10

10

Арлин Уайтинг сообщила Сьерре по внутреннему телефону:

— Вас спрашивают по первой линии. Майкл Клэнтон.

— Мой брат, — удивилась Сьерра и нажала кнопку.

Майк никогда не звонил. Он не особенно жаловал телефоны и предоставлял Мелиссе, своей жене, поддерживать связь с родственниками. «Как там у вас в „городе ангелов“?» — всегда начинала Мелисса, чем вызывала улыбку у Сьерры.

Ничто, кроме чрезвычайного события, не могло заставить его позвонить.

— Что случилось, Майк?

— Мама больна.

— Больна? — встревожилась Сьерра.

— У нее рак.

Сьерра не могла в это поверить.

— Не может этого быть! Я видела ее всего лишь несколько месяцев назад. — Она заметила еще на Рождество, что мать выглядела исхудавшей. Даже спрашивала ее об этом. — Да, она немного потеряла в весе, но сказала, что чувствует себя прекрасно.

— Она не хотела тебе говорить. Сьерра сильнее сжала трубку.

— Ты уверен?

— Она давно уже знает об этом, — тихо ответил брат. — Просто она молчала до недавнего времени.

— Что значит «давно»? Когда она обнаружила?

Наступила короткая пауза.

— Ей поставили диагноз прямо перед вашим переездом в Лос-Анджелес.

— Что? — Сьерра почувствовала, как кровь стынет в ее жилах от потрясения. — Это было два года назад, Майк. — В памяти с ослепительной отчетливостью вспыхнули какие-то мелочи, указывающие, что что-то было не так. Она еще удивлялась тогда, почему мама вдруг решила прибраться на чердаке. Что она тогда сказала? Что не хочет перекладывать весь этот хаос на наши с Майком плечи? О, Боже. Слезы навернулись на глаза Сьерры. — Почему она ничего не сказала?

— Ты знаешь маму, Сьерра. Она не хотела никого беспокоить.

— Ее лечат?

— Когда врачи обнаружили опухоль и поставили диагноз, ей сразу же удалили молочную железу. И только после этого выяснилось, что у нее метастазы в костях.

— О, нет, — прошептала Сьерра. — И она не сообщила тебе?

— Она никому ничего не говорила вплоть до последнего времени. Сердце наполнилось тревогой.

— Что же случилось?

— Ее правая нога так сильно болела, что она не смогла сесть за руль. Она позвонила Брейди и попросила отвезти ее к врачу. — Майк снова помолчал несколько секунд. — Они повторно провели магнитно-резонансную томографию. Ответ неутешительный.

Сьерра закрыла глаза, ее начала охватывать паника. Мать была для нее той твердыней, на которую она всегда опиралась. Она не могла потерять ее! Ей всего шестьдесят пять лет. Сотни раз они шутили, обсуждая, как будут справлять ее столетие.

— Она собирается пройти курс химиотерапии?

— Нет.

— Что значит нет?

— Она сказала, что не хочет.

— Но…

— Ничего хорошего это не даст на данной стадии, Сьерра.

— Они должны сделать что-то. А как насчет облучения? Могут хотя бы попытаться?

— Когда диагностировали болезнь, метастазы уже были в костной ткани. Теперь они затронули печень.

Сьерра опустила голову и на мгновение прижала руку к губам, чтобы не дать себе расплакаться. Майк помолчал с минуту.

— Сейчас она проходит паллиативный[17], более мягкий курс лечения, — сказал он охрипшим от волнения голосом.

— Что это такое?

— Они облучают ее, чтобы умерить боль в правой ноге.

Слезы потекли по щекам Сьерры. Она сглотнула, пытаясь сохранить спокойствие в голосе.

— У нее сильные боли, Майк?

— Она не очень-то говорит об этом, — превозмогая себя, произнес Майк. — Ты ведь знаешь маму. — Он помолчал немного. — Думаю, уже месяц, как она на обезболивающих лекарствах. Мелисса на днях убирала посуду в шкафчик и нашла поставленную глубоко в уголочек аптечную склянку с приготовленной по рецепту микстурой. — Он выругался еле слышно, и она поняла, что он плачет. — Я перезвоню тебе через пару минут.

И тут же оборвал разговор.

Сьерра положила трубку и закрыла лицо руками. Она пыталась побороть нахлынувшие на нее чувства. Отчаяние, страх, желание в ту же секунду вскочить, сесть в машину и ринуться к матери. Ее всю трясло.

— Плохие новости? — спросил Рон, стоя в проеме двери, которая соединяла его просторный офис с ее небольшим кабинетом.

— Да, — проговорила она, не поднимая глаз. Казалось, произнеси она еще несколько слов, и уже ничто не поможет ей совладать с собой.

Раздался звонок. Она схватила трубку и мгновенно нажала на кнопку первой линии.

— Майк?

— Извини, — хрипло проговорил Майк.

— Не думай об этом, — крепко сжимая трубку, проронила Сьерра и прикрыла свободной рукой лицо, прячась от пристального взгляда Рона. Горло горело, она едва дышала. — Сколько у нас времени?

— Месяц, может, меньше.

Она судорожно сглотнула, взглянула на календарь, глаза застилали слезы. Если то была правда, мать не доживет до своего шестьдесят шестого дня рождения. Сьерра почувствовала боль в груди от тяжести навалившегося на нее страха.

— Она дома?

— Нет. Она в больнице. Пока не завершится курс. Пять-шесть дней. Потом вернется домой.

— В какой больнице?

— Муниципальной.

Он продиктовал номер телефона.

— Я перезвоню тебе вечером, Майк.

Рука дрожала, когда она вешала трубку. Рон все еще стоял на пороге. Он ничего не сказал, но она почувствовала, что он искренне беспокоится. За последние четыре месяца Сьерра узнана его как человека тонкого, проницательного и неравнодушного.

— У мамы рак.

Рон медленно выдохнул:

— Насколько все плохо?

— Уже задета печень, — сиплым голосом выдавила Сьерра, боясь, что если скажет больше, то расплачется.

Она почувствовала, как рука Рона скользнула по ее плечу и ласково сжала его в знак утешения.

— Мне очень жаль, Сьерра.

Она вспомнила, как ее мать выглядела шесть месяцев назад — исхудавшая с седеющими волосами. Сьерра тогда прямо спросила ее, все ли с ней в порядке, и мама, как ни в чем не бывало, ответила, что все чудесно. Чудесно? Как она могла держать в себе такое?

— Она ни словом не обмолвилась об этом, Рон.

— Что ты собираешься делать?

Руки ее стали холодными, словно ледышки.

— Хочу съездить домой.

— Так и сделай, — сказал он просто.

Она подумала о том хаосе, который оставит после себя, когда уедет. У нее очень много работы. А что будет с детьми? Кто позаботится о Клэнтоне и Каролине? Кто будет подбрасывать их в школу? Кто будет отвозить Клэнтона на занятия по бейсболу, а Каролину на музыку? Алекс уходит на работу в шесть тридцать и никогда не возвращается раньше семи вечера.

Может, ей следует забрать детей из школы и взять их с собой? Но как она может решиться на такое, если даже представить трудно, с чем она столкнется дома? Что они будут делать, пока она будет ухаживать за матерью?

— Я не знаю, что мне делать, — сказала она растерянно. — Даже не знаю, с чего начать.

В голове вновь тревожным набатом раздались слова Майка. Месяц. Может, меньше.

«О, Боже! Боже, где Ты?»

Ей захотелось быть рядом с матерью. Так отчаянно захотелось этого, что ее затрясло от страха — вдруг это окажется невозможным.

Рон присел на край ее стола.

— Позвони Алексу.

Она набрала номер «Мира будущего». Секретарь Алекса сообщила, что его нет на месте.

— У него была назначена встреча на час.

— Можете передать ему сообщение на пейджер?

— Он просил не…

— Это очень важно! Когда вы с ним свяжетесь, передайте, чтобы он позвонил мне на работу. Пожалуйста.

Сьерра повесила трубку. В последнее время его ни разу не оказывалось на месте, когда она ему звонила.

Дрожь не унималась. Сьерра начала перебирать бумаги на столе, задаваясь вопросом, как же ей рассортировать их и покончить со всем этим до конца рабочего дня. А завтрашний день? У нее составлен четкий график работы. Нужно многое отпечатать. Нужно сделать массу звонков. А еще написать письма. Ей никак не удавалось сконцентрироваться. Рука Рона остановила ее лихорадочные движения.

— Я позвоню Джуди. Она как-то говорила, что им с Максом необходимо накопить деньги на первоначальный взнос за дом. Уверен, она согласится подменить тебя на время.

— Это невозможно, Рон. Она кормит Джейсона.

— Пусть приносит ребенка с собой. Я не возражаю. Да и Арлин любит повозиться с малышом. Если станет уж очень туго, думаю, мы сможем найти двух ответственных подростков, которые помогут нам.

— Миранда, — мгновенно сообразила Сьерра, вспомнив о пятнадцатилетней беглянке, которая приняла участие в программе почти одновременно с началом трудовой деятельности Сьерры. — В детском саду говорят, что она замечательно управляется с малышами.

Рон улыбнулся и легонько коснулся ее щеки костяшками своих пальцев. Это был до странности интимный и нежный жест, который вогнал ее в краску.

— Мы справимся здесь со всем. Ты лучше поезжай к своей маме.

Он выпрямился.

Когда Алекс не позвонил до половины второго, она не стала дожидаться его и согласовывать с ним свои действия. Марша дала ей номер телефона профессиональной няни. Сьерра позвонила Долорес Гуэрто и объяснила ситуацию. Долорес согласилась встретиться с ней в четыре пополудни, чтобы они успели просмотреть расписание детей, договориться об обязанностях по дому и об оплате.

Сьерра упаковывала свои вещи, когда Алекс пришел домой. Он остановился как вкопанный прямо в дверях спальни и уставился на два чемодана, распахнутых на их двуспальной кровати.

— Что происходит? — спросил он с побледневшим лицом. — Что ты делаешь? Куда уезжаешь?

— Если б ты удосужился мне перезвонить этим утром, ты бы знал. — Она рывком открыла ящик комода. — Еду домой.

Он процедил бранное слово и вошел в комнату.

— Слушай. Давай поговорим о…

— Нам не о чем говорить, — оборвала она его на полуслове. — Моя мать в больнице. У нее рак.

Сьерра положила свитер на пару темно-серых брюк и судорожно сглотнула.

Алекс облегченно вздохнул.

— Я думал… — он тряхнул головой. — Я очень сожалею, — серьезно произнес он.

Она повернулась к нему лицом, глаза ее были наполнены болью и страданием.

— Сожалеешь о чем, Алекс? Что теперь тебя никогда нет рядом, когда ты мне нужен? Что у моей матери рак? Что все это не вписывается в твой драгоценный график?

Он промолчал. Оскорбленная, она с горечью посмотрела на него.

— Где ты был? Твоя секретарша сказала, что отправит тебе сообщение. Ты его получил?

— Да.

— Почему же ты не позвонил?

— Я был занят. — Он сделал еще несколько шагов. — Слушай. Я подумал, что если это действительно важно, то ты перезвонишь еще раз.

Она вновь повернулась к чемоданам в горькой обиде.

— Приятно узнать свое место в списке приоритетов.

— Ты хочешь поругаться перед отъездом? Может, именно этого ты и хочешь?

Сьерра вошла в гардеробную. Когда она вышла оттуда с еще одной парой брюк, Алекс стоял посреди комнаты, почесывая затылок. Вся дрожа, она положила одежду на постель.

— Ты так был нужен мне, Алекс. Где же ты был?

Повернувшись, он посмотрел на жену. Во взгляде его появилось нечто такое, что у нее подкосились ноги. Вина. И стыд. И не потому только, что он не связался с нею по телефону. Было нечто большее, нечто более весомое. Его глаза предательски моргнули, и выражение исчезло, спряталось.

— Чем я могу помочь? — бесцветно произнес он.

Ей хотелось крикнуть, что он может обнять ее. Может сказать, что любит ее. Что обещает звонить ей и говорить с ней каждый день. Уверить ее, что все будет хорошо с детьми, пока ее нет.

— Не знаю, — уязвленная, призналась она. — Может, молить о чуде?

«Для кого, Сьерра? — промелькнуло в голове. — Для твоей матери или… для вас с Алексом?»

Что завело их в этот тупик? Они не могут говорить друг с другом. Словно огромная, в четыре фута толщиной и сто футов высотой стена выросла между ними. Она устала пробиваться сквозь эту толщу.

Он снял пиджак и положил его на стул.

— Что собираешься делать с детьми?

Жгучая ярость волной накрыла ее, желудок свело от злости. Разве не он только что предлагал свою помощь? Смех, да и только. Все, о чем он волновался, так это о своем удобстве и спокойствии.

— Не беспокойся. Я уже наняла няню. Тебе не придется искать. Ее зовут Долорес Гуэрто. Она будет приходить к семи каждый день. Думаю, ты не будешь против, если придется задерживаться дома на лишние тридцать минут, пока она не придет. Долорес согласилась готовить, стирать и прибираться в доме. Она водит машину, а потому будет отвозить детей в школу и забирать их оттуда. Она также позаботится, чтобы Клэнтон посещал занятия по бейсболу, а Каролина брала уроки фортепиано. Я знала, что у тебя не найдется времени или настроения для детей. Я ей дала сто долларов для оплаты за газ. Она берет три сотни в неделю. В пятницу ты должен выдать ей деньги.

Сьерра посмотрела на мужа в ожидании ответа. Лицо его было неподвижно.

— Как долго, думаешь, тебя не будет?

Она прикусила губу, неистово борясь с навернувшимися слезами.

— Столько, сколько понадобится, — выдавила она с трудом и отвернулась. Никак не могла вспомнить, что она уже упаковала, а что еще осталось.

— Ты не можешь все это взять на себя, Сьерра.

Очень хотелось верить, что слова эти вызваны заботой о ней, но не получалось. Что в действительности его беспокоит?

— Майк сказал, что врачи дают ей месяц, может, меньше. Я хочу провести с ней каждую оставшуюся минуту.

— Ты думаешь, я не понимаю этого?

«Разве?» — чуть не вырвалось у нее. Если б на самом деле понимал, разве перевез бы семью в Южную Калифорнию? Иногда она спрашивала себя, любит ли он своих собственных отца и мать? Когда он звонил им в последний раз? Были еще те два коротких визита за весь год, которые, казалось, дались ему с большим трудом.

Совершенно очевидно, единственное, что он действительно любил, — это его работа. Ничто более, казалось, не интересовало его, и меньше всего — жена и дети. Не говоря уже о матери Сьерры, она просто не вписывалась в план его жизни.

— Ты не веришь мне, да? — буркнул он агрессивно, будто защищаясь.

— А следует? Надеюсь, ты позвонишь и поговоришь с ней, пока есть такая возможность. — Она посмотрела на него горящими глазами, обида и ярость закипали в ней, сменяя друг друга, вызывая желание мстить. — Люди нуждаются в любви, когда им больно.

Его взгляд стал холодным.

— Оставляю тебя одну, чтобы ты могла спокойно собраться.

И вышел из комнаты.

—*—

Сегодня приходил пастор поговорить со мной.

Кажется, в Галене он проповедует на рыночной площади. Первое, что он сделал, посмотрел на моих детей и мой округлившийся живот и спросил, как давно я замужем. Достаточно, ответила я. Он сообщил мне о смерти мистера Грейсона прошлой весной. Тот упал и порезался о нож струга, а через две недели скончался, весь скрюченный, как крендель, и с намертво сжатой челюстью. Я спросила, пришел ли он лишь для того, чтобы потолковать об этом. Он сказал, что мой отец болеет, и что дом скоро зарастет травой, и что я должна знать об этом, чтобы как-то помочь. Я сказала, что, по всей вероятности, папа не болен, а пьян. А он напомнил мне, что в библейские времена папа мог вывести меня на улицу и забить до смерти камнями. Я же сказала, что, насколько я понимаю, один только единственный раз Иисус вышел из Себя и разозлился, и это было из-за церковников, которые так были заняты поисками соринки в глазах других людей, что проглядели бревно в своих собственных. Он ушел очень удрученным.

Теперь нужно думать, что же мне делать. Даже будучи пьяным, папа никогда не относился небрежно к земле.

Я поживу у тети Марты, пока Джеймс съездит узнать, как там отец.

Я уже успела забыть, какое это приятное ощущение спать в большой кровати с кружевным пологом и под крышей, которая не протекает, ветер не свищет сквозь оконные щели, стены выкрашены белым, на стене — картина с гречанкой, наливающей воду из кувшина. Бет спит со мной на пуховой перине, а Джошуа с малышом Хэнком спят в маленькой комнатушке рядом. Я скучаю по Джеймсу.

Довольно часто в дом тети Марты приходят разные люди. Дверь у нее открыта для всех. Вчера она пригласила на ужин бродягу.

Вид у него был усталый, одежда вся в дырах, сквозь которые просвечивало голое тело. Когда он уходил, выглядел несравненно лучше. Она дала ему денег оплатить комнату в гостинице. Тетя Марта и три ее приятельницы весь день шили лоскутное одеяло. Она пригласила меня присоединиться к ним, что я и сделала. Бетси приняла на себя заботы о Джошуа и малышах. Они себя расчудесно чувствовали под ее теплым крылышком. Бетси испекла для Джошуа бисквитный торт и приготовила яблочное пюре для маленького Хэнка. Дамы с умилением наблюдали за возней малышей. Их собственные уже давно выросли и разъехались кто куда.

Не думала, что можно получать такое удовольствие от женского общества, хотя мне всегда нравилось бывать с тетей Мартой. Но она не такая, как большинство из тех, кого я встречала.

Эти женщины такие же, как она. Они шутили, смеялись разным разностям, но ни одного недоброго слова в адрес кого бы то ни было ни одна из них ни разу не произнесла.

Жизнь тяжела и жестока.

Джеймс и папа оба болеют, и нам нужно поехать к ним и ухаживать за ними. Я не рискнула спросить, смягчилось ли сердце папы ко мне. Довольно скоро я узнаю это сама.

По правде говоря, я рада, что еду домой, хотя и буду скучать по тете Марте, Бетси и Кловису.