Ордынский выбор Великого княжества Литовского

Наш предыдущий очерк, посвящённый взаимоотношениям Галицко-Волынского княжества с Ордой, мы завершили 1352 годом, в котором был заключён польско-литовский договор, закрепивший режим совместного польско-литовско-татарского владения галицко-волынскими землями («кондоминиума»). Намереваясь в этом очерке подробно рассмотреть отношения между Ордой и Литвой, мы должны для начала вернуться на несколько десятилетий назад – ко времени первоначального установления тесных ордынско-литовских отношений.

Самое раннее свидетельство о подобных отношениях датируется 1319 г. В этом году состоялось сражение между войсками Литвы и Тевтонского ордена, в котором, согласно сообщению Мацея Стрыйковского, передовой отряд великого князя Гедимина составляли татары762. Это свидетельствует о союзных связях между Литвой и Ордой, включавших оказание военной поддержки. Кроме того, татары уже тогда начали селиться на землях Великого княжества Литовского. Под 1324 г. анналист Францисканского ордена сообщал: «Наши братья, отправленные для обращения в христианскую веру литовских земель, нашли весь народ погруженный в язычестве, поклоняющийся огню, и между ними скифов, пришельцев из владений какого-то хана (Chani), и которые в своих молитвах употребляют азиатский язык»763.

Приток татарского населения в Великое княжество Литовское происходил непрерывно в XIV – XVII вв.: «Переселяемым татарам жаловались великим князем земли в полную их собственность с правом полного ими распоряжения и с освобождением от податей и поборов, притом с разрешением селиться не только в селах, но и в городах… Литовские татары пользовались правом шляхетства, которое они старательно охраняли все время существования Великого княжества литовского, как во время его отдельной политической жизни, так и в эпоху соединения с Польшею»764; «История Великого Княжества Литовского в свое время представляет нам необыкновенное событие. Когда вся Европа вооружилась мечем и ненавистью против мусульман, – тогда благоразумная политика государей литовских, с любовью и гостеприимством, приглашала в свои владения татар, которые принуждены были от стечения разных обстоятельств оставлять свою родину, и добровольно переселялись в Литву. Здесь-то, именно, мудрая предусмотрительность литовских государей наделяла татар землями, покровительствовала их вере и, в последствии времени, сравняла их с туземными дворянами, избавив от всех почти налогов… В упомянутом сочинении Аль-фуркан Татарский, изданном в 1616 г., число татар приблизительно означается около 100 000 душ, а способных к бою 10 000. Сами же татары утверждают, что уже при Витовте поселилось их 40 000 (Ярошевича Образ Литвы. Т. 2, стр. 201, изд. 1844). Нарбутт пишет, что в царствование Казимира Ягеллона и его ближайших преемников считалось в самой Литве более 10 000 войска из литовских татар (Нарбутта История Литовского народа, Т. VIII 2-е приб.). Автор Рисалеи Татари Лех насчитывает в свое время (в 1558 г.) до 200 000 душ»765.

Особенно значительным переселение татар на литовские земли было в правление великого князя Витовта, даровавшего своим татарским подданным всевозможные привилегии: «Поселяя татар в своем княжестве, Витовт признавал за ними полную свободу их религии и обычаев. Лишь, по словам исследователя их быта, ограничено было до одной число жен, которое мог иметь татарин. Забота Витовта о татарах встречала в них полное признание и чувство благодарности по отношению к великому князю»766. Благоволение литовских властей к татарам доходило до того, что им было позволено владеть рабами из числа местного христианского населения: «А челядь, которая дана татаромъ за отца Нашого и продковъ Наших, и за Насъ зъ дворы Нашими, тую челяд они маютъ держати вечне» (Первый Литовский Статут 1529 г., Раздел XI – О головщины людей путныхъ и мужицкие и паробоцкия).

«На Руси все пленные принадлежали или великим князьям и царям, или частным лицам: к первой категории относились именно цари и мурзы татарские; пленный же мусульманин, бывший в частном владении и непринявший православия, находился в полном рабстве. Витовт, напротив, жаловал им земли, определив только пожалованному обязанность являться на военную службу. Земли эти давались с правом передавать их по смерти детям и ближним, а также первоначально с правом продать, подарить, распорядиться ими, как сочтут для себя полезнее… Он также поселял их в городах; а на Руси не допускали татар селиться в городах «советъ бысть на татарове на всемъ градомъ Русскимъ; и по семъ инии княжитъ Рустии, согласившеся межъ собою, прогнаше татаръ изъ градовъ своихъ» (Никон. III, 4). Он также освободил поселенных татар и от всяких платежей, податей и поборов. Наконец дозволил им свободу их вероисповедания, не принуждая их переменить религию и даже скрываться с ее обрядами. Таким способом они пользовались всеми правами гражданства и жили в Литве, как будто на родине, с своею верою, языком и обычаями…

Облагоденствовав большими правами и привилегиями поселенных татар и обеспечив им на будущее время покровительство власти и законов, он привязал их к себе, и пользовался ими в битвах большою помощью; татары считались тогда отличными стрельцами конными и были несравненной ловкости в сражении. Память Витовта сохранялась у них всегда с религиозным благоговением: его называли в своих молитвах и преданиях по сходству с восточными словами Ваттад, что значит на арабском языке весьма крепкий, сильнейший, или Ватад, подпора (здания) (в Рисалеи Татари Лех). В просьбе к Сигизмунду I, поданной в 1519 г., татары красноречиво изъясняли свою благодарность памяти Витовта в следующих словах: «Не имеем уже славного Витовта; он не позволял нам забывать о пророке, и мы, обращая наши взоры к святым местам, повторяли имя его, как имена наших халифов. Мы клялись на мечи наши, что любим литовцев, когда они во время войны уважали нас как военнопленных, и при вступлении нашем в сию землю уверяли, что сей песок, сия вода и сии дерева будут для нас общими. Он известен нашим детям; и при Соленых Озерах (т.е. в Крыму) и в Кипчаке знают, что мы в земле нашей не чужеземцы» (в актах Литовской Метрики). Так поступал Витовт и с караимами, которых вместе с татарами переселил из Крыма, около 400 семейств, даровав им также разные привилегии, и караимы со своей стороны всегда питали и питают священное уважение к его имени, после которого в своих книгах прибавляют, по восточному обычаю, известное благоговейное выражение: «да будет с ним мир»! – Этим он сделал то, что многие семейства татар добровольно оставляли свою родину, волнуемую несогласиями и домашними войнами, и приходили в Литву искать приюта под его мощною державою, чем и увеличилось число татар, переселенных Витовтом…

Большая часть татар, особливо военнопленные, не могли иметь с собою женщин своего народа: по этой причине, великий князь Витовт и его наследники позволяли им жениться на литовках, с условием, чтоб каждый имел одну жену, а дети следовали религии отцов, в следствие чего и сохранился до сих пор обычай единобрачия у наших татар…

К этой эпохе относится весьма любопытное и достоверное о наших татарах известие, которое нам сообщает знаменитый турецкий историк Пэчеви, в приведенном выше сочинении; вот его слова: «По ныне находится в Польше шестьдесят селений татарских, и в каждом селении по одной джамии, в которых читается хутба во имя короля (вероятно Витовта, для которого наши татары имели всегда религиозное благоговение). Эти селения очень многолюдны и зажиточны; но, чтоб в каждом из них не было по нескольку джамий и мечетей, неверные не позволяют уже там более оных строить… Они пишут св. Коран, так как мы, арабскими буквами, но если хотят делать толкование оного, то производят сие на польском языке. Королевству не платят податей, а только каждый год посылают из среды себя триста людей на царскую службу, также нужная переписка и письма королей чрез них отправляются и доставляются. Король их имеет к ним более доверия, нежели к неверным своего народа»»767.

Татары и караимы служили в качестве лейб-гвардии великих литовских князей. Фламандский рыцарь Жильбер де Ланнуа, посетивший в 1413 г. их резиденцию Троки, сообщает: «В упомянутых Троках и вне их во многих селениях находится большое количество татар, которые живут там коленами. Они – настоящее сарацины, не имеют ничего христианского и говорят особенным языком, называющимся татарским. Точно таким же образом в упомянутом городе живут немцы, литовцы, pycскиe и огромное количество евреев, из которых каждый говорит своим особенным языком»768.

Вернёмся к событиям начала XIV в. Изменения в дружественные литовско-татарские отношения произошли в 1323 г. В этом году погибли последние галицко-волынские князья из рода Даниила Лев и Андрей Юрьевичи. В их землях образовался политический вакуум, которым не преминул воспользоваться великий князь Литвы Гедимин. В 1323 г. он захватил Волынскую землю (Галицкая земля ещё до этого была захвачена поляками и венграми), а в 1324 г. – Киевское княжество. Подобные действия не могли не вызвать реакции со стороны Орды, обладавшей верховной властью над Галицко-Волынским и Киевским княжествами. По сообщению Мацея Стрыйковского, в составе волынских и киевских полков во время войны с Литвой находились татарские отряды769. Русское летописание также сообщает о войне между Ордой и Литвой в 1324 г.: «Царь Азбяк посылал князей Литвы воевати; и много зла сотвориша Литве, и со многим полоном приидоша во Орду»770.

Однако уже в ноябре того же года в Вильну прибыли послы хана Узбека, о которых мы знаем благодаря сообщению посланников папских легатов и архиепископа Риги, посетивших Гедимина одновременно с ними: «И на следующий день король [Гедимин] прислал [к нам] того же самого своего уполномоченного с некоторыми другими из [людей] своего совета, чтобы они поговорили с нами наедине, потому что сам король не мог говорить с нами лично, так как был занят с татарами»771. Стороны заключили компромиссное соглашение, по которому завоеванные Гедимином Волынская и Киевская земли продолжали признавать верховную власть Орды, но должны были непосредственно управляться литовскими князьями при участии татар.

Некоторые подробности этого мы знаем благодаря сообщению русских летописей о том, как в 1331 г. новгородский епископ Василий, возвращавшийся из Владимира-Волынского, где он был возведён в сан митрополитом Феогностом, подвергся нападению киевского князя Фёдора и баскака: «Поиха Василии владыка от митрополита; яко прииха под Черниговъ, и ту научениемъ дияволимъ пригнася князь Федоръ Киевьскыи со баскакомъ в пятидесят человекъ розбоемъ, и новгородци остерегошася и сташа доспевъ противу себе, мало ся зло не учинило промежю ими; а князь въсприимъ срамъ и отъиха, нь от бога казни не убежа: помроша коне у его. И оттоле поиха владыка на Брянескъ и прииха в Торжокъ, на память святого священномученика Акепсимы, и ради быша новоторжьци своему владыце; а в Новегороде печалне быша, занеже не бяше вести, нь сица весть промчеся, яко владыку Литва яле, а детеи его избиша»772. Правивший в Киеве князь Фёдор был братом Гедимина. Наличие при нём татарского баскака указывает на литовско-татарское двоевластие, установленное в Киевском княжестве соглашением 1324 г. Украинские историки полагают, что «Киев в первой половине XIV в. был опорным административным пунктом сбора дани и отправки ее в Орду. При этом под контролем киевского баскака находилась значительная территория, по крайней мере до Чернигова»773.

Соглашением 1324 г. Литва и Орда также возобновили свой военный союз, направленный на этот раз против Польши и Венгрии, захвативших Галицкую землю. В 1325 г. папа Иоанн XXII в своих буллах в лагере противников польско-венгерских войск называл «схизматиков (т.е. православных), татар, язычников (т.е. литовцев) и другие неверующие народы»774. Война закончилась компромиссом, по которому с санкции хана Узбека правителем Галицко-Волынского княжества стал Болеслав-Юрий Тройденович.

Отношения между Литвой и Ордой вновь испортились в начале 1330-х гг. По всей видимости, причиной этому стало стремление Гедимина вопреки договоренности с Узбеком установить свою власть над русскими княжествами, признававшими верховную власть Орды. В 1331 г. великий князь литовский посадил в Пскове «из своей руки» Александра Михайловича Тверского. В 1333 г. татары вместе с брянским князем Дмитрием Романовичем совершили поход на Смоленск, закончившийся заключением мира со смоленским князем Иваном Александровичем: «прииде ратью Дмитреи князь Бряньскыи на Смоленескъ съ татары Калънтаи и Чирича съ многымы воеводами и взяша миръ с Ываном»775. В договоре, заключённом с Ригой ок. 1340 г., Иван Александрович Смоленский именовал себя «младшим братом» Гедимина776. Очевидно, в 1333 г. смоленский князь уже признавал себя вассалом литовского великого князя, что и послужило причиной похода брянцев и татар.

28 октября 1339 г. в Орде были казнены князь Александр Михайлович Тверской и его сын Фёдор. Зачастую казнь тверских князей приписывают интригам Ивана Калиты, однако с подобной точкой зрения невозможно согласиться. Борьба между двумя русскими княжествами не могла послужить для татар основанием для уничтожения правителей одного из них. Тем более, что это существенно усиливало другое, что противоречило политике ослабления русской великокняжеской власти, проводившейся Узбеком. Александр Михайлович в предыдущие годы проявлял свою полную лояльность хану – сначала отправил к нему своего сына, потом явился лично, вернулся в Тверь с татарскими послами, собрал дань, отправил с нею в Орду своего сына, а затем приехал сам. Причину казни тверских князей необходимо видеть в другом, а именно во вновь обострившейся вражде Орды с Литвой. В 1338 г. состоялся поход татарских войск на Литву: «Того же лета Татарове воеваше Литву»777. Именно литовские связи Александра Михайловича должны были сыграть роковую роль в его судьбе.

Это подтверждается и тем, что сразу же вслед за казнью тверских князей, зимой 1339—1340 гг., состоялся поход на Смоленск, который, как мы уже говорили выше, в это время признавал верховную власть Гедимина. Во главе похода стоял придворный Узбека Товлубий, руководивший казнью Александра Михайловича Тверского и его сына: «Тое же зимы выиде изъ орды посолъ, именемъ Товлубии, егоже царь послалъ ратью къ городу къ Смоленьску, а съ нимъ князь Иванъ Коротополъ Рязанскии»778. По приказу хана Иван Калита отправил в поход своё войско вместе с рядом подчинённых ему князей: «Князь великии Иванъ Даниловичь послалъ же свою рать съ Товлубьемъ къ Смоленску по цареву повелению, а отпустилъ князя Констянтина Суждальскаго, князя Констянтина Ростовскаго, князя Ивана Ярославичя Юрьевскаго, князя Ивана Дрютскаго, Федора Фоминскаго, а съ ними воеводу Александра Ивановичя, Феодора Акинфовичя. И стоявши рать у Смоленьска немного днеи, и отступивъ поиде прочь, а города не взяша; милостию же Божиею съблюдена бысть рать вся Русская и ничимъ же не врежена бысть»779.

Спустя несколько месяцев после этого закончившегося ничем похода Иван Калита умер. Его сын Семён Гордый унаследовал от отца враждебные отношения с литовскими князьями. Осенью 1341 г. Ольгерд, бывший тогда ещё только правителем Витебска, совершил поход на Можайск: «Тое же осени месяца ок [тября] въ 1 день, въ Покровъ святыя Богородица, пришедше Олгердъ съ литовьскою ратию къ городу къ Можаиску посадъ пожьгли, а города не взяли»780. Эта акция определённо явилась ответом на русско-татарский поход на Смоленск зимой 1339—1340 гг.

Вскоре после похода Ольгерда на Можайск в Литве произошла смена власти – в конце 1341 г. умер Гедимин, назначивший преемником своего сына Евнутия в обход старших сыновей Ольгерда и Кейстута. Между Гедиминовичами началась борьба за власть, которая на некоторое время отвлекла их от внешнеполитических вопросов. В 1345 г. Ольгерд и Кейстут свергли Евнутия, который бежал в Москву, в то время как его брат и союзник Наримонт бежал в Орду: «Того же лета створися в Литве замятня велика: изгони город Вилно Алгердъ с братом Кестутиемъ, и князь великыи Евнутии перевержеся чресь стену и бежа въ Смолнескъ, а Наримонтъ бежа в Орду къ цесарю. Прибежа князь Евнутии въ Смолнескъ, побывъ ту мало, и поиха к великому князю Семеону на Москву, и ту его крести князь Семеонъ въ имя Отца и Сына и святого Духа, и наречено бысть имя ему Иоанъ»781.

В 1346 г. Ольгерд совершил крупный поход на новгородские владения. Хотя сам Ольгерд называл причиной своего похода оскорбление от новгородского посадника, его действия были явно направлены против Семёна Ивановича Московского, который незадолго до этого посетил Новгород в качестве его князя. Пребывание в Москве Евнутия, которого как претендента на литовский престол Семён Гордый мог в любой момент использовать для борьбы с Ольгердом, должно было сильно беспокоить великого князя Литвы. Однако вспыхнувшая в тот момент с новой силой польско-литовская война за галицко-волынское наследство вскоре заставила Ольгерда решительно изменить свою позицию в отношении Москвы.

В 1348 г. союзные полякам рыцари Тевтонского ордена нанесли крупное поражение литовским войскам на реке Стреве. В 1349 г. Казимир III захватил почти всю Галицко-Волынскую землю за исключением Луцка: «Прииде король краковьскыи со многою силою, и взяша лестью землю Волыньскую и много зло крестианомъ створиша, а церкви святыя претвориша на латыньское богумерзъское служение»782. Потерпев крупные поражения от крестоносцев и поляков, Ольгерд решил наладить отношения с Ордой. В 1349 г. он направил к хану Джанибеку посольство во главе со своим братом Кориатом с просьбой о военной помощи: «Того же лета помысли Олгердъ, князь Литовскии, послалъ въ орду къ царю Чанибеку брата своего Корольяда и просилъ рати у царя себе в помочь»783.

В русских летописных сводах второй половины XV в. указывается, что Ольгерд просил у хана войска «на князя великого на Семена», но это явный домысел их составителей. В тот момент основным врагом Литвы была Польша, и именно помощь против неё рассчитывал получить литовский великий князь, помня о союзнических отношениях между Литвой и Ордой, существовавших до 1331 г. Однако затруднительным положением противника решил воспользоваться Семён Иванович. Вслед посольству Ольгерда он направил в Орду своё собственное посольство, которое напомнило хану о недавнем разорении литовцами Новгородской земли, обязанной данью Орде. В ответ на это Джанибек выдал литовских послов представителям московского князя: «И то слышавъ князь великии Семенъ, погадавъ съ своею братьею, съ княземъ с Ываномъ и съ Андреемъ, и съ бояры, и посла въ орду Федора Глебовичя, да Аминя, да Федора Шюбачеева къ царю жаловатися на Олгерда. И слышавъ царь жалобу князя великаго, оже Олгердъ съ своею братьею царевъ улусъ, а князя великаго отчину испустошилъ, и выдалъ царь Корольяда, Михаила, и Семена Свислочьскаго, и Аикша киличеемъ князя великаго, и его дружину Литву; и далъ посла своего Тотуя, и велелъ выдати Корольяда и его дружину Литву князю великому Семену»784.

В подобной ситуации Ольгерду пришлось пойти на нормализацию отношений с Москвой. В следующем году он прислал к Семёну Ивановичу послов с дарами, прося отпустить Кориата и его спутников. Просьба была выполнена, и в том же году примирение между Москвой и Литвой было скреплено браками Ольгерда и Любарта с русскими княжнами, родственницами московского князя.

Мир с Москвой позволил Ольгерду перейти в контрнаступление на поляков. Уже в 1350 г. литовцы отвоевали всю Волынь и Берестейскую землю, однако большая часть Галицкой земли осталась под властью Польши. В 1351 г. поляки совершили поход на Берестейщину, а в 1352 г. – на Белз и Владимир, но в обоих случаях успеха не добились. Решающую роль в этой борьбе сыграл переход татар со стороны Польши на сторону Литвы. По сообщению Яна Длугоша, в 1352 г. большая татарская орда, приглашённая Ольгердом, напала на «подчинённое Польскому королевству Подолье»785. В том же году стороны заключили упоминавшийся выше компромиссный мир, по которому Польша получила Галицкую землю и часть Подолья, а Литва – Волынь и Берестейщину, при этом верховным правителем названных земель продолжала признаваться Орда.

В 1360 г. Ольгерду, воспользовавшись ослаблением Москвы в малолетство князя Дмитрия Ивановича, удалось установить литовскую власть в Смоленске и Брянске, которые в 1352 г. были возвращены Семёном Гордым в орбиту Великого княжества Владимирского. Дальнейшее продвижение литовцев на юг и восток неизбежно должно было привести их в соприкосновение с Ордой, где тем временем началась «замятня». Пока в Сарае происходила непрерывная смена ханов, западные области Орды прочно удерживали в своих руках беклярибек Мамай и малолетний хан Абдаллах.

В 1362 г. Ольгерд посадил в Киеве своего сына Владимира вместо брата Гедимина князя Фёдора, правившего там ещё с 1324 г.: «Олгеръдъ… Киевъ под Федором князем взят и посади въ немъ Володымера, сына своего»786. Тогда же Ольгерду удалось подчинить себе Чернигово-Северские земли, о чём можно заключить по краткому упоминанию русских летописей о захвате литовцами Коршева – города на крайнем юго-востоке Чернигово-Северщины: «Того же лета Литва взяли Коршевъ и сотворишас [я] мятежи и тягота людемъ по всеи земли»787. Осенью того же 1362 г. Ольгерд на Синих Водах разбил войска трёх татарских правителей и подчинил своей власти Подолье: «Коли господар был на Литовскои земли князь великы Олгирд и, шед в поле с литовъскимъ воискомь, побиль татаров на Синеи воде, трех братов: князя Хочебия а Кутлубугу а Дмитрея. А то си три браты, татарскыа князи, отчичи и дедечи Подолскои земли, а от них заведали втамони а боискаки, приезьдяючи от них утамонъв, имывали ис Подолъскои земли дань»788. Западные улусы Орды, включая Киевщину, Чернигово-Северщину и Подолье, в это время входили в сферу влияния Мамая, однако ни о каких конфликтах между литовцами и татарами Мамаевой орды источники не упоминают. Объяснить это можно лишь заключением договора между Ольгердом и Мамаем о разделе сфер влияния в Юго-Западной Руси.

Свидетельства о подобном договоре имеются в более поздних документах Великого княжества Литовского, касающихся его отношений с татарами. Так, согласно наказу от 27 ноября 1500 г. великого князя Александра Казимировича Дмитрию Путятичу, направленному послом к крымскому хану Менгли-Гирею, посол должен был заявить хану, в частности, что «предкове твои, первыи цари, зъ давныхъ часовъ были съ предки господаря нашого, зъ великими князи Литовскими, почонъ отъ великого царя Тактамыша и отъ великого князя Олкгирда, въ братстве и въ прыязни и въ правде твердой»789. В послании тому же Менгли-Гирею великого князя Сигизмунда Старого от 26 октября 1507 г. хан призывался «во всим братство, приятельство верное с нами заховати по тому, как и предкове наши, почон от царя Токтамыша и от великого князя Олкгирда аж до отцов наших Казимира, короля, и Ачжи Кгирея, царя»790. Наконец, в своём послании к Менгли-Гирею от 14 ноября 1512 г. Сигизмунд Старый упоминал «давние дела, как предьки наши с твоими предки, почонши от великого князя Олкгиръда, и от Витовта, а з вашое стороны от Тактомыша царя, аж до отцов наших, Казимира короля и Ачжикгирия царя, в котором братстве и приязни они промежку собе были»791. Эти официальные документы со всей определённостью свидетельствуют, что «братство и приязнь» между Литвой и Ордой были установлены именно в правление великого князя Ольгерда. Отсутствие в них упоминаний о Мамае (точнее, о его хане) легко объяснимо тем, что последний был врагом Тохтамыша, родственниками которого были и наследниками которого считали себя крымские Гиреи.

Разбитые Ольгердом татарские правители Подолья были врагами Мамая, и литовский поход против них был совершён в интересах ордынского эмира: «При сложившейся расстановке политических сил в западной части Ордынской державы Ольгерд и Мамай являлись естественными союзниками в борьбе против противостоявших им группировок Ордумелика-шейха и Кильдибека, а также ордынской знати Днепровского Правобережья, которая воспользовалась дестабилизацией центральной власти, чтобы образовать несколько самостоятельных владений, независимых от ханов, принимавших участие в борьбе за ордынскую столицу… Разгромом Кильдибека воспользовался не только Мамай, но и Ольгерд: их войска почти одновременно перешли в наступление. Захватив Азак, Мамай вместе с „царем“, „царицей“ и „всею Ордой“ откочевал к Волге, где вступил в схватку за Сарай с ханом Мюридом. Сосредоточенная в то время на северных рубежах владений Мамая армия Ольгерда несомненно представляла серьезную опасность для мамаевой Орды. Тот факт, что не имеется никакой информации о военном столкновении между ними, как и отмеченное выше частичное совпадение политических целей правителя Литвы и Мамая, подтверждают существование уже осенью 1362 г. определенной договоренности о их взаимодействии и сферах властвования»792; «Как установлено, это сражение [Синеводское] произошло осенью 1362 г. на притоке Южного Буга реке Синюхе, где пользовавшиеся наследственными правами на Подолье представители высшей ордынской знати потеряли свои владения… Имея в виду их политический вес, легче понять, почему первоначально темник Мамай с удовлетворением воспринял победу Ольгерда у Синих вод в 1362 г. Очень вероятно, что именно Хачибей, Kyтлубуга и Дмитрий находились в числе тех, кто стоял на пути установления власти Мамая во всем Улусе Джучи»793.

Переход земель юго-западной Руси под непосредственное литовское управление был оформлен ярлыком, выданным, по всей видимости, осенью 1362 г. Ольгерду ханом Абдаллахом794. Этот ярлык стал образцом для ярлыков, которые великие литовские князья получали от татарских ханов в течение последующих двух столетий (последний известный подобный ярлык был выдан Девлет-Гиреем Сигизмунду Августу в 1560 г.). Поскольку списки пожалованных «тем» в них примерно совпадают, перечень в ярлыке 1506 г. Менгли-Гирея Сигизмунду Старому в общем и целом должен давать представление о тех землях, которые Ольгерд получил в 1362 г. от Мамая и Абдаллаха: «дали потомужъ: Киевскую тму, со всими входы и данми, и зъ землями и зъ водами; Володимерскую тму, со всими входы и данми, и зъ землями и зъ водами; Великого Луцка тму, со всими входы и данми, и зъ землями и зъ водами; Смоленскую тму, со всими входы и зъ данми, и зъ землями и зъ водами; Подолскую тму, со всими входы и зъ данми, и зъ землями и водами; Каменецкую тму, со всими входы и зъ данми, и зъ землями и водами; Браславскую тму, со всими входы и зъ данми, и зъ землями и водами; Сокалскую тму, со всими входы и данми, и зъ землями и водами; Звинигородъ, зъ выходы и зъ данми, и зъ землями и водами; Черкасы, зъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Хачибиевъ Маякъ, зъ водами и землями; ино почонши отъ Киева, и Днепромъ и до устья, и Снепорожъ и Глинескъ со всими ихъ людьми, Жолважъ, Путивль зъ землями и зъ водами, Биринъ, Синечъ, Хотенъ, Лосичи, Хотмышлъ, со всими ихъ землями и водами, и данми и выходы; Черниговскую тму, со всими выходы и данми, и землями и водами; Рылескъ, зъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Курскую тму, зъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Сараева сына Егалтаеву тму, Милолюбъ, зъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Мужечъ, Осколъ, Стародубъ и Брянескъ, со всими ихъ выходы и данми и зъ землями и водами; Мченескъ и Люботескъ, Тулу городъ, со всими ихъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Берестей, и Ратно, и Козелексъ, Пронскъ, Волконскъ, Испашъ, Донець, со всими ихъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Ябу городокъ, Балыклы, Карасунъ, городокъ Дашовъ, городищо Тушинъ, Немиръ, Мушачъ, Ходоровъ, со всими ихъ выходы и зъ данми, и зъ землями и водами»795.

Приняв ярлык от хана Абдаллаха и стоявшего за его спиной Мамая, Ольгерд тем самым признал себя вассалом Орды. На землях Юго-Западной Руси, составлявших б?льшую часть территории Великого княжества Литовского, Ольгерд и его преемники теперь правили как ордынские подданные. Помимо обязанности получать ярлыки это подданство выражалось в выпуске литовскими князьями монет с ордынской символикой. Такие монеты чеканил сын Ольгерда Владимир, правивший в Киеве: «I тип монет Владимира. Лицевая сторона – княжеский знак Владимира; оборотная сторона – плетенка, орнаментальный мотив, часто встречающийся на татарских монетах, вокруг легенда, заключающая в себе имя князя…»796; «Про определенную зависимость Киевского княжества от ордынских ханов в первое время после присоединения к литовской державе свидетельствует тамга на первых типах монет, которые чеканил князь Владимир Ольгердович. Она, несомненно, выступала выражением признания верховной власти хана»797.

Монета Владимира Ольгердовича Киевского с ордынской плетёнкой

Монеты с ордынской символикой чеканил и другой сын Ольгерда – Дмитрий, правивший Северщиной: «Известны случаи, когда резчики штемпелей подражаний сознательно вносили в „рисунок“ монетного типа изображения, указывающие на эмитента. Примером этого могут служить монеты-подражания, относимые киевским нумизматом Георгием Козубовским к чеканке Северского княжества, выпущенные во второй половине 70-х годов XIV века. В этом случае за основу для имитации монетными мастерами был взят тип ордынских монет хана Мухаммада, а в поле монеты в том или ином месте был добавлен тамгообразный княжеский знак, атрибутируемый Г. А. Козубовским как знак новгород-северского князя Дмитрия-Корибута… Эти значения укладываются в аналогичные, известные для других монет, распространенных на рассматриваемой территории в это же время, в частности, для подражаний монетам Абдаллаха и Мухаммада из случайных находок на территории Сумской области; подражаний монетам Мухаммада из Борщевского клада»798.

Помимо получения ярлыков и чеканки монет с ордынской символикой зависимость литовских князей, правивших в Юго-Западной Руси, от татар выражалась в выплате дани. Во времена Ольгерда документально засвидетельствована выплата дани в Орду с Подолья, которым правили литовские князья Кориатовичи. Жалованная грамота, выданная 17 марта 1375 г. князем Александром Кориатовичем Смотрицкому доминиканскому монастырю, оговаривала обязанность монастырских людей платить татарскую дань вместе со всем населением: «…Коли вси земяне имуть давати дань у Татары, то серебро имають такоже тии люди дати»799. (Это условие было повторено в грамоте, выданной князем Свидригайлой спустя 30 лет: «…В грамоте Свидригайлы тому же Смотрицкому доминиканскому монастырю 1405 г. упоминается tributum thartharorum в числе других consuetudines Подольской земли»800. ) Такая же обязанность оговаривалась в грамоте, выданной в 1392 г. князем Фёдором Кориатовичем своему слуге Бедрышке на четыре села в Червоноградском округе Подолья («…Kiedy wszyscy ziemianie beda dawac dan w Tatary, tedy srebro maja dawac Bedryszkowi ludzie…»)801.

Таким образом, ни о каком освобождении юго-западных русских земель от власти Орды в результате их включения в состав Великого княжества Литовского не может быть речи. В реальности население этих земель теперь было принуждено нести на себе двойной гнёт – как татарский, так и литовский. Существовавшие ранее (в 1319—1323, 1324—1331 и 1352—1356 гг.) временные союзы между Литвой и Ордой в 1362 г. сменились постоянным союзом, направленным против Москвы, которая как раз в это время окончательно поднимает знамя борьбы за возрождение суверенной русской государственности.

В своей борьбе против Дмитрия Ивановича Московского литовско-ордынская коалиция стремилась опереться на противников Москвы в северо-восточных русских землях, прежде всего на Тверь. Отношения с ней были установлены в 1365 г., когда на обратном пути из Литвы её посетил татарский посол: «Тое же зимы еда изъ Литвы Веснеилясъ Коултубузинъ сынъ былъ во Тфери»802. Союзником литовцев и татар стал тверской князь Михаил Александрович. У нас нет возможности разбирать здесь сложные перипетии борьбы коалиции Орды, Литвы и Твери против Москвы, заметим только, что вывести из неё (временно) Тверское княжество Дмитрию Ивановичу Московскому удалось в августе 1375 г. походом на Тверь, во время которого тверичи тщетно «надеялися помочи отъ Литвы и отъ Татаръ»803.

Антимосковский союз Орды и Литвы продолжил существовать как после временного выхода из него Твери, так и после смерти в 1377 г. Ольгерда и вступления на литовский престол Ягайлы. В 1380 г. Ягайла собирался принять участие в походе Мамая на Москву, но не успел соединиться с татарами из-за решительных действий Дмитрия Ивановича Московского: «А отселе, отъ страны Литовскиа, Ягаило князь Литовьскии прииде съ всею силою Литовьскою Мамаю пособляти, Тотаромъ поганымъ на помощь, а крестьяномъ на пакость, но и отъ техъ Богъ избавилъ: не поспеша бо на срокъ за малымъ, за едино днище или меньши. Но точью слышавъ Ягаило Ол [г] ердовичь и вся сила его, яко князю великому с Мамаемъ бои былъ, и князь великии одоле, а Мамаи побежденъ побеже, и безъ всякого пожданиа Литва съ Яга [и] ломъ побегоша назадъ съ многою скоростию, ни кимъ же гоними: не видеша бо тогда князя великаго, ни рати его, ни ороужьа его, токмо имени его Литва бояхоуся и трепетааху»804. Однако немецкие хроники (Иоганна Пошильге, Дитмара Любекского и Альберта Кранца) содержат известия о нападении литовцев на возвращавшихся домой русских воинов. Так, Иоганн Пошильге сообщает: «В том же году была большая война во многих странах: особенно так сражались русские с татарами у Синей Воды, и с обеих сторон было убито около 40 тысяч человек. Однако русские удержали поле. И, когда они шли из боя, они столкнулись с литовцами, которые были позваны татарами туда на помощь, и убили русских очень много и взяли у них большую добычу, которую те взяли у татар»805.

После своей победы над Мамаем осенью 1380 г. Тохтамыш направил к русским князьям послов с сообщением об этом событии: «И оттуду послы своя отпусти на Рязаньскую землю къ князю великому Дмитрию Ивановичю и къ всемъ княземъ Русскымъ, поведая имъ свои приходъ и како въцарися, и како супротивника своего и ихъ врага Мамая победи, а самъ шедъ седе на царстве Волжьскомъ. Князи же Русстии пословъ его отпустиша съ честью и съ дары, а сами на зиму ту и на ту весну за ними отпустиша коиже своихъ киличеевъ съ многыми дары къ царю Токтамышю»806. Такое посольство Тохтамыш направил и к Ягайле. О нём нам известно из письма («ярлыка»), написанного Тохтамышем Ягайле позднее, в 1393 г.: «Слово Тактамышево къ Королеви Польскому. Ведомо даемъ нашему бра [ту]: ажъ есмь селъ на столе великого ц [а] рства. Коли есть первое селъ на ц [а] ръскомъ столе, тогда есмь послалъ былъ к вамъ Асана и Котлубугу вамъ дати ведание. И наши посли нашли ва [c] под городомъ под Троки стоячи. Вы послали есте к намъ посла вашего Литвина на имя Невоиста»807.

Судя по всему, татарские послы и на Русь, и в Литву требовали признать нового хана и возобновить выплату дани в Орду. О том, что такое требование было заявлено Тохтамышем Ягайле уже в 1380 г., можно заключить из письма 1393 г.: «Што межи твоее земле суть кня [же] ния, волости давали выходъ Белои Орде, то намъ наше дайте» (в татарском варианте «ярлыка» говорится несколько резче: «А далее с подданных нам волостей собрав выходы, вручи идущим послам для доставления в казну»)808. Как известно, Дмитрий Иванович Московский отверг подобные требования и был вынужден возобновить выплату татарской дани только после своего поражения в войне с Тохтамышем в 1382 г. Что касается Ягайлы, то он, в отличие от московского князя, очевидно, сразу же и беспрекословно признал свою зависимость от Орды, подтвердив тем самым отношения, установленные за двадцать лет до этого его отцом Ольгердом с Мамаем.

Об этом, в частности, свидетельствует наличие ордынской плетёнки на первых монетах Ягайлы: «„Портретный“ денарий относят ко времени правления Ягайло (1386—1387). Известно около 20 монет этого типа. На реверсе изображен лев, а над его спиной татарский орнамент „связка“. В вильнюсском кладе обнаружены экземпляры с читаемой легендой „REG IHA“, что и позволило литовским исследователям сделать вывод о том, что первые монеты ВКЛ были отчеканены великим князем Ягайлой около 1386—1387 года после его коронации на польский престол. Лев, возможно, символизирует русские княжества, на которые претендовал новоиспеченный монарх»809.

Денарий Ягайлы с ордынской плетёнкой

Кроме того, подчинённые Ягайле литовские князья, правившие на Киевщине и Северщине, чеканили в это время монеты с именем Тохтамыша: «Основная же масса находок происходит с днепровского левобережья (большинство единичных находок – с территории Бориспольского района Киевской области (это в основном монеты рассматриваемого типа) и вокруг села Ницаха, Сумской области (также монеты рассматриваемого типа и подражания более поздним монетам Абдаллаха, Мухаммада и Токтамыша), на основании чего можно предположительно отнести эти выпуски к локальному чекану неизвестного эмитента в землях Киевского княжества.

Вместе с исследуемыми подражаниями зафиксированы находки в тех же местах Сумской области подражаний более поздним монетам (от подражаний серебряным монетам Абдаллаха азакской и ордынской чеканки и до подражаний ранним монетам Токтамыша сарайской чеканки)»810.

Сложившиеся в 1380 г. отношения зависимости Ягайлы от Тохтамыша были подтверждены в 1393 г. после очередного возвращения Тохтамыша на престол Орды: «Весьма интересным фактом является также посылка Тохтамышем послов к литовскому князю Ягайлу. Послы привезли ему от Тохтамыша специальный ярлык, который одновременно является предписанием и информацией. Ярлык этот до нас не дошел. О нем мы узнали из другого ярлыка Тохтамыша к Ягайло, когда он уже был не только великим литовским князем, но и польским королем. Ярлык составлен 8 Раджаба 795 г.х., т. е. 20 мая 1393 г., в г. Тане (Азове). Нам в данном случае особенно интересным представляется начало ярлыка: „Я, Тохтамыш, говорю Ягайлу. Для извещения о том, как мы воссели на великое место, мы посылали прежде послов под предводительством Кутлу Буги и Хасана, и ты тогда же посылал к нам своих челобитников“. Вышеприведенный ярлык составлен спустя 13 лет после разгрома Тохтамышем мамаева войска. Из его первых строк ясно, что Тохтамыш послал извещение о своем вступлении на золотоордынский престол вскоре после победы над Мамаем на реке Калке. Из ярлыка также ясно, что Ягайло признавал над собой верховную власть Тохтамыша, хотя и считался одним из наиболее сильных и привилегированных его вассалов»811.

Двоюродный брат Ягайлы Витовт, ставший в 1392 г. наместником Великого княжества Литовского, продолжал политику Ольгерда и Ягайлы на союз с Ордой, в которой тем временем продолжалась борьба за власть. Зимой 1395—1396 гг. в Улус Джучи вторглись войска Тамерлана, который вместо Тохтамыша провозгласил ханом Кайричака. Однако последний вскоре умер, и джучидский престол перешёл к другому отпрыску ак-ордынской династии Тимур-Кутлугу, за спиной которого стоял могущественный эмир Едигей. Потерпев от них поражение в 1398 г., Тохтамыш бежал в Литву, где был радушно встречен Витовтом и поселен в Киеве: «И одоле царь Темирь-Кутлуй царя Тахтамыша и прогна, и сяде самъ на царстве Воложскомъ Болшиа Орды, а Тахтамышь царь, побежа къ Литовскимъ странамъ; и сослася съ Витофтомъ Кестутьевичемъ, съ великимъ княземъ Литовскимъ, и Витофтъ радъ ему. Онъ же со остаточными своими изъ своей земли къ Витофту въ Киевъ поиде, и съ царицами своими, и два сына съ нимъ, и пребываше у Витофта въ Киеве, питаяся и всю потребу свою исполняа, надеяся отъ него помощи, и темъ хотяше паки приобрести себе царство, егоже погуби»812.

Между Тохтамышем и Витовтом был заключён договор, по которому в обмен на помощь в возвращении ордынского престола Тохтамыш обещал передать под власть Витовта земли Великого княжества Владимирского: «Витовт рече: я тебя посяжю на Орде и на Сараи, и на Болгарех, и на Азтархани, и на Озове, и на Заятцькой Орде, а ты меня посади на Московском великом княжении и на всех семнадцати тем и на Новгороде Великом и на Пскове, а Тверь и Рязань моа и есть»813. Однако 12 августа 1399 г. в битве на реке Ворскле Витовт и Тохтамыш потерпели сокрушительное поражение от войск Тимур-Кутлуга и Едигея. Примечательно, что под знамёнами Витовта наряду с Тохтамышем сражались также и остатки орды его врага Мамая, осевшие на Полтавщине, как об этом повествует родословная князей Глинских: «И при Витовте, еще после приезда къ нему Князя Александра и сына его Князя Ивана къ Витовту, довольно времени мимошедшу, и бысть бой Великому Князю Витовту Литовскому на поле съ Царемъ съ Темиръ-Кутлуемъ на реке на Воросле: и повеле Витовтъ Князю Ивану Александровичу Мансуркиятову внуку съ его людьми быти во своемъ полку»814.

Однако Киев продолжал оставаться резиденцией Тохтамыша, а после его смерти в 1405 г. – его детей. В 1411 г. тверской великий князь Александр Иванович ездил в Киев на встречу с Витовтом и застал там же сына Тохтамыша Джелал-ад-Дина, который за год до того возглавлял союзную Литве татарскую орду в Грюнвальдской битве: «Того же лета князь Александръ Ивановичь Тферский поехалъ со Твери въ Литву и наехавъ короля и князя великого Витофта Кестутьевичя на Киеве, а Зелени-Салтанъ царевичь, Тахтамышевъ сынъ, тамо же бяше у Витофта Кестутьевича»815. В 1419 г. погиб последний из сыновей Тохтамыша, после чего Витовт стал поддерживать в борьбе за престол Орды их родственника (четвероюродного брата) Улуг-Мухаммада. В 1422—1423 гг. власть в Орде захватил выходец из ак-ордынской династии Борак, что вынудило Улуг-Мухаммaда бежать в Литву к своему покровителю Витовту. В 1424 г. Улуг-Мухаммaд одержал верх над Бораком, но к началу 1425 г. вновь был вытеснен в Литву ханом Худайдатом.

В 1426 г. татары «двора» (гвардии) Улуг-Мухаммада участвовали в войне Витовта против Пскова: «Того же лета князь великии Литовскии Витовтъ ходилъ на Псковъ съ многими силами, съ нимъ была земля Литовская и Лятцкая, Чехы и Волохы понаимованы и Татарове его, а у царя Махметя испроси дворъ его»816. Попытка Витовта взять псковскую крепость Опочку закончилась провалом, а пленных татар опочане подвергли жестокой и позорной казни: «Людие же въ граде затворишеся потаившеся, яко мнети пришедшимъ пуста его; и тако начяша Татари скакати на мостъ на конехъ, а гражане учиниша мостъ на ужищахъ, а подъ нимъ колье изостривъ побиша, и якоже бысть полнъ мостъ противныхъ, и гражане порезаша ужища, и мостъ падеся съ ними на колие оно, и тако изомроша вси; а иныхъ многыхъ Татаръ и Ляховъ и Литвы живыхъ поимавши въ градъ мчаша и режущи у Татаръ срамныя уды ихъ, имъ же въ ротъ влагаху…»817.

Попытка литовского великого князя взять другой псковский город – Воронач также не удалась. Пока Витовт три недели осаждал эту крепость, псковичи нанесли несколько поражений его литовским и татарским отрядам: «Посадникъ же Селивестръ Левонтиевичъ, и посадникъ Феодор Шибалкинич съ дружиною своею ехавше под городокъ под Котеленъ. Онъ же неверныи князь Витовтъ оуслыша пъсковъскую рать, и посла на них своея рати 7000 неверных Литвы и Тотаръ; а пъсковичь толко бяше 400 муж; и псковичи оударишася на них под городомъ под Котелномъ и оубиша псковичь 17 мужь, а руками яша пъскович 13 муж, а литовския рати и Тотаръ много побиша псковичи, рад бых, сказалъ, но числа их не вемъ. А в то время островичи ходиша тороном под Велиемъ, и егда возвратишася взад ко Острову, и обретоша в нощь на лесе при пути тотаръскую рать, и оударишася на них и оубиша их 40 человекъ, и мало их избывше…»818. В августе 1426 г. при посредничестве Василия II Витовт заключил мир с псковичами, обязавшимися выплатить литовскому князю контрибуцию.

В октябре 1430 г. Витовт скончался. Его вовлечённость в ордынские дела была настолько велика, что к концу жизни европейские корреспонденты уже официально в своих посланиях обращались к нему как к «татарскому царю» (Franciscus de Comitibus в 1429 г.: «Nonne cesar Thartaricus, immo omnis illa inculta barbaries te timent, horrent atque verentur, et tue Celsitudinis culmini dedicerunt colla subire?»819).

До самой своей смерти Витовт продолжал поддерживать Улуг-Мухаммада в его борьбе за ордынский престол против претендентов из рода Тимур-Кутлуга. На рубеже 1430—1431 гг. русские летописи сообщают о набеге на литовские земли зятя Улуг-Мухаммада Айдара: «Того ж лета Аидаръ повоевалъ землю Литовьскую, и градъ взя Мченескъ, и Григорья Протасьева поималъ, а Киева не доиде за 80 верстъ, воюя»820. В ответ на этот набег новый литовский великий князь Свидригайла направил к Улуг-Мухаммаду посольство, о котором он упоминал в своём письме от 9 мая 1431 г.: «В письме сановнику Тевтонского ордена Свидригайло сообщал, что миссия его посла увенчалась полным успехом. Хан не только освободил пленных, но и выразил желание жить „в дружбе“ с великим князем литовским и помогать ему против его врагов не только с помощью своих войск, но и личным участием. Хан, по словам Свидригайло, также выразил намерение заключить с новым великим князем литовским такой же договор, как с его предшественником Витовтом, и для окончательного „утверждения“ соглашения выслал к литовскому правителю четырех своих „высших князей“, один из которых – отец жены хана»821.

Новый литовско-ордынский договор был заключён, поэтому в войне, которую Свидригайла начал в 1431 г. против Польши, на его стороне постоянно выступали татарские отряды: «Очевидно, следуя союзным обязательствам, Орда, когда в 1431 г. началась война между Великим княжеством Литовским и Польшей, выслала на помощь Свидригайло свои войска. В письме великому магистру польский король Владислав-Ягайло сообщал о гибели в неудачном для армии Свидригайло сражении на Волыни большого количества татар. Татары как часть армии Свидригайло неоднократно упоминаются и в рассказе о войне польского хрониста Яна Длугоша. Он, в частности, сообщает, что татары уничтожили один из отрядов польской армии, ушедший слишком далеко от своего лагеря»822.

Улуг-Мухаммад продолжал поддерживать Свидригайлу и в междоусобной войне, разгоревшейся после его свержения с литовского престола Сигизмундом Кейстутовичем в 1432 г.: «Однако и в этих условиях Орда не отказала Свидригайло в поддержке. Как сообщает Длугош, в битве под Ошмяной между войсками Свидригайло и Сигизмунда Кейстутовича 8 декабря 1432 г. в составе армий Свидригайло снова сражались татары. Сражались они тогда же и против польских войск в Подолии. В следующем, 1433 г. на подмогу Свидригайло снова пришли татарские войска… 13 декабря 1432 г. ливонский магистр сообщал великому магистру на основании известий Свидригайло, что Улу-Мухаммад посылает на помощь великому князю своего зятя с 20-тысячным войском. Особенно интересный материал содержат донесения Людовика фон Ланзее, находившегося в резиденции Свидригайло в самом конце 1432 – начале 1433 г. Перед Рождеством (24 декабря) прибыли посланцы от князя Федька [Несвижского], воеводы Подолии, с сообщением, что с помощью татар и молдаван он нанес поражение польским войскам. Так документально подтверждаются сообщения Длугоша о действиях татар в Подолии. Затем Людовик Ланзее сумел получить доступ к переписке Свидригайло с Ордой и переслал великому магистру перевод послания Улу-Мухаммада, в котором тот сообщал о готовности сесть на коня, чтобы поддержать великого князя. 14 февраля 1433 г. Ланзее мог увидеть новые письма хана, в которых сообщалось, что хан посылает на помощь великому князю пять уланов – „своих ближайших друзей“ (nehesten frunde) с 10-тысячным войском… 3 июня 1433 г. Л. Ланзее сообщал великому магистру, что Федко уже выступил в поход с 4-тысячным татарским отрядом, а главные силы Орды пойдут не в Подолию, а с войсками великого князя в Литву»823.

Сохранилось письмо Свидригайлы великому магистру Тевтонского ордена от 3 мая 1433 г., в котором литовский князь подробно рассказывает о своих отношениях с Улуг-Мухаммадом: «А также оногды ещо у Великии пост, как толко отпустив Лодвика Кунтура Къгмевьского к вам, послали есмо Боярина нашего, на имя Михайла Арбанасса, ко Царю Магметю к Орде, а после опять перед Великою ночью послали есмо к Орде жь Пана Ивашка Монивидовича, прося Царя, штобы нам такожь от себе помогл. Тот жо Михайло Арбанас приехал к нам к Смоленьску того жь дни, как Кунтуров слуга Климок: приказал с тым Михайлом к нам Царь Магметь Ордьский, молвя, как есми взял братство за одно стояти с тобою, с своим братом с Великим Князем Швитрикгайлом, то так держу полно свое слово, свое докончанье. А послал был есмь сее зимы к тобе брату на помочь своих люди дванадцать тисячь, а с ними многих в головах Уланов Князей, и дошодшо до Киева вернулися опять: за снегом не могли далей пойти: снеги были велики; а нынечи шлю к своему брату, к тобе к Великому Князю Швитрикгайлу, на помочь сына своего большого Мамутяка Царевича, а правую руку зятя, Князя Айдара, а другого зятя, Князя Ельбердея, со многими людми… И то приказал к нам с тым Михайлом и на ярлыце псал на своем: будеть тых людей моих мало, а будет самого мене надобе со всеми моими людми, готов есми к тобе, к своему брату Великому Князю Швитрикгайлу; одно где ми узвелишь. Так нам приказал молвить, што его неприятель, то и мой неприятель; но хочом Богу моляся с одного своего добра смотреть»824.

Условия договора между Свидригайлой и Улуг-Мухаммадом были теми же, что и в договорах прежних литовских великих князей с ханами, – Свидригайло признавал себя вассалом Орды в отношении бывших юго-западных земель Руси, обязанным выплачивать с них дань в ханскую казну: «Ряд указаний источников показывает, что в 30-х годах ордынская знать продолжала считать себя верховным сюзереном восточноевропейских государств, от воли которого зависит решение спорных вопросов между ними. По свидетельству Длугоша, во время военных действий на Волыни летом 1431 г. Свидригайло передал польскому королю и панам ярлык Улу-Мухаммада, в котором им предписывалось прекратить войну с Литвой и передать Свидригайло объект спора – Подолию, так как хан пожаловал ее Свидригайло. Сам хронист полагал, что текст ханского ярлыка был сфабрикован самим Свидригайло, но уже наиболее авторитетный исследователь политической истории Великого княжества Литовского 30-х годов XV в. А. Левицкий усомнился в правильности этого утверждения. Действительно, в ярлыках крымских ханов великим князьям литовским (Хаджи-Гирея 1461 г. и Менгли-Гирея 1472 и 1507 гг.), восходивших к ярлыку Тохтамыша Витовту, как часть их владений постоянно упоминается „Подольская тьма“. Можно не сомневаться, что подобный ярлык был выдан Улу-Мухаммадом Свидригайло, а затем хан мог потребовать от польского правительства передать его „пожалование“ литовскому великому князю»825.

С осени 1433 г. в переписке Свидригайлы упоминается уже новый хан – Сеид-Ахмад. В письме Ягайле от 10 ноября 1433 г. Свидригайло говорит о нём как о «сыне татарского императора Сеид-Ахмеде, которого он недавно возвел на отцовский трон»826. Неизвестно, чем был вызван разрыв отношений между Свидригайлой и Улуг-Мухаммадом. В любом случае, новый хан продолжал оказывать Свидригайле постоянную поддержку в его борьбе против поляков и Сигизмунда Кейстутовича.

В свою очередь, литовские противники Свидригайлы с целью разрушить его союз с Ордой попытались посадить на место Сеид-Ахмада собственного ставленника, на роль которого был выбран двоюродный племянник Улуг-Мухаммада Хаджи-Гирей. Михалон Литвин говорит о нём (путая Сигизмунда с Витовтом): «последний царь из Литвы Ачкирей, родившийся близ Трок и отсюда посланный в те владения блаженной памяти Витовтом»827. При этом, как и отношения Свидригайлы с Улуг-Мухаммадом и Сеид-Ахмадом, отношения Сигизмунда с Хаджи-Гиреем были оформлены ярлыком: «В ярлыке, который в 1461 г. Хаджи-Гирей дал великому князю литовскому Казимиру Ягеллончику, исследователи отметили наличие выражения, свидетельствующего о том, что при его составлении был использован документ, выданный ранее Сигизмунду Кейстутовичу (в документе указывалось, что люди, живущие в городах, на которые выдан ярлык, должны служить великому князю Казимиру, как они ранее служили великому князю Сигизмунду). Очевидно, выступив как претендент на власть над Ордой, Хаджи-Гирей поспешил ярлыком подтвердить законность власти покровителя над „русскими“ землями Великого княжества Литовского»828. В 1433 г. Хаджи-Гирей появился в Крыму, однако уже в 1434 г. вынужден был под ударами орды Сеид-Ахмада бежать оттуда обратно в Литву, где, по свидетельству хроники Быховца, Сигизмунд дал ему в управление Лиду.

Сеид-Ахмад продолжал оказывать неизменную поддержку Свидригайле: «В апреле 1434 г. великий князь мог сообщить властям ордена, что из Орды вернулся его посол Немиза (Немира), брянский воевода, с послами от хана Сеид-Ахмеда и ордынских князей. Послы сообщали о готовности хана выступить в поход на помощь Свидригайло, о том, что татарское войско уже находится в пути в Киевскую землю и Ивашко Монивидович послан его встречать. К 1435 г. относится подробный рассказ неизвестного польского духовного лица о битве под Вилькомиром, где неоднократно отмечается участие в битве татарской конницы на стороне Свидригайло. После этой битвы, в которой войска Свидригайло и его союзника Ливонского ордена понесли серьезное поражение, Свидригайло утратил Полоцк, Смоленск и Витебск и смог удержать под своей властью лишь Киевщину и Волынь. Но и после битвы под Вилькомиром Орда продолжала его поддерживать. В феврале 1436 г. Свидригайло сообщал великому магистру, что хан прибыл к нему на помощь и стоит лагерем около Киева. В апреле ливонский магистр сообщал великому магистру, что по сведениям, полученным от его посланцев, побывавших у Свидригайло, войска последнего вместе с татарами нападали на польские земли, в частности разорили Подолию, взяв там большой полон. Положение не изменилось и в следующем, 1437 г. В сентябре 1437 г. Свидригайло сообщал магистру, что киевский воевода Юрша с пришедшими на помощь Свидригайло татарами нанес поражение посланному занять Киев войску Сигизмунда Кейстутовича, захватив 7 знамен и 130 знатных людей. Таким образом, на всем протяжении конфликта, в который на разных этапах были втянуты Польша, Великое княжество Литовское и орден, Орда оказывала вооруженную поддержку Свидригайло»829. В 1438 г. татары Сеид-Ахмада вновь вторглись на Подолье, наголову разгромив там польское войско и убив его предводителя – подольского старосту Михала Бучацкого, после чего, по словам Яна Длугоша, их набеги на Польшу «стали непрерывными»830.

Только убийство заговорщиками Сигизмунда и вступление на литовский престол Казимира Ягеллончика в 1440 г. временно приостановили междоусобицу в Великом княжестве Литовском с участием татар. Однако куплено это было ценой значительных уступок Орде. Так, Польша обязалась платить Сеид-Ахмаду дань за Подолье, а в подчиненной Литве Киевской земле дань стали напрямую собирать ханские даруги: «После того как Великое княжество Литовское с возведением на великокняжеский трон королевича Казимира (1440 г.) фактически снова превратилось в самостоятельное государство, наметился спад напряженности в отношениях Орды с Великим княжеством Литовским и Польшей. Еще О. Халецкий обнаружил в описи польского государственного архива, составленной в начале 70-х годов XVI в. Я. Замойским, регесты документов, содержащих сведения о заключении мира между Польшей и Ордой. К „татарскому императору“ ездил „de pace perpetua“ польский посол Теодор Бучацкий, за этим последовала поездка татарского посла в Буду, где находился в то время король Владислав III. В сентябре-октябре 1442 г. Т. Бучацкий, занявший к этому времени важный пост старосты Подолии, получил от короля деньги на выплату „упоминков“ и дары хану и четырем „верховным“ князьям. Вероятно, тогда же был заключен и мирный договор между Великим княжеством Литовским и Ордой, по которому Орде также обеспечивалось получение выхода с части территории этого государства. Хорошо известно, что в конце XV в. крымский хан Менгли-Гирей добивался восстановления порядков, существовавших „при Седехмате при царе“, когда в пользу Орды поступал „ясак“ с территории Киевской земли, а сбором его занимались татарские дараги, сидевшие в таких городах, как Канев, Черкасы, Путивль и ряд других»831.

Однако мир продлился недолго. В 1447 г. Казимир стал польским королем, в результате чего Литва и Польша оказались объединены под властью одного монарха. В Великом княжестве Литовском вновь подняла голову антипольская оппозиция, во главе которой встал сын Сигизмунда Кейстутовича Михаил. Как и Свидригайло до него, он нашёл себе союзника в лице Сеид-Ахмада, который оказывал ему военную поддержку в 1448—1451 гг.: «В 1448 г. Сеид-Ахмед стал добиваться от Казимира возвращения Михаилу его родовых владений. По-видимому, переговоры произвели на Казимира столь сильное впечатление, что он стал ходатайствовать в Риме о передаче ему части доходов польской церкви „pro subsidio contra Thartaros“. Но словами дело не ограничилось. В начале сентября 1448 г. сам хан с многочисленным войском вторгся в Подолию и увел многочисленный полон. Набег затронул территорию не только Польского королевства, но и Великого княжества Литовского. Еще более важные события произошли в следующем, 1449 г. По сообщению Я. Длугоша, летом этого года Михаил Сигизмундович „с татарской помощью“ захватил Стародуб, Новгород-Северский и ряд других замков. Высланное против него литовское войско было разбито, и Казимиру самому пришлось выступить в поход. Рассказ об этих событиях в литовской „Летописи Быховца“ содержит два существенных дополнения. Согласно этому источнику, Михаил Сигизмундович занял не только указанные Длугошем города, но и Киев, а военными действиями руководил глава литовской рады виленский воевода Ян Гаштольд. Существенные добавления и уточнения позволяют внести и современные немецкие источники. Сведения о новом вторжении татар на территорию Великого княжества Литовского появляются в переписке властей Тевтонского ордена уже в марте 1449 г. Вторжение заставило короля Казимира прибыть в конце весны в Литву и созвать в Вильне раду, где было решено послать войска против Михаила Сигизмундовича. В июне 1449 г. власти ордена получили сведения, что Михаил Сигизмундович с большим татарским войском по-прежнему находится на территории Великого княжества и что его войска заняли Киев. Тогда же стало известно, что из-за трений в польско-литовских отношениях поляки не оказывают Казимиру необходимой помощи. Лишь 25 июня 1449 г. в письме, отправленном из Новогрудка, Казимир мог сообщить об освобождении от татар Новгород-Северского, Стародуба и Брянска. Однако война продолжалась, и только 26 августа Казимир известил великого магистра о полном поражении врага. Добиться этого Казимир сумел благодаря тому, что обратился за помощью к московскому великому князю. Важные сведения на этот счет содержатся в опубликованном Л. Коланковском письме Казимира великому магистру Тевтонского ордена от 26 августа 1449 г. В этом письме Казимир писал, что войскам Михаила Сигизмундовича нанес поражение некий татарин Якуб, „сын императора“, которого прислал на помощь Казимиру „наш друг великий князь московский“. Нет никаких сомнений, что упомянутого Казимиром „татарина“ следует отождествить с царевичем Якубом, сыном Улу-Мухаммада, поступившим на службу к Василию Темному в 1446 г.»832.

Благодаря свидетельству письма Казимира мы узнаём о том, что в 1449 г. Василий II послал к нему на поддержку своих служилых татар во главе с Якубом, которые разгромили Михаила Сигизмундовича и союзных ему ордынцев. 31 августа 1449 г. Василий и Казимир заключили договор, предусматривавший совместные действия против татар: «А поидуть, брате, татарове на нашы вкраинъные места, и князем нашымъ и воеводамъ нашымъ, вкраинънымъ людемъ, сославъся, да боронитисе имъ обоимъ с одного»833. Василий только что прекратил выплату дани Сеид-Ахмаду, в ответ на что татары его орды начали постоянные набеги на Русь. Казимир же вёл боевые действия с Михаилом Сигизмундовичем, которого поддерживал тот же Сеид-Ахмад, поэтому военный союз между русским и литовским великими князьями был вполне естественным.

Помимо обращения за помощью к русскому великому князю, для борьбы с Сеид-Ахмадом власти Великого княжества Литовского вновь предприняли попытку заменить его на ордынском престоле своим ставленником Хаджи-Гиреем. Как говорилось выше, первая такая попытка закончилась провалом в 1433—1434 гг. На этот раз им сопутствовал успех. По свидетельству литовской летописи, «приехали к великому князю Казимиру князья и уланы и все мурзы Шириновские и Баграновские и от всей орды Перекопской, прося и бия челом, чтобы дал им на царство царя Ач-Гирея, который приехал из Орды в Литву еще при великом князе Сигизмунде, и князь великий Сигизмунд дал ему Лиду. И князь великий Казимир того царя Ач-Гирея послал из Лиды в орду Перекопскую на царство, одарив, с честью и с большим почетом, а с ним послал посадить его на царство земского маршала Радзивилла. И Радзивилл проводил его с почетом до самой столицы его, до Перекопа, и там именем великого князя Казимира посадил его Радзивилл на Перекопском царстве»834. Переписка литовского великого князя с Тевтонским орденом свидетельствует, что события эти имели место в 1449 г.: «Как сообщал Казимир магистру в письме от 26 августа 1449 г., он выдвинул на ханский трон находившегося в его распоряжении „татарина“, объявив его законным ханом в противовес Сеид-Ахмеду. Этот шаг, по словам Казимира, увенчался успехом. Недовольная Сеид-Ахмедом ордынская знать прислала своих послов к „татарину“ в Киев. Казимир писал магистру, что в день отправки письма прибыли послы, сообщившие, что „татарин“ действительно сумел стать ханом в Орде»835.

Однако на самом деле Хаджи-Гирею удалось первоначально утвердиться лишь в Крыму. Большая часть западных улусов Орды оставалась под властью Сеид-Ахмада, который продолжал набеги на Русь, Польшу и Литву: «Ряд сообщений Длугоша не оставляет сомнений, что на южных границах державы Казимира Ягеллончика шла постоянная война с Ордой. В 1450 г. хан, воспользовавшись тем, что шляхта Русского воеводства и Подолии отправилась в поход в Молдавию, напал на эти области Польского королевства „congregata omni potentia suorum gentium“, захватив многочисленный полон. Один из татарских загонов дошел до границ Белзской земли… В 1452 г. татары напали на Подолию. Положение было признано столь серьезным, что первые сановники государства – каштелян и воевода краковские – были посланы с войсками и деньгами для организации обороны… В том же 1452 г. набег татар повторился и татарские загоны дошли до Львова. В 1453 г. последовало новое нападение татар, разоривших район Теребовля… В 1453 г. татары разорили Луцкую землю, захватив 9 тыс. пленных, проданных затем в рабство»836.

В 1455 г. воевода Василия II князь Иван Патрикеев разгромил перешедших Оку татар Сеид-Ахмада. В том же году литовский союзник Хаджи-Гирей нанёс сокрушительное поражение ему самому: «Провалом похода на Москву воспользовался соперник Сеид-Ахмеда крымский хан Хаджи-Гирей. По свидетельству Длугоша, в 1455 г. он напал на лагерь Сеид-Ахмеда, нанес ему поражение, и тот с семьей и „князьями“ был вынужден бежать на территорию Великого княжества Литовского, к Киеву»837. Сеид-Ахмад был взят литовцами под стражу и до своей смерти жил на положении почётного пленника в Ковне.

Казимир пользовался услугами Хаджи-Гирея для борьбы не только с Сеид-Ахмадом, но и со своими противниками внутри Великого княжества Литовского: «Наиболее значительной услугой, которую оказал Ягеллонам правитель Крыма, была помощь, предоставленная Хаджи-Гиреем королю Казимиру как против гаштольдовско-радзивилловского мятежа в 1453 г., так и в 1455 г. против Олельковичей, защищавших свои наследственные права на Киев. Это последнее выступление оказалось в истории Крыма особенно важным из-за поражения, нанесенного тогда сопернику Хаджи-Гирея Сеид-Ахмаду, поддерживавшему Олельковичей. После его разгрома, бегства в Киев и заключения в Ковне Хаджи стал правителем не только Крыма, но и всех орд, кочевавших по черноморским степям, прилегающим к Крыму и Азову, южнее линии Киев-Брянск-Мценск»838.

Как упоминалось выше, по договору Казимира с Сеид-Ахмадом, заключённому в начале 1440-х гг., ордынская дань с Киевской земли собиралась напрямую ханскими даругами. Из документов переговоров о мире, которые вели между собой в 1499 г. крымский хан Менгли-Гирей и литовский великий князь Александр, следует, что после победы над Сеид-Ахмадом в 1455 г. Хаджи-Гирей пожаловал эти дани киевскому князю Семену Олельковичу: «Нашие орды данщики отца царя моего князю Семену киевскому князю отданые люди есть, коли Сеитъ Ахметя царя отвезли въ Литовскую землю; и техъ ординскихъ данщиковъ нашихъ людей намъ отдастъ… Ординские данщики князю Семену Ази-Гирей царь, отецъ твой, далъ»839; «А которые люди къ нашей Орде изстарины ясакъ давали и дараги у нихъ были, те бы люди и ныне къ нашей Орде по старине ясакъ давали, и дараги бы наши у нихъ по старине были, какъ было при Седехмате при царе… Изстарины къ Перекопской Орде тянули Киевъ въ головахъ поченъ; а опроче Киева по темъ городкомъ дараги были и ясаки съ техъ людей имали, Каневъ, да Нестобратъ, да Дашко, да Яро, да Чонамъ, да Болдавъ, да Кулжанъ, да Биринъ Чялбашъ, да Черкаской городокъ, да Путивль, да Липятинъ, те городки и зъ селы все царевы люди»840.

Распространив свою власть из Крыма на другие западные улусы Орды, Хаджи-Гирей всё более вёл себя как её верховный повелитель: «Повторилась ситуация XIV в., времен Мамая и Тохтамыша, для которых Крым становился основой могущества, плацдармом для борьбы за все кипчацкие земли. В той же роли правопреемника прежних ханов Хаджи 22 сентября 1461 г. выдал свой ярлык, жалуя королю Казимиру формальное управление всеми давними татарскими „тьмами“ южной и восточной Руси, включая В. Новгород, которому предстояло вскоре стать таким актуальным»841. Текст этого ярлыка сохранился в польском переводе842.

Согласно договору 1449 г. между Василием II и Казимиром, Новгород признавался владением московского князя: «В Новъгород Великии… тобе, королю и великому князю, не вступатися»843. Однако исчезновение опасности со стороны Сеид-Ахмада и усиление власти Василия II побудили Казимира изменить свою политику и в 1461 г. обратиться к Хаджи-Гирею за ярлыком в том числе и на Новгород. Этот ярлык свидетельствует, что Хаджи-Гирей, хотя он и родился и вырос в Литве и был посажен на ордынский престол литовцами, всё равно оставался для литовских властей верховным правителем русских земель, в отношении которых Казимир являлся его вассалом. Таким образом, к 1461 г. Литва и Орда в лице Казимира и Хаджи-Гирея возобновили свой традиционный союз, направленный против Руси.

В лице Василия II в 1432 г. великий князь владимирский и московский в последний раз в истории получил ханский ярлык. Не позже 1460 г. Москва прекратила выплату дани во все татарские орды. Одновременно с объединением русских земель московскими князьями происходило упразднение остатков их вассальной зависимости от Орды. Что касается Литвы, то там происходил обратный процесс: нуждаясь в татарах как в союзниках для борьбы с Москвой за русские земли, литовские князья были вынуждены всё более признавать над собой ханский сюзеренитет, так что в начале XVI в. Великое княжество Литовское оказалось в регулярной даннической зависимости от Крымской орды.

Прежде чем рассказать об этом, вернёмся немного назад во времени и вспомним историю даннических отношений между Русью и Ордой. По убедительным подсчетам П. Н. Павлова, в период наибольшего могущества Улуса Джучи в первой половине XIV в. дань ему со всех северо-восточных русских княжеств составляла порядка тринадцати-четырнадцати тысяч рублей серебром: «Предположительно можно определить и размеры дани с отдельных русских земель. В 1321 году по договору великого князя Юрия Даниловича Московского с Дмитрием Михайловичем Тверским Юрий „поимал серебро у Михаиловичеи выходное“ (Воскресенская летопись, стр. 198), „и докончаша мир на дву тысячах рублев серебра“ (Московский свод, стр. 166). Определенно, что Дмитрий Михайлович передавал великому князю Юрию 2000 рублей дани с Тверского княжества. Зимой 1327/28 года, после народного восстания против татар в Твери, прибыли на Русь татарские войска, разорившие Тверскую землю. „И в Новъгород прислаша послы Татарове, и даша им новгородци 2000 серебра, и свои послы послаша с ними к воеводам с множеством даров“ (НПЛ, стр. 98). 2000 рублей – не контрибуция, так как Новгород не подвергался нападению татар, а дань с Новгородской земли. Когда великокняжеский престол оказался незанятым, хан Узбек поручил своим послам привезти новгородскую дань в Орду. Если, очень предположительно, считать, что и Московское, и Нижегородско-Суздальское, и Рязанское княжества платили по 2000 рублей, то дань с Северо-Восточной Руси должна была составить около 13—14 тысяч рублей»844.

В 1374 г. Дмитрий Иванович Московский полностью прекратил выплату дани в Орду, но после своего поражения в войне с Тохтамышем в 1382 г. вынужден был её возобновить, хотя и в меньшем размере. Достоверно известно, что в конце правления Дмитрия дань с Великого княжества Владимирского составляла пять тысяч рублей серебром, а это означает, что все северо-восточные русские княжества должны были платить около десяти тысяч: «Впервые точная сумма ежегодной дани с великого княжения – 5000 рублей – обозначена в договоре Дмитрия Донского с Владимиром Андреевичем Серпуховским от 25 марта 1389 года… Общая сумма московской дани должна была составлять не меньше 1500 рублей. Для сравнения можно отметить, что 1500 рублей составляла дань великого княжества Нижегородско-Суздальского (ДиДГ, №16, стр. 44, №17, стр. 49). Необходимость точного определения размеров дани в княжеских грамотах обусловливалась не изменением состава их владений, а уменьшением дани с русских земель после Куликовской битвы… Общая сумма ежегодной дани с Северо-восточной Руси в Золотую Орду… после Куликовской битвы должна была составлять не меньше 10000 рублей»845.

После присоединения к Великому княжеству Владимирскому и Московскому при Василии I Нижнего Новгорода и других земель их обязательства по ордынской дани перешли к Москве, поэтому в документах начала XV в. в качестве дани с великого княжения упоминаются уже не пять, а семь тысяч рублей. Так, по договору, заключенному около 1401—1402 гг. с Василием I, Владимир Андреевич Серпуховской обязывался: «А дати ми, г (о) с (поди) не, тебе с Углеча поля в сем (ь) тысяч руб. сто руб. и пят (ь) руб.»846. Такой размер ордынского выхода указывается и в завещании князя Юрия Дмитриевича Галицкого, написанном в 1433 г.: «А коли будет детем моим дати дан (ь) великому кн (я) зю с своеи отчины, с Звенигород (а) и з Галича, ино имется Звенигороду в семитысячнои выход пятьсот руб. и одиннатцать руб.»847.

Судя по всему, в первые десятилетия XV в. русская дань в Орду выплачивалась нерегулярно и с большими перерывами. При Василии II, около 1450 г., её выплата прекратилась полностью. Иван III в 1462 г. взошёл на русский престол уже как полностью суверенный государь, не получающий ярлыков и не платящий дани, однако этот суверенный статус ему пришлось утверждать в ходе многолетней войны с Большой Ордой, закончившейся поражением хана Ахмата в 1480 г. Следующим годом датирован первый после завещания Юрия Дмитриевича Галицкого 1433 г. документ, сообщающий подробности финансовых отношений Руси с татарскими ханствами.

2 февраля 1481 г. Иван III заключил докончания со своими братьями Андреем Углицким и Борисом Волоцким, в которых оговаривается общая сумма выплат различным татарским ордам – 1000 рублей: «А въ выход ти мне давати, въ тысечю рублев, сто рублев и тритцят (ь) алтын и три денги… А коли, брате, яз в Орды не дам, и мне и у тобе не взяти»848. Та же сумма указывается в новых докончаниях, заключённых Иваном III с Андреем и Борисом 30 ноября 1486 г.: «А въ выход ти нам давати со всее съ своее вотчины, и с Романова городка, в тысячю рублев, сто рублев и полшеста рубля и пол (ъ) осма алт (ы) на… А коли мы, великие кн (я) зи, в Орды не дадимъ, и намъ и у тебя не взяти»849. Она вновь повторяется в духовной грамоте Ивана III 1504 г.: «А дети мои, Юрьи з брат (ь) ею, дают с (ы) ну моему Васил (ь) ю съ своих уделов в выходы в ординские, и въ Крым, и в Азтарахан (ь), и в Казан (ь), и во Царевичев городок, и в-ыные цари и во царевичи, которые будут у с (ы) на моег (о) у Васил (ь) я въ земле, и в послы в татарские, которые придут къ Москве, и ко Тфери, и к Новугороду к Нижнему, и къ Ярославлю, и к Торусе, и к Рязани къ Старои, и къ Перевитску ко княж Фе (о) доровскому жеребью рязанског (о), и во все татарские проторы, в тысячю рублев»850. Как ясно из приведённых цитат, упоминаемая в них сумма в тысячу рублей, хотя она и именуется традиционным словом «выход», является на самом деле расходами на дипломатические отношения с наследниками Золотой Орды.

Теперь обратимся к вопросу о финансовых отношениях с Ордой Великого княжества Литовского. Выше мы привели документальные свидетельства того, что русские земли, попавшие под литовскую власть, продолжали платить дань татарам во второй половине XIV в. и в первой половине XV в. Имеются документальные свидетельства того, что подобные выплаты, именовавшиеся «татарщиной» или «ордынщиной», осуществлялись и во второй половине XV в. Так, «Реестр списанья прывильев земян повету Городецкого» содержит сведения об освобождении княгиней Анной Свидригайловой своих слуг от обязанности выплаты татарщины: «Мы кнегини Швитрыгайловая кнегини Анна. Дали есмо землю Велисовскую слузе нашому Васильевичу Ленцу а братаничу его Фальцу землю служебную. А съ той земли имъ намъ служыти конемъ, а даньемъ ничого не давати, ни татарщыны…» (от 9 февраля 1470 г.)851; «Мы великая кнегини Швитрыгайловая Анна. Отпустили есмо татарщыну грошей 15 и грошъ ловчий Мошляку старому и детем его» (от 15 декабря 1492 г.)852 и т. д. В 1499 г. великий князь литовский Александр Казимирович подтвердил давнюю обязанность жителей Свислоцкой волости по выплате ордынщины: «Жаловали нам люди наши вся волость Свислоцкая на людей бояр наших Котовичовъ, на имя на Горан, и на Бродчан, а на Максимовичы, что жъ они здавна з волостью нашою Свислоцкою городы рубливали, и ордынщину давали… Тые люди Котовичовъ Горане а Бродчане а Максимовичы з людми нашыми Свислоцкое волости мають всякую тягль тягнути, и городы рубити, и ордынщину давати» (от 29 февраля 1499 г.)853.

Судя по всему, в течение XV в. выплаты дани в Орду с земель Великого княжества Литовского были нерегулярными. Положение изменилось в начале XVI в. Причиной для этого послужило изменение политической обстановки. С ханами Большой Орды литовские власти поддерживали традиционные дружеские отношения. Такие же отношения они первоначально поддерживали и с Крымом, которым правили Гиреи, пришедшие к власти с литовской помощью. При этом Крым и Большая Орда ожесточённо враждовали друг с другом. Тесный антирусский союз между польско-литовским государством и Большой Ордой (вспомним, что походы хана Ахмата на Русь в 1472 и 1480 гг. были совершены при активном подстрекательстве Казимира IV) искусно использовала русская дипломатия, в результате усилий которой в 1480 г. был заключён союзный договор между Иваном III и Менгли-Гиреем, направленный одновременно против Большой Орды и польско-литовского государства.

В 1482 г. крымские татары подвергли жестокому разгрому Киев: «Въ лето 6992 въ 1 день по слову великого князя Ивана Васильевича всеа Русии прииде царь Менгиреи Крымскии Перекопскыа орды съ всею силою своею и градъ Киевъ взя и огнемъ жжеглъ, а воеводу Киевскаго Ивашка Хотковичя изымалъ, а иного полону безчислено взя, и землю учиниша пусту Киевскую за неисправление королевское, что приведе царя Ахмата Болшие орды съ всеми силами на великого князя Ивана Васильевичя, а хотячи разорити христианскую веру»854. Вслед за этим крымские набеги на литовские владения становятся ежегодными. Власти Вильны оказались совершенно бессильны защитить свои земли от татарских нападений.

В 1500 г. началась очередная русско-литовская война. Русские войска освободили Чернигово-Северскую землю и 14 июля наголову разгромили литовцев в битве на Ведроше. Отчаявшись победить противника собственными силами, литовский великий князь Александр Казимирович начал создавать широкую коалицию против Ивана III. К ней он попытался привлечь и союзника русского великого князя Менгли-Гирея. В ноябре 1500 г. к крымскому хану был отправлен послом киевский воевода Дмитрий Путятич. Он должен был напомнить Менгли-Гирею о давних дружественных отношениях между Литвой с одной стороны и Ордой в целом и Крымом в частности с другой.

В обмен на разрыв Менгли-Гиреем союза с Москвой Александр соглашался взять на себя беспрецедентное обязательство – напрямую обложить данью в пользу Крыма население Киевской, Волынской и Подольской земель: «А его милость господаръ нашъ про тебе брата своего хочетъ то вчинити: съ своихъ людей и съ князьскихъ и съ паньскихъ и съ боярскихъ, въ земли Киевской и въ Волынской и въ Подольской, съ каждого чоловека головы велитъ тобе по три деньги дати въ каждый годъ: одно бы вже твоя милость верно а правдиво помогъ господару нашому на того непрыятеля его милости и его милости земль, и самъ бы еси постерегъ отъ своихъ людей, ажъбы людемъ его милости шкоды не делали»855. Всё же, несмотря на столь заманчивые обещания, Александру не удалось тогда перетянуть на свою сторону крымского хана, для которого главным врагом оставались сыновья Ахмата, правившие в Большой Орде, и который нуждался для борьбы с ними в помощи Ивана III.

Отношение Менгли-Гирея к Литве начало меняться после того, как в 1502 г. он нанёс решающее поражение большеордынскому хану Шейх-Ахмаду: «Того же лета, Июня, Крымский царь Менгли-Гирей побилъ Шиахмата царя Болшиа орды и Орду взялъ»856. Разгромленный хан бежал в Литву, но там этого теперь уже бесполезного союзника арестовали и посадили под стражу в Вильне: «И Шигъ-Ахметь и Хозякъ и Халекъ и Алчинъ Тактамышъ, восмь ихъ, въ Киевъ прибегли, и киевский воевода князь Дмитрей поимавъ, ихъ на Вышегородъ ввелъ»857; «Шигъ-Ахметя Александръ король поимавъ, въ Вилне въ Вышегороде держитъ; а братью его инде держитъ»858.

Одержав победу над Шейх-Ахмадом, Менгли-Гирей принял титул кагана, употреблявшийся правителями Золотой Орды времён её великодержавия, заявив тем самым свою претензию на то, чтобы стать их преемником: «После 1502 г., когда под натиском Менгли-Гирая окончательно пала Большая Орда – основная наследница Золотой Орды в территориальном отношении, Крымское ханство по военному могуществу выдвигается на первое место „среди равных“ – других татарских ханств, тем самым превращаясь в фактического наследника Золотой Орды, что уже давало Менгли-Гираю полную свободу для широкой пропаганды громкого титула хакан. Например, уже в 907/1502 г., то есть сразу по „горячим следам“ вышеназванного события, он велел на мавзолее около Чуфут-кале выбить следующую надпись: „Эту благословленную, блаженную и изящную гробницу велел соорудить великий хан и хакан знаменитый Менгли-Гирай хан бин Хаджи-Гирай-хан, в 907 году“. В последующем 909/1503—1504 г. он опять повторил это громкое титулование в надписи на ханском дворце: „Этот великолепный вход и эти величественные двери велел соорудить государь двух материков и хакан двух морей, государь сын государя султан Менгли-Гирай-хан бин Хаджи-Гирай-хан“»859.

После разгрома Большой Орды исчезла причина для тактического объединения сил Крыма и Москвы. Вступив в роль преемника ханов Золотой Орды, Менгли-Гирей естественным образом унаследовал их традиционную политику союза с Литвой против Руси. Этот союз был оформлен в 1506 г., а в следующем году Менгли-Гирей выдал новому великому князю литовскому и королю польскому Сигизмунду I ярлык на русские земли, значительная часть которых (Новгородское, Псковское, Рязанское и Чернигово-Северское княжества) уже входила в это время в состав Великого княжества всея Руси. Процитируем несколько отрывков из этого ярлыка: «Великое Орды великого царя Мендли-Кгиреево слово, правое руки и левое великого улуса темникомъ, и тысячникомъ, и сотникомъ, и десятникомъ, вланомъ, княземъ и всимъ Рускимъ людемъ, бояромъ, митрополитомъ, попомъ, чернцомъ, и всимъ чорнымъ людемъ и всему посполству… Ино, потомужъ, Литовское земли великiй князь Казимиръ, братъ нашъ, зъ Литовскими князи и паны просили насъ; и мы ихъ прозбу ухваливъ… дали потомужъ: Кiевскую тму, со всими входы и данми, и зъ землями и зъ водами; Володимерскую тму, со всими входы и данми, и зъ землями и зъ водами; Великого Луцка тму, со всими входы и данми, и зъ землями и зъ водами; Смоленскую тму, со всими входы и зъ данми, и зъ землями и зъ водами; Подолскую тму, со всими входы и зъ данми, и зъ землями и водами; Каменецкую тму, со всими входы и зъ данми, и зъ землями и водами; Браславскую тму, со всими входы и зъ данми, и зъ землями и водами; Сокалскую тму, со всими входы и данми, и зъ землями и водами; Звинигородъ, зъ выходы и зъ данми, и зъ землями и водами; Черкасы, зъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Хачибiевъ Маякъ, зъ водами и землями; ино почонши отъ Кiева, и Днепромъ и до устья, и Снепорожъ и Глинескъ со всими ихъ людьми, Жолважъ, Путивль зъ землями и зъ водами, Биринъ, Синечъ, Хотенъ, Лосичи, Хотмышлъ, со всими ихъ землями и водами, и данми и выходы; Черниговскую тму, со всими выходы и данми, и землями и водами; Рылескъ, зъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Курскую тму, зъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Сараева сына Егалтаеву тму, Милолюбъ, зъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Мужечъ, Осколъ, Стародубъ и Брянескъ, со всими ихъ выходы и данми и зъ землями и водами; Мченескъ и Люботескъ, Тулу городъ, со всими ихъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Берестей, и Ратно, и Козелексъ, Пронскъ, Волконскъ, Испашъ, Донець, со всими ихъ выходы и данми, и зъ землями и водами; Ябу городокъ, Балыклы, Карасунъ, городокъ Дашовъ, городищо Тушинъ, Немиръ, Мушачъ, Ходоровъ, со всими ихъ выходы и зъ данми, и зъ землями и водами… Ино мы, повышая брата нашого, … Псковъ и Великiй Новгородъ пожаловали дали есмо, и Резань и Переясловль въ головахъ, люди, тмы, городы и села, и дани и выходы, и зъ землями и зъ водами и съ потоками, къ Литовскому столцу придали есмо… Ино первые цари, дяды наши, и царь отецъ нашъ пожаловалъ которыми ярлыки, а потомъ и мы которымъ ярлыкомъ пожаловали, милуючи, Жикгимонта брата нашого, въ Литовской земли столецъ ему дали есмо… сесь нашъ ярлыкъ зъ ласки… по первому жъ сполна дани и выходы и службу… не будете ль сполна служити, и вамъ никоторого жъ добра не будетъ, будете воеваны и граблены, сего нашого ярлыка не будете ль послушными»860.

Таким образом, после перерыва в 35 лет (предыдущий ярлык был выдан Менгли-Гиреем Казимиру IV в 1472 г.) была возобновлена практика получения литовскими великими князьями ханских ярлыков на управление русскими землями, которые они контролировали или хотели контролировать. Эта практика продолжалась потом в течение по крайней мере ещё полувека (известно о ярлыке Менгли-Гирея Сигизмунду I от 1514 г., ярлыке Мухаммед-Гирея Сигизмунду I от 1520 г., ярлыке Сагип-Гирея Сигизмунду I от 1535 г., ярлыке Сагип-Гирея Сигизмунду I от 1540 г. и ярлыке Девлет-Гирея Сигизмунду II от 1560 г.). Напомним для сравнения, что великий князь московский в последний раз получил ханский ярлык в 1432 г.

Одновременно с получением ярлыка Сигизмунд I обязался платить Крыму ежегодную дань: «Это решение было принято в 1506 г. в Лиде…, и бывший в это время при короле канцлер Ян Ласки обязался от имени короны выплачивать половину оговорённой квоты. Сумма этих упоминков несколько раз изменялась в договорах 1512, 1514, 1516 и 1517 г., была утверждена в качестве оплаты за антимосковский союз, т.е. субсидии политического характера, и в конечном счёте была установлена в 1521 г. на квоте 15 тысяч золотых червонцев с оплатой наполовину наличными и наполовину сукнами. Татарские упоминки, которые Сигизмунд I и Сигизмунд II платили Крыму, составили в общей сумме примерно 400 тысяч золотых»861. Напомним для сравнения, что в период максимального могущества Золотой Орды земли Северо-Восточной Руси платили ей ежегодно около 13—14 тысяч рублей серебром, с 1380-х гг. эта сумма была снижена до 10 тысяч, а около 1450 г. выплата дани Великим княжеством Московским прекратилась полностью.

Дань Крымскому ханству («ежегодные дары царю перекопскому») упоминает в своём сочинении 1550-го г. «О нравах татар, литовцев и москвитян» литовский автор Михалон Литвин: «Князь их (т.е. москвитян) страшен нам, поскольку он постоянно обучает людей своих воинскому искусству. Не подобает никому из местных жителей вечно сидеть дома, но надлежит поочереди посылать их на защиту границ. Над этой нашей ленивой беспечностью враги наши татары обычно зло насмехаются, когда мы после пирушек погружены в сон, [а] они нападают со словами: „Иван, ты спишь, [а] я тружусь, связывая тебя“. Ныне наших воинов погибает в безделье по кабакам и в драках друг с другом больше, чем врагов, которые нередко разоряли нашу отчизну… Москвитяне не готовят в войско воинов-наемников, [которые] когда-нибудь уйдут из их земли, и не расточают на них деньги, но стараются поощрять своих людей к усердной службе, заботясь не о плате за службу, но о величине их наследства. Ныне же наши воины, охраняющие границы, хотя и пользуются многими пожалованиями и льготами и имеют преимущества по сравнению с другими воинами, однако пренебрегают ими, позволяя заниматься военным делом и защищать отечество беглым москвитянам и татарам. Мы ежегодно подносим дары царю перекопскому, тогда как наша литовская и жемайтская молодежь была бы полезнее в войске»862.

Выплаты крымским татарам в Литве стыдливо называли «дарами» или «поминками», но на самом деле они были регулярной данью (в самом Крыму их рассматривали как харадж): «…Союз хана и безопасность литовских земель покупались ценою регулярной ежегодной дани в 15000 злотых (6000 коп грошей лит.); половину этой суммы должна была платить Литва, половину – Польша»863; «…При Сигизмунде I эти отношения повели к установлению правильной дани, которую король польский и великий князь литовский уплачивал татарскому хану под видом упоминков, т.е. подарков. На выправу упоминков и собиралась ордынщина… Вообще наши сведения об ордынщине очень скудны. До нас дошли две росписи ордынщины (1501 и 1530 гг.) и общие упоминания о сборах ее в городах… Ордынщина налагалась на города в виде определенного оклада, причем городам предоставлялось или уплачивать этот налог из „скрынки местской“ или, если в городской казне не хватало наличных сумм, то горожанам предоставлялось производить разверстку среди жителей. Таким образом, этот налог носил репартиционный характер»864.

Татарскую дань была обязана платить даже столица Великого княжества Литовского Вильна: «Жигимонтъ Божою милостiю Король Польски, Велики Князь Литовски, Руски, Пруски, Жомойтски, Мазовецки и иныхъ. Войту Бурмистромъ и Радцомъ и всему Поспольству места нашего Виленского, ижъ што присылалы есте къ Намъ повядаючи о томъ: ижъ принесены до васъ Листъ Нашъ, абы есте дали Ордынщизну зъ того места Виленского, пять сотъ копъ грошей… Мы васъ при тыхъ варункахъ вашихъ зоставляемъ, а если быхмо коли Ордынщизну на тое место Нашое Виленское положыли, и Листы Нашiе о томъ до васъ писали, вы бы тую Ордынщизну до скарбу платили подлугъ давного обычая»865.

Москва тоже отправляла в Крым поминки, однако их сумма не регулировалась, поэтому они были по сути добровольными подарками. Что касается Великого княжества Литовского, определённая сумма ежегодной дани в сочетании с получением ярлыков сделали его в XVI в. таким же зависимым от Орды государством, каким за столетия до этого было Великое княжество Владимирское. Польский историк говорит даже о татарском иге над Литвой и Польшей: «В начале XVI в. польско-литовское государство оказалось, как когда-то Русь, под татарским игом, признавая верховную татарскую власть над своими землями в южной Руси»866. Это давало крымскому хану основания смотреть на великого князя литовского и польского короля как на своего холопа: «И как салтан Сюлеймен Шаг таков у меня брат есть, так же и астороканский Усейн-царь, то мне брат же. А и в Казани Саип-Гирей цар [ь], и то мне родной брат, и с ыную сторону – казатцкой цар [ь], то мне брат же, а Агыш княз [ь] мой слуга. А с сю сторону черкасы и тюмени мои же, а король холоп мой…» (Саадет-Гирей в 1524 г.)867.

Сразу же после заключения союза между Литвой и Крымом возобновился их совместный военный натиск на Русь. В 1507 г. Великое княжество Литовское объявило войну Москве, и в том же году состоялся первый крымский набег на русские земли, за которым последовало множество других. Всего за XVI в. крымские татары нападали на Русь 91 раз. Некоторые из этих нападений (в 1521, 1541, 1552, 1555, 1571, 1572 и 1591 гг.) имели характер настоящих нашествий, близких по размаху наиболее значительным ордынским нашествиям предыдущих столетий – таким как походы Тохтамыша в 1382 г. или Едигея в 1408 г. Сотни тысяч русских людей за XVI в. были убиты или угнаны в рабство крымцами. Однако переломить ход военных действий в пользу литовцев татары не смогли. Крупнейшим военным поражением Литвы стала потеря ею в 1514 г. Смоленска.

Потерпев поражение на поле боя, литовские власти предприняли попытку вернуть себе Смоленск дипломатическими средствами. Примечательно, что главным их аргументом при этом было ханское «пожалование» Смоленска и других русских городов литовскому великому князю: «Обосновывая права на потерянные города, Сигизмунд I не ссылался на старину, не претендовал на то, чтобы считать их своей „отчиной“ и „дединой“, нет, он ссылался на „ярлыки… великих вольных царей нашим предком“. Сам факт пожалования городов, уже находившихся в составе ВКЛ, унизительный для главы государства, Сигизмунд охотно приводил в качестве доказательства прав на бывшие древнерусские земли»868. Такие же аргументы использовал подключившийся к дипломатической борьбе на стороне своего литовского союзника крымский хан Мухаммед-Гирей. В своём послании, направленном в 1515 г. Василию III, он требовал вернуть Смоленск Литве на том основании, что «Великiй царь отецъ нашъ которой годъ пожаловалъ, имъ далъ Смоленскъ, и ты тотъ городъ взялъ… Городъ Смоленскъ къ литовскому юрту отецъ нашъ пожаловалъ далъ… Жигимонту королю, которому мы, пожаловавъ, дали Смоленской юртъ, [ты] воевалъ его и разрушилъ, и городъ Смоленскъ взялъ деи еси»869. Естественно, подобные аргументы в Москве были оставлены без внимания.

В 1568 г. Сигизмунд II приостановил выплату Крымской орде дани в связи с тем, что, по его мнению, татары недостаточно помогали Речи Посполитой в войне с Москвой и при этом продолжали набеги на её земли. Однако выплата дани была возобновлена в 1576 г., после выбора Стефана Батория королём польским и великим князем литовским, причём в значительно большем размере, чем при последних Ягеллонах. Объяснить это можно тем, что в лице Стефана Батория Турция и Крым возвели на престол Речи Посполитой своего ставленника. Как воевода Трансильвании он являлся вассалом Османской империи, которая через другого своего вассала – крымского хана Девлет-Гирея – оказала Баторию прямую поддержку при выборах нового польско-литовского монарха. Поддержка эта заключалась в военной демонстрации крымцев у границ Речи Посполитой, о которой упоминается в письме хана Девлет-Гирея Баторию от 1576 г.: «…Кгды слышали есьмо ижъ панове Литовъские нехотели тебе за Короля, але сына Князя Московъского Королемъ себе мети хотели, и для того есьмо ехали были зъ войскомъ своимъ до панъства Литовъского, и вжо есьмо были прыехали до реки Сакги, але кгды ваша милость до насъ гонъца своего Яна Бадовъского послали зъ листомъ угоднымь ознаймуючи, жесте вжо за волею Божъею Королемъ тыхъ панъствъ остали, абы есьмо зъ вами въ ласце и въ милости братерской мешкали, ижъ бы межи тыми панъствы двема прыязнь и угода была»870.

В качестве условия «прыязни и угоды» Девлет-Гирей требовал возобновления выплаты ежегодной дани, но теперь уже в размере не пятнадцати, а двадцати тысяч золотых: « [Крымский посол Дчан-Тымир] отъ насъ до васъ листъ нашъ угодъный и поклонъ и упоминокъ понесъ, и естьли всю дань отдасть, тогды зъ нами братомъ и прыятелемъ будете… Дани естли бы есте не казали дати, тогды межи насъ згода, прыязнь и милость братъская не будеть… А первей тое дани намъ не давано осмъ летъ… Рачъ ваша милость, братъ мой, зобравши двадцать тисечей золотыхъ чырвоныхъ, намъ черезъ того слугу нашого прыстававъши, до него своихъ людей на выправу прыслати… Бо и продокъ вашъ завше намъ кромъ дани на выправу присылалъ… Двадцать тисечей рачилъ бы ваша милость черезъ того жъ слугу моего тое жъ зимы рыхло послати»871. Требования хана были удовлетворены, более того – как явствует из инструкций Батория для ответного посольства в Крым, Речь Посполитая обязалась платить татарам ежегодную дань («юргельд») в размере двадцати тысяч золотых червонцев, а сверх того ещё двадцать тысяч золотых червонцев, если крымцы будут помогать полякам и литовцам в войне с Москвой872.

Политику «дань Крыму в обмен на военный союз против Москвы» продолжали и преемники Батория на польско-литовском престоле: «В плане войны с Московским государством Сигизмунда III нас интересует то место, которое он отводил в нем татарам, – вопрос, наименее освещенный в обширной литературе о польской интервенции. Без татар не мыслили себе войны с Московским государством и предшественники Сигизмунда III. Ближайшим образом план этот, по собственному его признанию, был повторением и развитием плана Стефана Батория… Мир между Турцией и Польшей был заключен 16 июля 1607 г. со включением в него особых пунктов, касающихся польско-крымских отношений… Самым важным для Польши было внесение в договор статей, устанавливавших мир ее с Крымом под гарантией султана. Польша была обязана ежегодной уплатой хану обычных поминок, и пока платеж будет производиться и король не сделает ничего противного договору, хан обязан соблюдать мир. Более того, по требованию короля и по приказу султана хан был обязан оказывать королю военную помощь против его врагов. Последний пункт означал настоящий военный союз Польши с Крымом»873.

Выплата дани Речью Посполитой прекращалась во время её военных конфликтов с Крымским ханством, потом вновь возобновлялась. Так, дань не выплачивалась в годы Хмельниччины, её первая выплата после перерыва отмечена источниками в 1652 г. В 1654 г. Речь Посполитая возобновила договор с Крымом о военном союзе против России. По подсчетам польского историка Збигнева Войцика, в 1654—1658 гг. Крыму была выплачена дань на сумму 706 тысяч золотых (включая задолженность за годы неоплаты). С 1663 г. выплаты составляли ок. 58 770 золотых в год. Всего за 1654—1672 гг. дань Речи Посполитой Крымскому ханству составила 2 530 000 золотых874.

Что касается России, то она, со своей стороны, ввиду своего отчаянного положения на выходе из Смуты, в 1613—1614 гг. также обязалась ежегодно отправлять в Бахчисарай определённую сумму поминок. Эти отправки продолжались регулярно до 1658 г. Во время русско-крымской войны 1658—1670 гг. поминки, естественно, не платились, потом на два года выплата была возобновлена, но прекратилась в связи с новой русско-крымской войной 1672—1681 гг. По Бахчисарайскому мирному договору в 1681 г. за признание Крымом присоединения к России Левобережной Украины и Киева Москва взяла на себя обязательство Речи Посполитой платить Крыму поминки с этих украинских земель: «В связи с присоединением Левобережной Украины в русско-крымский договор… впервые – что весьма существенно – впервые было включено обязательство отправки „любительных поминков“, составлявших „казну“. Дело в том, что присоединение территорий, на которых, согласно жалованной Тохтамыша, с 1397/98 г. лежала обязанность уплаты дани в Орду и в Крым, повлекло за собой перенесение этой обязанности с короля польского и великого князя литовского на русского царя. При включении этого условия в русско-крымский договор… главную роль сыграла не традиция, восходящая к концу XIV в., но соотношение сил. Россия вынуждена была считаться с реальной мощью Османской империи, вассалом которой давно уже стало Крымское ханство. Его интересы в экономической области Османская империя защищала упорно»875. Выплаты были произведены четыре раза, последняя состоялась в 1685 г.

С 1686 г., после заключения между собой «вечного мира», Россия и Речь Посполитая одновременно прекратили выплату поминков крымскому хану. Документальное оформление их отмены произошло также практически одновременно: упразднение крымских поминков с Речи Посполитой было закреплено Карловицким мирным договором 1699 г., с России – Константинопольским мирным договором 1700 г. Однако это было ещё не совсем концом истории, потому что спустя несколько лет, в переломный момент Северной войны, противники России, стремясь втянуть в военные действия против неё Турцию и Крым, обязались возобновить выплату польско-литовской дани крымскому хану: «В октябре 1708 г. рухнула, казалось бы, надежнейшая опора – изменил старый гетман Мазепа. Чтобы втянуть Крым в войну, Мазепа обещал выплачивать с Украины те „поминки“, которые Россия перестала давать в 1685—1700 гг., и убедить Лещинского выплатить весь харач Польши за прошлые годы»876.

За вступлением в должность нового турецкого визиря Мехмет-паши в 1710 г. последовало «предложение Карла XII и гетмана Потоцкого сделать Польшу „tributarium regnum“ Турции с ежегодной платой султану 4 000 000 дукатов ради турецкой агрессии против царя»877. «Раскачать османские верхи на войну с Россией [в 1710 г.] удалось лишь после их мощной дипломатической обработки Девлет-Гиреем, Карлом XII, мазепинцами и французами. (При этом сторонники С. Лещинского обещали Ахмеду III превратить Речь Посполитую в „данническое королевство“ с ежегодной выплатой 4 миллионов дукатов и вернуть султану Подолье.)»878. Однако двухлетние военные действия между Россией и Турцией, шедшие с переменным успехом, завершились в 1713 г. заключением Адрианопольского договора о 25-летнем перемирии. Мечты Карла XII о реванше не осуществились, в Польше сторонники Лещинского потерпели поражение, Левобережная Украина осталась под русским контролем. Так усилиями России была сорвана последняя попытка вернуть Литву и Польшу в данническую зависимость от татар.