Е

Е

ЕГА, ЕГА-БАБА, ЕГИ-БАБА, ЕГИБИСНА, ЕГИБИХА, ЕГИБИЦА, ЕГИБИШНА, ЕГИБОБА, ЕГИБОВА, ЕГИЧНА — баба яга.

«Коли мать кричала Липунюшку, в те поры егибица подслушала ее и пришла на другой день к бережку и кричит толстым голосом» (Вятск.); «В избушке живет ега-баба» (Арх.); «Тут налетила Егибова, в деревенной ступи, помелом заметае. Хватила парницка-то да и унесла» (Арх.).

В некоторых районах России егибицей, егибовой называли не только бабу-ягу, но и ведьму (Новг., Яросл). Егибисной, егичной именовали дочь бабы-яги (Вятск., Сев. Дв.) (см. ЯГА-БАБА).

ЕНДАРЬ — сказочный зверь.

По поверьям Вятской губернии, ендарь живет под старым дубом и питается воздухом. Подробнее он не описывается, облик его неясен.

ЕРЕТИК (ЕРЕТИК ЖЕЛЕЗНОЗУБЫЙ, ЕРЕТИК ЛЕСНОЙ), ЕРЕСТУН, ЕРЕТНИК — колдун; умерший колдун, встающий из могилы; восходящий из могилы мертвец; злой дух, чудовище; нечистая сила.

ЕРЕТИЦА, ЕРЕТНИЦА — колдунья; умершая колдунья, которая встает из могилы.

«Он еретик, мне колюху [болезнь] посадил» (Арх.); «Избавь от лихой боли, от девки-чернавки, от колдуна-еретика» [из заговора] (Перм.); «Мертвец был не простец, колдун и еретик» (Самар.); «В той улице Маришка живет, еретница она, кореньщица» (Симб.); «Окол коршуна хожу, окол коршуна хожу, уж я бабу ищу, еретицу ищу» (Олон.); «Стоит дуб-сыродуб, в этом дубе-сыродубе сидит птица-еретница; никто ее не видит — ни царь, ни царица, ни красная девица» [загадка] (Енис.); «Священник же должен был обороняться от этой еретицы: взявши животворящий Господень крест, простер рукою на сию окаянную старуху» (Арх.); «Стенька Разин еретик и воитель был великий, а еретик так, пожалуй, и больше, чем воитель» (Астр.); «Есть трава петров крест, ростет при полях, ростом в локоть, цвет багров, ростет кустиками, что молодая детлявина, а корень все крестиками бел и мелок. <…> Аще кто пойдет в путь, корень возьми с собой от еретика» [из травника |.

Во многих районах России, в основном на севере, северо-востоке, в Поволжье, и Сибири, еретиками и еретицами именовали колдунов, колдуний: «Крестьяне до сих пор верят в порчу, думают, что еретникам и еретницам, то есть злым людям, знающим наговоры, легко испортить молодых». «Еретник портит людей двояко: чрез зелье, и может напустить так, по ветру» (особо выделяются еретники-мельники). «Колдун и колдунья, или еретник или еретница, это личности, стоящие особняком от знахарства как профессии знахарей-лекарей. Еретничество облекается в чародейство, являющееся результатом знакомства с дьявольщиною» (Вятск.) <Васнецов, 1907>. В Калужской губернии еретик — колдун (он же порчельник, чернокнижник): колдун-еретик, или чернокнижник, напускает на скот падеж, может обратиться в четвероногое животное <Ляметри, 1862>.

В верованиях Печорского края еретница сходна с вещицей, ведьмой: она летает через трубу, поедает младенцев.

Характеристики еретиков и еретиц традиционны для общерусских представлений о колдунах и колдуньях. Это наделяемые сверхъестественными колдовскими способностями, но особо злые существа. «Ереститься» вообще означает «сердиться, злиться», а «ерестливый» — «сердитый, злой». «Ересно» — «волшебство, колдовство»: «Ране ересно напущали на скота да, на свадьбах да, худые люди всякие» (Арх.); «еретничать» — «колдовать» (Вятск.).

Еретик — это и «вероотступник», «отщепенец». «Еретиком слывет в настоящее время у нас тот, кто совершенно не верует в Бога и отвергает его законы, или кто еще не раскольник. Такое понятие распространено и поддерживается в народе раскольниками и раскольницами» (Арх.) <Ефименко, 1877>.

«Еретическими речами» в судебных делах XVII–XVIII вв. именовали заговоры: «…еретические речи и письма являлись ярким свидетельством преступности, тогда заговор особенно строго рассматривался и осуждался» <Елеонская, 1994>.

Еретики и еретицы часто упоминаются в заговорах, ограждающих «от волхуна, от бабы самокрутки и девки простоволоски; от еретников, от клеветников…» (Перм.).

Еретиками и еретицами в тех же районах России именовали умерших колдунов и колдуний (или даже исключительно покойников-колдунов и колдуний — в отличие от живых колдунов). Еретики-покойники и еретицы-покойницы сходны по описаниям с упырями, вурдалаками. «Один и тот же человек — кудесник, знахарь и порчельник — называется в жизни колдуном, а по смерти, если бы он заходил по ночам и стал бы есть людей, — что бывало на веках, — еретиком» (Арх.). Еретик — «умерший колдун, знахарь, встающий из могилы в полночь и шатающийся до первых петухов. Простой народ верит, что еретики, вставая из могилы ночью, не могут, однако же, ходить… но скачут» (Ю. Сиб.).

Жители Калужской губернии считали, что покойник-порчельник ежедневно в полночь посещает свой дом; для него оставляют на столе еду. Покойник ест и осматривает хозяйство, а при пении петуха бросается назад на кладбище.

В поверьях Тамбовской губернии «еретицы — женщины, заживо продавшие душу черту». Днем они «ходят в виде безобразных, оборванных старух, к вечеру собираются в поганых оврагах, а ночью уходят в провалившиеся могилы, в гробы нечестивых». Провалившиеся могилы — «верное пребывание еретиц». Тот, кто случайно оступится в такую могилу, — иссохнет, если же увидит в ней еретицу — умрет. «Бродят» еретицы весной и осенью. Не попадая в могилы, пробираются через трубы в бани и там пляшут.

Мертвые колдуны и колдуньи традиционно наделяются способностью «ходить» после смерти. Эти посмертные хождения в XIX–XX вв. объясняются по-разному: колдунов «земля не принимает» (Сарат.); они «не гниют до времени», лежат неспокойно (Яросл.). «Злокозненный воржец» (колдун) с досады, что земля не принимает его «в известные дни и часы, встает и грызет тех, кто попадается в руки», а заодно мстит обижавшим его при жизни (Урал).

Нетленность (а точнее — некое «замершее бытие» нераздельно связанной с телом души) — свидетельство особой отмеченности умершего. В поверьях XIX–XX вв. такое «неумирание» — участь и греховных, и праведных или невинно страдавших, убитых (см. ПОКОЙНИК); с тем, однако, уточнением, что греховный мертвец — колдун, еретик — всегда беспокоен, «не определен ни к месту», вреден. В уральском повествовании (интерпретация И. И. Железнова) «душегубец и еретик» Стенька Разин, принужденный обитать в землянке-избушке «в земле Турского салтана», говорит о себе: «Аки богоотступника, душегубца, изменника, еретика, душу свою и тело отдавши Сатане, меня ни в рай не впустили, ни в ад не приняли; от меня и земля, и вода, и огонь, и воздух с ветрами буйными отказались. Тогда сила невидимая мой прах собрала и оживила, и вот в сии места уединенные поселила. Здесь я буду ждать до второго пришествия, до Страшного Суда; тогда судьба моя окончательно решится, тогда и муку мне положут настоящую, по делам моим, какую заслужил. Теперь же пока тиранят меня два змия ужасные. <…> И вот таким-то родом мучусь я целых полтораста лет, не умираю и не умру: земля меня, душегубца и еретика, не принимает…» <Железнов, 1910>. Ср. также представление о том, что тела отлученных от церкви пребывают в земле нетленными (по материалам XVII в., тело самозванца, выдававшего себя за сына Бориса Годунова, рассыпалось в прах лишь по прочтении над ним разрешительной молитвы) <О разрешительной молитве…, 1884>.

Умершие без покаяния и причастия и «не сдавшие чертей» колдуны бродят, пока их тела не съедят черви (Новг., Вятск.). «Колдун передает свое знание в глубокой старости и перед смертью, иначе черти замучат его требованием от него работы. Но если колдун умрет, не передав никому своих тайн, он ходит оборотнем. Эти превращения и хождения по свету колдунов по смерти бывают и в таком случае, если колдун заключил договор с чертом на определенное число лет, а умер, по определению судьбы, раньше срока. Вот он и встает из могилы, доживая на свете остальные годы» (Орл.) <Трунов, 1869>.

Так или иначе, но наделенные сверхъестественными силами, способностями колдуны сохраняют их и после смерти: они не оканчивают свое существование, но продолжают «жить».

Облик «встающих по смерти» колдунов в общем повторяет облик живых, лишь обряженных в «смертную» одежду людей, но они наделены длинными, острыми (железными, медными) зубами, железными челюстями, «сокрушающими сталь», и способностью стремительно бегать, «бежать наравне с лошадью» (иногда еретик бежит, не разжимая сложенных крестом на груди рук). Согласно поверьям Русского Севера, у еретиков могут быть медные (оловянные) глаза и железные когти; у них «зубы длинны и огонь во рту» (Новг.).

Согласно распространенным представлениям, мертвые колдуны, еретики и еретицы, преследуют людей, кусают их, пьют кровь, а чаще — пытаются загрызть, заесть: «Досель, говорят, худо от еретиков было, сохрани Бог, как худо. <…> После того, как Христос по земле прошел, — еретикам ход усекло, вся нечисть разбежалась; а то было время: только солнце село, — не оставайся один на улице: беда!.. Да и в избу ползут. Из-за того у изб все волоковые окна были. Как солнце за лес — и оконце закрывают» (Арх.).

Еретики особенно опасны ночью, до пения петухов. Однако, если не оглядываться на него, еретик-колдун может быть не страшен.

Могилы подозреваемых в «хождениях» колдунов разрывали, поворачивали покойников ниц, подрезали им пятки, вбивали в спину осиновый кол.

В Сибири, Поволжье, на севере России, в некоторых других районах еретиками, наряду с покойниками-колдунами, именуются и вообще все беспокойные, вредящие мертвецы, которые выходят из могил: еретик — это «который помрет, а затем ходит» (Забайк.); еретник — тень покойника (Волог.).

Причины «хождения по смерти» покойников-неколдунов разнообразны (см. ПОКОЙНИК). Особенно опасны, вредны умершие неестественной, безвременной смертью (самоубийцы, опойцы). Это люди, прервавшие отпущенный им срок бытия, но доживающие его за гробом или — по роду своей смерти — попавшие в распоряжение нечистой силы, сами ставшие частью природных стихийных сил, наделенные способностью влиять на эти силы: «выпивать» влагу, «наводить» тучи и т. п.

В заговоре из Симбирской губернии еретником именуется «опивец зубастый, головастый, как гадина», существо получеловеческое-полустихийное, «отводящее» дождь, тучи: «…в гробу [он] распластался, язык его в темя вытягался; Божии тучи мимо проходят, на еретика за семь поприщ дождя не изводят. Беру я, раб Божий, от дупла осинова ветвь сучнистую, обтешу орясину осистую, воткну еретнику в чрево поганое, в его сердце окаянное, схороню в блате смердящем, чтобы его ноги поганые были не ходящие, скверные его уста не говорящие, засухи не наводящие…»

Причиной беспокойства умершего и обращения в еретика могло быть и его непогребение, погребение не «по правилам», без должных обрядов, проклятье (заклятье) близких (см. ПРОКЛЯТЫЙ), тайный сговор с нечистой силой.

По поверьям Сургутского края, люди, которые становились еретиками, порою не отличались при жизни ничем особенным и лишь перед смертью предупреждали домашних, чтобы их опасались. Всех «сомнительных покойников» оставляли на несколько дней в церкви, без погребения.

Нередко, в представлении крестьян, «ходил» не сам умерший, но обратившийся в него нечистый: в облике «не сдавшего художество» покойного воржеца ходит Дьявол (Урал); выедая внутренности умершего, черт помещается в его коже (Орл. и др.) (Д. К. Зеленин приводит это поверье как общерусское) <Зеленин, 1991>.

«Были три мушшыны и три невестки… Оны ушли промышлять, эти мужья-то. Промышляли ходили — зашли в избушку; избушку истопили и угорели до смерти. И, значит, пришли еретики к ним, свои платья сняли, ихно платье на себя надели. К жонам и пришли ихним, вроде как мужья пришли…» (Арх.). На Русском Севере были популярны такие рассказы о женихах и мужьях-еретиках.

По поверьям, «войти в человека» стремился и ставший еретиком покойник, колдун. Злые колдуны «подстерегают минуточку, когда к суседу подойдет скорая смертушка, и только душа расстанется с телом, ерестун входит в покойника. Тогда в семействе пойдут нехорошие дела — неподобные. И такие есть ерестуны, которые „обвертываются“, то есть принимают на себя чужой лик и стараются пробраться в свою или чужую семью. Живет ерестун, кажется, как надо быть хорошему крестьянину, а смотришь, из семейства и из деревни станут пропадать люди один за другим: это их ерестун поедает. Чтобы извести обвороченного колдуна, надо взять плетку от коня нелегченного и ударить ерестуна на испашку [наотмашь]. Тогда он с ног долой, и до могилы в нем души нет. А чтоб он опять не ожил в гробу, так надо ему вбить осиновый кол в спину промеж самых плеч» (Олон.).

Плетка или недоуздок от нелегченого коня или новая погонялка — традиционные средства против ерестунов во многих районах России. Боится еретик крика петуха; боится, по мнению калужан, и кошки. Жители Архангельской губернии полагали, что распознать еретика и спастись от него можно, уколов петуха иголкой и приговаривая, когда петух запоет: «Спаси, Господи, от лихого люда, от мертвого, от нечистого. Запой, Божья птица, красный петух, голосистый звон, прогони от меня рабы Божьей [имя] мертвого мертвяка, обратно гроб, в сыру землю».

В быличке, записанной на Пинеге, еретик при пении петуха обращается в дерево.

В повествовании из Вятской губернии еретника, поселившегося в новом доме, изживает приказный — с помощью «колдовского» писания деловых бумаг, пистолета и шпаги.

Увидеть еретика можно с помощью корня травы адамовой головы (см. АДАМОВА ГОЛОВА). В многочисленных повествованиях о еретиках, прикидывающихся людьми, их распознает младенец (дитя до семи лет), которого специально для этого ставили иногда в красный угол (Арх.).

Уберечься от еретика можно, начертив на окнах и дверях свечой Страстного четверга кресты; посыпав пол золой, положив на окно кусочек железа (Онеж.).

Боится он лутошки, ладана, травы «чертогона» (чертополоха).

В травниках упоминаются такие средства против еретиков: «Есть трава Царевы очи… угодна в дому своем, и живот человеку пользует, и на суд возьми с собою — не осужден будешь, или в путь идучи на который промысл возьми с собою — вельми добра. Аще который человек хощет в пир идти — не боится еретика…»

Беспокойный умерший, колдун, еретик персонифицирует смерть, уничтожение, представляемые как поедание человека стремительно перемещающимся длиннозубым мертвецом. В верованиях Сибири, северных, северо-западных районов России отмечен железнозубый лесной, водяной еретик, существо и человеческое, и стихийное, связанное с лесом, водой. На Колыме это — «чудовище, живущее в глубине лесов и пожирающее случайно зашедших к нему путников». В рассказе, записанном на Вологодчине, «железнозубые парни» приходят на посиделку из озера и поедают всех девушек, кроме одной.

Сходные существа, в повествовании из Новгородской области, появляются из-за леса: «… смотрели-смотрели, наслухали — идут! Валит артель, гармонь играет, песни поют! И идут не от деревни, а из леса, из темного леса. <…> А эта девчонка-то (маленькая сестренка. — М. В.) позвала сестру и говорит: „Катя! <…> Пойдем домой! Они говорят, а зубы длинны и там огонь у них во рту. Это неправдошны ребята“».

Видимо, такие образы связаны и с представлениями о нечистых, злых духах, и с представлениями о лесных, водяных божествах-пожирателях, которые прослеживаются в поверьях многих народов.