II

II

По благодати Божией мы еще, братие, окончили одну Святую Четыредесятницу. Приобретение не малое для тех, кои проводили ее как должно. А равно и потеря не малая для тех, кои провели ее не как должно. Церковь никого не принуждает к исполнению уставов; но неисполняющие наказывают сами себя. Когда "добре подвизавшиеся подвигом поста" внидут теперь в радость Господа своего, слабые и непослушные сыны Церкви, по необходимости, должны чувствовать лишение и скорбь. Хорошо, если Бог велит им опять дожить до новой Четыредесятницы и исправить нынешнее опущение (хотя вполне возвратить потерянного уже невозможно); а кто не получит сей милости от Бога, для того Великий пост потерян навсегда. Что мешало быть послушным, сеять вместе с другими, дабы и пожать теперь вместе с другими? Когда трудимся, всегда бывает более или менее тяжело, но тем приятнее по окончании труда. Думаю, что и нынешний день весьма радостен для тех, кои добре подвизались подвигом святого поста. Да падут же таковые в смирении перед лицом алтаря Господня и да возблагодарят за сие Господа! Без Его благодати, братие, вы не только не совершили бы, но и не начали бы святого подвига.

Но, радуясь об окончании сего подвига, не должно радоваться радостью узника, выходящего из темницы; это значило бы не познать цены и сладости поста: кто познал их, тот и по окончании Четыредесятницы не расстанется с постом. И как расстаться? Можно ли без пагубы для души оставить пост внутренний, состоящий в воздержании от страстей? Конец сего поста был бы концом и нашей добродетели. Уреченные времена существуют для воздержания от яств, а не от грехов. Но и воздержание от яств худо ограничивать одним каким-либо временем. Всякое вредное для души яство запрещено во всякое время, и вкушающий его во вред душе, когда бы ни вкушал, нарушает устав поста. Таким образом и с постом телесным не надобно расставаться всецело, как делают многие. Всецелое оставление поста было бы знаком, что ты не полюбил поста; ибо можно ли оставить надолго то, что полюбили сердечно? И можно ли не полюбить сердечно то, чем уврачевали свою душу? Если ты оставишь пост совершенно, то этим покажешь, что постился по необходимости, а не по убеждению, носил узы как раб и пленнцк. Опыт должен был показать тебе, что пост есть постоянный предтеча и спутник молитвы, родитель благочестивых размышлений, воспитатель благих предприятий, опора трудных подвигов веры и любви. Посему ты немедленно призовешь его при всех подобных случаях: ибо таково свойство испытанных и хорошо действующих врачевств, что к ним обращаются при первой надобности. А всего лучше, если сделаешь пост себе спутником всей жизни. Не ужасайся сего совета: исполнение его не сделает твою жизнь, как может представиться тебе, ни скучною, ни трудною, напротив, облегчит тебя от многих зол, скорбей и печалей. Ты сам согласишься с сим, когда узнаешь, в чем состоит всегдашний пост: он состоит не в неупотреблении яств, а в употреблении их, но таком, чтобы никогда не было угождения плоти, чтобы ты вставал из-за трапезы всякий раз с некиим остатком глада, а не с пресыщением, как это бывает обыкновенно. Трудный ли это подвиг? Не его ли советуют наблюдать и врачи? И не за него ли обещают здравие тела? А мы будем обещать тебе за него здравие души. Ибо надобно признать и признаться, что душа ни от чего так много не страдает, как от тела; а тело ни от чего так не терпит, как от излишества в пище и питии.

Что сказал я о посте, то же должно сказать о покаянии и исповеди: и с ними не должно разлучаться по окончании поста. Если бы мы грешили и падали в одно известное время, то можно бы на известное время отлагать и покаяние: но мы грешим в разные времена; а когда грешим, тогда же должны и каяться и исповедываться. Ждем ли мы известного времени, когда рана сделается опасною? Напротив, как скоро получим ее, тотчас стараемся уврачевать. Также должны поступать и с ранами душевными, с грехами. Для сего самого и отверзта всегда духовная врачебница, дабы всегда можно было к ней приходить для исцеления. Если телесная рана не может без опасности быть оставленною без внимания надолго, то тем паче душевная. Нам кажется ничего носить долго грех в душе; но это жалкий обман! Грех яд ужасный, если не остановить действия его скорым раскаянием, то он проникает всю душу и портит ее надолго. Оттого-то мы и становимся жалкими рабами страстей, что не подавляем их в самом начале. После и каемся и видим свое рабство, но часто бываем уже не в силах разорвать узы.

Что касается причащения Святых Тайн, то я и не знаю, как истинный христианин может лишать себя сей Божественной пищи целый год. Одно это лишение показывает уже, что не знают цены Телу и Крови Господа; а такое незнание равно незнанию своего спасения. Не так поступали древние христиане: они причащались всякий раз, когда были при совершении литургии, памятником чего служит воззвание, повторяемое и ныне при каждой литургии: "со страхом Божиим и верой приступите!" Это воззвание показывает, что всем бывающим при Литургии надлежит приступать и к причащению. Сознание нечистоты и недостоинства, и желание лучше приготовить себя к сему великому таинству, ввели в обычай причащаться не всегда, а в известные дни и времена. Но обычай сей никак не должен служить возглавием нашей лености. Что, если бы сказано было, что в таком-то месте ежедневно будут раздавать манну? Я думаю, ежедневно являлось бы множество людей для получения; и если бы потребовалось для того какое-либо приготовление, то многие каждый день готовились бы к тому. А Церковь ежедневно предлагает Тело и Кровь Господа, и никто не является для принятия их! Хороший ли это признак? Здравие ли это души, что она отвращается от духовной пищи? Пусть некоторые не успевают приготовиться; но если никто не является для принятия хлеба небесного, то значит все недостойны; а если все недостойны, то что сказать о нашем христианстве? Что сказал бы царь о царедворце, который, будучи каждый день приглашаем к его столу, являлся бы за него только один раз в год?

Таким образом, братие, расставаясь со Святой Четыредесятницей, не должно расставаться с теми средствами спасения, из коих состоит она. Церковь сосредоточивает их все вместе и в одно время, по причине нашей слабости и развлечения в другие времена: велит раз в году употреблять их под особенным своим надзором, дабы и самые неопытные в употреблении употребляли их как должно, а не для того, чтобы сделать их неупотребительными в остальное время года. Если, впрочем, и в другое время непременно нужен для тебя зов и надзор Церкви, то и в сем нет недостатка. У Церкви не один пост, а четыре. Каждый из них будет велик, если не умалишь его своим невоздержанием; за каждым последует самый светлый день Воскресения, если ты через покаяние воскреснешь от грехов.

Таковы советы, братие, кои я почел за долг преподать вам ныне при конце святой Четыредесятницы. Не забывайте, возлюбленные, что вся жизнь наша на земле должна быть для нас Четыредесятницею. Без сего мы не достигнем пасхи "в невечернем дни Царствия", не войдем в радость воскресения.

Что сказать вам, кои провели святую Четыредесятницу без всякого внимания к ней и ни мало не употребили ее на врачевание язв вашей совести? Быть не может, чтобы вы не чувствовали теперь некоторой скуки от неисполнения уставов Церкви; всего вероятнее и то, что вы не исполняли их, отнюдь, не из презрения власти Церкви (можно ли презирать детям мать, пекущуюся о их вечном благе?), нет, вас объяла ваша чувственность; она заглушила ваш слух, не дала вам идти тем святым путем, коим хотела вести вас Церковь. Чувственность и диавол: ибо где невоздержание, там и сей враг Бога и добродетели; он, он человекоубийца, невидимо держит вас в своем плену, и теперь, без сомнения, радуется и посмеивается над вами, как над своей добычей.

Но, братие, ужели вы захотите быть всегдашним посмешищем диа-вола? Довольно он наругался над вами; время поругаться и над ним! Время, говорю, ибо он не бывает так слаб, как в настоящие дни страданий и смерти Господа. В сие-то время удобнее всего возникать от его сетей тем, кои вживе были уловлены от него, в свою его волю (2 Тим. 2; 26). И вы возникнете, если, отложив упорство и ожесточение, поспешите во вра-чебницу духовную; если, по примеру Петра, начнете плакать о своих грехах горько. Он изменил Учителю, и, однако же, за покаяние один из первых увидел Его по воскресении. То же будет и с вами, если обратитесь подобно сему апостолу! Аминь.