Шипая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Шипая

Витрины этнографических музеев, посвященные традиционному искусству народов отдельных континентов и областей, различаются не только стилем выставленных предметов, но и материалом, из которого они сделаны, преобладанием в одних случаях плоскостных, а в других — объемных изображений. В мексиканской экспозиции главное место занимают каменная скульптура и небольшие глиняные статуэтки, народы Анд представлены почти исключительно своей керамикой и тканями, Западная Африка — литой бронзой, Меланезия — ярко раскрашенной причудливой деревянной скульптурой, Бразилия — головными уборами и украшениями из перьев. Это объясняется не только доступностью тех или иных материалов, уровнем развития технологии, но и складывавшейся на протяжении тысячелетий традицией.

Материал, из которого создавались произведения искусства у разных народов, во многом влияет на нашу оценку уровня их культурного развития. В частности, яркие перья индейцев хотя и привлекают внимание, порой воспринимаются чуть ли не как символ их культурной отсталости. Это одно из тех досадных проявлений европоцентризма, которые мешают нам объективно оценить достижения народов далеких стран.

Вождь племени мундуруку

По сложности изготовления и художественному совершенству украшения из перьев ничуть не уступают произведениям искусства, созданным из иных материалов. У амазонских индейцев, например, существовали специалисты высокого класса, умевшие менять цвет перьев по своему желанию, обрабатывая их специальными веществами, знавшие, как сохранить яркость красок, чтобы они не выгорели.

Один из важнейших составов для обработки перьев получали из ядовитых выделений кожных желез древесной лягушки, которую очень трудно поймать, так как живет она в дуплах на большой высоте от земли. Что же касается техники скрепления перьев друг с другом, в результате чего получались ожерелья, браслеты, короны, нагрудные украшения, то ее трудоемкость и тщательность выполнения поразительны. В ленинградском Музее этнографии выставлено изображение вождя племени мундуруку в праздничном наряде из перьев. Коллекция собрана в начале XIX века русским академиком Г. И. Лангсдорфом. За более чем полтора века множество людей брало предметы в руки, их упаковывали, перевозили и снова вынимали на свет, но даже крошечные перышки длиной 1–2 сантиметра остались на своих местах, а краски совсем не поблекли.

Помимо искусства изготовления украшений из перьев в Амазонии была широко распространена резьба по дереву, но о ней известно мало, и ее образцы почти не представлены в музейных экспозициях. Этот вид искусства был больше всего распространен у наиболее развитых в социально-экономическом отношении групп индейцев, живших вдоль Амазонки. В других районах в лучшем случае делали довольно грубые деревянные скамьи для шаманов, украшенные изображением голов птицы или животного, а во время праздников воздвигали простые раскрашенные столбы — типа тех, которые считались символическими вместилищами духов предков у шингуано. Как уже говорилось, индейцы плодородной амазонской поймы в основном исчезли еще в раннеколониальный период. В некоторых музеях Европы хранятся редчайшие резные жезлы и палицы, видимо привезенные из Амазонии в XVII веке и чудом сохранившиеся. Однако в употреблении подобные предметы этнографы уже не застали. Поскольку дерево во влажном грунте быстро разрушается, археологи также не могут помочь восполнить утраченное.

Единственным специалистом, которому удалось наблюдать у амазонских индейцев культ резных деревянных статуй, был немец К. Ункель. Приехав в начале XX века в Бразилию, он всю жизнь посвятил изучению коренного населения этой страны. Индейцы гуарани приняли Ункеля в свое племя и дали ему новое имя — Нимуэндажу, под которым он и вошел в науку. Большую ценность имеют наблюдения, сделанные им во время одной из первых его экспедиций в 1918–1919 годах к индейцам племени шипая, жившим в низовьях реки Шингу. Примерно в те же годы шипая посетил уже упоминавшийся нами Э. Снетлаге, но в опубликованной им статье почти ни слова нет о религиозных представлениях и ритуалах этого народа. Шипая вскоре вымерли от болезней или смешались с бразильскими колонистами и на нижней Амазонке больше не осталось первобытных индейцев.

Одним из ритуалов, который наблюдал Нимуэндажу, был «танец духов», приходившийся на несколько лунных ночей в сентябре. Индейцы считали, что в это время умершие возвращаются к живым, дабы танцевать и петь вместе с ними. Об их намерениях повелитель мертвых заранее «сообщал» шаману. Шипая верили, что некогда духи являлись на праздник, так сказать, «во плоти». Среди них опаснейшим существом считался «ягуар верхнего мира». Согласно мифу, во время танца этот персонаж вышел из-под контроля шамана и растерзал одного за другим почти всех индейцев. Потребовалась хитрость, чтобы его умертвить. Сходные истории о ягуаре-маске, человеке-оборотне, к которому прирос танцевальный наряд злого духа, известны у разных племен, живших от Амазонки до Карибского моря. Представления о духах как первых исполнителях ритуалов способствуют сохранению традиции (отклонение от образца, завещанного тотемами, немыслимо).

Более важный обряд был связан у шипая с культом верховного божества Кумафари, воплощения грома и молнии. Кумафари мыслился то как человек, то как чудовищный ягуар и являлся покровителем ритуального каннибализма, распространенного почти у всех племен, которые говорили, как и шипая, на языках тупи. После того как пленника убивали, разрезали на части и варили, для божества ставили котел с мясом и напиток из маниока. Все это затем съедали и выпивали сами индейцы. Во времена Нимуэндажу еще были живы люди, принимавшие в молодости участие в подобном зловещем обряде. Божественной женой Кумафари считалась Каманду — индеанка, превратившаяся в ягуариху. Но кроме нее Кумафари имел жен и среди женщин племени. Как бы по воле божества, этих девушек отбирал шаман, и на них было возложено выполнение различных ритуальных обязанностей.

Готовясь к празднику, индейцы вырубали из дерева идола Кумафари и других мифических персонажей, а «жены бога» их украшали. Дух Кумафари вселялся в свою статую и, если бывал недоволен работой, требовал вытесать ее заново. Во всяком случае шаман объявлял об этом, узнавая о мнении своего покровителя по известным ему приметам. Статую Кумафари ставили в хижине шамана, который должен был просидеть около нее всю ночь, бодрствуя и не шевелясь. По-видимому, от усталости у него появлялись галлюцинации, которые он истолковывал сообразно обстановке.

Приемы, используемые шаманами шипая, для того чтобы представить отдаваемые им приказания в качестве воли божества, типичны и для других амазонских индейцев. При этом было бы ошибкой полагать, что шаманы обманывали соплеменников. Эти люди и сами верили, будто во время транса духи подают им какой-то знак. Для вызова галлюцинаций чаще всего использовали отвар наркотических растений, которые почитались как священные. Однако при интерпретации такого рода «указаний» шаман руководствовался опытом и практическими нуждами племени, так что «воля духов» редко вступала в противоречие с желаниями людей.

Неверно также представлять первобытного шамана человеком, преследующим корыстные цели, используя свое положение. В обществах, где отсутствовали материальные возможности для возникновения неравенства, никто не мог противопоставить собственные интересы интересам сородичей. Никакая связь с духами не спасла бы такого человека от осуждения коллектива и скорее всего от гибели, да и психологически он вряд ли мог бы сознательно пойти на подобный шаг. Другое дело народы, у которых появились более сложные формы социальной организации, общественное неравенство. В этом случае лица, связанные с культом, действительно могли с успехом использовать свое положение, чтобы пополнить правящий слой.

Собранные К. Нимуэндажу материалы о роли «жен божества» в обрядах шипая дают ключ к разгадке очень заинтересовавшего испанцев общественного института в государстве инков в Древнем Перу. Едва ли найдется хоть один автор XVI–XVII веков, ничего не написавший о нем. От эквадорской границы, где высадился завоеватель Перу Писарро, и до самой инкской столицы Куско конкистадоры встречали на пути необычные здания, для которых они не смогли подобрать другого названия, кроме как «монастыри». В них жили многие тысячи женщин, которым запрещалось куда-либо уходить. Называли их «аклья» — «избранные». Местные власти обязаны были повсюду искать и отбирать самых красивых девочек и отправлять их в «монастыри».

Аклья должны были блюсти свое целомудрие, поскольку считались женами божеств. Один только Великий инка и его родственники, аристократы, имели право брать из числа затворниц жен и наложниц, поскольку инка сам считался земным воплощением божества. Надо заметить, что и у шипая настоящим мужем «жен Кумафари» был шаман. Сравнение с материалами по этому племени позволяет представить, как возник институт аклья. Тысячелетия назад, до появления в Перу государств, здесь тоже существовал обычай выделять группу женщин специально для совершения религиозных обрядов. Подобная практика была характерна для многих народов мира. В частности, рассказывая об аклья, многие испанские историки не преминули упомянуть для сравнения римских весталок. Но если весталки и в развитом римском государстве оставались незначительной группой жриц, то в Андах численность аклья стала, скорее всего, расти сразу же, как только на месте маленьких первобытных общин, существовавших здесь до конца IV тысячелетия до н. э., начали появляться более крупные политические объединения, а затем и настоящие государства. Видимо, во главе подобных объединений встали люди, наделенные сакральной властью. Они легко могли распоряжаться трудом «избранниц» в своих интересах, сохраняя видимость службы богам.

К приходу испанцев лишь незначительная доля аклья была действительно занята в ритуалах или превратилась в наложниц инкских аристократов. Подавляющее большинство проводило время в «монастырях» за ткацким станком и прялкой. Господствующий слой Древнего Перу нуждался в огромном количестве роскошной материи. Она шла на одежду знати, на украшение храмов и торжественно сжигалась на площадях в качестве жертвы богам. Подобные жертвоприношения не были только расточительством. Они укрепляли престиж Великого инки в глазах народа, проникавшегося верой в божественный характер власти царя.

Фактически аклья были если не прямо царскими рабынями, то по крайней мере, пользуясь терминологией советского востоковеда И. М. Дьяконова, «подневольными работниками рабского типа». Попытка Великого инки с помощью грубой силы поработить огромное количество людей и использовать их в своем хозяйстве могла бы столкнуться с сопротивлением. Однако те же самые действия, совершаемые в культовых целях, воспринимались спокойно. Даже если крестьянам-общинникам было жаль терять дочерей, они должны были выказывать радость, коль скоро не хотели быть обвиненными в кощунстве. Это типичный пример того, какую роль играла религия при возникновении древнейших государств.