Высокопреосвященный митрополит Лимоссольский Афанасий Выступление по телевидению

Высокопреосвященный митрополит Лимоссольский Афанасий

Выступление по телевидению

Я никогда не думал, что буду рассказывать о жизни отца Паисия. Да он и сам никогда не рассказывал о своей жизни по порядку. Поэтому могут быть какие?то пробелы в датах и в изложении событий. Я согласился прийти сюда, на телевидение, просто из чувства благодарности старцу, чтобы засвидетельствовать о его святой жизни, о том, что он сделал для Православия и для нашей Церкви, — обо всем том, что видел во время своего пребывания на Святой Горе и о чем мне рассказали другие люди. Все это постараюсь рассказать, безусловно чувствуя, что рассказывать о жизни святых — весьма трудная задача. Особенно трудно это потому, что старец был по–настоящему святым человеком, а мы ничего собой не представляем и поняли крайне мало. Помолимся хотя бы, чтобы Бог помог нам пересказать события так, как мы их видели, и чтобы люди, которые услышат о них, оценили их сами в меру своего понимания.

С отцом Паисием я познакомился в сентябре 1976 года. Я ехал на Святую Гору первый раз и там вместе с другими моими сокурсниками побывал у старца, когда он находился в своей каливе (калива — домик в скиту, в котором живет один или несколько монахов. — Ред.) Честного Креста рядом с монастырем Ставроникита. Там я с ним и познакомился. Могу сказать, что мы шли увидеть старца, о котором столько слышали, с чувством любопытства. Он нас принял с большой любовью, но первая встреча вначале меня немного разочаровала. Старец с такой простотой нас принял, угощал, шутил и смеялся, что я засомневался: а впрямь ли этот человек святой, как о нем рассказывали? Святые, думал я, должны быть молчаливыми и угрюмыми. Так мне представлялось. Однако реальность перевернула наши представления, ибо старец говорил о доселе неслыханных нами вещах.

В тот момент когда мы встали, чтобы попрощаться со старцем, и поцеловали его руку, случилось нечто, что действительно было вмешательством Божиим, ибо все горы, вся атмосфера вокруг наполнились несказанным благоуханием. Благоухало все вокруг. Старец это понял и сразу же понудил нас уйти, в то время как сам пошел к своей келлии. Мы (а нас было трое), не понимая, что происходит, направились к Карее, а в душе у каждого царила неописуемая радость, которую невозможно объяснить. Мы не понимали, ни почему мы бежали, ни почему благоухали горы, воздух, камни.

Свои детские годы он провел в Конице. Как?то он рассказал нам, что в пятнадцать лет у него была привычка ходить в лес. Он соорудил шалаш из веток (место уединения) и там молился со слезами. Это безусловно было действием благодати. Он испытывал сладость и хотел подольше оставаться один и молиться Христу. Однажды, стоя на молитве, он увидел перед собой Христа, не во сне, а наяву, Господь держал раскрытое Евангелие в руке и одновременно говорил то, что было написано в нем. И Он сказал: «Арсений, Я Воскресение и Жизнь, верующий в Меня, если и умрет, оживет». Это переживание явления Христа, насколько я знаю, было первым в ряду Божественных откровений и, вероятно, стало решающим в его пути к монашеству.

Старец старательно избегал любой шумихи вокруг своего имени, и могу сказать, что единственно, когда он становился строгим (настолько строгим, что любой мог задрожать), это если кто?нибудь рассказывал о чудесах, касающихся его самого.

Когда я приехал в 1976 году и встретил его, то сказал: «Геронда, у вас большая слава в миру». Он ответил как обычно, смеясь, очень весело, и в то же время: «Сейчас, когда ты сюда поднимался, видел помойку?» (она была в Карее). «Видел… » — не понял я, к чему это. «Там, на помойке в Карее, много консервных банок из?под кальмаров, и, когда заходит солнце, они блестят. То же происходит и с людьми. Они видят, как блестит солнце на консервной банке, которой являюсь я, и думают, что это золото. Но если подходишь ближе, чадо мое, то видишь, что это консервная банка из?под кальмаров». Он говорил это шутя. Однако после, когда мы разговаривали серьезно, иногда со скорбью произносил: «Для меня, отец мой, самый большой враг — мое имя. Горе человеку и особенно монаху, который “приобретает имя”. Потом и он не имеет покоя, и другие люди начинают выдумывать разные вещи, которые часто не соответствуют истине. Так он становится предметом пререканий».

Вереницы людей посещали его келлию. Как только приходил автобус в Карею и оформляли разрешение на пребывание здесь, все сразу же устремлялись к отцу Паисию. Он был первой целью, первой остановкой. Иногда, когда случалось, что он не открывал, я удивлялся. Тогда старец говорил мне: «Мы помолимся, и если Господь нас оповестит, то откроем».

Для старца главнейшим деланием была молитва. А после того — служение людям. При всех своих страданиях и скорбях он как бы не имел плоти. Не знал, что значит сон, что такое отдых. Он всегда был благорасположен и всегда готов был в свое сердце принять человеческую боль. Помню, в 1981 году, после ночной рождественской службы, мы беседовали и он объяснял мне, как велика любовь Божия. Любовь Божия, говорил он, живет в человеке как огонь. «Несколько лет назад, — поделился он сокровенным, — так сильно горела во мне эта любовь, что кости мои таяли как свечи. И однажды на меня снизошла такая благодать, что я упал на колени и не мог дальше идти. Я боялся даже, что меня увидит кто?нибудь и не поймет, что с мной случилось». Спустя восемь лет эта великая любовь преобразовалась, не оставляя его конечно, в великую боль за мир. Видимо, с тех пор, сделавшись вместилищем Бога, старец посвятил себя страждущим.

К отцу Паисию приходили люди всех сословий. Образованные и необразованные, епископы и простые монахи, представители других вероисповеданий…

Обычно и самые места, где он жил, были невообразимые; келлия Честного Креста была настолько отдаленной, что я помню, насколько мог охватить глаз, мы не видели ни одной другой келлии вокруг. Пустыня. Помню, старец говорил мне: «Если услышишь какой?то шум ночью, не бойся. Это кабаны и шакалы».

Известно, что вся жизнь старца прошла в болезнях. Помню, когда у него были сильные головные боли, он прикладывал ко лбу пластыри, чтобы ослабить их. Иногда, когда заболевали мы, он говорил: «Послушай, что я тебе скажу, отец мой, мне моя болезнь принесла намного больше пользы, чем здоровье». Несмотря на болезни, он никогда не пренебрегал своими обязанностями. Он вершил свой подвиг до полного изнеможения. Помню, в монастыре ночная рождественская служба продолжалась примерно десять часов. Старец весь день принимал народ и совсем не отдохнул. Всю ночную службу он простоял. Я сидел рядом с ним и ждал, когда же он сядет. Он ни разу не присел за всю ночь. В какой-то момент он мне говорит: «Не можешь немножко отойти? Ты — полицейский!» Он понял, что я стоял рядом с ним и ждал, когда он сядет.

Его любовь щедро распространялась на каждого, кто к нему приходил, особенно на скорбящих и на молодежь. Один случай произвел на меня особенно сильное впечатление. Это было в 1982 году, когда на Святую Гору приехал некий из Афин молодой человек, полный тревоги, разочарованный в своей жизни и в своем окружении. Одет он был неопрятно; все свидетельствовало о неустойчивости и беспокойстве молодого человека. Я повел его к отцу Паисию, они поговорили, и потом он уехал.

Спустя два–три месяца он вернулся и плача рассказал мне следующее. В Афинах, когда у него были какие?то неудачи и на него напали печаль, уныние, он сел на мопед, чтобы поехать куда?то и свести счет с жизнью. Он ехал на большой скорости и говорил: «Никого нет в мире, никто меня не любит, не интересуется мною, лучше мне погибнуть, покончить с собой». Он выехал из Афин и продолжал ехать по дороге с мыслью о самоубийстве. Внезапно его мопед остановился безо всякой видимой причины. И в то же мгновение он увидел перед собой отца Паисия, который ему говорил: «Остановись, не делай этого». Увидел лицо старца — и сразу же вспомнил, что это единственный человек, который его по–настоящему полюбил и выразил ему свою любовь. Отец Паисий был очень горяч и открыт. Когда к нему приходили молодые люди со своими проблемами, он выказывал им любовь необычайную, как к маленьким детям. Так эти молодые люди получали утешение.

После того как юноша рассказал мне эту историю, я пошел к старцу и спросил его: «Неужели правда произошел этот случай?» — «Не знаю, но часто, когда я молюсь у себя в келлии, Дух Святой переносит меня в больницы, в дома страждущих, к людям, которые готовы совершить самоубийство. Я ничего не делаю, только молюсь и ставлю свечи».

Когда старец болел и я за ним ухаживал, мне постоянно приходилось бывать в его келлии Честного Креста. Она была очень маленькая (2,5 х 2 метра). Старец всегда топил русскую печь, встроенную в стену, потому что страдал от холода. В одном углу стояла его кровать, деревянная, похожая на гроб, над ней — множество икон и сверху — большая русская монашеская схима. В другом углу на полу лежали лохмотья, которые почему?то назывались ковром. Старец поддразнивал меня и говорил: «Это ковер персидский, мне его привезли из Багдада». На самом же деле это была старая тряпка, которую использовали, чтобы надевать седло на мулов.

На скамеечке он сидел и молился иногда; доску клал на колени и писал; нишу в стене использовал для хранения нескольких листов бумаги и двухтрех карандашей.

Отец Паисий был абсолютно беден. И больше ничего у него не было. Многие люди оставляли ему деньги (они прятали их, чтобы он их потом нашел). Старец, находил деньги и клал их обычно в книги или журналы, которые потом раздаривал. Он был настолько беден, что, помню, однажды он сказал, что у него не было и пятисот драхм, чтобы купить хлеба. У него не было газовой плитки, не было ничего из кухонной утвари. У него были одна–две банки из?под консервов, в них он заваривал чай или варил рис. Еще у него была маленькая кастрюля, которую он использовал, когда принимал гостей. Тогда, как сам говорил, насыпал туда ложку чечевицы, чтобы получился торжественный обед. Иногда съедал помидор или зелень из своего маленького сада. Когда я жил с ним, каждые два дня он мне говорил: «Пойди поешь в каком?нибудь монастыре и возвращайся». В келлии у него был только чай и сухари. Могу сказать, что этот человек съедал за две недели столько, сколько мы съедаем за одной трапезой. Он был бесплотным, земным Ангелом и небесным человеком. Не только почти ничего не ел, но и почти совсем не спал…

Монах, он с точностью соблюдал круг ежедневных богослужений: вечерню, повечерие, полунощницу, утреню, часы. Позже заменял основную часть этих богослужений молитвой по четкам. Каждую ночь он бодрствовал. Немного отдыхал после заката и перед рассветом. И я это все видел, когда бывал там.

Расскажу об одном случае, который произошел со мной.

В 1977 году я приехал к отцу Паисию и жил с ним достаточно долго. На это время пришелся праздник Честного Креста. Это было 13 сентября по старому стилю, и он мне говорит: «Отслужим ночную службу, а утром приедет священник отслужить литургию» (я был тогда диаконом). Я остался там, и он сказал мне, что примерно с четырех часов дня мы будем служить вечерню, читая молитву по четкам. Мы действительно полтора–два часа молились по четкам. В шесть часов он меня позвал, заварил мне чай, показал, как совершать ночную службу по четкам, и сказал, что где?то в час тридцать после полуночи он меня предупредит и мы станем читать Последование ко святому причащению. Утром придет священник.

Всю ночь я слышал, как молился старец, как он ходил взад и вперед, вздыхал. Это был удивительный опыт.

Мы пошли в церковь. Церквушка узкая и длинная, пять икон в иконостасе и одна стасидия. Старец поставил меня в стасидию, а сам встал рядом, и мы начали читать Последование ко святому причащению. Старец читал припевы «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе» и потом на Богородичных тропарях — «Пресвятая Богородица, спаси нас». Каждый раз, читая припев, он делал земной поклон.

А я стоял рядом, со свечой, и читал тропарь. Когда мы дошли до тропаря, в котором говорится: «Марие, Мати Божия, благоухания честное селение»… и старец произнес: «Пресвятая Богородица, спаси нас» с глубокой болью в голосе, — я был готов продолжить «Марие, Мати Божия». Однако вдруг все изменилось; не могу понять, что произошло. Внезапно осветилась вся келлия, в церковь как будто бы ворвался легкий ветер, и сама по себе стала раскачиваться лампада перед иконой Богородицы. Перед иконостасом висело пять лампад, но только эта безостановочно качалась. Я повернулся к старцу, он увидел меня и сделал мне знак: молчи. Сам же наклонился и оставался так, а я стоял со свечой в руке, хотя свеча была не нужна, потому что осветилось все. Свет был такой ослепительный, что казалось, взошло солнце. Я прождал довольно долго, лампада качалась, свет не исчезал, старец же ничего не говорил и стоял по–прежнему наклонясь. Примерно через полчаса я стал читать один, старец не разговаривал. Я сам читал Последование, пока не дошел до седьмой молитвы святого Симеона. И тогда только перестала качаться лампада, свет исчез и мне снова понадобилась свеча для чтения.

Когда мы закончили Последование ко святому причащению, я спросил: «Геронда, что это было?» — «Что именно?» — «То, что произошло в церкви. Я видел, как качалась лампада перед иконой Богородицы и как осветилась келлия». — «Ты больше ничего не видел?» Я ответил, что не видел больше ничего. В те минуты голова моя не работала и я ни о чем не думал. Я не мог ничего понять. Просто смотрел на все это как зритель. Старец сказал мне: «Ох, чадо мое, что это было! Разве ты не знаешь, что Богородица здесь, на Святой Горе, обходит все монастыри, все келлии, чтобы посмотреть, что мы делаем? Она зашла и сюда, увидела здесь двух безумцев и качнула лампаду, чтобы сказать нам, что заходила». И старец заулыбался. После события той ночи он сам мне рассказал о многих случаях из своей жизни, был очень растроган, и, вероятно, по этой причине у нас со старцем с тех пор возникла тесная связь. Он доверял мне многие тайны, которые касались его самого.

Могу сказать с уверенностью, что отец Паисий поддерживал своими молитвами весь мир. Он был равнозначен великим отцам нашей Церкви.

О старце Паисии можно говорить часами и днями. Чудеса, которые случились по его молитвам, неисчислимы. Я расскажу кое?что из того, что случилось недавно. Один мужчина, у которого был маленький сын, исходил всю Святую Гору, чтобы найти монаха, который спас его ребенка от смерти. Этот маленький мальчик ехал на велосипеде как–то вечером и на повороте попал под грузовик. Малыш должен был попасть прямо под колеса, как вдруг появился какой?то монах, схватил его и отбросил на тротуар. Так ребенок был спасен. Он видел монаха, но не знал, кто это. Он рассказал своему отцу, что случилось, и отец привез его на Святую Гору. Они обошли все келлии и монастыри, чтобы выяснить, что это был за монах. Наконец пришли к отцу Паисию, и мальчик тут же узнал его.

Другой случай произошел перед тем, как я уехал на Кипр. Некий молодой человек пришел к старцу и хотел ему сказать, что его жена тяжело больна. У старца было много народа, он устал и сказал: «Дорогие, я больше не могу, идите в Иверский монастырь». Молодой человек подошел и проговорил: «Я хочу тебе кое?что поверить». — «Давай, дорогой мой, иди, иди, иди». — «Но мне надо сказать тебе что?то важное, Геронда!» — «Иди, дорогой мой, ничего нет. Иди, и Бог поможет». Молодой человек настаивал, но старец говорил ему: «Ну же, дорогой мой, иди, чтобы успеть в монастырь, а то он закроется». Тогда тот сказал ему: «Геронда, моя жена больна!» « Иди, ничего нет у твоей жены». Молодой человек посмотрел на часы, чтобы узнать, сколько времени. Было четырнадцать сорок пять. Он ушел разочарованный, потому что ничего не сделал. Когда же он возвратился домой, его жена, абсолютно здоровая, рассказала ему: «Внезапно, когда я сидела на кровати, меня прошиб холодный пот, и с той минуты я выздоровела. Пошла к врачу, и он нашел меня совершенно здоровой». — «В которомчасу случилось это?» — «Это была пятница, без четверти три». Именно в это время старец ему сказал: «Иди, ничего нет у твоей жены».

Можно было бы рассказать еще множество подобных случаев. Однако большое значение имеют не чудеса старца, а его великая любовь к Богу, глубокая вера и то, что он был истинным чадом Православной Церкви и монашества. Вот слова, которые он говорил особенно часто: «Давайте любить Бога и всегда трудиться по совести». Еще говорил, что Христос — это кислород и мы не должны Его делать углекислым газом. Он хотел, чтобы все христиане были исполнены радости о любви Божией.