Глава 3. ИЗРАИЛЬ

Глава 3. ИЗРАИЛЬ

Колена Израиля

Колена Израиля образовали свободный союз, который можно называть просто Израилем. Союз этот, однако, был действительно свободным, и отдельные племена, кроме случаев крайней необходимости, вели себя почти как независимые образования. У каждого были свои традиции и племенные вожди. О некоторых из этих вождей вспоминают предания, описывая их победы над тем или иным врагом. Их называли судьями, поскольку одной из обязанностей вождя в родоплеменном обществе были судебные разбирательства и вынесение приговоров, воздававших (на что следовало надеяться) всем по справедливости.

В позднейшей истории Израиля эти родоплеменные традиции интерпретировались как часть жизни единой нации. По этой причине разные судьи обязаны были править всеми коленами, один судья за другим. Из-за мистического смысла числа двенадцать было двенадцать судей, хотя от некоторых Библия отделалась одним-двумя стихами, не более. В результате такой неправильной интерпретации расчеты по Книге Судей явно свидетельствуют, что племенной период длился свыше четырех сотен лет и израильское завоевание происходило около 1450 г. до н. э. Если подойти к делу с (как кажется) более реалистических позиций и исходить из того, что упомянутые колена были независимы и разные судьи вполне могли править одновременно, получается, что племенной период длился менее полутора сотен лет. Это вполне согласуется с датировкой израильского завоевания — примерно 1200 г. до н. э.

В дополнение к периодически возникавшей необходимости защищаться от общего врага мощным фактором, удерживающим эти племена вместе, была религия. Трудно сказать, что представляла собой религия израильтян в те времена, когда они перешли Иордан, поскольку впоследствии их религиозные лидеры склонны были приписывать свои усложненные догмы тому примитивному периоду. Возможно, израильская религия времен завоевания не слишком сильно отличалась от религии прочих кочевых племен, и они поклонялись богу грозы, не слишком отличавшемуся от других богов[11].

Форма богослужения у пришлых израильтян была примитивной, ей не хватало красок и замысловатого ритуала, успевшего появиться в городах Ханаана с их древними культурными традициями. Суровые сыны пустыни из кочевых племен смотрели на ханаанские обычаи как на греховные. Что неудивительно, поскольку сельские жители всегда осуждали замысловатые повадки «порочного города» и осуждают их и в наше время.

Среди израильтян возникли две религиозные партии. Некоторые переняли различные ханаанские ритуалы и даже признали ханаанских богов. Другие оставались приверженцами более древних и простых способов поклонения Яхве. Эти последние, мы будем называть их яхвистами, не привыкли к искусно вырезанным деревянным или каменным фигурам (идолам), изображавшим богов. Именно против обожествления идолов они в основном яростно и выступали.

Библия отражает воззрения яхвистов и, возможно, придает им большую значимость, чем они имели на самом деле. В течение шестисот лет после израильского завоевания яхвисты представляли собой партию меньшинства и обычно мало влияли на израильских вождей.

На ранней стадии племенного строя наиболее могущественным было колено Ефрема, и его самый почитаемый культовый центр находился у города Силома. Силом находился в 20 милях к северу от Иерусалима. Почему его выбрали в качестве святого места, неизвестно. Археологические находки свидетельствуют, что место, где находился Силом, было безлюдно вплоть до завоевания израильтянами. Может быть, израильтяне умышленно выбрали такой необжитой участок, чтобы создать центр поклонения в месте, не связанном с обычаями хананеев.

Другие колена демонстрировали свою приверженность племенному союзу, принося подобающие жертвы у Силома, а в установленное время к святому месту шли паломники из разных колен.

Среди общих врагов, заставлявших союзные племена держаться вместе, были, разумеется, хананеи — они все еще были сильны на севере, даже после того как Центральный Ханаан был завоеван «коленами Рахили». Северных хананеев, возможно, поддерживали богатые города побережья. В результате набега на юг «народов моря» эти города были опустошены, но первым оправился город Сидон. Расположенный в 40 милях к югу от Библа, он стал теперь главным городом области, позднее названной Финикией. Поэтому в Книге Судей хананеи с побережья упоминаются под именем сидонян.

Другим врагом, одновременно и более опасным, и более ненавистным, были филистимляне. Между филистимлянами и израильтянами встал барьер в виде обряда обрезания — отсечения крайней плоти пениса.

Кажется, первыми этот обряд стали практиковать египтяне. Хананеи переняли его за те столетия, пока подчинялись Египту, а израильтяне — когда пришли на их землю. Вполне возможно, что обрезание берет свое начало из обряда плодородия или служило заменой принесения в жертву человека, но позднее израильтяне отнесли эту церемонию к Аврааму и рассматривали ее как форму выполнения завета (договора) с Богом, но которому Ханаан был отдан им на законном основании.

Как бы ни объясняли происхождение этого обычая те, кто его практиковал, обрезание считалось чрезвычайно важным. Филистимляне, пришедшие с востока и в значительной степени перемешавшиеся с греками, переняли древнееврейский язык и многие из форм ритуальных отправлений, но так никогда и не приняли обрезание. В глазах израильтян тот факт, что они не прошли обрезание, выглядел особенно ужасным.

Может показаться, что филистимляне не представляли собой слишком уж большой угрозы. Они были сравнительно малочисленны и занимали ограниченную территорию вдоль побережья, образовав свободную конфедерацию, состоявшую на греческий манер из городов-государств. Таких городов было пять, причем три на самом побережье. По порядку с севера на юг это были Ашдод, Аскалон и Газа. В десяти милях от Ашдода в глубь суши находились еще два города-государства — Екрон и Гат. Но, несмотря на их малочисленность, разобщенность и чрезвычайную враждебность окружающих их соседей, филистимляне могли нанести ощутимый урон. В значительной мере это объяснялось вооружением.

В течение тысячи лет бронза оказывалась превосходным материалом для орудий труда и оружия, но медь была редким металлом, а олово, необходимое для того, чтобы сделать из меди бронзу, встречалось еще реже. Был известен по крайней мере один металл, намного превосходивший даже самую лучшую бронзу, — железо, во всяком случае, железные сплавы, которые содержались в метеоритах. Метеоритное железо намного тверже и прочнее бронзы, но его трудно обрабатывать, и, что еще хуже, встречалось оно гораздо реже, чем медь и олово.

Но потом люди поняли: раз медь можно получить, нагревая различные минералы, то так же можно получить и железо. Более того, минералы, из которых можно выделить железо, распространены гораздо шире, чем те, из которых добывали медь. Проблема состояла в том, как из этих минералов выделить железо. Для этого требовалась высокая температура, а получить ее было нелегко. Кроме того, полученное железо зачастую оказывалось твердым, но хрупким, или, наоборот, прочным, но мягким. Подходящий для инструментов и оружия сорт железа, — сейчас мы назвали бы это разновидностью стали, — надо было выплавлять особым способом.

Как правильно обрабатывать железную руду, придумали на территории хеттов или поблизости примерно в 1400 г. до н. э., и постепенно этот способ распространился за ее пределы. Вторгшиеся в Грецию дорийские племена обладали железным оружием, именно поэтому они так легко покорили вооруженных бронзой ахейцев. Было железо и у "народов моря", и, когда филистимляне захватывали ханаанское побережье, в сражениях они использовали железное оружие. Но они были не настолько глупы, чтобы раскрывать секрет выплавки железа. Пока им удавалось хранить эту техническую тайну, израильтянам приходилось обороняться более примитивным оружием.

Благодаря железу филистимляне не только легко закрепились на побережье, но и обложили данью ближайшие к ним племена — колена Дана, Иуды и Симеона. После завоевания эти племена могли играть лишь второстепенную роль.

Библия рассказывает, как отряд потомков Дана, решив, что жить под игом филистимлян невыносимо, прошел сотню миль на север, захватил одиноко стоящий ханаанский город Лаис, разграбил его, а затем поселился там, дав ему новое название — Дан. Почти три столетия Дан оставался самым северным городом союза израильских племен, как Беер-Шева — самым южным. Выражение «от Дана до Беер-Шевы» стало означать «весь Израиль».

Судьи

У северных племен, удаленных от филистимлян с их железным оружием, была возможность вести более свободную жизнь, чем у племен, расселившихся в районе Мертвого моря. Определенного военного превосходства среди северных племен добилось колено Ефрема. Это показало сражение, разыгравшееся в первые десятилетия после завоевания.

Племена, жившие в окрестностях Галилейского озера, действовали весьма рискованно, так как еще сохранились достаточно сильные ханаанские города, расположенные в этой области. Иавин, царь Хацора, организовал и возглавил союз хананеев против израильтян. Хананеи, видимо не без помощи своих сородичей из финикийских городов на побережье, имели достаточно колесниц и железного оружия. В этом израильтяне с далекого севера не могли с ними соперничать.

Предводителем северных племен стал Варак из колена Неффалимова. Всех воинов, каких смог, он собрал на горе Фавор. Эта гора находилась примерно в 25 милях юго-западнее Хацора и, будучи в центре, оказалась удачным оборонительным пунктом. Но все равно, зная о более мощном оружии ханаанского противника, воины пали духом, и Варак знал, что не сможет долго удерживать их в строю. Перед тем как отважиться на бой, он обратился за поддержкой к колену Ефрема, которым тогда (что весьма необычно) правила женщина по имени Девора. Помощь обещали, но при условии (как мы резонно можем предположить), что командовать будут ефремляне. Союз был заключен, от племен Рахили прибыло подкрепление, и лишь тогда израильтяне решили сражаться.

Хананеи начали наступать, но вскоре поняли, что их колесницы не могут двигаться по каменистому грунту горы Фавор. Израильтяне дождались удобного момента, воспользовались внезапным ливнем и двинулись в контратаку. Земля превратилась в грязь, тяжелые железные колесницы увязли, и хананеев перебили. Их предводитель Сисара бросил свою колесницу и удирал пешком. Его убила женщина, в палатке которой, он попытался найти убежище. Хацор был разрушен, а ханаанская власть на севере так ослабла, что уже не представляла угрозы для Израиля.

Победный гимн, относящийся, очевидно, к этому времени (возможно, 1150 г. до н. э.), сохранился в пятой главе Книги Судей и представляет собой один из древнейших отрывков Библии. Гимн, называемый «Песнь Деворы», перечисляет колена, которые разделили между собой эту победу. Вначале, разумеется, Ефрема, затем прочие колена Рахили: «От Ефрема пришли укоренившиеся в земле Амалика; за тобою Вениамин, среди народа твоего; от Махира (Манассии) шли начальники…»

Затем упоминаются сражавшиеся северные племена: «…И князья Иссахаровы с Деворою», а также «Завулон — народ, обрекший душу свою на смерть, и Неффалим — на высотах поля».

Однако другие племена порицаются за то, что отказались присоединиться к борьбе и вместо этого заняли нейтральную позицию. «В племенах Рувимовых большое разногласие. // Что сидишь ты между овчарнями, слушая блеяние стад? //…Галаад (Гад) живет спокойно за Иорданом, и Дану чего бояться с кораблями? Асир сидит на берегу моря и у пристаней своих живет спокойно».

Вероятно, у них были смягчающие обстоятельства. Асир находился под властью приморских финикийцев, а Дан — приморских филистимлян. Гад и Рувим, которые находились к востоку от Иордана, должны были, соответственно, бороться с Аммоном и Моавом. Но слабость уз содружества очевидна. Ефрему пришлось упрашивать сильные племена Рахили объединиться с ним для поддержки слабого севера. Четыре племени вообще не участвовали в этом.

Существует еще один интересный факт: в «Песни Деворы» племена Иуды и Симеона даже не упоминаются. Очевидно, эти южные племена не считались тогда частью союза израильских племен. Фактически на протяжении всей эпохи Судей роль этих племен кажется минимальной. Удобно в какой-то мере ограничить понятие «Израиль» теми десятью коленами, которые перечислены в «Песни Деворы», а их южных сородичей назвать Иудой.

Гегемония колена Ефремова и способ, которым его вожди ее утверждали, становятся понятнее из истории с Гедеоном. Племена Рахили, которые уже не боялись поверженного Северного Ханаана, стали жертвой набегов из-за Иордана арабских племен из пустыни. Столетие назад тем же занимались колена Рахили, а теперь они стали обороняющимися.

Основной удар мадианитян обрушился на колено Манассии, и его вождь Гедеон начал против них боевые действия. Возможно, разгневанный медлительностью вождей племен Ефрема, он собрал вокруг себя северные племена и создал такую же коалицию, какая воевала с хананеями на горе Фавор. К колену Ефремову он, однако, не обратился и, похоже, был весьма доволен, что вел борьбу без его участия.

Армия мадианитян отличалась от армии хананеев. Эти кочевники прибыли не на лошадях или военных колесницах, а на верблюдах. Вооружение их было еще примитивнее, чем у израильтян, а единственным преимуществом была мобильность — способность нанести удар и незаметно исчезнуть. Поэтому Гедеон организовал внезапный набег на лагерную стоянку мадианитян западнее Иордана. Кочевники, не искушенные в военном искусстве, не были готовы к ночному нападению. Гедеон ночью привел свой небольшой отряд на высоты рядом с лагерем мадианитян и внезапно напал на них, применив не столько оружие, сколько шум и огни. Разбуженные мадианитяне испугались, не поняли, что происходит, и, решив, что окружены многочисленной вражеской армией, в панике бежали на восток в сторону Иордана.

Гедеон и там подготовился к их приходу. С преднамеренным опозданием он сообщил о своих планах племени Ефрема и направил его легионы к бродам Иордана. Там-то им и удалось перехватить бегущих мадианитян, и мало кому из этих кочевников удалось спастись.

Тем не менее слава этой победы полностью досталась Гедеону, а значит, и колену Манассии. Ефремляне, сыгравшие второстепенную роль, злились, и какое-то время казалось, что неизбежна гражданская война. Гедеон предотвратил ее, подчинившись Ефрему и признав его главенство.

Престиж Гедеона был настолько высок, что племя Манассии пожелало даже, чтобы он мог передать свое звание вождя по наследству, то есть сделаться царем. И действительно, после смерти Гедеона один из его сыновей, Авимелех, силой захватил власть, убив всех своих братьев (а в обществе, где распространено многоженство, братьев, как правило, бывает очень много). Первый опыт наследования власти продлился всего три года; Авимелеха убили при осаде восставшего города.

Этот факт явился как бы предвестником будущего и означал усложнение общественной организации израильтян. При прежнем кочевом образе жизни до завоевания простая, но эффективная демократия, сводившаяся к выбору нового вождя в случае смерти прежнего, не вызывала особых проблем. Но теперь происходило накопление собственности и богатства, поэтому в период неразберихи и гражданских беспорядков между одним вождем и следующим страдали слишком многие. Думающие израильтяне начинали все больше склоняться к монархии, то есть к такой системе, когда сын автоматически наследует отцовскую власть, способствуя таким образом политической и социальной стабильности. Первая попытка, однако, провалилась, следующая оказалась еще хуже.

Племя Гада, поселившееся к востоку от Иордана, постоянно беспокоили аммонитяне — еврейское племя, пришедшее в эту область Ханаана до израильтян. Из-за непрекращающейся борьбы с Аммоном Гад не мог примкнуть к племенам, жившим к западу от Иордана, и сражаться вместе с ними против хананеев или мадианитян. (Гедеон разорил несколько городов племени Гада в отместку за отказ помогать ему.)

Но теперь в племени Гада выдвинулся сильный военачальник Иеффай. В битве при Мицпе, южнее реки Иавок, к востоку от Иордана, племя Гада разгромило аммонитян. Для победы в этой битве Иеффаю, видимо, пришлось принести в жертву свою дочь. Для народов Ханаана это вовсе не было таким уж неслыханным событием. Богам, которым они поклонялись, больше всего нравились такие изысканные жертвы, как собственный ребенок вождя (а иногда даже сам вождь). Победа над аммонитянами, без сомнения, была приписана этой жертве, а Иеффая уважали как великого патриота. По в более поздние времена тех, кто редактировал библейские писания, ужаснули человеческие жертвы, и они смягчили эту историю (слишком известную, чтобы ее можно было опустить), изобразив эту жертву как следствие необдуманной клятвы.

Но Иеффай, как до него и Гедеон, воевал без должной оглядки на ревниво охраняемое главенство племени Ефрема. На этот раз успокоить ефремлян не удалось; они перешли Иордан, намереваясь наказать колено Гада за победы, одержанные без их помощи.

Иеффай, не сопротивляясь, отступил перед ними и послал свои отряды к иорданским бродам, поскольку самонадеянные ефремляне не позаботились об их прикрытии. Они не предполагали, что им придется в панике бежать.

Но именно так все и произошло. Иеффай разгромил их в жестокой битве, а когда побежденные ефремляне бросились бежать, то у берега Иордана поняли, что попали в ловушку. Некоторые, видимо, пытались прикинуться странниками, но суровые воины Иеффая получили инструкции требовать от любого сомнительного путника, чтобы он произнес слово «шибболет» (что значит «поток»). В диалекте ефремлян звук «ш» отсутствовал, так что каждого, кто произносил «сибболет», немедленно убивали. (Это слово пришло в английский язык, и оно означает ныне ходячую фразу или избитый лозунг политической партии.) Этой битвой приблизительно около 1100 г. до н. э. завершилась гегемония ефремлян, продержавшаяся около столетия, или со времен Иисуса Навина.

Филистимляне

Гражданская война израильтян и ослабление колена Ефрема оказались для Израиля в целом катастрофическими. Без отрядов ефремлян, вокруг которых можно было сплотиться, другие колена стали гораздо более беззащитными перед лицом врага. На самом деле все, что их отныне держало вместе, — это святилище в Силоме, так как религиозное главенство племени Ефрема пережило его политический и военный закат. (Такое часто случается. Мы сами являемся свидетелями того, как Рим в течение многих веков остается для нашей культуры мировым религиозным центром, хотя его политическое и военное могущество как столицы великой империи давно ушло.)

На беду израильтян этот период их разобщенности совпал с усилением могущества филистимлян. Примерно в это же время пять городов-государств филистимлян объединились под властью Гата и достигли такого положения, что могли уже распространить свое влияние не только на соседние племена Дана и Иуды, но и дальше.

Именно к этому периоду, возможно, относятся истории о герое Самсоне из колена Дана. Традиционная атрибутика сказаний о богатырях, столь популярных в любом народе, скрывает от нас, что же было на самом деле. Мы можем лишь предполагать, что Самсон вел партизанскую войну против филистимлян, но в конце концов попал в плен.

Поскольку филистимляне контролировали всю территорию к западу от Мертвого моря, естественно, им хотелось распространить свою власть и дальше. На севере владения филистимлян граничили с городами колен Вениамина и Ефрема. Племена Ефрема по-прежнему пользовались авторитетом благодаря былому лидерству и владению главной святыней израильтян в Силоме. Если ефремляне будут разгромлены, — а они так никогда и не оправились от катастрофы на иорданских переправах, — то все содружество израильских племен окажется в руках филистимлян. Тогда филистимляне заложат основы государства, которое впоследствии может стать громадной империей.

Подробности развития кризиса нам неизвестны, но примерно к 1050 г. до н. э. настал момент для решающей битвы. Филистимляне, хорошо вооруженные и хорошо вымуштрованные, двинулись от побережья в глубь суши и дошли до города Афек. Это в 30 милях севернее столицы филистимлян Гата и всего в 20 милях к западу от Силома.

Ефремляне, с тем войском, которое смогли собрать с другими членами союза, встретили врага без особого воодушевления. В схватке передовых отрядов их здорово побили, и вождям Ефрема казалось, что только какое-то необыкновенное средство для поднятия боевого духа поможет им выстоять.

В святилище Силома находился так называемый Ковчег Завета — священный ларец, который, согласно преданию, был принесен в Израиль во времена завоевания полтора столетия назад. Для израильтян это был самый почитаемый объект поклонения и при отсутствии идолов самое убедительное воплощение израильского божества.

Послали за ковчегом и привезли его в лагерь со всеми возможными церемониями. Ожидалось, что ефремляне почувствуют личное присутствие в лагере своего бога и будут сражаться вместе с ним против филистимлян. От последних этот факт, естественно, в секрете не держали, поскольку было важно, чтобы враг ждал встречи лицом к лицу с самим богом израильтян и, соответственно, был деморализован.

Подобный маневр запросто мог стать эффективным средством психологической войны, поскольку среди народов того времени существовало поверье, что у каждого народа есть свой, так сказать, бог-хранитель. Филистимляне охотно верили в существование бога израильтян и его власть над Израилем и одновременно в существование собственных богов и их власть над собой. Вопрос в том, кто из этой компании богов окажется в критический момент сильнее. Так как культовый объект израильтян находился в военном лагере, то есть в районе боевых действий, а их собственные идолы — дома, можно предположить, что филистимляне нервничали. (Израильские верования в те времена были столь же примитивными. В будущем им будет казаться, что нет нужды доставлять божество в лагерь, что бог вездесущ и может даровать победу своему народу независимо от того, где находится ковчег и даже существует ли он вообще, — но это в будущем.)

Во всяком случае, психологический маневр дал осечку. Вожди филистимлян, предвидя, что появление ковчега отрицательно скажется на моральном состоянии их воинов, отдали приказ о наступлении, и ефремляне не устояли перед атакой воинов в железных латах. Филистимляне разбили их в пух и прах, захватили Ковчег Завета, заняли и разграбили Силом. В результате город исчез с исторической карты навсегда.

Однако ковчег не пропал. Он находился у филистимлян, но они обращались с ним осторожно. Он представлял собой бога, который, хотя и потерпел поражение, все-таки мог обладать магической властью. Филистимляне не хотели держать его на своей земле, поскольку этот бог вполне мог обидеться на них за свою ссылку, а их божества могли возмутиться его вторжением. Поэтому его оставили в Кириафиариме, маленьком городке на севере Иуды.

Теперь образовалось некое подобие империи филистимлян, и фактически весь союз израильских племен оказался под властью филистимлян. Единственной национальной силой, продолжавшей сопротивляться, были отряды израильтян под предводительством вождя Самуила. Он укрепился на партизанский манер в холмистой стране племен Ефрема и Вениамина.

Подробности этой борьбы опять-таки неизвестны. Напор филистимлян временно ослаб; возможно, их города враждовали между собой. Во всяком случае, Самуилу удалось укрепить свои позиции, и в делах израильтян как будто бы наметился просвет. Когда Самуил был уже стар, из рядов, продолжавших эту борьбу, выдвинулся человек помоложе — Саул из колена Вениамина.

Многим израильтянам теперь стало ясно, что причина их невзгод в их разобщенности и дезорганизации руководства. Нужен был более прочный союз и более сильный лидер. Короче, должен быть царь, и Саул казался подходящим кандидатом. Самуил воспользовался своим авторитетом и помог помазанию Саула на царство в Израиле.

Редакторы Библии более поздних веков, занимаясь своей работой в те времена, когда монархия терпела неудачу, ввели отрывки, из которых следовало, что Самуил был против установления царской власти. И Израилю действительно суждено было пережить трудности, возникшие из-за разногласий между политическими и религиозными лидерами. (В наши дни мы назвали бы это трениями между государством и церковью.)

На сторону Саула или любого другого царя должны были встать воины, партизанские отряды, которые сражались с филистимлянами и не видели иного спасения, кроме как в превосходстве сил. По другую сторону должны были оказаться группы людей, посвятившие себя исступленному исполнению религиозных обрядов: они играли на различных инструментах, пели, танцевали, впадали в дикий транс и бились в припадках безумия. Они думали, что во время таких припадков входят в тесный контакт с божеством и тогда их бессвязное бормотание и напыщенные речи воспринимаются как божественные откровения. Эти люди и их последователи считали, что надежнее было бы руководствоваться прежде всего подобными откровениями.

Эти впадающие в транс личности, которых можно назвать современным словом «дервиши» (так их называют в магометанской религии), были известны в более ранние времена как «пророки», по-английски — prophets, от греческого слова, означающего «возвещать» (что относится к их исступленным речам). Поскольку предполагалось, что произнесенные пророчества содержат важную информацию относительно будущего, слово «пророк» приобрело значение «тот, кто способен предсказывать будущее».

Довольно быстро Саул понял, что принятие на себя царства — дело трудное. Прочие племена отнюдь не преисполнились радости от перспективы заполучить царя из колена Вениамина, да и партия пророков отнеслась к этому довольно прохладно. Что требовалось, так это впечатляющий подвиг, который поднял бы авторитет Саула.

И это случилось благодаря событиям, происходившим восточнее Иордана. За Иорданом власть филистимлян была довольно слабой, и колено Гада оставалось более независимым, чем израильтяне, жившие к западу от реки. Но это не значило, что там совсем не было проблем. Племенам Гада по-прежнему приходилось воевать с Аммонским царством, как и почти столетием раньше во времена Иеффая.

Когда появился Саул, аммонитяне осаждали город Иавис Галаадский. Дело дошло до капитуляции, но аммонитяне обещали его жителям жизнь лишь при условии, что у каждого их мужчины будет выколот правый глаз. Тогда мужчины Иависа Галаадского решили продержаться еще немного и послали за помощью к племенам, жившим к западу от Иордана.

Саул незамедлительно начал действовать. Он собрал столько людей, сколько смог, и, избегая по пути встречи с филистимлянами, быстрым маршем прошел пятьдесят миль, что отделяли Иавис Галаадский от его базы. Прибыв быстрее, чем ожидалось, он достиг эффекта внезапности. Буквально свалившись на головы ничего не подозревавших аммонитян, он разгромил их и спас город.

Это был впечатляющий подвиг — первая военная акция, которой израильтяне действительно могли гордиться со времен Иеффая. Авторитет Саула стремительно укрепился, и желание сделать его царем охватило всех. Самуил приступил к помазанию его на царство по всем правилам религиозного ритуала.

В те дни царям по статусу полагалось исполнять очень много жреческих обязанностей, и зачастую один и тот же человек был для своего народа и царем, и первосвященником. По этой причине ритуал помазания Саула на царство во многом напоминал обряд возведения в сан первосвященника. Важной частью подобного ритуала было помазание священным маслом. В те дни масло употреблялось для очищения тела, и помазание маслом символизировало очищение от греха. Церемония помазания была столь основополагающей, что царя, или первосвященника, или любое лицо, исполнявшее обе функции, называли «помазанником». На древнееврейском языке это звучит как «машиах», а по-русски — «мессия».

Саул

Саул стал царем около 1020 г. до н. э., основав свою столицу около Гивы, города на землях Вениамина, примерно в четырех милях к северу от Иерусалима. Понятно, что сам акт именования себя царем оказался для филистимлян провокационным и означал немедленную войну. Если при встрече с партизанскими группами филистимляне довольствовались мелкими стычками, то установление монархии вызвало более активные действия.

Саул отреагировал так же быстро и решительно, как и в случае с Иависом Галаадским. Его сын Ионатан совершил отвлекающий набег на Гиву, находившуюся всего в пяти милях от столицы Саула. Там стоял небольшой гарнизон филистимлян, и Ионатан, напав внезапно, уничтожил его. Тем временем Саул занял мощную оборонительную позицию у Михмаса, в двух милях к северо-востоку от Гивы.

Разгневанные филистимляне, двинувшиеся против основных сил израильтян у Михмаса, снова были внезапно атакованы воинами Ионатана. Потери оказались не столь уж велики, но филистимляне приняли маленький отряд Ионатана за большую армию и поспешно отступили. Для Саула это событие не было полностью удачным, поскольку все понимали, что львиная доля славы в победе над филистимлянами принадлежит Ионатану.

Для монархии нет ничего необычного (даже в наше время) в существовании между правителем и его законным наследником соперничества и даже ненависти. Саул наверняка понимал, что если Ионатан станет слишком популярен, то легко сможет свергнуть своего отца и занять трон. Посему Саул приказал казнить Ионатана за какое-то несоблюдение ритуала, и только бурное недовольство армии заставило его отменить приказ. Тем не менее именно популярность в войсках и была особенно опасна, и подозрительность Саула к сыну усиливалась.

После битвы при Михмасе филистимлянам пришлось отступить, и внезапный просвет в судьбе Израиля, видимо, вдохновил племена Иуды на бунт. На протяжении почти всей своей истории народ Иуды был под властью филистимлян, а теперь он с радостью поменял подданство и перешел к Саулу. Объединенная израильско-иудейская армия разгромила филистимлян при Сокхофе, городке в 15 милях юго-западнее Иерусалима, и вся Иудея оказалась под контролем израильтян.

Саул пошел дальше. Очистив от филистимлян земли Иуды, он двинулся со своей армией дальше на юг и провел победоносную кампанию против амаликитян — кочевого народа, обитавшего к югу от Иуды и больше всех досаждавшего своими набегами иудейскому населению. Это был самый ловкий политический ход из всех возможных, поскольку Саул таким образом не только продемонстрировал иудеям из ближних мест свою силу, по и заслужил их благодарность, расправившись с наиболее опасным врагом.

Саул царствовал около двадцати лет. Это было трудное царствование, на всем протяжении которого постоянно велась война с филистимлянами, и Саулу было чем гордиться. К 1005 г. до н. э. его внутреннее царство (нигде не доходившее до побережья, которым все еще владели филистимляне на юге и финикийцы — на севере) простиралось примерно на 180 миль с севера на юг, причем в самом широком месте составляло 70 миль.

Однако были в этом правлении и свои темные стороны. У Саула имелись внутренние враги, и главным из них был Самуил, возглавлявший партию пророков. Саул считал, что, будучи помазан на царство, он автоматически возведен и в сан первосвященника. Он пытался делать то, что положено первосвященнику, и совершать жертвоприношения. Однако Самуил считал, что царские обязанности Саула исключительно светские, а функции первосвященника должны оставаться в его ведении.

Страсти накалились до предела после победы Саула над амаликитянами. Саул захватил вождя амаликитян Агага, а также богатую добычу в виде крупного рогатого скота и овец. Саул, вероятно, считал разумным в качестве политического хода сохранить жизнь Агагу, а затем освободить его на выгодных для себя условиях. Разумным казалось и решение распределить награбленное между воинами для поддержания энтузиазма в предстоящих сражениях. Однако старый Самуил, обладавший высшей религиозной властью, полагал, что Агага лучше убить, а весь скот зарезать в качестве подношения богу, чтобы обеспечить его энтузиазм в предстоящих сражениях.

На этот раз Самуилу удалось настоять на своем. Саул был унижен и, похоже, не собирался забывать об этом. Самуил благоразумно удалился от дел, но с того самого момента партия пророков ушла в оппозицию. Саул понимал, что всякий восставший против него теперь может рассчитывать на поддержку Самуила и той части населения, которая считала пророков святыми людьми или была оскорблена превосходством выходца из колена Вениамина.

Поэтому неудивительно, что Саул пребывал в депрессии и подозрительно относился к любому, кто, как ему казалось, становился в народе слишком популярным. В первую очередь это относилось к Ионатану, но, кроме него, кое к кому еще.

С тех пор как земля Иуды стала частью царства Саула, иудеи устремились ко двору, и одним из них был Давид, принадлежавший к знатному семейству из Вифлеема, города, расположенного в пяти милях южнее Иерусалима. Давид обладал острым умом, хорошим политическим чутьем и был ко всему прочему искусным военачальником. Он мог бы оказать Саулу неоценимую помощь, если бы тот ему доверял, но с течением времени подозрительный Саул все более убеждался, что доверять Давиду нельзя.

Во-первых, Давид был из колена Иуды, а значит, не совсем полноправным членом союза израильских племен. Во-вторых, он был яркой личностью, чем, видимо, заслужил любовь народа. (Позднее о его юности ходили легенды, в том числе рассказ о его поединке с великаном-филистимлянином Голиафом во время битвы при Сокхофе.) И наконец, выяснилось, что Ионатан и Давид близкие друзья. Саул решил, что эти двое состоят в заговоре с целью свергнуть его с трона. Он вынашивал планы, как расправиться с Давидом, но тот, будучи достаточно проницательным, чтобы понять, куда ветер дует, был к тому же предупрежден Ионатаном. Поэтому он исчез из Гивы и сумел уйти в Иуду, где ему пришлось вести жизнь партизанского вождя и воевать против Саула. В этой борьбе Давида поддержали Самуил и партия пророков; возможно, они выступали не столько на стороне Давида, сколько против Саула.

Разгневанный Саул перестарался. В ярости он вырезал группу жрецов в Номве, всего в двух милях к юго-востоку от Гивы, услышав, что один из них помог иудейскому беглецу. Однако и настойчивое преследование Саулом Давида принесло свои плоды. Большинство иудейских кланов настолько запугали, что они отказались поддержать Давида, и ему пришлось перейти на сторону врага. Он поступил на службу к правителю Гата Анхусу и стал воевать на стороне филистимлян.

И у филистимлян опять появился шанс вернуть утраченное могущество. Так как царство Саула раздирали внутренние разногласия, царь ссорился с наследником, а люди царя и пророки действовали наперекор друг другу, да еще Давид взбунтовался, то мощный удар филистимлян наверняка окажется успешным.

Поэтому в 1000 г. до н. э. филистимляне снова собрали армию и послали ее в Израиль. Из Афека, прежнего поля битвы, они быстро двинулись на север, намереваясь отрезать северные племена, а затем сокрушить находившиеся в центре племена Рахили. Последние оказались бы зажатыми между филистимлянами с севера и иудеями Давида с юга, при этом предполагалось, что Давид поднимет их на восстание.

Саул поспешил на север и занял позицию на горе Гилбоа, в 40 милях к северу от Гивы и в 10 милях к юго-востоку от Шунема, где расположились лагерем филистимляне.

Начавшееся сражение стало для израильтян настоящим побоищем. Саул и его три сына, включая наследника Ионатана, погибли. Израиль снова оказался под властью филистимлян.