III

III

Одному благочестивому пустыннику надлежало сказать что-либо братии, ожидавшей от него наставления. Проникнутый глубоким чувством бедности человеческой, старец (преподобный Макарий Великий, Египетский), вместо всякого наставления, воскликнул: "Братие, станем плакать", — все пали на землю и пролили слезы.

Знаю, братие, что и вы ожидаете теперь слова назидания, но уста мои невольно заключаются, при виде Господа, почивающего во гробе. Кто осмелится разглагольствовать, когда Он безмолвствует?.. И что можно сказать вам о Боге и Его правде, о человеке и его неправде, чего стократ сильнее не говорили бы сии язвы? Кого не тронут они, тот тронется ли от слабого слова человеческого? На Голгофе не было проповеди: там только рыдали и били в перси своя (Лк. 23; 48). И у сего гроба место не разглагольствию, а покаянию и слезам.

Братие! Господь и Спаситель наш во гробе: начнем же молиться и плакать. Аминь.