Пиетизм

Пиетизм

Сколько среди методистов богатых людей (заметьте, что таких не было ни одного, когда они впервые объединились), которые действительно каждый день "отвергают себя и берут крест свой"? Кто из вас, сейчас разбогатевших, отвергает себя так, как вы делали, когда были бедными?

Джон Весли

Пиетизм был ответом на догматизм богословов и рационализм философов, которым он противопоставил живую веру, лежащую в основе христианства. Хотя в строгом смысле слова "пиетизм" относится только к немецкому движению во главе со Шпенером и Франке, в этой главе мы рассмотрим также аналогичные движения, возглавлявшиеся Цинцендорфом и Весли.

Немецкий пиетизм: Шпенер и Франке

Хотя многие идеи, составляющие то, что впоследствии получило название "пиетизм", распространялись в Германии задолго до появления этого течения, Филипп Якоб Шпенер (1635-1705) совершенно справедливо считается "отцом пиетизма". Он родился и вырос в Эльзасе в аристократической семье с глубокими лютеранскими убеждениями. Он изучал богословие в лучших протестантских университетах и, получив степень доктора, стал пастором во Франкфурте. Там он создал группы по изучению Библии, которые назвал "школами благочестия". В 1675 году, через пять лет после начала этого эксперимента, он опубликовал "Pia desideria", где наметил программу развития благочестия. Книга стала хартией пиетизма.

В ней Шпенер обратился к лютеранскому учению о священстве всех верующих и высказал мысль о необходимости обращать меньше внимания на различия между мирянами и духовенством и больше на их общую ответственность как христиан. Это в свою очередь означало, что служение и учеба должны занимать больше места в жизни мирян. Для достижения этой цели Шпенер предлагал создавать малые группы, подобные его "школам благочестия". Что касается пасторов и богословов, он настаивал на необходимости проверять кандидатов, чтобы быть уверенным, что это "истинные христиане" с глубокой личной верой. Он также призывал проповедников отказаться от полемического тона и академизма, ибо цель проповеди заключается не в демонстрации знаний проповедника, а в побуждении верующих следовать Божьему Слову. Все это не содержало никакой критики учений церкви, так как Шпенер был полностью с ними согласен. Но он утверждал, что учение не должно подменять личную веру. Верно, что богословские заблуждения могут иметь губительные последствия для христианской жизни, но верно также, что люди, не выходящие за рамки догматов, вряд ли могут постичь всю глубину христианства. Таким образом, он предлагал начать новую реформацию или, по крайней мере, завершить ту, которая началась в XVI веке и была прервана богословскими диспутами. Вскоре многие уже видели в нем нового Лютера, и из самых разных уголков Германии к нему приходили письма – их авторы благодарил Шпенера за полученное вдохновение и просили его совета.

Однако все это вызывало настороженность приверженцев лютеранской ортодоксии. Шпенер не отходил от лютеранского учения, но он, казалось, не придавал значения тем сложным вероучительным вопросам, в которые ортодоксия внесла ясность. И он, как и Лютер до него, настаивал на необходимости постоянно возвращаться к Писанию и читать его, проникаясь преданностью и благочестием. Более того, в одном вопросе он как будто бы отходил от лютеранской традиции. Лютер, которого занимало и поглощало учение об оправдании верой, уделял мало внимания освящению. В обстановке острой полемики того времени он утверждал, что первостепенное значение имеет не жизнь верующего, а Божья благодать, ибо оправдание дает именно благодать, а неличная святость. Кальвин и реформаты, соглашаясь с Лютером в вопросе об оправдании, в то же время настаивали, что Бог не только оправдывает, но и освящает и что Бог дает верующим силу жить в святости. В этом вопросе Шпенер и его последователи были ближе к Кальвину, чем к Лютеру. Определенное влияние на Шпенера оказывали реформатские учителя, и он был убежден, что лютеранство должно делать больший упор на необходимости освящения. По этой причине многие ортодоксальные лютеранские богословы заявляли, что он, по сути дела, кальвинист. Уязвимым было и отношение Шпенера к апокалиптике. Как это часто происходило в то непростое время, он пришел к убеждению, что пророчества Книги Откровение исполняются и что конец близок. Поскольку его предсказания не сбылись, противники получили основание утверждать, что коль скоро он ошибся в одном вопросе, вполне вероятно, что он ошибается и в других.

Полемика вокруг пиетизма в определенном смысле велась о том, должна ли христианская вера просто утверждать общепринятые нравственные нормы или вести верующих к иному образу жизни. Ортодоксы считали само собой разумеющимся, что Бог требует от верующих исключительно следования правильному учению и благопристойной жизни, и ничего больше. Пиетисты же подчеркивали контраст между тем, чего общество ждет от своих членов, и тем, чего требует от верующих Бог. Этот вызов выбивал церковь из привычной ниши, в которой она так удобно расположилась.

Самым выдающимся последователем Шпенера был Август Герман Франке, тоже выходец из состоятельной лютеранской семьи. Он разделял взгляды Шпенера, хотя и не соглашался с ним в трактовке текущих событий как событий Откровения. Он с еще большей настойчивостью, чем Шпенер, говорил о радости христианской жизни, которая должна быть песней хвалы Богу. Будучи профессором университета в Галле, он также больше внимания уделял взаимосвязи между пиетизмом и традиционным лютеранским богословием. Свой собственный религиозный опыт он описывал так:

Внезапно Бог услышал меня. Мои сомнения исчезли с необычайной легкостью. В сердце моем я получил уверенность в Божьей благодати, ниспосланной через Иисуса Христа. С этого момента я смог называть Бога не только Богом, но и Отцом. Уныние и тревога сразу же покинули меня. Меня внезапно захватила волна радости, такой сильной, что я начал вслух прославлять и возвеличивать Бога, Который наделил меня такой благодатью{15}.

Это описание религиозного опыта вкупе с высказываниями Весли и других породили ложное представление о том, что пиетисты настаивали на необходимости именно такого личного переживания. На самом же деле на раннем этапе движение просто проповедовало живую личную веру, причем тому, как и когда человек ее обретает, не придавалось первостепенного значения.

Невзирая на то, что некоторые богословы обвиняли пиетистское движение в излишней эмоциональности, субъективизме и даже ереси, к нему присоединялись тысячи христиан, объединявшиеся в небольшие кружки или "школы благочестия". В конечном счете, несмотря на противодействие ему, пиетизм оставил отпечаток на всей лютеранской традиции. Кроме того, хотя Шпенер и Франке были лютеранами, пиетизм приобрел сторонников среди немецких реформатов. Выдающимся представителем реформатского пиетизма был Ф.А.Лампе (1683-1729), чьи гимны, проповеди и книги во многом способствовали распространению духа пиетизма. Лампе избегал сугубо специальной терминологии, свойственной сочинениям ортодоксов, и благодаря этому приобрел множество последователей среди мирян, одновременно вызвав крайнюю неприязнь к себе со стороны ортодоксальных богословов. Но реформатская ортодоксия не пользовалась в Германии таким политическим влиянием, как лютеранская, поэтому реформатский пиетизм не испытывал такого политического давления, как лютеранский, во всяком случае – до того времени, когда он получил распространение в Нидерландах, где ведущее положение занимала реформатская ортодоксия. Позднее в Северной Америке "Великое пробуждение" продемонстрировало степень влияния пиетизма на реформатскую традицию.

Однако самым важным вкладом пиетизма в историю христианства стало создание протестантских миссий. Реформаторы XVI века, занятые борьбой за выживание протестантизма, не обращали особого внимания на нехристианский мир. Некоторые из них заявляли даже, что современные христиане не призваны проповедовать другим народам, так как это поручение было дано только апостолам. Поначалу пиетисты тоже не проявляли интереса к миссионерству, хотя и принимали активное участие в удовлетворении нужд братьев-христиан, открывая школы, приюты для сирот, бедных и других нуждающихся. Но в 1707 году король Дании, который был сторонником пиетистов, решил отправить миссионеров в свои колонии в Индии. Поскольку в Дании не нашлось людей, способных справиться с такой задачей, король попросил Франке порекомендовать ему двух наиболее способных выпускников университета Галле. Эти два человека, Бартоломей Цигенбальд и Генрих Плютшау, основали в Индии Транкебарскую миссию. Их письма и отчеты расходились по Германии, вызывая большой интерес среди пиетистов. Вскоре под руководством Франке университет в Галле стал центром подготовки миссионеров. А в Дании при поддержке короля и с активным участием пиетистов открылась школа, готовившая миссионеров для работы в Лапландии и Гренландии.

Цинцендорф и моравские братья

Идеи пиетизма оказали также воздействие на молодого графа Николая Людвига фон Цинцендорфа, чьим крестным отцом был Шпенер. Цинцендорф с самого детства отличался глубокой религиозностью и позднее заявил, что по этой причине он никогда не чувствовал себя отделенным от Бога и, следовательно, не мог говорить о каком-либо опыте обращения. Его родители, преданные пиетисты, отправили его в университет в Галле, где он учился у Франке. Затем он перебрался в Виттенберг, один из основных центров лютеранской ортодоксии, и там неоднократно вступал в конфликты со своими учителями. После поездок по другим странам и изучения права он поступил на службу при дрезденском дворе.

Именно в Дрездене Цинцендорф впервые встретился с группой моравских братьев, изменивших ход его жизни. Это были гуситы, вынужденные покинуть родную Моравию из-за гонений, и Цинцендорф предоставил им убежище в своих поместьях. Там они основали общину Гернгут, так заинтересовавшую Цинцендорфа, что он отказался от своей должности в Дрездене и присоединился к ним. Под его руководством моравские братья вошли в местный лютеранский приход. Но лютеране не доверяли иностранцам, проникнутым идеями пиетизма, и между ними и моравскими братьями возникли трения.

В 1731 году в Дании Цинцендорф встретился с группой эскимосов, обращенных лютеранским миссионером Гансом Эгеде, и эта встреча воспламенила в нем интерес к миссионерской работе, который не оставит его до конца жизни. Вскоре теми же чувствами воспылала вся община Гернгута, и в 1732 году ее первые миссионеры отправились в Вест-Индию. Через несколько лет моравские миссионеры появились также в Африке, Индии, Южной и Северной Америке, где они основали общины Вифлеем и Назарет в Пенсильвании и Сейлем в Северной Каролине. Таким образом, движение, насчитывавшее вначале двести беженцев, имело теперь свыше сотни миссионеров в заморских странах.

Тем временем конфликты с лютеранскими властями в Германии не прекращались. Цинцендорфу пришлось покинуть страну и перебраться в Северную Америку, где в 1741 году он присутствовал при основании Вифлеемской общины. В 1748 году, через год после возвращения Цинцендорфа, между лютеранами и моравскими братьями, которых признали истинными лютеранами, установился мир. Но он был временным. Цинцендорф согласился на избрание его епископом моравскими братьями, претендовавшими на епископскую преемственность гуситов, и это вызвало новые трения с лютеранами. Цинцендорф умер в Гернгуте в 1760 году, и вскоре после этого его последователи порвали с лютеранством. Хотя Моравская церковь никогда не была многочисленной и вскоре оказалась неспособной отправлять и содержать такое большое количество миссионеров, ее пример способствовал великому миссионерскому пробуждению XIX века. Но самое большое значение имело, пожалуй, воздействие движения на Джона Весли и через него – на всю методистскую традицию.

Джон Весли и методизм

В конце 1735 и начале 1736 годов в Новый Свет отправилась вторая партия моравских миссионеров, намеревавшихся проповедовать индейцам в Джорджии. На том же корабле плыл молодой англиканский священник по имени Джон Весли, которого губернатор Джорджии Оглторп пригласил на работу пастором в Саванне. Молодой человек принял приглашение в надежде, что сможет проповедовать индейцам, о достоинствах которых у него были далекие от реальности представления. В первые дни плавания все складывалось хорошо, и молодой Весли немного выучился немецкому, так что вскоре уже общался со своими моравскими попутчиками. Но затем погода обратилась против них, и корабль чуть было не пошел ко дну. Переломилась грот-мачта, и команду охватила бы паника, если бы не необычайное спокойствие моравских братьев, не перестававших петь в течение всего шторма. Весли же, который был также капелланом корабля, с досадой поймал себя на том, что он больше думал о себе самом, а не о попутчиках. Когда море успокоилось, моравские братья сказали ему, что они вели себя так мужественно, поскольку не боятся смерти, и молодой человек усомнился в глубине своей веры.

По прибытии в Саванну Весли попросил у моравского брата Готлиба Шпангенберга совета относительно работы пастором и миссионером среди индейцев. Запись об этом разговоре он оставил в своем дневнике:

Он сказал: "Брат мой, сначала я должен задать тебе один или два вопроса. Есть ли у тебя свидетельство в самом себе? Свидетельствует ли твоему духу Дух Божий, что ты есть чадо Божьей? Я удивился и не знал, что ответить. Он заметил это и спросил: "Знаешь ли ты Иисуса Христа?" Я помедлил и ответил: "Я знаю, что Он – Спаситель мира". "Правильно, – сказал он, – но знаешь ли ты, что Он спас тебя?" Я ответил: "Надеюсь, что Он умер ради моего спасения". Он добавил лишь: "Ты знаешь себя?" "Знаю", – ответил я.

От себя молодой англиканский пастор добавил: "Но боюсь, что это были пустые слова"{16}.

Эти переживания вызвали в нем смятение и замешательство. Он всегда считал себя хорошим христианином. Его отец Сэмюель Весли был англиканским священником, а мать Сюзанна – дочерью другого священника. Религиозному и нравственному воспитанию своих девятнадцати детей она уделяла огромное внимание. Когда Джону было пять лет, в доме случился пожар. Мальчик каким-то чудом спасся, и после этого мать называла его "головешкой, вынутой из огня", так как у Бога были в его отношении определенные планы. В Оксфорде он выделялся как знающий и благочестивый юноша. Поработав какое-то время помощником отца в его приходе, он вернулся в Оксфорд, где вступил в религиозное общество, созданное его братом Чарлзом и группой друзей. Его члены заключили договор вести святую и умеренную жизнь, причащаться как минимум раз в неделю, быть верными в личном молитвенном служении, регулярно посещать тюрьмы и ежедневно собираться на три часа для изучения Библии и христианской литературы. Будучи единственным среди них рукоположенным священником и обладая исключительными дарованиями, Джон Весли вскоре стал лидером этой группы, членов которой другие студенты в насмешку называли "святым клубом" или "методистами".

Таким был жизненный путь молодого священника, который теперь в далекой Джорджии усомнился в глубине своей веры. Как пастор он потерпел плачевную неудачу, поскольку надеялся, что прихожане будут вести себя как члены "святого клуба", а паства, со своей стороны, ожидала, что он будет довольствоваться ее присутствием на службах. Брат Джона Чарлз, который тоже был в Джорджии на службе у Джеймса Оглторпа, разочаровался в своей работе и решил вернуться в Англию. Но Джон остался, причем вовсе не потому, что добился больших успехов – просто он не хотел сдаваться. Затем он попал в сложное положение и был все же вынужден уехать. Молодая женщина, за которой он ухаживал, вышла замуж за другого. Сочтя поведение невесты легкомысленным, он отказал ей в причастии, и против него было возбуждено дело за клевету. Исполненный горечи и обиды, он решил вернуться домой, чего как будто бы и хотели его прихожане.

Вернувшись в Англию и не зная, к чему приложить силы, он связался с моравскими братьями. В особенности он сблизился с Петером Белером, с которым советовался по богословским вопросам. Когда Весли пришел к выводу, что ему недостает спасительной веры и что поэтому ему следует прекратить проповеди, Белер посоветовал ему продолжить проповедь веры, пока он не получит ее, а затем продолжать проповедовать, так как она у него есть. Наконец, 24 мая 1738 года Весли пережил опыт, изменивший его жизнь:

Вечером с большой неохотой я пошел на собрание общества на Олдерсгейт-стрит, где кто-то читал предисловие Лютера к Посланию к римлянам. Примерно без четверти девять, на словах об изменениях, которые Бог производит в сердце через веру в Христа, я почувствовал, как на сердце у меня удивительно потеплело. Я ощутил, что верю во Христа и только во Христа для обретения спасения. И во мне родилась уверенность, что Он снял мои грехи и спас меня от закона греха и смерти{17}.

После этого опыта Весли перестал сомневаться в своем спасении. Более того, собственное спасение теперь не занимало его всецело. Получив уверенность в нем, он смог направить все свое внимание на спасение других людей. В качестве первого шага он посетил общину моравских братьев в Гернгуте. Хотя встреча с ними оказалась для него в высшей степени вдохновляющей, он убедился, что духовность моравских братьев не соответствует его собственным устремлениям и намерению заниматься социальными вопросами. Поэтому, несмотря на благодарность моравским братьям, он решил к ним не присоединяться.

В то время как все это происходило в жизни Весли, известным проповедником стал еще один бывший член "святого клуба" – Джордж Уайтфилд. Несколько лет назад он пережил нечто подобное тому, что испытал Весли на Олдерсгейт-стрит, и теперь разрывался между работой в своем приходе в Джорджии и проповеднической деятельностью в Англии, где имел невероятный успех, особенно в промышленном городе Бристоле. Его проповедь была очень эмоциональной, и когда его упрекнули за то, как он использует кафедру, он стал проповедовать под открытым небом, как часто делал в Джорджии. В Бристоле он нуждался в помощнике, кроме того, вскоре ему предстояло вернуться в Новый Свет, поэтому Уайтфилд попросил Весли помочь ему и заменить его на время отсутствия.

Весли принял приглашение Уайтфилда, но излишняя эмоциональность проповедника была не совсем в его вкусе. Он возражал против проповедей под открытым небом. Гораздо позднее, вспоминая об этих днях, он говорил, что в то время был настолько убежден в желании Бога, чтобы все совершалось в надлежащем порядке, что спасение душ за пределами церковных зданий считал почти что грехом. Постепенно, видя результаты, он смирился с такого рода проповедями, хотя всегда сожалел об их необходимости. Его беспокоило также, как верующие реагировали на эти проповеди. Одни плакали и вслух каялись в своих грехах, другие от боли падали духом. Затем они выражали великую радость и говорили, что чувствуют себя очищенными от всякого зла. Весли был по душе более торжественный ритуал. В конце концов он стал расценивать такие проявления как результат борьбы между сатаной и Святым Духом и решил, что он не должен препятствовать Божьей работе. Как бы там ни было, впоследствии такие крайности случались все реже.

Собрания, проводившиеся на открытом воздухе, стали действенным средством благовестил.

Какое-то время Весли и Уайтфилд работали вместе, но постепенно лидером движения становился Весли. В конце концов они разошлись из-за богословских разногласий. По большинству вопросов оба они придерживались кальвинистских взглядов, но в вопросе о предопределении и свободной воле Весли отходил от ортодоксального кальвинизма и занимал арминианскую позицию. После нескольких диспутов друзья решили, что каждый из них должен идти своим путем и что они не будут вести полемику (это соглашение не всегда соблюдалось их последователями). С помощью графини Хантингдон Уайтфилд организовал Кальвинистскую методистскую церковь, особое влияние приобретшую в Уэльсе.

Создание новой конфессии не интересовало Весли. Он был и всю жизнь оставался англиканским служителем. Своей целью он видел скорее пробуждение и развитие веры широких масс в церкви Англии по примеру пиетизма в немецком лютеранстве. По этой причине он избегал выступать с проповедями в противовес службам церкви Англии и всегда считал само собой разумеющимся, что методистские собрания должны служить подготовкой для посещения англиканских богослужений и причащения на них. Для него, как и для большинства членов церкви в течение многих веков, центральное место в богослужении занимало причащение. Он принимал его сам и побуждал своих последователей как можно чаще причащаться на официальных службах Церкви Англии.

Движение не стремилось стать самостоятельной церковью, тем не менее оно нуждалось в определенных структурах. В Бристоле, где движение, по существу, зародилось, последователи Весли объединились в "общества", члены которых собирались сначала в частных домах, а затем приобрели собственные помещения. Их в насмешку называли "методистами", и в конце концов они стали гордиться этим названием. Когда методистские общества стали слишком многочисленными, так что полноценно работать с их членами оказалось затруднительно, Весли по совету одного из своих друзей разделил их на "классы" по одиннадцать членов и одному руководителю в каждом. Они собирались раз в неделю для чтения Писания, молитвы, обсуждения религиозных вопросов и сбора средств. От руководителя класса не требовалось быть богатым или образованным человеком, благодаря чему обеспечивалось широкое участие тех, кто выпадал из структуры Церкви Англии. Кроме того, были классы для женщин и под руководством женщин, поэтому женщины тоже играли в методизме видную роль.

Движение быстро росло, и Весли был вынужден ездить по всем Британским островам, выступая с проповедями и занимаясь организационной работой. Когда епископ Бристоля попытался ограничить его деятельность, заявив, что его проповеди нарушают порядок в приходах, Весли ответил: "Мой приход – весь мир". Эти слова, изначально высказанные в знак протеста против жесткой церковной организации, впоследствии стали лозунгом всего методистского миссионерского начинания. Но на том этапе Весли и его молодое движение нуждались в дополнительных силах для проповеднической работы. К движению примкнули несколько англиканских священников, наиболее видным среди которых был брат Джона Весли Чарлз, известный как автор гимнов. Но самую тяжелую ношу нес Джон Весли, выступавший с проповедями по нескольку раз в день и ежегодно вплоть до семидесятилетнего возраста верхом на лошади проезжавший тысячи миль.

В сложившихся обстоятельствах пришлось постепенно привлекать проповедников из числа мирян. Узнав, что мирянин Томас Максфилд проповедует в одном из обществ в Лондоне, Весли намеревался запретить ему это делать. Но его мать Сюзанна упросила его сперва послушать этого человека уже потом принимать решение, и Максфилд произвел на Весли такое впечатление, что он счел использование проповедников-мирян Божьим ответом на крайнюю нужду движения в проповедниках. Они не подменяли духовенство, так как не могли предлагать причастие, а это – наивысшая форма богослужения. Наряду с обществами они должны были, параллельно и дополнительно, помогать церкви Англии и ее рукоположенным священникам в выполнении евхаристической функции. Вскоре среди методистских проповедников-мирян появились женщины, что было тогда невозможным в рукоположенном духовенстве.

Заложив таким образом основание церковно-организационной структуры, Весли объединил своих последователей в единую "сеть". Были созданы состоящие из нескольких обществ "округа" под руководством "суперинтендентов". Для помощи в управлении "сетью" Весли начал периодически проводить собрания с участием как входящих в нее англиканских священнослужителей, так и проповедников-мирян. Эти собрания в конце концов превратились в ежегодные конференции, на которых назначались служители в каждый округ, обычно на трехлетний срок.

В ходе этого процесса не обходилось без конфликтов. На раннем этапе против методистов часто предпринимались насильственные действия. Кое-кому среди духовенства и знати не нравилось, что новое движение пользуется среди низших классов таким авторитетом. Поэтому собрания часто срывались нанятыми головорезами, а жизнь Весли несколько раз подвергалась опасности. Позднее сопротивление методистам ослабло и в конечном счете сошло на нет. Возникали и богословские конфликты. Весли пришлось порвать с моравскими братьями, так как он опасался их неприемлемой для него склонности к квиетизму.

Но больше всего методисты конфликтовали с англиканской церковью, к которой Весли принадлежал и членом которой хотел оставаться. До последних дней жизни он порицал методистов, желавших порвать с англиканством. Но разрыв так или иначе был неизбежен. Некоторые англиканские лидеры видели в методистском движении отражение собственных недостатков и потому не принимали его. Другие считали проповедь методистов без учета приходских границ непростительным нарушение порядка. Сам Весли тоже в достаточной степени оставался англиканином и сожалел, что приходится действовать именно так, но им двигало стремление дойти до людей, до которых не доходит церковь.

Еще больше дело осложнялось в связи со сложными юридическими моментами. По английским законам неангликанским церквам разрешалось проводить богослужения и владеть недвижимостью, но при условии, что они официально зарегистрированы как таковые. Это ставило методистов в сложное положение, так как церковь Англии не признавала своими их помещения и собрания. Регистрация фактически означала бы заявление о разрыве с англиканством. Отказ от регистрации означал нарушение закона. В 1787 году после долгих колебаний Весли дал своим проповедникам указание зарегистрироваться, сделав тем самым первый юридический шаг на пути создания самостоятельной церкви. Однако за три года до этого Весли совершил поступок, имевший еще более серьезные богословские последствия. Долгое время он был убежден, что в ранней церкви понятие "епископ" было равнозначным "пресвитеру" или "старейшине". Это привело его к мысли, что все рукоположенные пресвитеры, в том числе и он сам, имеют право рукоположения. Но он не пользовался им, дабы не осложнять еще больше отношения с руководством Церкви Англии. Однако завоевание Соединенными Штатами независимости поставило новые проблемы. Во время войны за независимость большинство англиканских священнослужителей были монархистами, и после завоевания независимости они вернулись в Англию. В результате совершение обряда евхаристии стало для жителей вновь созданного государства трудным, а в некоторых случаях и невозможным делом. Епископ Лондона, теоретически сохранявший свои полномочия в бывших колониях, отказывался рукополагать священников для работы в Coединенных Ш татах. Весли, будучи убежденным в том, что совершение таинства евхаристии составляет саму суть христианского богослужения, сожалел об этом, как, впрочем, и о том, что он считал ничем не оправданным бунтом бывших британских колоний. Наконец, в 1784 году он рукоположил двух проповедников из числа мирян пресвитерами для работы во вновь созданном государстве и назначил англиканского священника Томаса Коука их "суперинтендентом" (это название, как ему было хорошо известно, имеет тот же смысл, что и греческое слово, переводимое как "епископ"). Затем он начал рукополагать служителей для работы в Шотландии и других местах. Но несмотря на все это, Весли продолжал настаивать на сохранении связей с Церковью Англии. Его брат Чарлз сказал ему, что рукоположение священников для работы в Новом Свете само по себе уже означает разрыв. В 1786 году конференция приняла решение, что в тех местах, где англиканские церкви не охватывают все население или где их священники проявляют неспособность выполнять свою миссию, разрешается проводить независимые от англиканских богослужений методистские собрания. Хотя Весли противился этому, тем не менее ко времени его смерти методистская церковь становилась все более самостоятельной.

Популярность методистского движения объяснялась отчасти тем, что оно в определенной степени соответствовало новым требованиям, порожденным промышленной революцией. Во второй половине XVIII века Англия переживала бурный процесс индустриализации. Это в свою очередь влекло за собой массовое перемещение населения в промышленные центры. Люди, вырванные экономическими обстоятельствами из привычной среды, теряли связь и с церковью, приходская структура которой не соответствовала более потребностям городского населения. Именно на их нужды давал ответ методизм, и именно среди них он находил наибольшее число последователей.

В Северной Америке процесс совершенно иного характера – движение переселенцев на Запад – породил лишенное корней и не имевшее традиционных церковных связей население, которое для уже существовавших церквей, как правило, оставалось недоступным. Именно среди этих людей методизм добивался наибольших успехов. Официально североамериканские методисты стали самостоятельной церковью раньше британских. В 1771 году Весли отправил в колонии проповедника-мирянина Фрэнсиса Эсбери. Эсбери стал движущей силой, обеспечивавшей распространение методизма на Запад вслед за перемещением границы. Когда тринадцать колоний объявили о независимости, Весли выступил против их бунта. Но американские методистские проповедники были в основном жителями колоний и поддерживали борьбу за независимость или, по крайней мере, сохраняли нейтралитет. В результате методисты в Соединенных Штатах, хотя они и продолжали восхищаться Весли, не считали себя более связанными его пожеланиями.

Против его желания и учитывая недостаток англиканских служителей американское движение объявило себя Методистской епископальной церковью. Название "епископальная" было прямым результатом конфликта с Весли, который себя и Коука называл "суперинтендентами", но пришел в ярость, узнав, что Коук и Эсбери, к тому времени тоже ставший суперинтендентом, называют себя "епископами". С этого времени у американских методистов были епископы, а у английских – нет.

Весли умер в 1791 году. После его смерти методизм пережил период внутренней борьбы, связанной главным образом с вопросом о взаимоотношениях с англиканством. В конечном счете в Англии и в других странах, где методизм завоевал сильные позиции, были созданы полностью независимые от англиканства методистские церкви.