Глава V Эпоха «нового застоя»: 1996–1999

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава V

Эпоха «нового застоя»: 1996–1999

Наступивший застой не смогло преодолеть даже заключение Парламентской ассамблеи Совета Европы № 193, принятое в начале 1996 г. Вступление России в «советскую Европу» сопровождалось целым списком рекомендаций, в частности, «в кратчайшие сроки возвратить собственность религиозных организаций», независимо от того, у кого на данный момент находилось имущество. Рекомендации ПАСЕ № 1556, принятые весной 2002 г., вновь предлагали странам-участницам гарантировать религиозным организациям реституцию ранее национализированного имущества или выплату справедливой компенсации в определенные сроки.

26 мая 1996 г. Президент подписал федеральный Закон № 54-ФЗ «О музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации». В понятие «культурные ценности» были включены «предметы религиозного и светского характера», что в законодательстве о культуре было отмечено впервые. Очевидно, это было сделано в качестве определенной уступки церковному сообществу, настаивавшему на возможности передачи предметов культа из музейных коллекций в ведение религиозных организаций. Признавая специфику памятников религиозной культуры, Закон провозгласил статьей 15 неотчуждаемость предметов и коллекций, включенных в состав государственной части музейного фонда, а сами музейные коллекции признал неделимыми. Мера, направленная на сохранение музейного дела и культурных ценностей в России, не была безукоризненной. Понятие неделимости коллекции оказывалось неисторичным. Закон защищал сложившийся status quo, который возник, в частности, в результате расформирования уникальных собраний в церковных и монастырских ризницах и епархиальных древлехранилищах, которые отражали естественный ход сложения русской культуры. Возможность воссоздания таких уникальных комплексов духом Закона не исключалась, но требовала принятия экстраординарных мер. Такие попытки, произошедшие позднее и связанные с Троице-Сергиевой лаврой и Ипатьевским монастырем, сопровождались драматическими ситуациями, разрушением музейных структур и общественной нестабильностью.

6–8 июня 1996 г. в Москве состоялась конференция «Проблемы современной церковной живописи», которая, помимо всего прочего, вновь предложила патриархии создать отдел по вопросам православной культуры с научно-методическим советом в его составе. Новый орган должен был осуществлять надзор за церковным искусством, наблюдение за реставрацией и хранением культурного наследия Церкви и разработку программ преподавания и исследования церковной археологии. Одновременно было принято обращение к Президенту и Госдуме по поводу нового закона о музеях. Это было сделано по инициативе участвовавшего в обсуждении законопроекта протоиерея Александра Салтыкова. Было заявлено, что его текст игнорирует религиозное значение художественных ценностей, что является оскорблением святыни и противоречит закону о свободе совести. Обращение предлагало учитывать насильственный характер формирования фондов после 1918 г. при определении дальнейшей судьбы музейных коллекций. При этом государство должно декларировать право собственности Русской Церкви на все хранящиеся в музеях реликвии. Обращение предлагало дополнить статью 3 нового Закона понятием «религиозные святыни», которые могут быть отчуждены из музейных фондов. Статью 15 также предлагалось существенно изменить: религиозные святыни, изъятые у Церкви, возвращаются в ее собственность, а наиболее ценные из них находятся под наблюдением и охраной государства, которое оказывает Церкви необходимую финансовую поддержку[238].

Впрочем, закон был уже принят. Сложнее обстояло дело с законом об охране культурного наследия. До 2002 г. в стране оставался в силе Закон РСФСР от 15 декабря 1978 г. «Об охране и использовании памятников истории и культуры» и документы Совмина СССР «Положение об охране и использовании памятников истории и культуры», утвержденное постановлением от 16 сентября 1982 г., и «Инструкция о порядке учета, обеспечения сохранности, содержания, использования и реставрации недвижимых памятников истории и культуры» от 13 мая 1986 г. Новый закон с апреля 1996 г. готовился рабочей комиссией Госдумы под руководством Тамары Гудима и Алексея Комеча. Однако к октябрю вновь дала себя знать практика блокировки закона с помощью альтернативного варианта, предложенного на сей раз петербургскими депутатами. Закон был снова снят с рассмотрения, а в декабре 1996 г. была создан новый коллектив для составления консолидированного проекта.

26 декабря 1997 г. проект федерального Закона «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» был принят Думой в первом чтении. На представлении закона Т. Гудима отмечала, что депутатам известны крайне тревожные факты о варварской «реставрации» переданных патриархии памятников. На вопрос депутата фракции «Наш дом — Россия» Г. Волкова, не ужесточит ли закон возможность передачи храмов церкви, она отметила, что ограничения в этой области должны существовать, особенно в связи со зданиями, где располагаются учреждения культуры. Дума рекомендовала не стимулировать искусственно уже начавшийся процесс. Ее поддержал и депутат от КПРФ бывший министр культуры СССР Н. Губенко, сославшийся на заверения патриарха Алексия (Ридигера) о том, что у церкви недостаточно средств для возвращения всех полуразрушенных культовых объектов.

Второе чтение состоялось 20 мая 1999 г.[239] Т. Гудима отметила активность представителей патриархии в рабочей группе, при этом в проект было включено до 80 % предложенных ими поправок. Этот вариант предполагал активное участие религиозных организаций в составлении федеральных целевых программ, а также содержал положение о передаче культовых объектов в пользование или собственность только религиозным организациям. Было подробно прописано участие религиозных организаций в охране духовного наследия. Однако законопроект был по требованию правительства снят из-за проблем процедурного характера и возвращен в стадию первого чтения в сентябре 1999 г. Принятие закона в 2002 г. было заслугой уже третьей Думы.

Тем временем архиерейский собор 1997 г., вопреки обыкновению, уделил значительно меньше внимания проблеме возвращения культурных ценностей, сделав акцент на их охране и учете. Это предполагалось осуществить за счет тесных контактов с МВД, Управлением вневедомственной охраны и Главным управлением уголовного розыска, которые никак не могли получить от патриархии опись всех церковных ценностей на случай похищения[240]. Тема отсутствия среди духовенства подлинной церковной культуры, меры и вкуса в вопросах реставрации, что оказывает негативное влияние на внутренний духовный мир верующих и вызывает нарекания специалистов, прозвучала из уст патриарха Алексия (Ридигера) на епархиальном собрании в 1996 г.[241] Впоследствии он к этой теме не возвращался. Очевидно, она считалась исчерпанной.

15 апреля 1997 г. министр культуры Е. Сидоров издал приказ № 253 «Об утверждении и введении в действие типовых форм документов, обеспечивающих сохранность памятников религиозного назначения». Сами формы были разработаны в соответствии с решением правительственной Комиссии по вопросам религиозных объединений 24 апреля 1996 г. и соответствовали пожеланиям архиерейского собора Русской церкви 1994 г. Нормы, содержащие требования к охране памятников, существенно не изменились, однако тексты договоров были приведены в соответствие с существующим разнообразием форм использования культовых памятников. Появились договор и обязательство о сохранности и использовании недвижимого памятника истории и культуры религиозного назначения, а также соглашение о совместном использовании памятника истории и культуры религиозного назначения. К документам прилагались акт технического состояния и перечень ремонтно-реставрационных работ, согласованный обеими сторонами. Пользователь был обязан содержать памятник в надлежащем состоянии и нести соответствующие расходы, не допускать пристроек и не возводить зданий на его территории без согласования с госорганом, не производить переделок здания, его конструктивных и декоративных элементов как в экстерьере, так и в интерьере, допускать в здание памятника и на его территорию, при соблюдении конфессиональных правил, представителей госоргана для проверки и исследований. Госорган был обязан осуществлять финансовую поддержку по реставрации памятника, принимать на себя функции государственного заказчика на выполнение ремонтно-реставрационных работ, выдавать задание на проектирование и техническую документацию. Специально отмечалось, что религиозное объединение не несет ответственности за ущерб, причиненный памятнику в процессе ремонтно-реставрационных работ при соблюдении с его стороны условий договора. Если договор заключался общиной, являвшейся пользователем памятника, то обязательство предназначалось для собственника храмового здания. При идентичности прочих условий, в данном случае госорган не выступал в роли государственного заказчика при производстве работ. Совместное использование предусматривало распределение обязанностей по содержанию памятника, а двустороннее соглашение рассматривалось как необходимое приложение к договору. Как договор, так и обязательство содержали предписание, заключающееся в необходимости восстановления прежнего вида памятника в случае причинения ему вреда.

Несмотря на установившееся в целом затишье в области возвращения памятников православной культуры религиозным организациям, в этот период произошло несколько достаточно острых конфликтов. На VII Рождественских образовательных чтениях 1999 г. вновь обсуждалась проблема возвращения Церкви культурных ценностей. В рамках этого мероприятия 27 января проходила конференция «Христианство и культура». Священник Борис Михайлов говорил о хранящихся в запасниках музеев 60 000 икон, среди которых есть и чудотворные образа. В условиях нехватки икон во вновь открывающихся храмах такая ситуация представлялась ему недопустимой, тем более что передаваемые Церкви иконы оказываются у нее в пользовании, а не в собственности. Досталось и бывшим коллегам по цеху: «Непонимание значения иконы как святыни есть культурная поврежденность деятелей культуры». Чуть позже, выступая 1 апреля 1999 г. на «Радио Свобода», директор Эрмитажа Михаил Пиотровский говорил о том, что церковные ценности, находящиеся в фондах музея, принадлежат государству на 99 %, поскольку искусство есть достояние народа, а не конфессии. Касаясь, в частности, вопроса передачи петербургской епархии серебряной раки св. князя Александра Невского, изготовленной в XVIII в., он говорил о возможности изготовления за государственный счет соответствующей копии и установки ее в Троицком соборе.

Новые проблемы возникли во Владимире. Требования Церкви, по мнению директора музея Алисы Аксеновой, поставили под угрозу целостность заповедника. Музей уже демонтировал в храмах экспозиции, не имеющие отношения к церковной культуре, в частности, Музей хрусталя в Троицкой церкви. Всего заповедник передал приходам 16 храмовых зданий. Была передана и часть фондов, в том числе 300 икон для богослужебных целей. Для музея ситуация осложнялась тем, что во Владимирской области, кроме патриархии, действовала Российская Православная автономная церковь. С каждой из двух ветвей Российского Православия нужно было найти свою линию взаимоотношений. Однако общины, по мнению директора, пока не пришли к пониманию того, что памятники надо уметь хранить. Так, имела место попытка несанкционированно возвести алтарную преграду в храме Покрова на Нерли (XII в.). В Покровский монастырь был передан иконостас XVII в., и, несмотря на просьбы музея позволить продолжить наблюдение за его состоянием, монахини не допускали профессионалов к осмотру[242].

Особое внимание привлек вопрос о реструктуризации Сергиево-Посадского музея-заповедника и вывода его с территории Троицкой лавры. События, ожидаемые со времени президентского распоряжения в октябре 1992 г., стали активно развиваться с лета 1997 г. Основным решением проблемы стала идея создания Музея православной культуры на основе части коллекций заповедника. В феврале 1998 г. президиум Российского комитета Международного совета музеев обратился к Президенту с протестом против планов расчленения российской культуры на светскую и церковную[243]. 23 августа 1998 г., выступая на праздновании 600-летия Саввино-Сторожевского монастыря, патриарх Алексий (Ридигер) утверждал, что в России «нет двух культур, у нас единая культура неразделимая — духовная и светская»[244]. Именно в это время, в качестве акции, рассчитанной на общественный резонанс, были внесены изменения в структуру епархиального совета Москвы. В июне 1998 г. здесь была создана Искусствоведческая и архитектурная комиссия во главе с протоиереем Владимиром Силовьевым. В ее задачи входили контроль над привлечением к реставрации и строительству храмов квалифицированных работников, знакомых с канонами церковной живописи, рецензия предлагаемых иконографических программ, а также выработка предложений относительно мест строительства новых храмов[245].

После активных переговоров летом 1998 г. о судьбе лаврской ризницы в прессе появилась информация о том, что вице-премьер Валентина Матвиенко поручила Минкультуры подготовить проект передачи 27 000 единиц хранения Сергиево-Посадского музея в фонды нового государственного Музея православной культуры[246]. В «Известиях» со статьей, получившей редакционное название «Музей принадлежит народу, а не патриархии», выступили Герольд Вздорнов и Валентин Янин[247]. Первый и являлся автором текста. Основной претензией к проекту была планируемая передача патриархии в бессрочное и безвозмездное пользование наиболее ценной части коллекции государственного музея. Предложение передать ризницу в ведение церкви расценивалось как «разбазаривание» золотого запаса страны в пользу общественной неподконтрольной государству организации. К тому же предстоящий акт рассматривался как стремление заполнить идеологический вакуум и средство клерикализации общества, которое тянут «в православие», в то время как «в цивилизованных странах вера и религия теряют свою прежнюю привлекательность». Проблему предлагалось решить, объединив усилия государственных музеев и церковных организаций в восстановлении целостности русской культуры. В этих условиях экспозиция государственного музея стала бы осмысленной составляющей православного монастыря. Письмо заканчивалось призывом к синоду и патриарху не разрушать сложившиеся музейные структуры, предпочесть общенациональные потребности конфессиональным интересам и создать Музей православной культуры при храме Христа-Спасителя. Одновременно в прессе прозвучала критическая оценка опыта домового храма Третьяковской галереи[248]. По мнению автора статьи, искусственность этого новообразования, стремящегося оградить музей от притязаний клерикалов, не избавила общество от потенциальных конфликтов, поскольку стремление патриархии заполучить образ в безраздельное пользование сохраняется, а посетителю музея навязывается клерикальное восприятие церковного искусства.

В результате подготовленные документы для создания государственного учреждения культуры Музей «Троице-Сергиева лавра», директором которого действительно должен был стать лаврский наместник[249], так и не были утверждены. В 2000 г. ввиду правовой и организационной невозможности создания подобного церковно-государственного музея, был найден новый компромисс, выделивший лаврскую ризницу и коллекцию древнерусской иконописи в самостоятельный отдел — филиал государственного музея-заповедника во главе с наместником. Прочие экспозиции и помещения музея оттуда были выведены.

Параллельно разворачивался и нарастал конфликт между некоторыми представителями московского духовенства и Центральным музеем древнерусской культуры прп. Андрея Рублева, где часть церковной интеллигенции планировала создать свой альтернативный Музей православной культуры[250]. Очередной виток противостояния был связан с возвращения коллекции икон Сергею Григорьянцу, который был осужден в советское время как диссидент. В результате у него был конфискован ряд храмовых икон, переданных в 1977 г. в музей. 25 февраля 1997 г. Бабушкинский межмуниципальный суд Москвы вынес решение вернуть иконы их бывшему владельцу. Директор музея исполнил решение суда, что вызвало возмущение околоцерковной общественности, обратившейся в прокуратуру[251].

Именно в это время в свет вышло уникальное издание «Сохранение памятников церковной старины в России XVIII — начала XX в.» Сборник документов был подготовлен в ГосНИИ реставрации коллективом, в который входили В. Дедюхина, С. Масленицина, Л. Шестопалова, Л. Лифшиц и Н. Потапова. Книга предоставляла читателю возможность ознакомиться с 218 документами 1720–1918 гг. Собранный материал был призван убедить православные общины бережно, в соответствии с предшествующей традицией, относиться к памятникам старины, оказавшимся у них в литургическом обиходе, и дать в руки реставраторам и искусствоведам аргументы для церковно-общественного диалога. Авторы сопроводительной статьи писали, что сегодня обществу и Церкви надлежит вновь начать трудный путь, который однажды уже был пройден в России, и постараться избежать на нем новых потерь.

В августе 1999 г., перед совместной поездкой с патриархом Алексием (Ридигером) на Валаам, новый министр культуры Владимир Егоров в одном из интерьвю назвал себя сторонником деликатного подхода к проблемам церковно-музейных отношений[252]. Он отметил особенность нынешнего противостояния: стороны обязательно хотят выиграть, но это поле культуры, а не футбольное поле. В. Егоров подчеркнул неоднородность культурного поля патриархии: если в Москве есть понимание того, что ежедневная эксплуатация храмов Московского Кремля ведет к их разрушению, то во Владимире настаивают на каждодневном богослужении в полном объеме. К сожалению, говорил он, даже образованное духовенство считает, что обрядовые предметы могут использоваться только для богослужения и музеефикации не подлежат. Он положительно оценил инициативу Вологодского музея по созданию иконных копий и передаче их церкви, поскольку после освящения «новоделов» их литургическая ценность равнозначна подлинникам. Министр пообещал, что, насколько хватит сил, он будет поддерживать взаимоприемлемые решения, учитывающие права и интересы каждой из сторон. Вскоре он был смещен. Другие знали, чьи интересы и права должны учитываться в первую очередь… В феврале 2000 г. и. о. Президента РФ Владимир Путин назначил министром культуры председателя ВГТРК Михаила Швыдкого.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.