Евхаристия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Евхаристия

Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царствии Божием

Мк. 14,25

В IV веке некий монах Радберт Пасхазий пытался целым рядом софизмов доказать своим современникам, что хлеб и вино, принимавшиеся христианской церковью в течение девяти столетий «в воспоминание» о смерти Спасителя, — «пресуществляются», т. е., меняют свою сущность по молитве священника, совершающего это таинство. Пасхазий утверждал, что хлеб и вино, которыми пользуются верующие, становятся действительной Кровью и действительным Телом Христа; тем Телом, которое было рождено от девы Марии, и той Кровью, которая струилась из ран Христа на Голгофском кресте.

Эта болезненная фантазия монаха-фанатика встретила немало протестов не только у духовенства, но и среди влиятельных мирян. Папа Иннокентий III был первым официально упомянувшим об этой доктрине и одобрившим её своим декретным письмом. В числе сочувствовавших этому новому учению оказался также и папа Григорий Великий (Гильдебранд).

Собор (в 1059 г.) в Риме, под председательством папы Николая II-го, после многих бурных протестов и споров признал фантазию монаха Радберта Пасхазия новым догматом Западной церкви.

Одновременно, догмат этот проник и в Восточную церковь, несмотря на то, что окончательное отделение Западной церкви от Восточной произошло за пять лет до спора (в 1054 году). И все же, несмотря на всю строгость церковных узаконений, «догмат о пресуществлении» оставался долгое время одним из самых спорных вопросов Западной церкви. Чтобы положить конец спорам, папа Григорий VI установил своеобразный пост для кардиналов, которым было поручено добиться по этому спорному вопросу, непосредственных указаний от Бога. «Указания» были, якобы, получены, но и таких указаний оказалось недостаточно. В 1160 году вопрос о догмате пресуществления был предложен на разрешение Парижского богословского факультета, К величайшему смущению кардиналов и папы, собравшаяся ученая коллегия отвергла догмат Пасхазия, как лишенный всякого основания в учении Христа, и противоречащий здравому смыслу. Но и эти заключения ученой коллегии ни к чему не привели. Волнения и споры не прекращались. Чтобы положить конец спорам и не допустить опасных разделений в церкви, Латеранский собор (носящий в церковной истории название четвертого) торжественно объявил догмат пресуществления обязательным для всех христиан. С этого момента началась, всем известная, расправа с инакомыслящими. Папа Григорий IX учредил инквизиционный суд, представив его в заведывание доминиканскому монашескому ордену. Упорствующих противников, как опасных еретиков, предавали светской власти для сожжения на кострах. Этой кровавой эпохе посвящены многие темы исторических изысканий.

В наши дни человеку, знакомому со Св. Писанием и свободному от угроз инквизиции, приходится удивляться не тому, что запуганные рабы средневековья подчинились страшному учению Пасхазия, и не тому, что священнослужители, под угрозой неизбежной смерти, заставляли этих рабов признать человеческое измышление за откровение свыше, но тому, как это заблуждение могло сохраняться в церкви и как миллионы наших культурных современников-христиан продолжают верить лжи Пасхазия и заблуждению средневековья. Как современные богословы и деятели ортодоксального христианства никогда еще не потрудились задать себе вопрос: во что они верят и почему? Не странно ли? И странно, и непонятно! Неужели так трудно определить, что разумнее: принять ли на веру жалкое наследие вековых заблуждений, носящее печать долголетия, или же обратиться к доступному всем первоисточнику, к Слову Божию и лично прийти к истине.

Говоря об историческом развитии этого догмата, не следует заключать, что данное заблуждение было церковью допущено, благодаря неясности Св. Писания. Напротив, ни один христианский догмат не освещён Св. Писанием так ясно, как именно этот догмат.

Вспомните незабвенную сцену Тайной Вечери и всего того, что произошло в горнице, где была установлена Евхаристия. «В ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей крови, сие творите, когда только будете пить в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете доколе Он придет». (1Kop. 11, 23–26).

За время Своего земного служения Христос сотворил много чудес: Он исцелял больных, воскрешал мертвых, насыщал живых… Не может быть сомнения, что там, в горнице, Христос мог совершить еще одно чудо. Он мог пресуществить вино и хлеб, предметы последнего ужина в действительную плоть и кровь, сделать хлеб тождественным той плоти, в которой Он в данный момент находился, однако, мы не встречаем в Св. Писании никаких указаний о какой-либо перемене, происшедшей с хлебом и вином после слов Его благодарственной молитвы. В этом случае мы не видим ни малейшего намека на чудо, в котором, кстати сказать, Христос не видел тогда никакой надобности. Называя вино кровью, а хлеб телом Своим, Иисус Христос воспользовался тем образным языком, каким пользовался почти всегда и какой так широко был распространен среди жителей Востока. Разве в Своих проповедях Христос не сравнивает Себя с предметами домашнего обихода? Разве ученики не слыхали таких выражений как: «Я есмь хлеб», «Я есмь свет», «Я есмь дверь», «Я есмь Пастырь», «Я есмь истинная виноградная Лоза» и т. п. Естественно, что в данном случае, говоря «сия чаша — есть новый завет» или «сие тело Мое за вас ломимое», Христос употребил слова, как символы Его искупительной жертвы.

Заметьте, что после того, как Христос вознес к Отцу молитву благодарения (после которой, полагают, и произошло пресуществление), Он все же продолжает называть вино — вином и хлеб — хлебом, говоря: «Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду лить с вами новое вино в Царстве Отца Моего». (Мф.26,29). Поразительно также и то, что произнося слова: «Сие есть Тело Мое», Христос оставался все еще в теле, Он ведь не превратился после молитвы в два тела, из коих одним пользовался Сам, а другим насыщались ученики. Такая предпосылка абсурдна и кощунственна. И, тем не менее, это кощунственное понятие укрепилось в Западной и Восточной церквах.

Догмат пресуществления противоречит Св. Писанию

Учение о пресуществлении, связанное с идеей приношения бескровной жертвы за грехи тех, кто участвует в причащений, полностью отрицает единократное искупление грехов, единократной жертвой Иисуса Христа. Писание говорит, что «Христос вошел не в рукотворное святилище…, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие, и не для того, чтобы многократно приносить Себя… иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира. Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею… (Он), как пребывающий вечно, имеет и священство непреходящее, посему и может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу, будучи всегда жив, чтобы ходатайствовать за них… (Ибо Он) со Своею Кровию однажды вошел во святилище, и приобрел вечное искупление… По сей-то воле освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа. И всякий священник ежедневно стоит в служении и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов. Он же, принесши одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога». (Евр. 9, 24–27; 7,24–25; 9,12; 10,10–12).

Догмат пресуществления противоречит фактам

Обе церкви, Западная и Восточная, предлагают людям верить в чудо там, где никакого чуда не происходит. Чтобы убедиться в том, что хлеб и вино не пресуществляются, или не меняют своей сущности, а остаются теми же, какими были и до молитвы священника, нет нужды в сложных химических анализах. Вкус хлеба и запах вина до молитвы о пресуществлении и после нее сохраняются.

Чудеса, которые совершались Христом и апостолами были очевидны для всех. Даже неверующие люди и те могли убедиться в чудесно происшедшей необычайной перемене. В таких случаях все присутствовавшие «исполнялись ужаса и изумления от случившегося»… В таких случаях даже враги Христовы бессильны были что-либо сделать. Они должны были признать наличие чуда, как написано: «ибо всем, живущим в Иерусалиме, известно, что ими (апостолами) сделано явное чудо, и мы (старейшины), не можем отвергнуть сего». (Деян.3,10; 4,16). Господь пресуществил на брачном пире в Кане Галилейской воду в вино и чудо оказалось для всех очевидным. Если бы Господь творил чудо, пресуществляя вино в кровь и хлеб в плоть человеческую, этого чуда скрыть не было бы никакой возможности. Но Бог, как мы неоднократно убедились уже, не творит чудес для узаконения человеческих заблуждений.

Заметим также, что Восточная церковь примешивает воду к вину, смешивая хлеб, воду и вино в общую массу, хотя апостолы и все верующие, придерживаясь Писания, принимали и принимают хлеб и вино раздельно. Вместо того, чтобы следовать порядку, установленному Господом на Тайной Вечере, Восточная церковь причащает из ложки всех своих членов, как грудных младенцев, так и взрослых. Чтобы ложка эта не показалась людям уж очень «обыкновенной», церковь назвала ее «лжицей», объяснив, что духовно «лжица» соответствует клещам, которыми Серафим взял с жертвенника горящий уголь и очистил уста пророка Исайи. (Ис. 6, 6).

Аналогия между «ложкой» и «клещами» свидетельствует о желании иметь хотя бы какое-нибудь основание для своего странного нововведения. Лучше что-нибудь, чем ничего. То же самое можно сказать и о других предметах церковной утвари. Восточная церковь учит, что «копье», употребляемое на «проскомии» для пронзения хлеба и извлечения «частиц», напоминает собою то копье, каким воин-язычник пронзил грудь Христа на кресте. Невольно напрашивается и такая аналогия: если хлеб — Христос, а копье — оружие, которым Христос был пронзен, то кого же напоминает священник, «пронзающий» хлеб?

Под угрозой отлучения от церкви, 4-й Латеранский собор, собравшись в 1215 году, предписал всем христианам, по крайней мере, однажды в год, перед Пасхой, исповедываться пред священником и причащаться. Западная церковь, не взирая на слова Самого Господа: «пейте из нея все», — лишила своих членов чаши Господней. Миряне не имеют права прикасаться к вину и чаше, они принимают только хлеб (в форме облатки), вино же выпивает священник, совершающий богослужение.

В вопросе Евхаристии история церкви знает еще один вид ереси, встречающейся среди некоторых протестантских течений, где люди, отрицая пресуществление хлеба и вина Вечери Господней, рассматривают их только как хлеб и вино, подходят к этим дивным символам и принимают их без должного благоговения: «не рассуждая о Теле Господнем». (1Кор. 11, 29).

Св. Писание учит, что Вечеря Господня таит в себе не только особый смысл и значение, но что воспоминание Христовых Страданий приводит верующего к духовному единению со Христом и Его церковью, «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо причащаемся от одного хлеба». (1Kop. 10, 16–17). Каким образом происходит в душе человека это незримое «приобщение» Телу и Крови Христовой мы не знаем. Эта тайна будет открыта верующему только в вечности. Отрицать тайну духовного воссоединения человеческой души с Богом и не признавать благодатного воздействия Вечери Господней на духовную жизнь верующего, значит впасть в другую крайность, подобную той, которая стремится видеть в этой тайне процесс материального пресуществления.

Следует помнить, что «сокрытое принадлежит Господу, Богу нашему, а открытое нам и сынам нашим до века, чтобы мы исполняли все слова закона сего». (Втор. 29, 29; Лук.22,7-20; 1Кор.9 гл.; Деян.2,46; 20,7-11).

О причащении детей

Вечеря Господня, как мы уже знаем, является Божиим установлением, принимать участие в котором не должны те, кто духовно не способен отнестись к этому сознательно, с должным благоговением. Всякому понятно, что такого сознательного и вполне разумного отношения к Вечере Господней нельзя ожидать от младенца. Поэтому, Бог не ставит младенцу никаких условий, не предъявляет никаких требований. Св. Писание говорит, что младенцы не нуждаются в тех духовных установлениях, которые предназначены служить взрослым. О детях Христос сказал: «таковых уже есть Царствие Божие…». Дети не могут сознательно вспоминать смерть Христову или возвещать Его второе пришествие. Ведь они еще ничего об этом не знают. Кроме того, мы не встречаем в Св. Писании никаких решительно указаний об исполнении детьми заповедей Господних. Слово Божие, однако же, уделяет много места христианскому воспитанию детей. Задача такого воспитания сводится к тому, чтобы подготовить отдаче себя Христу, непринужденному следованию и сознательному участию в Вечере Господней. Бессознательное принятие таинств бесполезно.

О таком принятии таинств Иоанн Златоуст говорит следующее: «Если принимающий таинство не узнает присутствующих, не слышит их голоса и не может произнести слова…, но лежит как безжизненное дерево или камень, нисколько не отличаясь от мертвого, то какая польза от принятия таинств при таком бесчувствии?». (2Т. 251 стр.). Для бессознательного ребенка всякое таинство излишне. Таинство, неправильно воспринятое в настоящем, становится крайне опасно для всей последующей жизни дитяти. Получив еще в детстве искаженное представление о том, что именно Бог от нас требует, человек может всю жизнь лелеять ложное понятие о спасении. Ему будет казаться, что в детском крещении он «возродился», в причащении получает частицу Тела Христова и, будучи членом церкви, стоит на правильном пути. Такое состояние души крайне опасно, ибо человек как бы лишается способности думать о духовной жизни или искать спасения, хотя явно живет и погибает во грехах.

Причащение детей нашло ревностного защитника в лице Августина Блаженного. Он и другие отцы церкви утверждали (не имея, однако, в Св. Писании ни одного основания для своих утверждений), что крещаемому дается обещанная благодать без меры, а потому и не ограничивается никаким возрастом. Отсюда некоторые пришли к выводу, что Вечеря Господня должна быть доступна всем крещенным, даже детям.

Этот «человеками установленный» обычай причащения детей, просуществовал в лоне православной церкви много столетий. За это время истинное значение Вечери Господней совершенно искажалось. Простому символу и воспоминанию воздается сейчас глубочайшее суеверное почитание — хлебу и вину, приписываются чудодейственные целительные свойства. Заблуждение, окутанное тысячелетней давностью, настолько вошло в кровь и быт православного человека, что бороться с ним нет никакой возможности. Только Дух Святой способен открыть духовно-слепым глаза и «ум к уразумению Писаний»…