НЕУТОМИМЫЙ ТРУЖЕНИК
НЕУТОМИМЫЙ ТРУЖЕНИК
Джон медленно спустился с лошади. Когда-то он делал это проворно, но теперь ему, уже пожилому человеку, приходилось быть более осторожным и внимательным. Слегка прихрамывая, но все еще быстро, он прошел от своей лошади к большому особняку. Его куртка была тщательно вычищена, хотя бриджи были забрызганы грязью после поездки верхом — он прибыл из Лондона. Остановившись на пороге, Джон снял свою черную треуголку, и его волосы засеребрились на солнце.
— Мисс Левенс ожидает моего прихода,- сказал он открывшему дверь лакею. Затем, взглянув на экипаж, стоявший у крыльца, добавил: - Похоже, что у нее уже есть посетители.
- Нет, мистер Уэсли,— ответил лакей,- мисс Левенс одна.
Когда Джон зашел в большую гостиную, мисс Левенс встала, чтобы поприветствовать его. Как и все методисты, она была скромно одета, на ней было длинное платье до самого пола.
— Как хорошо, что вы приехали, мистер Уэсли,— сказала она, протягивая ему руку.
Он слегка поклонился, коснувшись ее.
— Вы просили навестить вас по важному делу,— сказал он,— Но я не знаю, что бы это могло быть.
Мисс Левенс улыбнулась.
— У меня для вас подарок, сэр.
— Подарок? — изумился Джон.— Очень странно. Мне ничего не нужно, хотя у меня почти ничего нет, только книги и моя лошадь.
Он слегка улыбнулся.
— Ах да, еще две серебряные ложки — это единственное, что у меня есть из злата-серебра!
Проповедник огляделся по сторонам, как будто разыскивая подарок.
— Боюсь, он слишком большой, чтобы вручить его вам здесь. Давайте подойдем к окну, сэр.— Мисс Левенс прошла через комнату, и Джон последовал за ней,— Вот, сэр. Надеюсь, вам это понравится и... — добавила она настойчиво,- вы будете пользоваться этим!
Лицо Джона вытянулось от удивления, когда он увидел возле крыльца только чей-то экипаж и слугу, уводившего его лошадь на конюшню, где ее должны были накормить.
— Я ничего не вижу, кроме этого экипажа.
— Это и есть подарок для вас,— сказала мисс Левенс.
Джон начал было возражать, но она прервала его:
— Спорить бесполезно. Вы прихрамываете во время ходьбы! Вы объехали верхом всю Англию за... За сколько лет?
— Ну, что-то около тридцати,- ответил Джон.
— Я думаю, бесполезно спрашивать, сколько раз вы. падали с лошади? Но при последнем падении вы ушиблись сильнее всего. Вы больше не можете продолжать ездить верхом в любую погоду. Впредь, сэр, я надеюсь, что вы будете пользоваться этим экипажем и спасете себя от смерти при переохлаждении. Вы нужны методизму, чтобы руководить им и заботиться о нем. Вы должны этим заниматься как можно дольше.
* * *
Сначала Джон ненавидел этот экипаж. Ему казалось, что если он перестанет ездить верхом, то это все равно, что сдаться болезням и старости. Затем через какое-то время он наконец признал некоторые преимущества этого средства передвижения, и вскоре его экипаж стал обычным явлением на дорогах Англии. Вскоре после этой перемены Джон отправился в Ньюкастл. Он хорошо помнил свое первое посещение этого города. Это было после того, как он приступил к своей работе в Бристоле и Лондоне. Основатель методизма провел в Ньюкастле всего несколько дней, после чего передал работу проповедника в этом городе своему брату Чарльзу. Тогда ему казалось, что это самый худший город в Англии, так как там процветало пьянство и сквернословие. Теперь ситуация сильно изменилась.
Экипаж остановился у добротного здания. Когда Джон вышел из экипажа, до него донеслись из открытого окна приглушенные детские голоса. Из здания навстречу Джону вышел мужчина; лицо его сияло от удовольствия.
- Мы так рады снова видеть вас, мистер Уэсли,— сказал он,— к тому же в новом экипаже.
— Мне кажется, вы удивлены, что я позволил себе пользоваться им после того, как столько лет проездил верхом на лошади.
Уэсли подвел своего друга к открытой дверце экипажа.
— Это великое благословение, брат. По пути из Лондона я бы снова вымок до нитки. А в этом экипаже я всегда буду сухим! Теперь поднимитесь вовнутрь; взгляните, чем он мне нравится. Боюсь, что вам придется выйти через эту же дверцу.
Войдя в экипаж и оглядевшись вокруг, собеседник Джона увидел, что противоположная дверца экипажа была закрыта несколькими книжными полками, полными книг. Вместо двух сидений, в экипаже было только одно. Ко второму был прикреплен раскладной письменный стол, которым Джон пользовался в дороге.
- Теперь, сэр, я могу писать в пути, а верхом на лошади я мог только читать. За сегодняшний день я написал в пути, находясь в этом экипаже, дюжину писем, кроме того, проверил и отредактировал гранки одной из моих новых книг,- Джон помог своему другу спуститься с высоких ступенек.
— А теперь позвольте мне взглянуть на ваших детей.
Джон последовал за своим другом в дом и, пройдя по коридору, очутился около самой дальней комнаты. Именно из этой комнаты доносились голоса, которые он слышал, выходя из своего экипажа. Дверь комнаты открылась, наступила тишина, и около двадцати детей быстро вскочили на ноги. Это были девочки, одетые одинаково в очень простую одежду. Они присели в знак приветствия, когда Джон вошел в комнату.
— Добрый вечер, мистер Уэсли,— сказали они, улыбаясь, почти хором.
- Добрый вечер,- ответил Джон, осматриваясь вокруг. Он подозвал кивком головы стоявшую впереди маленькую, очень худенькую девочку со следами оспы на лице,— Подойди ко мне, дитя мое. Я, кажется, не знаком с тобой. Как тебя зовут? — спросил он, когда девочка подошла.
— Грейс, сэр.
- Красивое имя,— сказал Джон.
- Мне дали его здесь, сэр. Я не знаю своего настоящего имени. Знаете, меня привели работать на мельницы, когда я была еще слишком маленькой, чтобы что-то помнить. Моя мама продала меня мельнику, потому что у нее было уже слишком много детей. А потом, когда я заболела, мельник больше не захотел держать меня, потому что я не могла работать.— Девочка взяла руку Джона в свою.— О сэр, если бы не вы, я и не знаю, что со мной было бы.
- Я не знаю, что было бы с каждой из них, если бы вы не основали этот приют, мистер Уэсли,— добавил мужчина со своей стороны,— Это одно из величайших ваших достижений — открытие этого дома для никому не нужных детей.
Джон о чем-то задумался.
— Много времени прошло с тех пор, как я побывал в Германии и посетил там общины моравских братьев,- сказал он,- Вернувшись, я рассказал Чарльзу о своей уверенности в том, что Бог послал меня туда с какой-то целью. Теперь, оглянувшись назад, я знаю, с какой. Бог желал показать мне дело, которое я мог бы осуществить в этой стране с развитием методизма. Я помню, как сказал Чарльзу, что тоже хотел бы открыть школы для бедных детей, богадельни для тех, кто был уже слишком стар и не мог больше работать, и приюты для беспризорных детей.
- Ну, сэр,- ответил управляющий приютом, теперь у вас все это есть: богадельни в Лондоне, школа в Кинсвуде и этот приют в Ньюкастле. Это потому, что вы не только проповедуете людям, но и заботитесь о них.
Джон направился к выходу.
— Да, брат, давным-давно, еще в Оксфорде, мы решили сделать это.
Джон всегда любил детей. Он постоянно заботился о приюте в Ньюкастле и о бристольской школе в Кингсвуде. Уэсли с особой тщательностью обдумывал устройство школы в Бристоле и очень часто останавливался в ней, когда проповедовал в городе. У обучавшихся там мальчиков редко бывали каникулы. Они рано вставали и много работали, но в то время так было во всех английских школах-интернатах. Для детей Джон составил грамматики английского, французского, греческого, древнееврейского и немецкого языков и проследил за тем, чтобы мальчиков обучали также музыке и другим, более серьезным предметам. Однако большую часть своего времени Джон занимался преподаванием и заботился о методистских общинах по всей стране. Каждый день Джона проходил примерно так: раннее пробуждение, проповеди, посещения, переезды верхом и в экипаже из города в город.
Было воскресенье, когда экипаж Джона в семь часов утра катил по дороге из Сент-Ива в Хейл. С Джоном находился доктор Томас Коук, священник, примкнувший к методизму несколько лет назад и ставший секретарем и помощником Джона. Казалось, это слишком раннее время, чтобы отправляться на воскресные богослужения, но обычно рабочий день Уэсли начинался намного раньше. В тот день он встал в 4 утра, умылся, оделся и в половине пятого уже тихо молился в небольшой комнатке, выходившей окнами на синее море. До того, как подали экипаж, Джон успел почитать Библию, просмотреть проповеди, которые ему нужно будет прочесть в этот день, и легко позавтракать. Его слова сбылись. Корнуолл, где Джону когда-то пришлось есть ежевику и спать в лачуге среди болотных топей, теперь стал местом, где ему, Джону Уэсли, всегда были рады.
Джон выглянул из окошка экипажа. Повсюду виднелись оловянные рудники, и на всем расстоянии от Сент-Ива до Хейла вдоль дороги группами стояли небольшие деревушки с серыми домами. Весть о приезде известного проповедника достигла города быстрее его самого. Подъехав к окрестностям Хейла, Джон увидел огромную толпу людей, преградившую дорогу медными изделиями. Почти все эти люди были работниками оловянных или медных копей. Уэсли вспомнил, как раньше его появление вызывало в Корнуолле беспорядки и бунты; теперь же люди собрались только для того, чтобы попросить его прочесть им проповедь прежде, чем он въедет в город. Джон не мог отказаться и прочел свою первую в этот день проповедь под открытым небом.
Сам молитвенный дом методистов был настолько интересным, что он вынул свой дневник и сделал там о нем запись.
— Я никогда не видел ничего подобного, Томас,— сказал Джон доктору Коуку.— Взгляните на это здание. Оно совершенно круглое, и построено оно из отходов!
- Из отходов?
— Да,— ответил Уэсли. Казалось, он знал все,-Эти квадратные камни — это то, что осталось после переработки оловянной и медной руды. Это называется шлак. Может, у наших методистов и немного денег, но хороших идей им не занимать.
Джон отправился через дорогу к молитвенному дому и подождал, пока Коук догонит его.
— Но я вижу, кто-то истратил ради нас много денег.
Это было действительно так. Один из членов собрания приготовил для них чай, чтобы они могли освежиться после дороги, а в то время этот напиток был одним из самых дорогостоящих напитков в Англии. Контрабандисты и моряки, когда-то пытавшиеся убить Джона, теперь готовы были отдать ему лучшее из того, что у них было. Методисты собрались в церкви, чтобы Джон совершил там Вечерю Господню, в которой они очень редко могли участвовать. Джон встретился с несколькими людьми, испытывавшими трудности, и с теми, кого уличили в провозе контрабанды.
- Вы знаете наши порядки,- строго сказал им Джон в небольшой комнатке.— Занимающиеся контрабандой должны быть исключены из членства в методистской церкви. То же самое относится к тем, кто выпивает, бьет своих жен или не посещает еженедельные служения. Вы не можете, как христиане, молиться в воскресенье, а в понедельник скверно вести себя. У вас есть еще один шанс, но только один. Иначе местный проповедник вычеркнет ваши имена из списков методистов, если еще хоть раз вас уличат в переправке контрабанды.
* * *
К полудню Джон уже был в Редруте, расположенном примерно в десяти милях от Хейла. Там он собирался встретиться с методистами в одном из молитвенных домов, что он и сделал. Однако час спустя, когда Уэсли, выйдя из церкви, собрался пойти пообедать, ему едва удалось пробиться сквозь собравшиеся на улице толпы людей. К половине второго людей стало больше, чем он когда-либо раньше видел в этом городе, являвшемся центром оловодобывающей промышленности. Чтобы попасть на рыночную площадь, Джону пришлось обратиться за помощью к констеблю. По воскресеньям рынок не работал — методисты следили за этим. И теперь вся рыночная площадь со всех сторон была заполнена людьми. Джон, осмотревшись вокруг, к своему удивлению, заметил, что не только во всех окнах домов, расположенных вокруг площади, но и на крышах сидели люди. Джон помолился, а затем примерно в течение часа проповедовал. Час спустя люди по-прежнему стояли на рынке и пели некоторые гимны его брата Чарльза, в то время как Джон выехал уже в Басвил, расположенный на расстоянии нескольких миль от Редрута. Здесь находилась знаменитая шахта Гвеннап — глубокая, широкая яма, куда много лет назад провалилось несколько рудокопов. Джон проповедовал там каждый раз с тех пор, как он впервые посетил Корнуолл. На этот раз в это сентябрьское воскресенье задолго до приезда Джона двести тысяч человек ожидало его, чтобы послушать снова его проповедь. Когда Джон подъезжал к этому месту, до него донеслось пение собравшихся людей.
“О, пойте на тысяче языков”, “Любовь Божья, превосходящая все остальные”, “Иисус — Возлюбленный моей души” - один за другим широко известные гимны его брата наполняли корнуолльский воздух. Там их исполняли, по словам Джона, так, как ни в каком другом месте Англии.
Вечером Джон вернулся в Редрут, чтобы и там совершить Вечерю Господню и после ужина допоздна беседовать с друзьями-методистами. Итак, с четырех часов утра он преодолел расстояние примерно в 25 миль, провел полдюжины служений в трех разных городах и селениях и пообщался со множеством людей. Таковым было обычное воскресенье Джона Уэсли в его 84 года. Кроме того, каждый день недели, каждая неделя года были очень похожи на этот день.
10