Дополнение Ишайя Вольфсон из "Проблема воздаяния у Саадии-гаона"
Дополнение Ишайя Вольфсон из "Проблема воздаяния у Саадии-гаона"
Есть глубокие корни в подходе устной Торы к разбираемой проблеме (проблеме воздаяния). Из всего материала, приведенного в Устной и Письменной Торе, мы так и не знаем, сколько стоит на весах Всевышнего каждая заповедь и каждое отдельно взятое преступление. Всякий поступок — это неповторимое событие. Поэтому оно является исключительным. Есть оценка поступков в книгах этики, но цена каждого конкретного поступка, требует специального разбора. В законодательных кодексах есть закон, касающийся каждого случая, но всегда приходится принимать во внимание сопутствующие обстоятельства. Если так на земле, то тем более так у Всевышнего, который знает помыслы человека. И создается правило: намерения и умыслы тоже следует принимать во внимание. Талмуд говорит об этом: "Добрые мысли Всевышний присоединяет к поступку" (Кидушин 39). Единственное исключение из этого правила — идолопоклонство. Тем самым есть связь между мыслью и поступком. Но нам людям не дано это видеть, а потому "Судья судит только то, что видят его глаза" (Сангедрин 6б).
Когда мы читаем: "Преступление, совершенное во имя (Небес), значительней заповеди не ради (Небес)", — мы понимаем насколько трудно судить поступки людей, награду за них и наказание. "Тамар развратничала (см. Бер. 38) и Зимри развратничал (см. Бемид. 25:1–9). От разврата Тамар произошли цари и пророки. Зимри развратничал — погибли несколько десятков тысяч израильтян".
Не приступая к столь сложной проблеме, как заповедь, исполненная не ради Небес и преступления ради Небес. Остановимся на выводе, что не только поступок сам по себе определяет приговор суда. Если бы не Талмуд, кто бы посмел заявить сделать столь смелое заявление: "Тамар развратничала и Зимри развратничал"? Понятно, что здесь речь идет об оценке каждого события. Так комментирует Раши: "Тамар действовала во имя блага — чтобы восстановить семя мужа", тогда как Зимри искал преступления. Из обсуждения Талмуда явствует, что заповедь, совершенная не ради Небес, и преступление, совершенное ради Небес, — равны. (Следует принять во внимание высказывание, сделанное в ходе обсуждения Талмуда, которое ослабляет наше высказывание: "Пусть человек занимается исполнением Торы и ее заповедей не во имя Небес; потому как в конце он придет к исполнению во имя Небес" — прим. автора).
Если заповедь, совершенная не ради Небес, и преступление, совершенное ради Небес, — равны, то понятно, что сама тема воздаяния достаточно сложна. В Талмуде нет подробностей, там только зафиксировано правило — каждый поступок человек следует судить отдельно, и каждая подробность влияет на решение суда.
Саадия-гаон подчеркивает этот принцип, когда приводит высказывание Талмуда: "Всякий, у кого заслуги превышают грехи…". Он добавляет к нему следующее: "Речь идет о том, кто совершает и преступления и заслуги. И когда совершает преступления, не жалеет о заслугах, которые совершил. Но тот, кто совершил много заслуг, а потом пожалел о содеянном, — все они пропали для него. Точно так же: тот, кто совершил многие преступления и сожалеет о содеянном, выполнил все законы возвращения на пути Всевышнего, и уничтожил свои грехи. Праведник, который разочаровался в своих добрых поступках, теряет их для мира грядущего, и Всевышний воздает ему за них в мире этом.
В тот момент, когда наши мудрецы вводят понятия раскаяния и разочарования, тут же пропадает простой арифметический подсчет в вопросах заслуг и прегрешений. Весь вопрос воздаяния становится сложным. Заслуги могут пропасть, преступления — потерять свое значение. Обычно мы приводим раскаяние, как пример духовной деятельности в религиозной жизни. В бездушной жизни и даже в мире животных, нет подобного явления. Я не уверен, что у народов мира, даже среди их религиозных авторитетов рождались идеи такого рода, и что такие идеи нашли столь точное выражение. Особо важно подчеркнуть, что эта идея родилась среди наших ученых, подчеркивающих значение именно поступка, заповедей и запретов.
Обычно, мы обращаем внимание на раскаяние, и полностью пренебрегаем разочарованием в совершенных добрых поступках, которое ставит под угрозу заслуги праведника. По-видимому, авторитеты иудаизма не приняли это положение, или, во всяком случае, не рассматривают разочарование на том уровне, на котором они рассматривают раскаяние. Но с точки зрения простой логики, р. Саадии есть на что опереться, придавая разочарованию в добрых поступках решающее значение, подобное расскаянию. В результате такого рассмотрения его построение, ставящее раскаяние напротив разочарования, приобретает симметрию, производящую сильное впечатление.
Конечно, если мы следуем распространенным у нас мнениям: "Многомилостивый" — это значит, что весы склоняются в сторону милости, то мы теряем право придавать раскаянию такой же вес, как и разочарованию в добрых поступках. Потому как невозможно счесть, что положительная сила имеет тот же вес, что и отрицательная. Но мы здесь не занимаемся решением судебной или галахической проблемы (иными словами: мы свободны в принятии любого решения). В любом случае раскаяние и разочарование будут играть существенную роль в вопросах заслуги и наказания, а тем самым в проблеме воздаяния.
Из своего построения по поводу раскаяния и разочарования р. Саадия делает далеко идущие выводы. Он пишет: "Таким образом, может получиться, что праведник, полный благих дел, награда за которые уготована ему для мира грядущего, если разочаруется в своих поступках, то пропадут они "со счета" мира грядущего. Тогда Всевышний заплатит ему за некоторые из них в этом мире. Тогда люди увидят, что с того дня, когда человек начал грешить, начались блага его и решат, что им тоже следует грешить. Но блага эти приходят ему не за нынешние грехи, а за прошлые заслуги. Может быть, злодей, преступления которого "лежат на счету" мира грядущего. И когда он раскается в них, то "снимут их со счета" мира грядущего и заставят оплатить их в этом мире. И увидят люди, что беды начали преследовать человека, когда он отвратился от своего дурного пути. И закрадутся в сердца людей сомнения" (5:3).