«Сухарная экспедиция»

«Сухарная экспедиция»

Размах экспедиции и ее численность были беспримерными для Кавказа. Воронцов надеялся одним видом своих колонн вселить в горцев убеждение в бессмысленности сопротивления.

3 июня 1845 года Чеченский и Дагестанский отряды, выступив из крепости Внезапной и укрепления Евгеньевского, соединились в Салатавии у села Гертме. 5 июня войска под общим командованием М. Воронцова вступили в Гумбет, а 14 июня, после боя у горы Анчимеэр (Птичья гора),— в Андию.

Устрашившись невиданной силы, к Шамилю стали приходить представители некоторых обществ, прося вступить в переговоры с Воронцовым. Но Шамиль отвечал, что мягкостью или покорностью это войско назад не повернуть. И что лучше подготовиться к сражению. Гонцы имама полетели собирать наибов и ополчение.

Вскоре Шамиль получил послание от Воронцова: «Пусть приходит Шамиль или для мира, или для сражения». На что имам ответил: «Если бы он требовал от меня мира, находясь у себя на родине, то я ответил бы ему речью, соответствующей месту и положению. Ну а в данное время уже не будет между мною и им ничего, кроме меча и битвы. Я готов сражаться с ним в любое время и днем, и ночью. Пусть приготовит любое количество людей».

Передовые отряды Шамиля использовали весь арсенал горной войны: обвалы, разрушение дорог и мостов, засады и завалы, обстрелы с неприступных высот и другие военные хитрости. Растянувшиеся на много верст колонны Воронцова не имели ни минуты покоя. Атаки горцев усиливались, потери росли, а цель экспедиции все отдалялась.

Тактика мертвых зон и выжженной земли, применявшаяся горцами в подобных ситуациях, приняла теперь соответствующие положению размеры. Люди уходили, разрушая свои аулы. В занятых селах Воронцова ждали пепелища. Войска могли надеяться лишь на свои огромные обозы, которые находились в постоянной опасности.

Несмотря на протесты некоторых обществ, Шамиль твердо следовал избранной тактике. Богатый аул Анди прислал депутатов с просьбой разрешить им обороняться, но имам настоял на переселении жителей и велел сжечь аул. Андийцы не подчинились и решили защищать аул уже против Шамиля. Один из знатных андийцев убеждал Воронцова идти на Анди, обещая, что остальные села испугаются и отойдут от Шамиля. А несколько других, желая снискать расположение Воронцова, принесли ему бурки. Бурки оказались весьма кстати, так как погода стала резко меняться и летнее обмундирование не спасало войска Воронцова от случившегося похолодания.

За это мюриды отрубили отступникам головы и выставили их на пути Воронцова с запиской: «Это воздаяние тем, кто ходил к вам. До сих пор мы вами не занимались. Но теперь вы увидите, что произойдет между нами и вами».

Вскоре Анди разделил участь других аулов на пути Воронцова.

Заняв выжженное Анди, командующий издал приказ, из которого следовало, что первая часть плана экспедиции блистательно исполнена, «изверг» Шамиль обратился в бегство, не смея сопротивляться, и что признательность командующего его воинству за беспримерные подвиги обернется щедрыми наградами.

Войскам было разрешено отдохнуть перед дальнейшим движением. Пока хоронили убитых, вместо ожидавшихся депутатов от окрестных сел, просящих о пощаде и изъявляющих покорность, Анди был окружен шамилевскими мюридами и ополченцами.

Имам не атаковал, выжидая пока обрушившийся на горы снег и холодный ветер не сделают свое дело.

Воронцов оказался в тяжелом положении. Холод и болезни косили отряд, а с окружающих высот били пушки Шамиля. Лошади гибли, не находя корма. Обмороженные солдаты делились с ними размокшими сухарями из своего скудного пайка. Порох сырел и приходил в негодность, а ружейные замки заедало от мороза. Шедший к Воронцову транспорт с припасами был захвачен горцами. Андийца, уверявшего Воронцова в скорой победе, командующий велел прогнать сквозь строй.

Те, кто раньше отговаривал Шамиля от сражения с многочисленным войском Воронцова, теперь спешили обрадовать его вестью о том, что неприступность пришельцев исчезла и погасла их мощь.

Путь к отступлению был отрезан. Но и в Анди оставаться было нельзя. Холод, голод и пули мюридов грозили огромному отряду бесславным концом. Воронцов не пал духом и решил идти дальше — на ставку Шамиля в Дарго.

Перевалив через высокий хребет Речел его войска вступили в леса Ичкерии, где их ждали еще более тяжелые испытания, чем в горах Дагестана.

В лесной войне Шамиль применял «стратегию удава». Отряды противника, преодолевая многочисленные завалы, под перекрестным огнем, с большими потерями втягивались в чрево дремучих лесов, где их рассекали на части и уничтожали. Как писал очевидец, «ичкерийские леса — это ужасная крепость. Неприятель из-за каждого дерева несет смерть, оставаясь сам не только неуязвимым, но и невидимым».

Но силы Воронцова были еще столь велики, что, несмотря на тяжелые потери, им удалось выйти к Дарго.

7 июля столица Имамата была занята. Однако от самой столицы осталось лишь название. Пустынное пепелище стало наградой Воронцову за все лишения и потери. А к остову бывшего имамского дома была прибита неведомо откуда взявшаяся картинка с изображением Наполеона в горящей Москве. Этот сюрприз поверг Воронцова в мрачные предчувствия, которые скоро начали оправдываться.

Воронцов, в точности исполнивший приказ государя, терпел сокрушительное поражение.

К окружившим его мюридам прибывало все новое ополчение, вдохновленное невиданными победами. Казалось, из чрева этого гигантского удава уже не выбраться.

Авангард под командованием генерал-майора И. Лабинцева переправился на левый берег реки Аксай, заняв села Белгатой и Центорой, но после многочисленных контратак горцев вынужден был вернуться в Дарго.

Тогда было решено попытаться выкрасть младшего сына Шамиля Магомеда-Шапи, надеясь этим принудить имама расчистить путь к отступлению. К хозяину дома, в котором остановилась после ухода из Дарго семья Шамиля, был заслан его родственник, которому обещали нескольких мерок золота, если он поможет выкрасть мальчика. План почти удался: Магомед-Шапи, игравший в лесу со своими друзьями, зашел слишком далеко. Там его уже поджидали похитители с оседланными лошадьми. Почувствовав неладное, сын Шамиля стал звать на помощь, а его друзья побежали в село и рассказали о случившемся. Люди бросились на помощь и вырвали Магомеда-Шапи почти из рук похитителей.

Шамиль отправил семью в более безопасное место. А затем, на виду у Воронцова, демонстративно производил маневры и церемониальные марши своего «русского батальона» под сопровождение военных барабанов и флигель-горнов. Узнав бывших подчиненных и не снеся насмешки, командиры бросились в атаку на перебежчиков, но были отброшены.

Положение Воронцова становилось все более угрожающим. Высланный в лес для встречи транспорта с продовольствием и боеприпасами отряд Клюки фон Клюгенау попал в засаду и понес большие потери. Остатки транспорта чудом пробились к главным силам, бросив большую часть имущества и три орудия.

Положение стало критическим. Воронцов сжег палатки, закопал пушки и начал отступление. Он решил пробиваться вниз по течению Аксая к Герзель-аулу, откуда к нему на выручку выступил отряд Фрейтага.

13 июля войска наместника форсировали Аксай и с непрерывными боями пошли вниз через Белгатой, Центорой, Шуани, Урдали и Алерой. На этом пути все ужасы лесных боев повторились, но с той существенной разницей, что теперь войска отступали, а горцы их преследовали и беспрепятственно нападали со всех сторон. «Убивали их и валили, как сжатые снопы и срубленные деревья»,— писал хронист Шамиля. Не менее ужасную картину рисовал очевидец из отряда Воронцова: «Около едва только прочищенных завалов образовались новые, составленные из трупов людей и лошадей, сваленных одни на другие». Уже женщины и дети вступали в дело, отбирая у обессилевших солдат лошадей и имущество. И был даже уведен в чащу мул, на котором везли казну отряда.

Во всем отряде обороняли теперь лишь ослабшего Воронцова, которого несли в железном сундуке. Холод и голод превратили отступление в сплошной кошмар. Для большинства пищей стали сок деревьев да дикие коренья. Если у кого оказывался початок кукурузы, за него предлагали большие деньги, но никто не хотел быть богатым трупом. Когда отряд уже не в силах был двигаться, устраивали стоянки, чтобы отдохнуть и собрать уцелевших.

На одной из таких стоянок пропала корова, которую специально держали для Воронцова, нуждавшегося в свежем молоке. Оказалось, что корову зарезали и съели ширванские милиционеры во главе со своим начальником Джавад-ханом. Опасаясь расправы за содеянное и считая дело конченым, Джавад-хан нанял за 100 золотых монет проводника, который тайными тропами вывел его из леса.

Спасение пришло нежданно. Шамиль получил известие о смерти своей жены Патимат. Он должен был торопиться на похороны, но опасался, что без него Воронцов может выскользнуть из лесной западни. Наибы убедили имама, что и сами справятся и что полный разгром Воронцова неизбежен.

Весть о том, что Шамиль покинул место битвы, в лагере Воронцова встретили с ликованием.

18 июля к Воронцову сумел пробиться Фрейтаг с семью батальонами, 300 казаками и при 13 орудиях. Блокада была прорвана, и 20 июля остатки войск добрались до Герзель-аула.

Роберт Фрейтаг был сыном немецкого пастора, начал службу прапорщиком в 1821 году, участвовал в Польской кампании 1831 года, а в 1838 году попал на Кавказ уже старшим адъютантом штаба Кавказского корпуса. Здесь он командовал войсками на Лезгинской кордонной линии, затем Куринским егерским полком, а с 1842 года — 2-й бригадой 20-й пехотной дивизии. За спасение Воронцова он получил чин генерал-лейтенанта.

Экспедиция Воронцова, вошедшая в историю под названием «Сухарной» или «Даргинской», стоившая 3631 человека убитыми, множества пленных, огромных материальных потерь и не принесшая никакой пользы, закончилась.

Оплакивая своих генералов Пассека, Викторова, Фока и Василевского, Воронцов горестно вздыхал: «Грозил мне шайтан Шамиль, и дело вышло так, как он сказал».

____________

Вернувшегося в Тифлис Воронцова ждало новое огорчение. В придуманный еще Нейдгардтом открытый для всех почтовый ящик его канцелярии было подброшено анонимное письмо, в котором говорилось: «Эй ты, собака Воронцов! Да переломает Аллах ноги твои, отсечет руки твои, ослепит глаза твои и сделает немым язык твой. Ты навлек на нас несчастье. Из-за твоего злополучия пали на нас пять бедствий. Ты погубил большинство наших мужчин, загнав их в место гибели. На нас напала холера. Налетели на нас тучи саранчи и навлекли на нас голод. Произошло сильное землетрясение, которым разрушены дома и некоторые селения. Нас обрадовали твоим прибытием и мы, радуясь тебе, зря истратили три миллиона». Авторов письма так и не нашли, а содержание его стало широко известно.

Представ перед императором, Воронцов ожидал гневной отповеди. Однако Николай был милостив, возвел Воронцова в княжеское достоинство и оставил на прежних должностях.

Растроганный Воронцов просил царя о прощении и предлагал вернуться к системе Ермолова. Николай и его Генеральный штаб согласились, что следует на время воздержаться от крупных экспедиций и принять за правило неспешное продвижение в горы, надежно утверждаясь на занятых позициях.