12. Жизнь Иисуса Христа в Назарете, в доме Его родителей

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

12. Жизнь Иисуса Христа в Назарете, в доме Его родителей

Что же будет происходить в Назарете с Иисусом Христом до тридцатилетнего Его возраста? Каким образом будет расти сей Божественный Младенец? Весь этот промежуток евангелисты пропускают, и почти вовсе ничего не говорят об Иисусе Христе до торжественного явления Его на Иордане. Есть только общий отзыв, что Младенец возрастал «премудростию» и разумом «и благодатию у Бога и человек» (Лк. 2; 52). У евангелиста Луки есть и частный рассказ о происшествии, случившемся с Иисусом Христом на двенадцатом году Его возраста. Примечательно молчание евангелистов. Если бы они следовали наклонности Иудеев к чудесному, то какое обширное здесь поле для повествования о чудесах! Воображение и неживое здесь сделалось бы творческим. И действительно, в древности явились руки досужие, которые писали много о чудесах Иисуса Христа, случившихся в младенчестве Его. Молчание евангелистов должно быть сильнейшим доказательством для беспристрастной критики, что они не были пристрастны к чудесному и повествовали только о действительных чудесах. Благодаря евангелистов за сие молчание, размыслим несколько о пребывании Иисуса Христа в доме родителей до тридцати лет и воспользуемся общим и частным рассказом евангелистов.

Во-первых, заметим мудрое водительство Промысла в избрании места для проведения юных лет Иисуса Христа. Главной причиной, почему Иисус Христос, по распоряжению Промысла, должен был явиться миру на тридцатом году Своей жизни, было то, что служение Мессии должно было открыться в зрелом возрасте. Так и раввины Иудейские вступали в должность народных учителей на тридцатом году своей жизни. По обыкновенному соображению должно бы думать, что лучшим местом для проведения юных лет Иисуса Христа долженствовал быть Иерусалим или его окрестности; но в самом деле было не так. Ему надлежало провести несколько времени в уединении, быть сокрытым, устраненным от всего человечества. Известность Его между людьми, и особенно в Иерусалиме, повредила бы Его служению. Мы видим, что Его после принимают худо в Назарете, тем более можно бы было ожидать сего от Иерусалимских жителей. Но совсем другое дело, когда Он является на проповедь неведомо откуда, как бы сшедшим с неба. С другой стороны, сие уединение Его в простом городке разобщало Его со всеми человеческими средствами и пособиями к образованию; а сия разобщенность и чудесные действия, после совершенные Им, показывают, что Он действовал при помощи Божественной.

Здесь не излишне для большей ясности осветить исторически место Его пребывания. Назарет лежит в Галилее, на границе Иудеи и Сирии, на северо-востоке, недалеко от верховья Иордана. Страна сия есть одна из диких, малонаселенных, но она изобиловала тогда дарами природы, хотя и дикой. Окрестности ее были богаты водой, невдалеке находилось Тивериадское озеро, также верховье, из коего течет Иордан, были и горы некоторые, в числе коих и Фавор. Назарет был населен людьми простыми, которые занимались, по свидетельству Флавия, земледелием, садоводством, изделиями древесными, чем занимался и Иосиф. Такое место для развития нравственного чувства было самое лучшее. Посему-то в проповедях и в притчах Иисуса Христа часто видно было обращение к предметам природы, как, например, к земле гористой, к тернию (см.: Лк. 8; 6-13); отсюда же, по замечанию блаженного Августина, и выражение: "никто же возлож руку на рало".

Каким образом жизнь Иисуса Христа проходила в уединении? Однообразно, мирно, тихо. Было ли в ней что-либо чудесное? Евангелист не показывает этого, и, вероятно, не было. Упоминаемое у евангелиста первое чудо Иисуса Христа, совершенное Им в Кане, есть в собственном смысле первое. Уединению чудеса и неприличны, ибо они вдруг обратили бы на Него внимание. Замечательно, что слух о первых чудесах, бывших при Его рождении, скоро замолк, и они не сделали Его предметом любопытства, и (осмелимся сказать) Промыслу труднее было в сем случае, если только для Него есть что-либо трудное, остановить ряд чудес, нежели продолжать оные, и притом столько, сколько нужно для всенародного открытия Мессии.

Евангелие младенчества Иисуса Христа может служить хорошим руководством к отличию чудес истинных от подложных. В этом евангелии нет никакого богоприличия; например, в нем говорится, что когда Христос бежал в Египет, то Ему на пути встретился город, наполненный идолами, и Он обратил его в холмики, из коих стали выходить мертвые. И еще: Иисус Христос будто, играя с детьми, захотел показать Свое всемогущество и повелел летать по воздуху птицам, сделанным из глины. Много есть и других подобных сказаний. Все подложные евангелия похожи на сие; а все они в совокупности похожи на подложную монету и показывают, что древность была склонна к чудесному.

Как проходило время уединения Иисуса Христа? Евангелист Лука говорит: «Отроча же растяше и крепляшеся духом, исполнялся премудрости: и благодать Божия бе на Нем» (Лк. 2; 40). Отзыв краткий, но заключает в себе весьма много. Без сего можно бы подумать, что возрастание Мессии происходило не по законам нашего возрастания и образования. Напротив, Иисус Христос, постепенно укрепляясь духом, укреплялся и телом; в Нем являлись новые понятия, мысли и чувствования, рассудок развивался и особенно открывались проницательность и соображение. Притом Он особенно был преисполнен благодати (чего в других не бывает в такой мере) «у Бога и человек» (Лк. 2; 52), то есть видно было, что Бог к Нему благоволит. В чем же состояло сие благоволение? В том, что Он одарен был необыкновенными способностями, был умный, добрый, послушный, кроткий, а такого человека нельзя не любить и людям. Но как мог возрастать «премудростию» и «благодатию» Сын Божий? Так же, как и телом. Божество соединилось в Нем с человечеством однажды навсегда, на целую вечность; но участие Божества обнаруживалось в Нем не вдруг, а постепенно. Прежде было участие Оного сверхъестественное: сначала в утробе Матери, потом в младенчестве, а когда обнаружилось в человечестве сознание, то и Божество соединилось с сознанием; но и соединившись с сознанием, Божество все-таки в жизни Спасителя обнаруживалось постепенно. Постепенность сию отчасти показывает апостол Павел, когда говорит, что Иисус Христос «не» вдруг «непщева бытиравен Богу: но Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся якоже человек» (Флп. 2; 6-7). «Темже и Бог Его превознесе и дарова Ему имя, еже паче всякого имене» (Флп. 2; 9). Из повествования евангелиста также видно, что Иисус Христос, по собственным Его словам, не знал до страдания Своего дня Суда всеобщего и кончины мира; по воскресении же Своем Он уже не говорит сего, то есть что Он не знает, а говорит только ученикам: «несть ваше разумеют времена и лета, яже Отец положи во Своей власти» (Деян. 1; 7). Апостол также говорит, что Он опытом и терпением навык послушанию, то есть Он прежде не обнаруживал послушания, потому что не было для сего опытов. Но такое возрастание не противоречит ли ипостасному соединению в Иисусе Христе Божества с человечеством? Нет! Ибо если бы Божество соединилось с человечеством в одно мгновение на всю вечность и выразилось вдруг, тогда не было бы места обыкновенным действиям, например, смерти, страданию, и прочему.

Но как же Божество соединилось с человечеством во всей полноте, и в то же время могло остаться без сознания? Это - тайна. Разве мы более могли бы сказать о сем, если бы Оно действовало с сознанием с самого начала? Это отчасти объясняется соединением божественного с человеческим вообще. В некоторых людях божественного усматривается мало, в других более; в будущей же жизни откроется гораздо более: тогда будут все едино, якоже Отец и Сын (сн.: Ин. 17; 21-22). Так возрастание Иисуса Христа происходило по обыкновенным человеческим законам, и сия постепенность явно допущена для того, чтобы не нарушать без нужды законов природы (только грех не принят Иисусом Христом, и это потому, что он нам не природен, а прившел извне); а сие соблюдение законов естества дало место нравственной заслуге. Ибо совершенно без человеческого естества в Иисусе Христе возможность грешить была бы потеряна, а без сей возможности какая была бы заслуга в том, что Он страдал тогда, как не сотворил ни малейшего греха? Тогда Он - как Бог - не был бы для нас Ходатаем; тогда Он не мог бы молить Бога в Гефсимании об удалении чаши страданий. Но апостол Павел говорит, что Он молился тогда «с воплем крепким и со слезами... и услышан быв от благоговеинства, аще и Сын бяше, обаче навыче от сих, яже пострада, послушанию» (Евр. 5; 7-8). До страдания и Воскресения в Нем еще была возможность делать или не делать добро; в прославленном же Сыне Божием возможность сия уже не имела места: осталось одно добро. Апостол Павел говорит еще: «Началника спасения... страданьми» подобаше «совершити» (Евр. 2; 10); без сего Он был бы несовершен. С сей точки зрения, все выражения об Иисусе Христе, о которых несколько веков спорили, и некоторые учители даже подвергались проклятию за ереси, понятны и просты. Трудность же сия происходила оттого, что смешивали такие вещи, кои нужно бы различать, то есть надобно всегда помнить, что Божество соединилось с человечеством вдруг и навсегда, но самое проявление Божества последовало не вдруг и не в одинаковой полноте, а развивалось постепенно.