НИМЁЛЛЕР ВСТРЕЧАЕТСЯ С ГИТЛЕРОМ

НИМЁЛЛЕР ВСТРЕЧАЕТСЯ С ГИТЛЕРОМ

4 января 1934 года епископ Рейха Мюллер издал указ, известный как «Приказ о наморднике», о восстановлении порядка в Евангелической церкви Германии. Служителям было запрещено включать в свои проповеди любые вопросы церковных разногласий. Было сказано, что церковное служение — это «провозглашение чистого Евангелия и только его одного».

Перед пасторами возник вопрос: в чем заключается «чистое Евангелие»? Мог ли пастор быть верным своему стаду, просто проповедуя Христа и Его распятие? Есть ли какое-либо практическое применение, которое должно быть реализовано в жизни верующих? Какой была роль пастора в предупреждении стада и наставлении людей об опасностях другого креста? Несмотря на то что этот указ угрожал увольнением, тысячи пасторов проигнорировали приказ Мюллера.

Гитлер начал понимать, что покорить церковь будет сложнее, чем он полагал вначале. По его словам, он понял, что «никто не сможет сломать Церковь о свое колено. Ее следует оставить гнить как омертвелую конечность... Но здоровая молодежь принадлежит нам». В конце концов он, конечно же, попытается «сломать церковь о свое колено», однако на тот момент он хотел выглядеть миротворцем.

Так, в качестве показной демонстрации доброй воли 25 января 1934 года Гитлер созвал лидеров церквей на личную встречу, на которую был приглашен и Нимёллер. До Гитлера дошли вести о том, что внутри церкви может возникнуть раскол, а он хотел предотвратить дискредитацию собственного епископа. Таким образом, Нимёллер и другие представители духовенства прошли в сопровождении конвоя эсэсовцев в рейхсканцелярию в Берлине и вскоре были препровождены в кабинет Гитлера. Позади Фюрера стоял епископ Рейха Людвиг Мюллер.

Гитлер начал с упреков в адрес своих гостей, обратившись к ним с тирадой о том, что он был неверно понят. По его словам, все, чего он хотел, — это «мира. Мира между Церковью и государством». Он побранил их за то, что они мешали ему, саботируя его попытки по достижению этого мира.

Нимёллер ожидал возможности высказаться и, когда таковая представилась, объяснил, что его единственной целью является благополучие церкви, государства и немецкого народа. Гитлер молча выслушал его, а затем сказал: «Вы ограничьтесь Церковью, а я позабочусь о немецком народе». После этого разговор перешел на другие темы.

Когда он был окончен, Гитлер пожал духовенству руки, и Нимёллер понял, что это была последняя возможность высказать свое мнение. Тщательно подбирая слова, он сказал: «Вы сказали: «Я позабочусь о немецком народе». Однако мы тоже, как христиане и священнослужители, имеем ответственность по отношению к немецкому народу. Эта ответственность была возложена на нас Богом, и ни вы, ни кто-либо еще в этом мире не властен отобрать ее у нас».93 Гитлер повернулся и ушел, не сказав ни слова.

В тот же вечер восемь гестаповцев обыскали дом пастора Нимёллера в поисках разоблачительных материалов. Несколько дней спустя в его прихожей была взорвана самодельная бомба. Полиция прибыла на место происшествия, хотя ее никто не вызывал.

Нимёллеру было легче выдержать угрозы, чем ту критику, которой он подвергся со стороны коллег за свои храбрые слова Гитлеру.

В его биографии под названием «Пастор Нимёллер» Дитмар Шмидт говорит, что Нимёллер «оказался объектом почти всеобщего порицания» со стороны его собственных сторонников. Они обвиняли его в провале конференции из-за тех слов Гитлеру. Они предсказывали, что вместо того, чтобы сместить с должности Мюллера, Гитлер в действительности укрепит руку своего друга. Один пастор вообще попытался изгнать Нимёллера, сказав: «Я вижу среди нас пастора Нимёллера. Не думаю, что у нас есть общие темы для обсуждения». Нимёллер поднялся и вышел из здания, не сказав ни слова.

Очевидно, что большая часть духовенства придерживалась в первую очередь позиции безопасности. Различные епископы начали отступать от своей приверженности церкви, свободной от политического вмешательства. Некоторые приняли позицию «Немецких христиан», утверждая, что между церковью и государством может быть найден компромисс. Несколько дней спустя две тысячи пасторов вышли из состава «Чрезвычайной лиги пасторов». Они были уверены, что Нимёллер зашел слишком далеко в своей неблагожелательности к нарастающему потоку поддержки политических и экономических достижений Гитлера.

Справедливости ради мы должны отметить, что некоторые из этих пасторов в последующие годы опять стали на сторону Нимёллера. Дитмар Шмидт пишет: «То, что в религиозных сражениях 30-х не всегда прослеживались четкие «фронты»,— это факт. Ряды «Немецких христиан» и их оппонентов никогда не были прочными». Каждый должен был решить для себя, где ему оставаться, внимательно наблюдая за следующим шагом Гитлера. Во всех этих сражениях, говорит Шмидт, «личные амбиции, робость, нерешительность и приспособленчество были точно так же очевидны, как и мужество, стойкость и христианское усердие».94

За день до встречи с пасторами Гитлер назначил своего старого друга Альфреда Розенберга ответственным за духовное обучение партии нацистов. Как мы узнаем в следующей главе, перед Розенбергом была поставлена цель создания немецкой церкви, в которой не было бы места учению о Христе. Он заявлял, что «вечные истины были найдены не в Евангелиях... а только в немецких идеалах характера. Образование в Германии в будущем должно быть основано на том «факте», что источником добродетели является немецкий, а не христианский характер».95 Он хотел заменить Библию книгой «Майн Кампф» или, что еще лучше, своей собственной книгой «Миф девятнадцатого века», которая учила о том, что немецкий народ был богом, которому все должны поклоняться.

Так, для церкви в Германии конец 1933 и начало 1934 года были ознаменованы кризисом. Первоначальный оптимизм относительно того, что церковь может создать прочный блок оппозиции Гитлеру, рассеялся. Что еще хуже — сражение только началось. С течением времени перед церковью возникли еще более трудные вопросы выбора. Впереди еще было много сражений, в которых необходимо было победить или потерпеть поражение.