Глава третья. БОГОПОЗНАНИЕ В НОВОМ ЗАВЕТЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава третья. БОГОПОЗНАНИЕ В НОВОМ ЗАВЕТЕ

Вера, Новый Завет дает нам ясное учение о вере. Послание к Евреям говорит, что вера есть основание того, на что мы надеемся, и доказательство (убедительное явление) невидимого (XI, 1). Иначе говоря, вера открывает нам то, что мы непосредственно не воспринимаем. «Бог от начала избрал вас ко спасению через освящение Духа и веру истине», пишет ап. Павел (2 Фес., И, 13). Мы верим в истину[19]), но кто–то должен научить нас вере[20]), быть для нас свидетелем истины. Такими свидетелями были апостолы и вся Церковь[21]). Высочайшими Свидетелями и в Новом Завете являются Бог и Христос[22]). «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает глас Мой», говорит о Себе Христос (Ио., XVIII, 37), Которого ап. Иоанн называет «Свидетелем верным» (Ап., I, 5).

Вера прямо ведет нас к богообщению. Верою Христос вселяется в наши сердца[23]). Через веру мы стяжаем Св. Духа (Ио., VII, 37–39; Гал., III, 14). Верующий во Христа верит и в Бога Отца и верою усыновляется Богу[24]). Сила веры, очевидно, в том, что жизнь по вере преображает всю нашу душу и все наше существование, приближая нас к Богу через Христа. — Кроме того в вере мы усвояем христианское учение и в нашей душе запечатлевается образ Христов. Очами веры мы созерцаем всю жизнь Христа. Таким образом наш дух делается способным воспринять и постичь Христа, сколько это возможно для твари. Именно вере дается так же и благодать Св. Духа, т. е. наша жизнь исполняется благодатной силой; невозможное для нас самих, для нашей ослабленной грехом природы, становится возможным благодаря содействию Бога. Нельзя преуменьшать значения веры во Св. Духа и в возможность Его действия и присутствия в нас. Как мы можем жить в Боге, если мы не верим, что истинная жизнь дается нам непосредственно от Бога, от Его ипостасной[25]) Жизни, Св. Духа?.. Вера учит нас видеть в Боге Отца. Человеку нелегко поверить, что Всесовершенное Существо, Владыка вселенной, действительно является нашим Отцом; немногие христиане подлинно переживают свое богосыновство. Но вера постепенно открывает наше сердце Богу; она приводит нас к желанию сообразовать нашу жизнь и все наше существо Христу, так чтобы жить Им и в Нем силою благодати Божьей; но если мы живем в Сыне Божием и Духом Божиим, мы становимся воистину приобщенными Богу и подобными Ему, т. е. Его чадами… Вера просвещает, открывает наше духовное зрение, преображает нашу жизнь, соединяет нас с Богом. Поэтому она и есть начало и основа нашего пути к Богу.

Смирение. И Новый Завет учит, что смирение есть необходимое условие богообщения. «Облекитесь сми–реномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (I Пет., V, 5). Господь спасает и возвышает смиренных (Пс., XXXIII, 19, СХЬУ1, 6; Лк., I, 52; Иак., IV, 10). Сам Господь называет Себя «кротким и смиренным сердцем» (Мт., XI, 29)… Душа смиренного открыта Богу и жаждет Его; она сообразуется Христу. Поэтому и ап. Павел пишет филиппийцам: «в вас должны быть те же чувствования, какие во Христе Иисусе. Он, будучи Образом Божиим… унижил Себя Самого, приняв образ раба… смирил Себя, быв послушным даже до смерти… Посему и Бог превознес Его…» (Фил., II, 5–11). Всякое смирение, подобно смирению Христову, есть уничижение себя, через которое Бог возносит нас до Своей высоты. Смиренный не превращает себя в ничтожество, но готов умалить себя ради других. Смирение есть переживание бесконечного превосходства Бога над нами; тем ближе мы к Богу, тем более мы смиряемся перед Ним. Такое смирение для нас высочайшая радость, потому что мы смиряемся не перед насилием и не перед силой, но перед абсолютным совершенством Того, Кто есть наша Жизнь и наше Благо.

Путь чистоты. Без веры и смирения человек не замечает своих грехов или считает их несущественными. Но признание своей греховности еще недостаточно. Недостаточно знать, что ты болен: нужно сделать усилие вылечиться. Первым условием исцеления от греха Св. Писание считает покаяние. Для человека, осознавшего свой грех, естественно сожалеть о нем; но истинное покаяние есть «печаль ради Бога», производящая спасение и, следовательно, дающая вечную жизнь в Боге. Всякий грех есть грех против Бога, потому грех есть нарушение богоустановлен–ного закона бытия (I Но., III, 4), и противление воле Божьей (Пс., XXXIX, 9, СVI, 11). Мы часто не замечаем, что грешим против Бога. Но вера должна была бы открыть нам глаза. «Не всякий говорящий Мне — Господи! Господи! — войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мт., VII, 21)… «Моя пища — творить волю Пославшего Меня» (Ио., IV, 34)… Грех разрушает в нас образ Божий, но богообщение невозможно без богоподо–бия: «будем подобны Ему (Богу), потому что увидим Его, как Он есть!» (I Ио., III, 2). Всех, кого Бог предопределил к вечной жизни, Он предопределил также быть «подобными образу Сына Его» (Рим., VIII, 29–30). Поэтому, если Бог свят, то и человек должен быть свят, если он хочет жить с Богом.

Тот, кто не покаяется, не может восстановить своих отношений с Богом и быть в Его Царстве.

«Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!» (Мт., III, 2). Бог дарует «покаяние в жизнь» (Де., XI, 18) и готов ждать и долготерпеть, пока не по–каятся возможно большее число людей (II Пет., III, 9). Бог радуется всякой кающейся душе более, чем о «не имеющих нужды в покаянии» (или почитающих себя таковыми)! (Лк., XV, 7). Эта радость Божия, о которой неоднократно говорит Христос, свидетельствует о желании Бога быть в единении с людьми. Блудный сын не менее дорог Богу, чем оставшийся Ему верным, не за то, конечно, что он «блудный», но за то, что он — сын, который «нашелся» для Бога, чтобы участвовать вместе с Ним в пире вечной жизни… Во Христе открыта людям возможность жизни в Боге. Но если они сознательно пренебрегают ею, им уже не остается более возможности покаяния, ибо «они снова распинают в себе Сына Божия и насмехаются над Ним»; они «близки к проклятию» (Евр., VI, 6–8). Поэтому Христос с негодованием и печалью говорит о людях, которые неспособны были поверить в Него, несмотря на Его чудеса и проповедь (Мт., XI, 20–24). «Если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, — не поверят!» (Лк., XVI, 31). Неспособные внять голосу Истины отвергнут всякий дар Божий и Самого Бога, предпочитая оставаться в своих грехах и в своих земных наслаждениях подобно богачу в притче о Лазаре.

Искреннее раскаяние открывает нам путь к Богу. Мы видим готовность Бога простить нас и принять в общение с Собой. Но в то же время мы начинаем понимать, что одного раскаяния недостаточно: грех должен быть искуплен и изглажен; подлинное общение с Богом возможно только в святости. Поэтому покаяние ведет к жажде искупления и праведности. Никто не может изгладить свои грехи, посколько никто не может сделать бывшее небывшим. В лучшем случае, остается только возможность, подобно Закхею, постараться «возместить убытки», т. е. послужить тому, кого мы обидели. Но Богу не нужно наше служение. Тайна искупления заключается в совершенной любви согрешившего к тому, против которого он согрешил, и любовь эта (как всякая истинная любовь) должна быть готовностью к абсолютному самоотвержению. Если я отдаю всего себя тому, кого я обидел, и жажду совершенного общения с ним, то я очищаю себя не только от прошлого греха против него, но и уничтожаю самую возможность грешить против него. Не принять самоотверженной любви кающегося и не простить его значит проявить злобу и злопамятность. Поэтому мы должны отдать Богу самих себя в совершенной любви к Нему: если мы любим Бога, мы не можем грешить против Него; если мы принадлежим Ему, мы исполняем Его волю… Новый Завет полон призывов к всецелому самоотвержению во имя любви к Богу. Блаженны те, кто способны отдать Богу все — и все свое существо и земную жизнь. Но человек одинаково неспособен — ни к абсолютному самоотвержению, ни к совершенной праведности. Силы наши надорваны всеобщей греховностью, добрые намерения с трудом пробиваются сквозь непрестанные искушения.

Ответом на нашу немощь стало боговоплощение. Невозможное для нас, людей, возможно Богочеловеку. Совершенное Им принадлежит всем нам, если мы только проявляем искреннюю и действительную волю приобщиться Его жизни — следовать Ему с Его же помощью. Мы можем приобщиться и искупительной жертве Христа и Его жизни: если… «мы примирились с Богом смертию Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся жизнию Его» (Рим., V, 10). Достаточно прочесть пророчество Исаии (LIII), чтобы понять основной смысл искупления. Христос отдает Себя за всех (Рим., VIII, 32, XIV, 15), ради любви к нам (Еф., V, 2, 25) и из свободного послушания Отцу (Ио., X, 17–18). Послушание это, конечно, не вынужденное или рабское, но сыновнее, одушевленное любовью к Отцу. «Чтобы мир знал, что Я люблю Отца, и, как заповедал Мне Отец, так и творю: встаньте, пойдемте отсюда», говорит Христос, уходя с учениками в Гефсиманский сад, чтобы быть там схваченным иудеями (1о., XIV, 31). Единение с Отцом не требовало жертвы для Самого Сына Бо–жия, всегда неразлучного с Отцом. И человечество Христово, будучи безгрешным, не требовало искупления. Потому Новый Завет так и подчеркивает послушание в искупительном подвиге Христа: Он совершал Его во имя исполнения предвечного совета Божия о спасении человечества… Сами по себе мы беспомощны перед Богом — в наших немощах, грехах, в бессилии отдать свою жизнь Богу, исправить прошлое, но во Христе мы очищены и сильны, мы достойны прощения и единения с Богом. Христос взял на Себя и в Себя наши грехи и преодолел и очистил их Своими страданиями. Соединив нас всех в Себе, как бы отождествившись с нами, Он принес нас в Себе Богу Отцу в совершенной жертве любви и самоотвержения. Любовью к нам Он соединил нас с Собой; любовью к Отцу Он принес нас Ему, очищенных любовью… «Незнавшего греха Бог сделал для нас грехом, чтобы мы в Нем сделались праведными перед Богом» (II Кор., V, 21). «Христос искупил нас от клятвы закона (т.е. осуждения за нарушения закона), сделавшись за нас клятвой» (Гал., III, 13). «И вас, которые были мертвы во грехах ваших и в необре–зании плоти вашей (т. е. в язычестве), Бог оживил вместе с Ним (Христом), простив нам все грехи» (Кол., И, 13–14). Вместе с грехом Христос победил и смерть и диавола. Христос основал Царство Божие; люди могут больше не бояться смерти, как разлучения с Богом, как боялись ветхозаветные праведники.

Приобщиться Христу значит хотя бы отчасти разделить Его жизнь и смерть. Мы крещены «в смерть Христа». «Мы погреблись с Ним («соединились с Ним подобием смерти»)… чтобы, и нам ходить в обновленной жизни… Ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греха… Почитайте себя мертвыми для греха», живыми для Бога… Представьте себя Богу, как оживших из мертвых… Возмездие за грех есть смерть, а дар Божий — жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим., VI). Апостол говорит здесь явно о духовном соумирании со Христом, смерти для греха, упразднении того «тела греховного» или «плоти», которые у ап. Павла означают не тело в собственном смысле, но падшую, земную природу человека. Человек оживает со Христом для вечной жизни в Боге. Жизнь Христа есть жизнь Бо–жия. Если мы только делаем усилие отречься от греховности и подчиниться праведности Христовой, мы освобождаемся от греха и становимся рабами (вернее чадами) Божиими; тогда — «плод наш есть святость, а конец — жизнь вечная»… Христиане должны также умереть для законничества, чтобы жить духовно силою благодати Божьей. Христианин призван жить истиною и любовью и относиться ко всему по существу, входя и вникая в самую сущность внутренней жизни себя и других, дабы все привести через Христа в Царство Божие. Всякая форма жизни (форма поведения, обряды, обычаи и т. д.) может иметь для христиан лишь значение средства, подчиненного высшей цели общего спасения, т. е. жизни в Боге (Рим., УНЛ/Ш)… «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философией и пустыми обольщениями по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу… Если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: не прикасайся, не вкушай, не дотрагивайся, — по заповедям и учению человеческому… Если вы воскресли со Христом, то ищите вышнего, где Христос сидит одесную Отца. О горнем помышляйте, а не о земном! Ибо вы умерли и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге» (Кол., II, 8, 20–22, III, 1–3).

В равной мере христианин должен отречься от мудрости, которой обычно живут люди, и даже от земной религиозной мудрости, подобной той, какую создали евреи времен Христа. Светская («Эллинская») мудрость строит знание помимо откровения Божия, иногда помимо какого бы то ни было духовного опыта, и здание науки оказывается тем более суженным и шатким, чем выше оно хочет подняться: наука о материи еще, может быть, сравнительно достоверна, но наука о духовном слишком часто произвольна и прямо ложна…[26]*) Фарисейская мудрость основана на том, что правильным признается эгоистически полезное для отдельного человека или целого народа. Даже Бог включается в число сил, которые должны служить земным целям человека. Если Бог хочет явить Свою реальность и необходимость, пусть творит чудеса на пользу людям!.. Для христиан мудрость во Христе: Христос распятый есть Божия Сила и Божья Премудрость, праведность и освещение и искупление (I Кор., I, 17–31). Жертва любви, принесенная Христом, не есть «безумие», но единственно возможный путь преодоления и искупления зла… Разум должен быть распят как и все существо человека, т. е. всецело подчинен познанию Истины в Боге и усвоению откровения Божия. Только Истина Божья для нас авторитет. Эта Истина явлена в Христе и открывается Духом Святым. Очистить разум значит повергнуть его на суд Божий, отвергнуть все противное подлинному христианству, открыть ум всякой истине, идущей от Бога, жаждать богопознания, пропитать умозрение молитвой, сделать его молитвой… В наше время любят говорить о критической науке, научных критических методах и т. п. Но наша умственная жизнь ни в чем так не нуждается, как в беспощадной критике самой науки и ее методов в свете основных истин богооткровения. Бог есть абсолютная Мера знания, и Бог явлен во Христе и Церкви. Только глубочай-*») Философия иногда открывала подлинные истины (напр. Элейцы, Сократ, Платон, Филон), но условием этого было искреннее стремление к познанию духовного бытия и Бога, как они есть. Тогда Сам Бог открывал ученым истины, к объективному познанию которых они стремились.

шее невежество или схоластическое непонимание христианского откровения могут приводить к тому, что догматы веры кажутся даже верующим лишь особыми религиозными истинами, полезными для одного только благочестия и не имеющими никакого отношения к знанию вообще.

«Живем ли — для Господа живем! Умираем ли — для Господа умираем!.. Ибо Христос для того и умер и воскрес и ожил, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми!» (Рим., XIV, 8–9)… Если путь са–мораспятия и смерти для мира жесток, то «по мере того, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается в нас и утешение наше» (II Кор., I, 5). Наши немощи не могут быть непреодолимым препятствием, ибо Сам Христос, «хотя и распят в немощи, но жив силою Божиею, и мы также, хотя немощны в Нем, но будем живы с Ним силою Божиею в вас» (И Кор., XIII, 4).

сНе желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят и я для мира» (Гал., VI, 4). Христос не уничтожил мира крестной смертью, но осудил наш падший мир, ибо мир, убивший Господа, не достоин жизни: в нем нет настоящей жизни, в нем торжествуют Каиафа и Пилат, хотя и их торжество ничтожно и временно. Иуда сам сразу уничтожает себя… В нашем мире убивают пророков и апостолов, мучают и развращают детей, растлевают и угашают дух, Бога подменяют идолами, добро — двусмыслицей, истину — блужданиями и жизнь — суетой. Вся тварь «стенает и мучается до ныне» (Рим., VIII, 22)… Мир обречен смерти, чтобы воскреснуть. «Умерший освободился от греха» (Рим., VI, 7). Другого пути освобождения от зла нет. Но напрасно было бы думать, что воскресение совершается только в конце мира: Царство Божие уже среди нас и животворящий Дух Божий не покидает мира; души человеческие воскресают со дня Пятидесятницы. Те, кто не «искуплен от суетной жизни», не могут даже различить добра от зла, но христиане должны иметь опыт подлинного бытия во Христе и Духе, в общении святых; для них мир и «мир сей» уже не совпадают; они уже прозревают новую тварь в ветхой и живут надеждой на всеобщее воскресение и преображение мира. Смерть по образу смерти Христовой есть смерть для воскресения, распятие для исцеления, как сказано — «ранами Его мы исцелились».

«Любовь Христова объемлет нас рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для Умершего за них и Воскресшего… Во Христе — новая тварь! Древнее прошло, теперь все новое! Все же от Бога, Иисусом Христом примирившего нас с Собою…» (II Кор., V, 14–18).

«Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (II Кор., IV, 16). Таинство искупления есть таинство нового рождения. Мы рождаемся по воле Отца во Христе силою Св. Духа. Во Христе мы имеем новую природу, новую жизнь; Христос есть родоначальник нового рода людей, Новый Адам. Эта закваска или семя нового бытия, приобретаемое человеком в крещении для того, чтобы возрастать в течение всей его жизни, есть сила обновления нашей природы: мы обновляемся Святым Духом через Христа по «человеколюбию Спасителя нашего Бога» (Тит, III, 4–8). Обновиться значит очиститься от зла, стать сообразными Христу, стать новыми, живя не по духу «мира сего», но Богом… «Прочие народы» (не–христиане) «по суетности ума своего», в невежестве и ожесточении сердца «делают всякую нечистоту с ненасытимостью». «Но вы не так познали Христа, потому что вы слышали о Нем и в Нем научились (так как Истина во Иисусе) — отложить прежний образ жизни ветхого человека, истлевшего в соблазнительных похотях и обновиться духом ума вашего и облечься в нового человека, созданного по Богу в праведности и святости истины. Отвергнув ложь, говорите истину…» (Еф., IV, 17–25). «Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим., XII, 2)… Читая эти тексты, удивляешься, как среди христиан могут быть поклонники невежества или люди, непонимающие, что христианство есть новая жизнь, в частности — новая жизнь разума. Разум, отдавший себя Христу и Духу, есть новый разум, познавший истину во Христе и волю Божию, разум, обращенный к созерцанию Бога в Троице, разум, познавший — сколько это возможно для нас — сущность бытия. Обновление ума — в отречении от мирского суемудрия (хотя бы ученого!), в безраздельной любви к Истине Христовой, т. е. к откровению всеобъемлющего личного Ума Божия. Ум христианина не ищет своего, но Божьего. Познавать значит в каждом акте знания молить Бога о свете, о том свете, который от Духа Истины, Духа Божьего. Любое знание, и научное знание, может быть от Бога; всякое истинное знание от Бога; всякое знание обновляется мыслью об истинном Боге, о том, что Бог есть Основа, Начало и Конец всего.

Обновление ведет к чистоте жизни, духа и разума. Почему христианство придает такое значение чистоте? Не является ли она простым отсутствием грязи–зла? Отсутствие чего–либо может ли быть положительной силой? Но сила чистоты не в отсутствии грязи, добро не в отсутствии зла, но в том, что природа наша, освобождаясь от зла, освобождает свои положительные силы и становится способной к восприятию Бога, Который преображает ее Своим действием.

Бог чист. Именно в Боге наш идеал чистоты, и ничто нечистое не может приблизиться к Богу. Чистота есть непременное условие богообщения. Смирение выводит нас на путь чистоты, потому что смиренный беспощаден в самообличении. У него не может быть ощущения, что он «и так хорош», что ему «все позволено» и что он имеет право приближаться к Богу даже и в своей грязи.

«Возлюбленные! мы теперь дети Божии, но еще не открылось, что будем. Знаем только, что когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть. И всякий, имеющий сию надежду, очищает себя, так как Он чист… И вы знаете, что Он явился для того, чтобы взять грехи наши и что в Нем нет греха. Всякий, пребывающий в Нем, не согрешает; всякий согрешающий не видел Его и не познал Его. Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил. Для сего–то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола. Всякий, рожденный от Бога, не делает греха, потому что семя Его пребывает в нем и он не может грешить, потому что рожден от Бога» (I Но., III, 2–9). Христиане — дети Божии; они призваны к богоподобию, которое становится совершенным в непосредственном богосозерцании. Путь богоуподобления есть путь самоочищения, ибо Бог чист, т. е. свят. Чистота возможна для христианина, потому что зло преодолено Христом и в Нем мы имеем новую безгрешную жизнь. Семя новой жизни — слово Божие и благодать. Новое рождение в крещении и подвиге есть и просвещение и освящение (крещение так и именуется Церковью)… Почти то же, что ап. Иоанн, пишет и ап. Петр в первой главе своего первого Послания (13–25). Напоминая о ветхозаветной заповеди — «будьте святы, потому что Я свят» (Лев., XIX, 2) — Апостол говорит о нашем искуплении от «суетной жизни» «драгоценной кровью Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира» спасти нас. Мы усвояем спасение верою, возрождаемся от «нетленного семени, от слова Божия, живого и пребывающего во век» и приходим к любви, очистив наши души «послушанием Истине, через Духа»… И Дух Св. не есть ли «чистая река воды жизни, светлая, как кристал?» (Ап., XXII, 1). Итак, чист Отец и Агнец, Сын Божий, и Дух Св.; чисты должны быть и уверовавшие в Бога чистоты, родившиеся от Духа и Слова силою духа благодати и слова Божия. «Слова Господни — слова чистые!» (Пс., XI, 7).

Фарисеи времен Христа довели обрядовую чистоту до последней и черезмерной крайности. Внешняя чистота имеет, конечно, свой смысл; она может быть символом внутренней и напоминанием о ней. Однако, Христос обличает фарисеев за одностороннюю приверженность к условной чистоте: «фарисей слепой! очисти прежде всю внутренность чаши…» (Мт., XXIII, 26). Праведники по внешности — «гробы повапленные» (окрашенные). Христос подчеркивает великую опасность внешней праведности, как пути лицемерия, самообмана и гордыни. Внешняя праведность всегда будет искушать религиозных людей, как самый простой и показной способ стать праведным в своих и чужих глазах. Но для Бога показная праведность — ничто: она получает свое вознаграждение в земной славе, но не ведет к Богу (см. нагорную проповедь — Мт., V–VIII).

Новый Завет уделяет внутренней чистоте главное внимание, полагая, что «для чистого все чисто, а для оскверненных и нечистых нет ничего чистого; осквернены ум их и совесть» (Титу, I, 15). Источник нечистоты в самом человеке (Мт., XV, 19)… Новый Завет говорит о внутренней чистоте в разных отношениях (Лк., XI, 41; Иак., III, 17; I Пет., III, 2 и т. д.); святость должна обнимать все стороны человеческого существа. Но более всего говорится о чистоте сердца (Лк., VII, 15; II Пет., I, 22, II Тим., И, 22 и т. д.). Сердце на языке Писания означает средоточие человеческой личности, наше «я» в его последней глубине, как первооснову всей нашей жизни. Если источник жизни чист, то и вся жизнь наша будет чиста. Чистота нашего «я» есть чистота нашей воли, нашей свободы, чистота глубочайших устремлений нашего сердца. Человек с чистым сердцем, если даже согрешает, живет все же внутренне преданный чистоте и свету, обращенный к Богу и Его Царству. Поэтому Христос и обещает чистым сердцем, что они узрят Бога (Мт., V, 8).

Бесстрастие, бодрствование и трезвение духа. Человек стал одержим страстями, потому что исказил свое знание о Боге, «осуетившись в умствованиях» и погрузивши самое свое сердце в мрак бессмыслицы и безумия (Рим., I). Люди «не заботились иметь Бога в разуме (точнее — в знании) и Бог предал их превратному уму делать непотребства». Страстность и порочность являются, следовательно, прежде всего плодом злонамеренно извращенного понимания Бога. Ап. Павел указывает на язычество, но современный материализм и гуманизм — такое же обожествление тварного, как и язычество. Результат всегда будет тот же: человек теряет Меру истины и добра, теряет представление об абсолютном и даже, вообще, духовном бытии, умствует в потьмах и развращается от того, что вместо жизненной правды делает началом своего поведения произвол и погоню за наслаждением. Идеал жизни — в Боге и от Бога, потому и нельзя знать правды без Бога. Ап. Павел отмечает, что развращенные своими умствованиями люди ненавидят Бога и делают зло, даже если знают, что по суду Божиему они бы заслуживали смерти.

В христианине страсти должны были бы умирать не потому, чтобы мы искореняли их упорным усилием воли, но потому, что христианин живет в той духовной реальности, где страстям нет места. Если мы отреклись от мира, «распяли плоть со страстями и похотями», если мы живем и поступаем «по духу», по образу жизни Христовой, то страсти отмирают в нас вместе с нашей зависимостью от падшего мира (Рим., VII, 5–6; Гал., V, 13–26; Кол., III, 1–17). Иначе говоря, по учению ап. Павла бесстрастие есть скорее плод нашего духовного возрождения и приобщения к Царству Божию, чем предварительное условие для вхождения в него. В Царство Божие вводят нас положительные силы — вера, любовь и благодать Божия.

Но тем не менее нельзя жить одновременно во Христе и в страстях: одержимость страстями подчиняет нас диаволу, а не Богу.

По мере преображения нашего духа мы освобождаемся от страстей. Но нужна постоянная бдительность, чтобы не потерять приобретенное духовное богатство и чтобы быть всегда готовым к встрече с Богом. Правда, Христос говорит, что «дух бодр», следовательно, стяжавший духовную, благодатную жизнь естественно обладает внутренней бдительностью и трезвостью, но «плоть немощна», т. е. земная жизнь и слабость плоти постоянно усыпляют и развлекают нас и самая духовная сила может нас покинуть, когда мы о ней забываем… Призыв к бодрости соединяется в Новом Завете с призывом к молитве (Лк., XXI, 36; I Пет., IV, 7). Все отвлекает нас от молитвы; для многих из нас пока не придет несчастье, любое занятие легче молитвы. Борьба с рассеянностью — одна из труднейших задач в духовной жизни.. Вместе с тем, с религиозной точки зрения, когда человек забывает о Боге и не предстоит перед Ним, он уже «спит», потому что мир без Бога так же призрачен и фантастичен, как сон. Подлинная трезвость достигается в свете Божием, в котором все становится ясным человеку. Предстоящий перед Богом охранен и утвержден самым присутствием Божиим… Тысячи искушений окружают нас и диавол «ищет кого бы поглотить» (I Пет., V, 9). Только непрестанная собранность и трезвенность духа может спасти нас от падений, но где начало единства нашего духа? То, на чем мы сосредоточиваемся, неизбежно становится для нас главным. Поэтому сосредоточение на самом себе или на чем–нибудь тварном легко приводит к страстям, идолопоклонству или гордыне. Только сосредоточенность в молитве, богомыслии и любви объединяет нашу душу в Божественном начале.

Началом духовной трезвости христианина могут быть также вера и смирение. Вера устанавливает раз навсегда основу наших убеждений и дает нам меру суждения обо всем. «Если бы даже мы (апостолы) или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали, да будет анафема!» (Гал., I, 8). И вера не ограничивается усвоением книг. «Помазание (Духа Святого) учит вас всему и оно истинно и неложно; то, чему оно научило вас, в том пребывайте!» (I Ио., И, 27)… Смирение не дает нам впасть в самообольщение из гордости и самохвальства. Ап. Павел, достигавший высших созерцаний, писал тем не менее, что «не почитает себя достигшим, а только, забывая прошедшее и стремясь вперед, устремлен к цели — к почести высшего звания Божия во Христе Иисусе» (Фил., III, 13). Мы можем достичь большего, только когда сознаем, чего нам не хватает. Духовный рост невозможен без трезвой самооценки и умения различать качество наших, духовных состояний. «Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследуйте. Или вы не знаете, самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть» (II Кор., XIII, 5). Христос живет в каждом христианине, как в члене Его тела, т. е. Церкви. Но мы постоянно теряем наше христианское самосознание, фактически отпадаем от веры, живем мнимой религиозной жизнью, не видя в себе Христа. Постоянное созерцание в себе Христа в истинной вере должно было бы быть основой нашей жизни. «Мы не сильны против истины, но сильны за истину», заключает Апостол. Но истина должна быть постоянно в нашем сознании, как и трезвое понимание нашего внутреннего состояния.

«Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире. Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, — от Бога» (I Ио., IV, 1–2). От Бога тот дух, который исповедует Христа Богочеловеком. Сущность спасения в соединении Бога с человеком. Все, что отделяет Бога от человека, противно христианству. Если Бог не может «придти во плоти», Христос не был человеком и мы отделены от Него. Если Христос — Человек, мы близки Богу через принятую Христом человеческую природу. Вообще, все положительное в человеке должно быть обращено к Богу, и если мы видим в себе противоположную склонность, значит мы подчиняемся «духу Антихриста» (I Ио., IV, 3).

Когда Христос тосковал и скорбел в Гефсиман–ском саду, ученики Его спали, несмотря на просьбу Христа бодрствовать с Ним (Мт., XXVI, 36–46). Смертельная скорбь Сына Божия перед лицом Своей смерти и всего зла и страданий мира (ибо из–за нас Ему надлежало умереть) не вызвала сострадания учеников, хотя и за них должен был умереть Христос. Они спали «по немощи плоти»!.. Люди равнодушны ко злу и чужим страданиям; им некогда о них думать, они и без того устали от жизни! Христос бодрствовал и смертельно скорбел за всех. Следовательно, бодрствование есть сострадание и мучительная бдительность перед лицом зла. Сын Божий бодрствует и сострадает нам; мы можем и должны разделить с Ним Его скорбь, разделив Его ужас перед злом и Его страдания от зла.

Много раз Новый Завет упоминает о необходимости бодрствования в ожидании неожиданного наступления конца мира и страшного суда (напр., Мт., XXIV, 42). Значение конца мира всеобъемлюще, но средоточие его в явлении Господа… В этом мире присутствие Бога не очевидно для большинства людей. Иные отрицают бытие Божие, иные изредка вспоминают о Боге, имея часто самые превратные о Нем представления; иные сетуют (может быть не без лицемерия) на то, что Бог скрывается от нас. Даже верующие привыкли к мысли, что Бог далеко и что считаться с Богом не к спеху. Присутствие Божие для нас скорее символично… Все эти переживания совершенно ложны: Бог близок и неотлучен от нас; верно только то, что мы сами далеки от Него… Но вот, наступит время, когда Христос явится воочию во всей Славе Своей, окруженный всеми святыми; Он явится запечатленный знаками Своего страдания, но как Победитель и Судия… Если каждый из нас волнуется при встрече с великим или просто любимым нами человеком, которого мы давно не видели, то что сказать о встрече с Богом?.. Для ап. Павла мысль о встрече с Господом — великое утешение для всех христиан. Все древние христиане молились о скорейшем возвращении Христа на землю. Но ап. Иоанн пишет: «и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его, и возрыдают перед Ним все племена земные» (Ап., I, 7). Для большинства людей, следовательно, встреча с Богом будет полна ужаса. В свое время они убили или убивали Его или жили как бы Его вообще не было. Но Он — некогда убитый ими, забытый и вмененный в ничто — идет к ним, одновременно и как всемогущий Владыка и как Агнец закланный… Такая встреча ждет каждого из нас и после нашей смерти. Кто готов к ней? Кто готовится к ней?.. Если Христос и апостолы так часто напоминают нам об этой последней встрече, то, вероятно, именно потому, что мы не склонны помнить о ней. «Благоразумный» человек бодрствует в ожидании ее, но можно думать, что явление Христа по–настоящему ждет только тот, кто уже сейчас жаждет богообщения. Бодрствование перед Богом нераздельно: оно не может относиться только к будущему. Бодрствование есть постоянная память о Боге, сознание нашей ненарушимой связи со Христом и приготовление нашей души, как храма для Бога или как невесты для Жениха.

Любовь к Богу, Великая заповедь о совершенной и всецелой любви к Богу, данная во Второзаконии, провозглашена и Христом, как первая и большая заповедь. В этой заповеди заключается, по словам Господа, весь смысл Писания (Мт., XXII, 34–40). Величайшее значение и назначение любви в том, что она соединяет любящих, так что у них становится одна общая жизнь, они живут друг в друге, обладая всем сообща. Конечно, между Богом и человеком не может быть полного равенства даже в любви. Человек становится причастником Божественной жизни, но не настолько, чтобы всецело обладать Богом и Его совершенствами. Впрочем, если мы всецело исполнены любви Божьей и имеем возможность бесконечно возрастать в Боге, мы не можем и желать большего: мера нашего существа и доступного нам единения с Богом исполнена.

Новый Завет открывает нам глубочайшее учение о любви Божьей. Бог есть любовь, Лица Преев. Троицы соединены абсолютным единством любви. Любовь есть также основа всех отношений Бога к твари… Вся Св. Троица любит людей. Бог Отец так возлюбил нас, что «послал в мир Сына Своего единородного, чтобы мы получили жизнь через Него…, чтобы нам называться и быть детьми Божиими» (I Но., IV, 9, III, 1). Любовь Божия и творит и рождает и возрождает: из любви мы сотворены Богом, из любви усыновлены Им и стали новой тварью в Сыне Его. Все совершенное для нас Христом восходит к любви Отчей к нам, ибо Отец послал Сына Своего ради нашего искупления и спасения. «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас» (Рим., V, 8). «Бог богатый милостью, по великой любви, которою возлюбил нас, и нас, мертвых в преступлениях, оживотворил со Христом» (Еф., II, 4–5). Любовь Бога Отца к Своему Сыну преизливается через Сына и на людей (Ио., XVII, 26). Единство Отца и Сына должно стать нашим единством в Боге (Ио., XVII, 21).

Подобно тому, как Отец любит Сына, так Сын Божий возлюбил нас (Ио., XV, 9). «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои…» (Ио., XV, 13–14). Жертва Христова не только плод Его любви к Отцу, но прежде всего Его любви к нам. Соединяя нас всех в Себе Своей всемогущей любовью, Он всех нас приносит в Себе Отцу. Во Христе мы посвящены Богу. Отец любит людей, как любит Своего Сына, ибо все мы соединены со Христом Его любовью к нам (Ио., XVII, 20–26). Любовь Христова к нам превосходит всякое понимание, но мы можем все же постичь ее, когда Христос верою вселяется в наше сердце и мы утверждаемся во «внутреннем человеке» Духом Святым (Еф., III, 14–21).

Бог Отец есть Любовь (I Но., IV, 8), потому что Он есть Тот, Кто из любви ко всему сущему дал всем и всему бытие. Но «дыхание» или «дух» Любви есть Дух Св. «Любовь Божия изливается в сердца наши Духом Св.» (Рим., V, 5)… Любовь Божия может быть понята также, как основная форма или сила бытия Божия, которая открывается нам во всех Божественных проявлениях. В Новом Завете есть множество текстов, говорящих о любви Божьей и ее действии… Любовь Божия есть и любовь Бога Отца и любовь Христова (напр., Ио., XV, 9; Фил., I, 8), и любовь Духа (Рим., XV, 30). Она может принадлежать и человеку, ибо, любя, мы пребываем в любви Божией. Истинная любовь как бы срастворяется с Божественной любовью. Любовь есть сила единения и вместе с тем сила, дарующая бытие и все благое, сила, творящая добро. Это единение может быть чисто личным; любящие друг друга становятся единым «мы», живущим общей жизнью. Единение может осуществляться во всех формах духовного бытия или жизнедеятельности: можно любить друг друга в духе, в истине, в вере, в смирении, в творчестве, в добре, в деятельности и. т. д. Любовь соединяет все, ибо все благое достойно любви; любовь соединяет во всем благом. Людей могут объединять и кровные, плотские узы, хотя они и недостаточны для истинной любви. Дарование нового бытия потому связано с любовью, что всякая новая личность или новое благо есть новая возможность любви. По той же причине любовь побуждает делать добро: мы стремимся, чтобы любимое нами было как можно лучше, как можно более достойно любви. Любовь есть совершенное выражение стремления к полноте бытия. Главное же, если любящий живет тем, кого он любит, он делает ему добро, как самому себе, и если он любит его больше себя, видя в нем большую ценность, чем в себе, то он будет больше заботиться о нем, чем о себе, и больше жить им, чем собой. Любовь по существу бескорыстна; она «не ищет своего» (I Кор., XIII, 5). Полнота бытия заключается не в самоутверждении и не в наслаждениях, но в единении с подлинно совершенным: живя им, мы действительно имеем новое богатство бытия, с которым нас соединяет любовь… Таким образом, любовь есть стремление жить другим и в другом; ради этого любовь сама стремится созидать достойное любви, делать всякое добро и быть в единении со всем благим… Когда человек любит, он живет так же, как Бог, и делает то же, что делает Бог, т. е. живет и действует вместе с Богом. В самом деле, наша любовь к Богу есть ответная любовь: Бог возлюбил нас еще прежде чем сотворил нас; после нашего падения Он первый проявляет к нам свою любовь, призывая нас вернуться к Нему (I ИоIV, 9, 19)[27]). И наша любовь к Богу возбуждается в нас благодатью. Наша любовь к людям повторяет любовь Бога к ним, ибо Бог любит всех, и духовное единство людей возможно только в Боге. Вся деятельность человека, одушевленная любовью, старается осуществлять то, что делает Сам Бог: спасать и просвещать людей, делать им добро, сохранять их от зла и т. д… Даже брак человеческий соединяется Богом и рождение детей дар Божий. Поэтому истинная человеческая любовь нераздельна от Божественной любви… Замечательно, что Новый Завет учит как бы о течении или круговращении любви между любящими: любовь Бога Отца через Сына Божия достигает нас и наша любовь к Сыну Божию есть и любовь к Отцу, равно и любовь к Богу Отцу приводит нас к любви к Сыну. Так же нераздельна любовь людей между собой от любви к Богу. Можно сказать, что Христос есть средоточие любви, связующей во едино Божественную любовь Преев. Троицы с любовью людей (lo., VIII, 42, XV, 9, 10, 12, 23, XVII, 20–26; Еф., V, 1–2).

«Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога и всякий любящий рожден от Бога… Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает и любовь Его совершенна в нас… И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог и уверовали в нее. Бог есть Любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге и Бог в нем» (I Ио., IV, 7, 12, 16)… Любящий рожден от Бога, потому что Бог пребывает в нем в Своей любви и любовь делает его подобным Богу… Вера в любовь Божию означает, вероятно, веру в ее спасающую и всеобъемлющую силу.

Любовь Божия описывается Новым Заветом почти как среда нашей жизни. Ап. Иуда (не Искариот) советует наставлять себя в вере и «сохранять себя в любви Божьей», ожидая вечную жизнь от Господа Иисуса Христа (20–21). Вера и любовь всегда неразлучны в христианстве!.. Ап. Павел исповедует свое твердое убеждение, что ничто в мире «не может отлучить нас от любви Божьей во Христе Иисусе». «Любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу» (Рим., VIII, 28–39). «Господь да расположит сердце ваше к любви Божьей» (II Фес., III, 5)… «Кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась: из сего узнаем, что мы в Нем. Кто говорит, что пребывает в Нем, тот должен поступать, как Он поступал» (I Ио., II, 5–6)… Кто любит гордость и похоть мира, «в том нет любви Отчей» (I Ио., II, 15–16). Христианин принадлежит Царству Божиему, Царству любви; он не может одновременно быть преданным «миру сему», который живет не законом любви, а духовным и плотским себялюбием. Христос упрекал фарисеев, что они предаются внешнему благочестию и оставили любовь Божию (Лк., XI,42).

Если Христос есть средоточие любви для всего сущего, любовь к Нему имеет особое значение. Для ап. Петра и Павла любовь ко Христу была основой всей жизни. Когда Господь после отречения Петра повторно спрашивал его, любит ли он Его, Апостол «опечалился… и сказал: Господи, Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю тебя» (Ио., XXI, 17). Ап. Павел считает себя навсегда соединенным со Христом. «Все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа!» говорит он (Фил., III, 8). «Кто не любит Господа Иисуса Хри–сти, — анафема!» заключает он послание Коринфянам (XVI, 22). Нелюбовь ко Христу есть отлучение от Его Царства. Только любящий Христа, может быть связан любовью с Отцом (Ио., XIV, 15–24, XVI, 27)… Ап. Иоанн считает лицемерной любовь ко Христу у тех, кто не следует Христу в жизни. Напротив, «если мы поступаем в мире сем, как Он», наша любовь достигает такого совершенства, что делает нас бесстрашными и дерзновенными перед Богом (I Ио., IV, 17–18, V, 1–3). Искренняя любовь открывает нам Бога, как истинную Благость. Страх перед Богом есть плод удаления от Бога.

Любовь есть самоотдание, но не всякое самоот–дание есть жертва в точном смысле. Жертвуя, мы лишаемся чего–то; отдавая себя в любви, мы не лишаемся себя, ибо взаимная любовь есть не взаимо–уничтожение, но великое обогащение и приобретение друг друга. Жертвенная любовь есть путь искупления, борьбы со злом и претерпения его. Жертва простирается на все земное и на самую нашу земную жизнь. Но отдавая душу нашу Богу, мы приобретаем ее в Боге преображенной и просветленной… Христос принес Себя в жертву ради людей и любви к Отцу (Ио., XIV, 30); Он «до конца возлюбил людей (XIII, 1). За это Он был возлюблен Отцом (X, 17) и прославлен всей вселенной (Фил., 5–11). Но и мы должны «полагать душу за братьев» (I Ио., III, 16). Наша жертва входит в жертву Христову.

Любовь к Богу и Христу должна превосходить всякую иную любовь. Любящий Христа меньше родных недостоин Его (Мт., X, 37). Дело здесь не в ревности Бога к твари, хотя Бог и называет Себя «Ревнителем», но в том, что любящий Бога меньше твари, любит не Бога, но тусклый образ Его в нашем духе. Тот, кто понял, что такое Бог и Христос, может отвернуть Их, но не может любить Их меньше твари, потому что постиг Их бесконечное совершенство. Большинство людей, говоря, что любят Бога, лицемерят или обманывают себя, именно потому, что фактически любят Бога меньше многого другого на свете. На самом деле они не знают Бога.

«Всякий любящий рожден от Бога и знает Бога», хотя «Бога никто никогда не видел» (I Ио., IV, 7, 12). Бог видим в явлениях Его Славы, но бытие Божие лишь частично открывается в Славе Божией. Опыт благодатной любви дает нам знание Божественной жизни, ибо она есть любовь. Однако, любовь к Богу по мере своего возрастания дает нам и многостороннее знание Бога, так как любовь есть единение, следовательно, в любви мы соединяется с Богом и познаем Его всего, сколько это возможно для нас. До тех пор, пока возможно любить Бога, можно и знать Его. Без любви богопознание, даже созерцательное, остается внешним. Только любовь может проникнуть в бытие Божие, делая нас причастниками этого бытия… Когда сердца наши соединены в любви, мы можем познать «тайны Бога и Отца и Христа, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол., II, 2–3). Тут Апостол провозглашает одно из главнейших начал Православия: — познание Бога и Его откровения возможно только в единстве Церкви. Любовь необходима для богопознания, а любовь нераздельна: равнодушие или ненависть к людям несовместимы с любовью к Богу (I Ио., IV, 20–V, 3). Без любви нет духовного единения, а без единства христиан возможно только индивидуальное познание, поневоле бедное и ненадежное. Единый Бог познается только в единстве.

Новый Завет воспевает любовь, как высочайшее совершенство (Кол., III, 14). Она есть источник бытия, единение сущего, начало всякого добра; она «никогда не перестанет» (I Кор., XIII, 8). Любовь обнимает все положительные формы жизни: знание, смирение, доброту, мир, святость, творчество. «Все у вас да будет с любовью» (I Кор., XVI, 14)… Любовь исключает зло (Рим., XIII, 10)… «Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило на сердце человека, что приготовил Бог любящим Его!» (I Кор., II, 9). Не есть ли «венец жизни», уготованный любящим Господа (Иак., I, 12), — Сам Бог?