тканям; то при одном взмахе крыл в стремительности полета уничтожает все, сему подобное, что ни приблизилось бы к крылам.
И такового возвышенный Пророк, восхитив с собою, ведет на вершину пятого восхождения, в котором заключается как бы вся полнота и главизна человеческого спасения, ибо в объясненном выше псалме словами Моисеевыми изложив пространно любомудрое учение об изменяемом и неизменяемом, и именно, что одно всегда пребывает тем, что оно есть, а другое непрестанно делается тем, чем оно не есть; потому что изменение есть переход из того, каким есть, в то, каким не есть, и, показав, что естество наше свободно одною и тою же силою, как ниспадает во зло, так чрез обращение снова возводится к добру, и потому возможно светлости Божьей снова воссиять в жизни человеческой, теперь открывает в слове всю благодать, подаваемую нам Богом, многообразно представляя ее взору тех, которые с высоты смотрят на чудеса Божии. Ибо не удовольствовался тем, чтобы в одном виде показать благодать, а, напротив того, в различных видах изображает бедствия, в какие впали мы, по наклонности к злу, и многообразно описывает оказываемое нам Богом содействие в добре, чтобы преизбыточествовали поводы к благодарению, когда по мере благ избыточествует благодарность к Богу.
Начиная слово, Пророк немедленно говорит: «исповедайтеся Господеви, яко благ, яко в век милость Его» (Пс. 106:1), под исповеданием разумея теперь благодарение, а не возвещение, повелевает за одну единственно благость прославлять Бога, означая сим то, что все доброе и спасительное, соделанное для людей Богом, совершено по благодати и благости, а нами не подано никакой причины к оказанию нам добра. Напротив того, мы пребываем во всяком пороке, Бог же не отступает от собственного Своего естества, но что Он есть, то и творит; так как благому по естеству неестественно было бы соделать что либо иное, кроме свойственного Ему. «Да рекут», — говорит Пророк, — «избавленной Господем, ихже избави из руки врага и от стран собра их, от восток и запад, и севера, и моря» (2:3). Слово благовествует сие о всецелом возвращении к добру человеческого рода; ибо в семь изречении словом: «избавление» означает воззвание из пленения. Бог же в искупление за одержимых смертью Себя Самого дал имеющему державу смерти. И поелику все были под стражею смерти; то, как очевидно, всех искупает сею ценою, так что, по совершении искупления целого рода, никто не оставлен под владычеством смерти; потому что и невозможно кому–нибудь пребывать в смерти, когда нет уже смерти.
Посему слово, целую вселенную разделив по положению на четыре части, ни единой из них не оставило не участвующею в Божьем избавлении, и говорит: «от восток и запад, и севера, и моря», морем означая юг. Посему, вкратце представив благотворность, с какою Бог действовал на весь человеческий род, после сего в несколько приемов описывает падение людей в зло и Божье руководство каждого из падших к лучшему, говорит же так: «заблудиша в пустыни безводней» (4), т. е. оставив путь (а путь есть Господь), блуждали вне Божия надзора в пустыне, которая вся была суха, не увлажена и лишена духовного орошения. А посему, блуждая, где не проложено пути, не возмогли обрести града Божия, в котором обитель достойных. Ибо сказано: «града обительного не обретоша: алчуще и жаждуще» (4:5).
Как скоро от недостатка пищи оскудела их сила, зло в них достигло высшей степени. Да и как быть пище в земле иссохшей и бесплодной? Чем утолить жажду в месте безводном? Явно же, что пророчество называет не хлеб пищею, и не воду питием, а под пищею разумеет истинное «брашно» и под питием «духовное» оное «пиво» (1 Кор. 10:3–4). А тем и другим бывает Господь, предлагая Себя, соответственно нужде требующих и делаясь пищею для алчущих, и источником для жаждущих. Посему какое нашлось избавление от таковой тесноты, от скитания по пустыне, от бедствования в стране безводной, от расслабления производимого голодом? Подлинно чудо! Один глас, обращенный к Богу, претворил все в добро. Ибо сказано: «воззваша ко Господу, внегда скорбети им, и от нужд их избави я: и настави я на путь прав, внити во град обительный» (Пс. 106:6-:7). Путем, от которого уклонились, Пророк называет Самого Господа. Путь же сей говорит в Евангелии: «никто не приходит ко Мне, если Отец Мой не восхощет привлечь его» (Иоан. 6:44).
Посему Бог изводит на путь заблудшихся, и Он Сам делается «градом обительным», как говорит Апостол: «Нем живем и движемся и есмы» (Деян. 17:28). Посему Пророк сподобившимся сих милостей кстати присовокупляет увещание воздать благодарение: «да исповедят Господеви милости Его, и чудеса Его сыновом человеческим» (Пс. 106:8), то есть, благодеяния да не скрывают в молчании по непризнательности, но да с благодарением провозглашают милость, по которой Бог душу «тщу» соделал исполненною благ: ибо Пророк говорит: «насытил есть душу тщу, и душу алчущу исполни благ» (9).
Пророк еще другим способом представляет взору бедствия нашего естества и изображает Божие человеколюбие, по которому естество наше уготовляется к лучшему. А смысл сказуемого Пророком таков: человечество удалилось от света и склонилось ко греху, и не в прямом уже оно положении, но отчуждено от жизни истинной. Ибо сказано: «седящыя во тме и сени смертней, окованныя нищетою и железом» (10). Удерживаемое тяжкими оковами стало человечество недвижимо из области зла; оковами же служить обнищание в добре, подобно какому–то железу, обложившее собою сердца. И началом всему этому было непослушание Божию закону, и отвержение совета Всевышнего. Сие означает Пророк, говоря: «яко преогорчиша словеса Божии и совет Вышняго раздражиша» (11). За сим жизнь таковых людей, как и естественно, постигли труд и смирение. Труд, как лишившихся пищи, смирение, как невосхотевших пребывать в единении с Всевышним; ибо Пророк говорит: «смирися в трудех сердце их?» (12), а оставление силы не иное что есть, как изнеможение; потому, что найдется ли какая помощь без силы, почему и сказано: «изнемогоша, и не бе помогаяй» (12).
Но Пророк опять одним словом бедствия сия пременил в веселие; ибо говорит: «воззваша ко Господу, внегда скорбети им, и от нужд их спасе я» (13). И уничтожает тьму, сокрушает смерть, расторгает узы. «Изведе я, сказано, из тмы, и сени смертныя, и узы их растерза» (14). А посему, — продолжает Пророк, — да проповедуется с благохвалением милость, что сокрушена неизбежная стража смерти, огражденная, как говорит Пророк, вратами медными и вереями железными. Ибо таковою почитаема была сила смерти, пока явлением жизни истинной не уничтожена держава смерти, потому что все, находившееся внутри оной, оставалось не имеющим возможности бежать, задерживаемое как бы какими–то железными вереями и несокрушимыми вратами. Но «сокруши», — сказано, — «врата медная и вереи железныя сломи» (16). А сие значит, что путь беззакония их уничтожен, и жизнь приуготована к благочестию; и уничтожением оных врат означается возвращение жизни к праведности, ибо сказано: «восприят я от пути беззакония их» (17).
Пророк и иначе еще изображает в слове бедственное состояние человечества; выражает же ту мысль, что беззаконие есть смирение. И говорит это прекрасно; потому что с таковым понятием согласуется одно место у другого Пророка, который говорит о беззаконии, что сидит оно на талант свинца, (Зах. 5:7:8), показывая тем, что порок есть что–то тяжелое и стремится в низ, а что, по подобию Божию, на высоте, то увлекает в свою бездну; ибо сказано: «беззаконии бо ради своих смиришася» (Пс. 106:17), и потому отвратились от всесильной оной пищи, о которой слово сказует первозданным: «от всякаго древа, еже в рай, снедию снеси» (Быт. 2:16). Как полноту всякого блага именует там оно «всяким древом»,так здесь истинную и всесильную снедь именует «всяким брашном», отвращение от которого производит изнеможение, оканчивающееся смертью. Сказует же так: «всякаго брашна возгнушася душа их, и приближишася до врат смертных» (18). И глас к Богу снова бедствие сие обращает в торжество; ибо сказано: «воззваша ко Господу внегда скорбети им, и от нужд их спасе я» (19). Пророк пересказывает и образ спасения, и это сказание есть прямое Евангелие. Ибо говорит: «посла Слово Свое и исцели я, и избави я от растлений их» (20). Видишь живое и одушевленное Слово, во спасение погибших посылаемое и избавляющее от тления подвергшегося тленью! Какой Евангелист так открыто провозгласил сие таинство? Посему да восхваляется, сказано, милость испытавшими на себе благодеяние, и хвала за благодеяние да соделается песнопением. «Да пожрут Ему жертву хвалы; и да возвестят дела Его в радости» (22). После сего снова представляет Пророк страдания, и снова после страданий присовокупляет слово о Божьей милости. Сказует же о безрассудстве людей, что оставив постоянную и неволненную человеческую жизнь, по произволению соделались жителями моря. Ибо говорит: «сходящш в море в кораблях» (23), и вместо того, чтобы «делати рай» (Быт. 2:15), в котором прежде были поставлены, «творящии делание» под водами. Морем же называет вещественную эту жизнь, возмущаемую всякими ветрами искушений, и волнуемую одна за другой непрестанными страстями. Ибо говорит: «творящии делания в водах многих: тии видеша дела Господня, и чудеса Его во глубине» (Пс. 106:23–24); потому что, будучи погружены в порочность жизни и многократно претерпевая жестокие душевные крушения, видели над собою дела человеколюбия Спасающего нас из глубин.
Ибо сказано: «рече, и ста дух бурен» (25). Сию мысль относить должно не к Богу, а ко врагу; потому что голос сопротивника производить «дух бурен». И бурею называется сильный ветер, не прямо дующий, но кружащийся сильным вихрем, который, когда стремительно ударит в воду, море, как от какого–то брошенного большого камня, сею тяжестью будучи приведено в смятение, по необходимости рассекается силою дуновения, потому что вода, где только врежется налегший на нее ветер, от поражающей ее тяжести и здесь и там отбрасывается вверх. Поэтому Пророк продолжает ясно представлять сии страшные явления, а именно: что вместе с тем, как врезывается дух бурный, возносятся волны морские, восходя «до небес» и нисходя «до бездн» (26). Ибо, действительно, подъятие в высоту таких волн, разумею же волны страстей, делается причиною нисхождения в бездну. А бездною, как дознали мы, во многих местах Писания называется жилище демонов. Волнуемые сим смятением и обуреванием волн, от омрачения делаются малосмысленными, от неприятности такого плавания, как бы от опьянения, отяжелев головою. Ибо сказано: «смятошася, подвигошася яко пияный» (27). Однажды же утратив благоразумие, не дают они в себе место никакой мысли о спасении; напротив того, мудрость их прежде всего терпит крушение и погибает. Посему сказано: «и вся мудрость их поглощена бысть» (27).
И для них опять, при таком множестве зол, прекращением невыносимого бедствования бывает воззвание к Богу. Сказано: «и воззваша ко Господу внегда скорбети им, и от нужд их изведе я» (28). И немедленно буря пременилась в благоприятный и попутный ветер, и утихает от волнения приведенное в безмолвие море. Сказано: «и повеле бури, и ста в тишину, и умолкоша волны его» (29). А словом: молчание Пророк, может быть, дает разуметь, что волны суть некие произволением одаренные силы, какими обнаруживает себя то отступническое естество, которому Господь сказал в Евангелии: «молчи, престани» (Марк. 4:39). А тихим ветром называет благодать Духа, которая, при управлении кормилом и плаванием Слова, под умными ветрилами вводит душу в Божественную пристань: ибо сказано: «и настави я в пристанище хотения Своего» (30). После сего Пророк снова повелевает людям и Церкви песнословить благодать, изображая словом едва не на песнословить благодать, изображая словом едва не настоящее состояние Церквей, а именно, что на седалище начальствующих проповедуются сии чудеса Божии, которыми утверждается вера в слушающих. Ибо сказано: «да вознесут Его в Церкви людстей, и на седалищи старец восхвалят Его» (32). Пророк присовокупляет и причины благодарений, а именно, что от Бога реки и появляются, и исчезают: уничтожаются потоки порока, исходища же добродетелей орошают места, дотоле сухие. Ибо говорит: «положил есть реки в пустыню, и исходища водная в жажду» (33). «Реками» называет притоки страстей, и «исходищами водными»— непрерывные ряды худых дел; потому что люди, присовокупляя всегда лукавое к лукавому, подобно какому–то потоку, удлиняют цепь пороков.
Но сказано еще: «и землю плодоносную» обратил «в сланость» (34). Ибо душа, многоплодная для злых дел, будучи претворена, стала жаждущею, как приправленная Божественною солью учения, чтобы не умножалась более порочность живущих, будучи питаема дурными притоками вод, а душа, осоленная и жаждущая, восприяв блаженную жажду и наводнившись собранием добродетелей, соделалась озером. Ибо сказано: «положил есть пустыню во езера водная, и землю безводную во исходища водная» (35). И сие–то делается градом, который населяют алчущие правды.
Ибо никто из утративших вкус и пожелание пищи, с душою пресыщенною пороком, не поселяется близ сего озера и сих вод. Они же засевают «села» и насаждают «винограды». Такими загадочными наименованиями означает Пророк Божии заповеди и добродетельное житие, потому что заповедь есть семя будущего плодоношения, а добродетель — виноградная лоза, изливающая вино из словесных гроздов в чашу премудрости. Сие же не иное что есть, как обилие благословения. Посему Пророк говорит: «и благослови я, и умножишася зело: и скоты их не умали» (38). Скотами называет покорное служение душевных движений, когда каждое из них в нас способствует добродетели. Раздражительность — добрый скот, когда бывает под ярмом рассудка. Другой добрый скот — пожелание, некоторым образом на хребте держащее и носящее душу, даже возводящее в высоту, как скоро бразды ума направлены горе. И все прочие скоты умножаются благословением, как скоро служение их нам содействует чему либо великому.
Потом Пророк в продолжении слова излагает краткую перечень всего сказанного. Ибо, многими чертами изобразив страдания и представив взору Божии благодеяния, теперь заключив то же в краткую речь, снова повторяет в слове, когда говорит:»и умалишася и озлобишася от скорби зол и болезни» (39), «умалением» означая маловажность и совершающееся с высоты и величия низведение до низости; ибо малое по понятию означает самое маловажное; а под озлоблением разумеет освоение с злом. «Скорбию» же и «болезнию» везде называет конечную утрату благ, как в другом псалме описывает подобное сему, говоря: «объята мя болезни смертныя, беды адовы обретоша мя, скорбь и болезнь обретох» (Пс. 114:3). «Болезнями смертными» и «бедами»назвав грехи, указывает и предел, к которому окончательно приводит свойство греха, и который есть не иное что, как скорбь и болезнь. Так Евангелие словом: «плачь и скрежет зубом» (Мф. 24:51) означает то же самое.
Потом в след за сим присовокупляет Пророк: «излияся уничижение на князи их» (Пс. 106:40). А тем учит, что быть в Сущем, значит быть действительно; но если что отпало от Сущего, то оно уже и не в бытии; потому что быть в пороке не значит в собственном смысле быть. Посему–то порок сам по себе не существует, делается же пороком небытие доброго дела. Посему, как тот, кто в Сущем, пребывает в бытии, так, кто доходит до ничтожества (а таков порок), тот уничтожается, по выражению Псалмопевца. Подобное сему словоупотребление приведено как–то в общую известность обычаем так говорить. О пище, принятой плотью, говорим, что она оплототворилась, и о вине, вылитом в воду, что оно оводянилось, и о железе, которое в огне, выражаемся, что оно стало огненным. Так и о том, кто отпал от Сущего, говорим, что он, пришедши в ничтожество, уничтожился. Посему уничижениие есть небытие в добре. Оно же, постигши князей порока, то есть первых людей, подобно зловредному некоему потоку, «излияся» и на преемников рода. Посему, так как естество обнищало, лишившись сего достояния, разумею жизни, человек приведен в бедность татем, будучи окраден Божия благословения; то Пророк говорит посему: «и поможе убогу от нищеты» (41). Ибо «Его нищетою мы» обогатились (2 Кор. 8:9). И Пастырь добрый «положи я», не как зверей, но «яко овцы отечествия» (Пс. 106:41). Отечеством же именует Пророк собрание включаемых в Божественный список, как и Павел говорит: «из Него же всяко отечество на небесех и на земли именуется» (Ефес. 3:15). Потом Пророк присовокупляет: «узрят правии» и убоятся. (Пс. 106:42), научая сказанным и правого, чтобы и он, взирая на сие человеколюбие, убоялся; потому что страх служит немалым охранением благ, памятованием прежде бывшего для последующего времени уцеломудривая и того, кто в страсти. Поелику страх превозмогает и не дает в нас места всякой наклонности к злу, порождаемой нетвердостью воли; то сказано: «всякое беззаконие заградит уста своя» (42). Как блаженна та жизнь, в которой уста беззакония, как некий источник грязи, навсегда заградятся, и человеческой жизни не будут уже осквернять зловонием! Вот верх благ, венец надежд, предел всякого блаженства — естеству не возмущаться более пороком, но всякому беззаконию (а им может быть и изобретатель беззакония, потому что и сие может означаться собирательным словом: «всякое») заграждать те уста, которых глас первоначально соделался для людей снедью смертною. Посему, когда изъято будет все противоположное добру, тогда наступит для нас то состояние, к истолкованию которого не найдется ни одного слова, но о котором свидетельствует слово Божие, что оно выше и чувствования и ведения. К сему Пророк, как бы некую печать, прилагает в конце следующие слова: «кто премудр и сохранит сия, и уразумеют милости Господни» (43). Поелику деятельность премудрости двояка, одна исследует и отыскивает полезное, а другая хранит найденное; то Пророк хочет, чтобы одно дело премудрости, разумею отыскивание, тогда прекратилось. Ибо к чему искание, когда искомое уже у нас? Повелевает же пребывать в действии одной остальной деятельности, чтобы могло сохраниться приобретенное благо, при содействии нам в этом премудрости. Что же это за премудрость, и какое это хранение благ? — Не без разумения пользоваться Божиим человеколюбием. Ибо разумеющий, чего сподобился, не пренебрежет блага, которого удостоен. А без разумения приемлющий милость, терпит то же, что слепые, которые, взяв в руки жемчужину, или изумруд, или какой либо драгоценный камень, бросают, как простой кремень, произвольно лишая себя обладания им, по неведению красоты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.