Василий II Васильевич (1425—1462)

Вступление девятилетнего Василия II на великокняжеский престол ознаменовалось конфликтом с его старшим дядей Юрием Дмитриевичем по поводу порядка престолонаследия. Уже Василий I наследовал своему отцу в нарушение традиционного русского лествичного права – после смерти Дмитрия Ивановича старшим в роду московских Рюриковичей оказался Владимир Андреевич Серпуховской. Ссору, вспыхнувшую между Василием Дмитриевичем и Владимиром Андреевичем в 1389 г., удалось уладить мирным способом, чему, по всей видимости, способствовало однозначное указание завещания Дмитрия Ивановича о передаче престола сыну: «А се благословляю сына своего, князя Василья, своею отчиною, великимъ княженьем»360. О дальнейшем наследовании власти завещание говорило менее определённо: «А по грехом, отъимет Богъ сына моего, князя Василья, а хто будет подъ тем сынъ мои, ино тому сыну моему княжъ Васильевъ оудел»361. Неясно, имелся ли в виду только случай бездетной кончины Василия Дмитриевича (в момент смерти отца он ещё не был женат), или же престол должен был перейти к следующему сыну Дмитрия Ивановича, даже если бы у Василия остались собственные сыновья. Кроме того, речь здесь идёт не о великом княжении, а лишь об уделе Василия Дмитриевича.

Собственные завещания Василия I также выказываются о престолонаследии не очень определённо. В первом из них, написанном в 1406—1407 гг., говорится лишь о возможности перехода великокняжеского стола к старшему сыну Василия Дмитриевича Ивану, умершему в 1417 г.: «А дастъ Богъ с (ы) ну моему, князю Ивану, княжен (ь) е великое держати…»362. Во втором, датирующемся 1417 г., великое княжение уже определённо передаётся по наследству: «А с (ы) на своего, князя Василья, бла (го) словляю своею вотчиною, великимъ княженьемъ, чемъ мя бла (го) словилъ мои от (е) ць»363. Однако в третьем варианте духовной грамоты (1423 г.) вновь восстанавливается формулировка о наследовании великокняжеского престола сыном Василия Дмитриевича как лишь о возможности: «А дастъ Богъ с (ы) ну моему великое княженье, ино и яз с (ы) на своего бла (го) словляю, князя Василья»364.

В конечном счёте Юрий Дмитриевич вынужден был отказаться от своих притязаний. Стороны договорились вынести спор на рассмотрение хана: «докончаша миръ на том, что князю Юрью не искати княженьа великого собою, но царемъ, которого царь пожалуеть, то будет князь великы Владимерьскы и Новугороду Великому и всеи Руси, и крестъ на том целоваша»365. Решающую роль в достижении этой договорённости сыграл митрополит Фотий, ездивший в июне 1425 г. послом из Москвы в Галич: «Князь же великыи съ отцем своим Фотеемъ митрополитом и съ матерью своею великою княгинею Софьею и з дядями своими, князем Андреемъ и Петром и Костянтином Дмитреевичем, обосла же ся тогда и со братом своим и дедом великым княземъ Литовъскым Витовтом, и со всеми князи и бояры земли своея, здумаша послати къ князю Юрью отца своего Фотея митрополита. Он же ни мала отречеся, но въскоре и с радостию поиде к нему в Галичь о миру»366.

С 1419 г. митрополит Фотий выступал в качестве союзника Витовта, который по завещанию Василия I являлся гарантом интересов юного московского князя: «Стремясь любой ценой сохранить свое положение в русской церкви, Фотий, возможно, сам взял на себя инициативу сближения с главой великого княжества Литовского и Русского. Но если даже инициатива в этом принадлежала не Фотию, а самому Витовту, то это обстоятельство, пожалуй, уже не является столь существенным по сравнению с самим фактом длительного их сотрудничества, начавшегося в 1419—1420 гг. и завершившегося только в 1430 г… Хотя внешне митрополит выступал теперь в роли своеобразного арбитра между Василием и Витовтом, на самом деле он в большинстве случаев оказывался на стороне чрезмерно усилившегося тогда главы великого княжества Литовского и Русского. Весьма характерным в этом отношении был тот факт, что Фотий обязал великого князя московского в его духовной грамоте 1423 г. „приказать“ „сына своего князя Василия и свою княгиню и свои дети своему брату и тестю, великому князю Витовту“»367.

В этой связи не приходится сомневаться в том, что Фотий действовал от имени правителя Литвы. Добившись через Фотия от Юрия Дмитриевича согласия на передачу спора на рассмотрение хана, Витовт укрепил положение своего внука, которому, как мы говорили ранее, Улуг-Мухаммад ещё в 1423 г. по настоянию литовского князя выдал ярлык на владимирский престол. Именно поэтому Юрий Дмитриевич не торопился согласно договорённости отправляться в Орду за разрешением спора – пока были живы могущественные покровители Василия II Витовт и Фотий, положение московского князя представлялось незыблемым.

31 марта 1426 г. митрополит Фотий праздновал Пасху во Владимире. Во время его пребывания там на город произошло нападение татар, подробности которого нам не известны: «Того же лета паки поеха митрополитъ во Волидемери. и тамо имь былъ Великъ день и на празникь в город божественыя слоужьбы. и быс преполох Татаръскыи с великою ноужею. едьва свершися божественоу литоръгию»368. О том, какой орды были эти татары, летопись не сообщает.

Спустя месяц, 29 июня 1426 г., Витовт разорвал мир с псковичами из-за их отказа поддержать его в войне с Ливонским орденом. В войско литовского князя, в числе прочих, входили его собственные литовские татары и ордынские татары хана Улуг-Мухаммада: «Того же лета князь великии Литовскии Витовтъ ходилъ на Псковъ съ многими силами, съ нимъ была земля Литовская и Лятцкая, Чехы и Волохы понаимованы и Татарове его, а у царя Махметя испроси дворъ его»369. Попытка взять крепость Опочку закончилась провалом, а пленных врагов опочане жестоко казнили: «Людие же въ граде затворишеся потаившеся, яко мнети пришедшимъ пуста его; и тако начяша Татари скакати на мостъ на конехъ, а гражане учиниша мостъ на ужищахъ, а подъ нимъ колье изостривъ побиша, и якоже бысть полнъ мостъ противныхъ, и гражане порезаша ужища, и мостъ падеся съ ними на колие оно, и тако изомроша вси; а иныхъ многыхъ Татаръ и Ляховъ и Литвы живыхъ поимавши въ градъ мчаша и режущи у Татаръ срамныя уды ихъ, имъ же въ ротъ влагаху, якоже бе и самому Витовту видети то, и всемъ прочимъ съ нимъ, а Ляхомъ и Чехомъ и Волохомъ кожи одираху. Витовтъ же видевъ то и срама исполнися поиде прочь, не учинивъ градку тому ничтоже»370.

Взять Воронач литовскому великому князю также не удалось. Пока Витовт три недели осаждал эту крепость, псковичи нанесли несколько поражений его отрядам: «Посадникъ же Селивестръ Левонтиевичъ, и посадникъ Феодор Шибалкинич съ дружиною своею ехавше под городокъ под Котеленъ. Онъ же неверныи князь Витовтъ оуслыша пъсковъскую рать, и посла на них своея рати 7000 неверных Литвы и Тотаръ; а пъсковичь толко бяше 400 муж; и псковичи оударишася на них под городомъ под Котелномъ и оубиша псковичь 17 мужь, а руками яша пъскович 13 муж, а литовския рати и Тотаръ много побиша псковичи, рад бых, сказалъ, но числа их не вемъ. А в то время островичи ходиша тороном под Велиемъ, и егда возвратишася взад ко Острову, и обретоша в нощь на лесе при пути тотаръскую рать, и оударишася на них и оубиша их 40 человекъ, и мало их избывше, а островичи вси отъидоша здрави, отъяша оу них кони и снасти. А иную рать под городомъ подъ Вревомъ вревичи побиша, а вревичь паде немного»371. Василий II направил под Воронач своего посла, при посредничестве которого псковичи 25 августа 1426 г. заключили с Витовтом мир, обязавшись выплатить литовскому князю контрибуцию: «Прииде к нему (т. е. Витовту) под тотъ же городокъ посолъ от великого князя Васильа Васильевича с Москвы, Александръ Володимерович Лыковъ, глаголя ему от великого князя: „что ради тако ты чиниши чрес докончание, где было ти со мною быти за одинъ, и ты мою отчину воюешь и пусту творишь“. А Пъсковичи пришедше туто же биша челомъ Витовту треми тысячами рублевъ, и поиде прочь…»372.

Конфликт из-за Пскова не привёл к разрыву отношений между Москвой и Вильной. Зимой 1426—1427 гг. митрополит Фотий в очередной раз посетил Литву: «Тои же осени быль митрополить на Брашеве. и на Коломне а по Рожестве ездиль в Литвоу. и соезьдиль во семь недель в Литвоу из Литьвы»373. Тогда же и Софья Витовтовна нанесла визит отцу. В своём письме ливонскому магистру от 14 августа 1427 г. Витовт сообщал: «…как мы уже вам писали, наша дочь, великая княгиня московская, сама недавно была у нас и вместе со своим сыном, с землями и людьми отдалась под нашу защиту»374. Таким образом, был подтверждён статус Витовта как опекуна Василия II, установленный завещанием Василия I.

Зимой 1428—1429 гг. татары совершили набеги на владения Юрия Дмитриевича – Галич и Кострому: «Въ лето 6937 приходиша Татарове къ Галичу, града не взяша, а волости повоеваша. На Крещение же приидоша изгономъ на Кострому и, попленьши ю, отъидоша на низъ Волгою»375. Узнав об этом, Василий II послал против них войска во главе со своими дядьями Андреем и Константином Дмитриевичами: «Князь же великии посла за ними дядь своихъ, князя Андрея и Костянтина, и съ ними Ивана Дмитриевича съ своими полкы; доидоша же до Нижнего Новагорода, и ту не угонивши ихъ възвратишася. Князь же Феодоръ Стародубскыи Пестрои, да Феодоръ Костянтиновичь, утаився у князеи и у воеводъ, своими полкы погнаша за Татары и угониша задъ ихъ, побиша Татаръ и Бесерменъ, и полонъ весь отняша, а царевичя и князя Алибабы не догониша»376.

Из договора, заключённого Юрием Дмитриевичем Галицким в 1434 г. с Иваном Фёдоровичем Рязанским, известно имя предводителя татарского войска: «Так же и царевич Махмут-Хозя был у тебя в Галиче ратью, и хто будет того твоего полону запроважен и запродан в моеи отчине, и которои будет слободен, тех ми отпустити, а с купленых окуп взяти по тому ж целованью, без хитрости»377. По всей видимости, эти татары пришли из Булгара. Возможно, «князь Алибаба» – то же самое лицо, что и «князь Либей», который, согласно Воскресенской летописи, правил в Казани до прихода туда татар орды Улуг-Мухаммада378. Видимо, в ответ на этот набег Василий II в 1431 г. послал на булгарские земли своё войско: «Въ лето 6939 князь великии Василеи посылалъ ратью на Болгары Волжьскые князя Феодора Давыдовичя Пестраго. Онъ же шедъ взя ихъ и всю землю ихъ плени»379.

В октябре 1430 г. умер Витовт, а в июле 1431 г. – митрополит Фотий. Положение Василия Васильевича, лишившегося своих покровителей, значительно ослабло, а положение его дяди, наоборот, укрепилось. Очевидно, чувствуя, что конфликт вот-вот разгорится с новой силой, шестнадцатилетний московский князь решил заручиться поддержкой Улуг-Мухаммада и 15 августа 1431 г. отправился в Орду. 8 сентября за ним последовал Юрий Дмитриевич. В Орде Василий Васильевич обосновывал свои права фактом прямого перехода великокняжеского стола к своему отцу и деду, а Юрий Дмитриевич ссылался на традиционный лествичный порядок престолонаследия: «Князь великии по отечеству и по дедству искаше стола своего, князь же Юрьи летописци и старыми спискы и духовною отца своего великаго князя Дмитриа»380. После долгих споров летом 1432 г. Улуг-Мухаммад подтвердил великокняжеский ярлык за Василием, а Юрию передал в состав удела Дмитров, который ранее принадлежал его брату Петру, умершему в 1428 г.: «Царь дасть великое княжение князю Василью Васильевичю… да придалъ князю Юрью къ его вотчине Дмитровъ съ властми всеми, и отпусти царь ихъ на свои отчины»381.

По сообщениям летописцев, решающую роль в принятии этого решения сыграло обращение боярина Василия II Ивана Дмитриевича Всеволожского к Улуг-Мухаммаду: «Нашь государь великии князь Василеи ищеть стола своего, великаго княжениа, а твоего улусу по твоему цареву жалованию и по твоимъ девтеремъ и ярлыкомъ, а се твое жалование передъ тобою, а господинъ нашь князь Юрьи Дмитриевичь хочеть взяти великое княжение по мертвои грамоте отца своего, а не по твоему жалованию волнаго царя; а ты воленъ въ своемъ улусе, кого въсхощешь жаловати на твоеи воле, а и государь нашь князь великии Василеи Дмитриевичь великое княжение далъ своему сыну великому князю Василию, а по твоему жалованию волнаго царя, а уже, господине, которои годъ седить на своемъ столе, а на твоемъ жаловании, тебе, своему государю, правяся, волному царю, а самому тебе ведомо»382. Всеволожский хитро сыграл на тщеславии Улуг-Мухаммада, представив его в своей речи действительным верховным правителем Руси, а Василия Васильевича – его верным вассалом. На самом же деле ханская воля и ханские ярлыки уже давно стали для русских князей пустым звуком, что они со всей ясностью показали сразу же после возвращения на Русь.

Василий Васильевич и Юрий Дмитриевич выехали из Орды 29 июня 1432 г. Вместе с Василием приехал ханский посол, посадивший его на великокняжеский стол: «Выиде изо Орды князь великии Василии Васильевичь на великое княжение, а с нимъ посолъ Мансырь оуланъ-царевичь, тотъ его садилъ на великое княжение месяца октября въ 5, индикта 10, оу Пречистые оу Златых двереи»383. Однако сразу же после возвращения из Орды Василий II захватил у Юрия Дмитриевича Дмитров, «пожалованный» ему Улуг-Мухаммадом: «И прииде князь великии на Москву на Петровъ день, а князь Юрьи въ Звенигородъ, а оттоле въ Дмитровъ… Князь Юрьи, бояся великаго князя, иде изъ Дмитрова въ Галичь, и князь великии взятъ Дмитровъ за себя»384.

В ответ на это Юрий Дмитриевич в 1433 и 1434 гг. дважды захватывал Москву. Василий Васильевич, свергнутый с престола вторично, бежал в Великий Новгород, откуда направился в Новгород Нижний: «князь великыи побеже къ Новугороду Великому и оттоле по Заволжью къ Новугороду Нижнему, а оттоле въсхоте поити въ орду, не бе ему стати с кемъ противу его (т.е. галицкого князя)»385. Однако в этот самый момент, 5 июня 1434 г., в Москве умер Юрий Дмитриевич. Его младшие сыновья не захотели подчиняться власти своего старшего брата Василия Косого, что позволило Василию II вернуться на великокняжеский престол.

В 1437 г. Улуг-Мухаммад был вытеснен из степи своими противниками. В улусах к западу от Днепра власть захватил Сеид-Ахмад, к востоку – Кичи-Мухаммад. Осенью Улуг-Мухаммад с остатками своей орды появился в верхнеокских землях и осел в Белеве. Василий II направил против него войско во главе с Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным: «Тоя же осени пришедъ царь Махмутъ, седе въ граде Белеве, бежавъ отъ иного царя. Князь же великии Василеи Васильевичь посла на него дву князеи Дмитриевъ Юрьевичевъ и прочихъ князеи множество, съ ними же многочислены полкы, а царю въ мале тогда сущу… Пришедшимъ же имъ къ Белеву, и царь убоявся, видевъ многое множество полковъ Русскыхъ, начатъ даватися въ всю волю княземъ Русскымъ. Они же не послушаша царевыхъ речей. Наутрии же исполчившеся Русстии полци поидоша къ городу, и Татарове выидоша противу имъ, и бысть имъ бой силенъ, и поможе Богъ христианомъ, побиша Татаръ много, зятя царева убиша и князеи много, и Татаръ, и въ городъ въгнаша ихъ. Убьенъ же бысть тогда въ городе князь Петръ Кузминьскои да Семенъ Волынцевъ, гнаша бо ся те за Татары и до половины града, а прочии вои отъ града возвратишася»386.

Русские воеводы, будучи уверены в своей силе, отвергли предложение Улуг-Мухаммада о мире, однако во втором сражении, состоявшемся 5 декабря 1437 г., русская рать была разбита: «Наутрии же послалъ царь къ княземъ Русскымъ и воеводамъ зятя своего Ельбердея да дарагъ князеи Усеина Сараева да Усеньхозю, а къ нимъ приехали на зговорку Василеи Ивановичь Собакинъ да Андреи Феодоровичь Голтяевъ. И рекоша Татари къ нимъ: „царево слово къ вамъ: даю вамъ сына своего Мамутека, а князи своихъ детеи дають въ закладе на томъ, дасть ми Богъ, буду на царстве, и доколе буду живъ, дотоле ми земли Русские стеречи, а по выходы ми не посылати, ни по иное ни по что“. Они же того не въсхотеша. Князи же Татарстии реша воеводамъ великаго князя: „а сего ли не хотите, озритеся назадъ“. Они же посмотривше за себе, видеша своихъ бежащихъ, гонимыхъ никимже. И превъзношениа ради нашего и за множество съгрешении нашихъ, попусти Господь невернымъ одолети многому воиньству православнымъ христианомъ, яко неправедне бо ходящемъ нашимъ и свое христианьство преже губящимъ, и худое оно малое безбожныхъ воиньство безчисленное христианъ воиньство съодоле и изби, яко единому Агарянину десяти нашимъ и выше того одолети. Князи же болшие убегоша здрави. Бысть сие месяца Декабря въ 5»387.

Летом 1439 г. Улуг-Мухаммад сам внезапно появился под Москвой. Василий II, не успевший собрать войска, уехал за Волгу, оставив сидеть в осаде князя Юрия Патрикеевича. Татары простояли под Москвой десять дней, но взять город не смогли: «Месяца июля въ 3 въ пятокъ прииде къ Москве царь Махмутъ съ многыми силами безвестно. Князь же великыи въсхоте ити противу ему, но не поспе събратися, пошедъ же пакы и виде мало своихъ и възвратився иде за Волгу, а на Москве остави воеводу своего князя Юрья Патрекеевичя съ безчисленымъ христианъ множества. Царь же пришедъ подъ Москву и стоявъ 10 днеи, поиде прочь, граду не доспевъ ничтоже, а зла много учини земли Русскои, и идучи назадъ достоль Коломны пожеглъ и людеи множество плени, а иныхъ изсеклъ»388. Ермолинская летопись сообщает мрачные подробности о последствиях этого нашествия: «Царь же стоа у града десять дни и отъиде, а волости и села повоева. Князь велики, совокупяся с братьею въ Переяславли, и посади на Москве князя Дмитрея меншего, а самъ поживе въ Переславли и въ Ростове до зимы, бе бо посады пождьжены отъ Татаръ, и люди посечены, и смрадъ великъ отъ нихъ»389.

По всей видимости, именно война против Улуг-Мухаммада имелась в виду в договоре с тверским великим князем Борисом Александровичем, который заключил около 1439 г. Василий II вместе со своими двоюродными братьями Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным: «А быти нам на татары, и на ляхи, и на литву, и на немци заодин. А ци, брате, по грехом, поидет царь ратию, или рать татарьская, и тобе, брате, нам помочь слати в правду, без хитрости… А что ся есте воевали со царемъ, а положить на вас царь вину в том, и мне вам, брате, не дати ничего в то, и моеи братьи молодшеи, и моимъ братаничем, ни нашим детем, ни внучатом, а ведатися в том вамъ самимъ»390.

В 1443 г. посланное Василием II войско разгромило под Рязанью татарский отряд во главе с сыном Улуг-Мухаммада Мустафой: «Пришедшю царевичу Моустафе на Рязань со множеством татаръ ратию, и повоева власти Резанскии, много зла учини. Слышав же то князь великии Василеи Васильевич, посла против ему князя Василья Оболенского и Ондрея Голтяева, да двор свои с ними. А Мустафа былъ въ городе, резаньцы же выслаша его из города, он же вышедъ из града и ста ту же подъ городомъ. А воеводы князя великого приидоша на него, и бысть имъ бои крепокъ; и поможе Богъ християномъ; царевича Мустофу самого оубиша и князеи с ним многих, и татаръ, а князя Махмута мурзу яли, да Азберъдея, Мишерованова сына, и иных татаръ многих поимали, а в великого князя полку оубили татарове Илью Ивановича Лыкова»391.

В конце 1443 г. «царь Махметь стоялъ на Беспуте и князь великы ходилъ на него со всею братьею, да воротися, а онъ поиде прочь»392. «Махметем», который привёл татар на Беспуту (правый приток Оки, между Серпуховом и Каширой), был, очевидно, Улуг-Мухаммад. Ещё в 1442 г. он выдал ярлык на Нижний Новгород Даниилу Борисовичу, сыну нижегородско-суздальского князя Бориса Константиновича. Сохранилась жалованная грамота, выданная в 1442 г. Даниилом нижегородскому Спасо-Благовещенскому монастырю, в которой указывается: «А дана грамота маиа в 8 того лета, коли князь великий Данило Борисович вышол на свою отчину от Махметя царя в другий ряд»393. Зимой 1444—1445 гг. Улуг-Мухаммад сам появился в нижегородской земле, в ответ на что Василий II приказал усилить оборону столицы княжества: «Царь Махметь нача помышляти къ Новугороду къ Нижнему, и князь великы повеле осады крепити»394. Однако татарам удалось захватить «Старый» Нижний Новгород, в то время как в «Меньшом» сели в осаду великокняжеские воеводы.

Вскоре хан во главе своих ратей двинулся к Мурому, навстречу ему выступил Василий II. Татары были разбиты под Муромом и Гороховцом: «А князь великии Василеи Васильевичь пошолъ съ всею ратью къ Володимерю, князь Дмитреи Шемяка съ нимъ, князь Иванъ и князь Михаило Андреевичи и князь Василеи Ярославичь и съ всеми князи своими и боляры и воеводами, и съ всеми людми противу царя Махмута: пришелъ бо, селъ въ Новегороде Нижнемъ Старомъ, и оттуду поиде къ Мурому. Князь же великии слышавъ то и взя Крещение въ Володимери, поиде противу ему съ всею братиею и съ всеми людми къ Мурому. Царь же, слышавъ то, възвратися съ бегомъ къ Новугороду, а переднии полци великаго князя биша Татаръ подъ Муромомъ и въ Гороховце и въ иныхъ местехъ»395; «И Татаръ били по селомъ; а на бою многие роуки знобили»396. 26 марта 1445 г. Василий Васильевич вернулся в Москву.

Однако той же весной приглашённые Улуг-Мухаммадом и его сыном из Черкасс татары разорили нижегородскую волость Лух: «Тое же весны царь Махметь и сынъ его Мамутякъ послали въ Черкасы по люди, и прииде къ нимъ две тысячи казаковъ и, шедше, взяша Лухъ безъ слова царева, и приведоша полону много и богатьства»397. Вдохновлённый их успехом, Улуг-Мухаммад послал в поход на великокняжеские земли войско во главе со своими сыновьями: «Видевъ же царь множество корысти, и посла детеи своихъ, Мамутяка да Ягупа, въ отчины князя великого воевати»398. Навстречу им выступил со своими полками Василий II. Когда он находился в Юрьеве, туда прибыли из «Меньшего» Нижнего Новгорода воеводы, которым пришлось оставить оборонявшуюся ими крепость: «Пришедшу же ему въ Юрьевъ, и ту прибегоша къ нему воеводы Новогородскые, князь Феодоръ Долголъдовъ да Юшко Драница, градъ съжегши, понеже бо изнемогоша з голоду»399.

7 июля 1445 г. у Евфимиева монастыря под Суздалем состоялось сражение с татарами. Русское войско было малочисленным: «толико бяше ихъ съ полторы тысячи, понеже бо всехъ князеи полци не успеша съвъкупитися, ниже царевичю Бердедату не успевшу приити, ту бо нощь въ Юрьеве начевалъ, а князь Дмитреи Шемяка и не пришелъ, ни полковъ своихъ не прислалъ»400. Татар было три с половиной тысячи, тем не менее русским первоначально удалось обратить их бегство: «Сразившемъ же ся имъ, и начаша преже полци великаго князя одоляти, а Татари побегоша, наши же овии погнаша по нихъ»401. Однако некоторые из русских воинов взялись грабить павших противников. Воспользовавшись этим, татары вернулись и разгромили русских. В числе пленных оказался и сам отважно сражавшийся великий князь: «А Татары пакы възвратившися на христианъ, и тако одолеша имъ, князя же великаго самого рукама яша… а на великомъ князе многыа раны быша по главе и по рукамъ, а тело все бито велми, понеже бо самъ мужьствене добре бился бяше»402. Простояв в Суздале три дня, татары подошли к Владимиру, но штурмовать его не решились и вернулись оттуда в Нижний Новгород. 25 августа Улуг-Мухаммад вместе со своей ордой ушёл в Курмыш, взяв с собой пленного великого князя: «Того же лета по Оспожине дни Августа 25 царь Махметь и з детми своими и съ всею ордою своею поидоша изъ Новагорода къ Курмышю, а князя великаго съ собою поведоша»403. Нижегородское княжество он передал князьям Василию и Федору Юрьевичам Шуйским404.

Улуг-Мухаммад направил своего посла с известием о случившемся к Дмитрию Шемяке, который решил воспользоваться пленением Василия II для того, чтобы самому захватить великокняжеский престол: «Къ князю къ Дмитрею къ Шемяке послалъ посла своего Бигича. Онъ же радъ бывъ и многу честь подавъ ему, желаше бо великаго княжениа, и отпусти его съ всемъ лихомъ на великаго князя, а съ нимъ послалъ своего посла Феодора диака Дубенскаго, чтобы князю великому не выити на великое княжение»405.

Однако Улуг-Мухаммад не дождался возвращения своего посла. Решив, что тот убит Шемякой, он 1 октября 1445 г. отпустил Василия II на Русь в обмен на обещание большого выкупа: «Въ лето 6954 царь Махметь и сынъ его Мамутякъ князя великаго пожаловали, утвръдивъ его крестнымъ целованиемъ, что дати ему съ себе окупъ, сколко можеть, и отпустиша его съ Курмыша на Покровъ святеи Богородици Октября 1»406. Согласно псковской летописи, Василий пообещал за себя татарам выкуп в двадцать пять тысяч рублей, а новгородская летопись называет фантастическую сумму в двести тысяч. Неизвестно, какая часть из обещанной суммы была выплачена и было ли что-либо выплачено вообще. Во всяком случае, великого князя сопровождал крупный отряд татар, цель которых, по всей видимости, заключалась в сборе денег: «Да съ ними послали пословъ своихъ, многыхъ князеи съ многими людми, князя Сеить Асана и Утеша Кураиша, и Дылхозю, и Аидара, и иныхъ многыхъ»407.

По пути на Русь Василию Васильевичу встретился его воевода Юшка Драница, собиравшийся выкрасть его из татарского плена: «А в то время панъ Юшко Драница подгреблъ бе в судехъ, хътя выкрасти князя великаго у Татаръ, и яко узре уже отпущена, и притекъ, паде на ногу его, плачя отъ радости»408. Когда великий князь находился у Мурома, ему сообщили о приближении посла Улуг-Мухаммада, возвращавшегося от Шемяки: «Князь же велики… поиде конми к Мурому, и яко уже близь града бысть, и прииде ему весть, яко идетъ Бигичь ко царю о всеи управе Шемяке на великое княженье, а ночевати ему перевезеся Оку. И слышавше то князь велики, и поиде съ своими людми мало напередъ Татаръ, и посла на Бигича, повеле его изымати, а Муромские наместници к Бигичю выслаша меду много; он же напився и усну, а сии посланнии, пришедше, и поимаше его и отведоша его во градъ, а после утопиша его»409.

Узнав об этом, Дмитрий Юрьевич бежал в Углич, а Василий II 26 октября въехал в Москву. Однако Шемяка не собирался сдаваться. Используя опасения, вызванные прибытием вместе с Василием татарского отряда, он начал распускать слухи, будто «царь на томъ отпустилъ великаго князя, а онъ къ царю целовалъ, что царю сидети на Москве и на всехъ градехъ Русскыхъ, и на нашихъ отчинахъ, а самъ хочеть сести на Тфери»410. Заговорщики, объединившиеся вокруг Шемяки, преследовали целью «поимати великого князя, а царю не дати денегъ, на чемъ князь велики целовалъ»411.

13 февраля 1446 г. Василий II был схвачен в Троицком монастыре, привезён в Москву и ослеплён, при этом в вину ему были поставлены отношения с татарами: «чему еси Татаръ привелъ на Рускую землю, и городы далъ еси имъ, и волости подавалъ еси в кормление? а Татаръ любишь и речь ихъ паче меры, а крестьянъ томишь паче меры безъ милости, а злато и сребро и имение даешь Татаромъ»412. Дмитрий Шемяка вновь вернул под власть Москвы Нижегородское княжество, которое в предыдущем году Улуг-Мухаммад отдал князьям Шуйским413. Однако зимой 1446—1447 гг. он вынужден был уступить великокняжеский престол Василию и вернуться в свой удельный Галич, но междоусобная борьба на этом не закончилась.

Тем временем Улуг-Мухаммад, отпустив Василия из-под Курмыша, отправился в Казань, где основал Казанское ханство, но вскоре был убит своим сыном Махмутеком. Братья нового хана Касым и Якуб бежали от него на Русь и поступили на службу к Василию II. Шемяка предложил Махмутеку союз против московского князя, о чём говорится в грамоте русского духовенства к Шемяке от 29 декабря 1447 г.: «Посылал еси в Казань ко царевичю к Мамотяку на брата своего старейшего великого князя, на все лихо и всего православнаго християнства на неустроение. И посол его к тобе пришел, у собе его и ныне держишь. А за твоею посылкою к Мамотяку брата твоего старейшего великого князя киличея царевич Мамотяк поймал да сковал и ныне держит его у себе, в железех скованого»414. В конце того же года казанские отряды совершили набег на окрестности Владимира и Мурома: «Въ лето 6956 въ говение въ Филипово, царь Казаньскии Мамутекъ послалъ всехъ князеи своихъ съ многою силою воевати отчину великаго князя, Володимерь и Муромъ и прочая грады. Слышавъ же то князь великии посла противу ихъ»415.

С двумя другими татарскими ордами (Кичи-Мухаммада и Сеид-Ахмада) Москва первоначально поддерживала мирные отношения, включавшие выплату им дани. В договоре, который Василий II заключил с Дмитрием Шемякой в 1441—1442 гг., имелось условие о сборе ордынского выхода: «А Орда оуправливати и знати мне, великому князю. А тобе Орды не знати. А оу тебя ми имати выход по старым дефтерем, по крестному целованью. А переменит Богъ Орду, а не дам выхода в Орду и в ординскые проторы, и мне и оу тобя не взяти. А што, брате, еще в целовании будучи со мною, не додал ми еси въ выходы серебра и в ординскые проторы, и што есмь посылал киличеев своих ко царемъ х Кичи-Махметю и к Сиди-Ахметю, а то ти мне, брате, отдати по розочту, по сему нашему докончанью»416. Однако в 1447 г. Дмитрий Шемяка отказался платить свою долю дани Сеид-Ахмаду, о чём упоминается в обращении к нему собора русского духовенства от 29 декабря того же года: «А от царя Седи-Яхмата пришли к брату твоему старейшему великому князю его послы, и он к тобе посылал просити, что ся тобе имает дати с своей отчины в те в татарские проторы, и ты не дал ничего, а не зоучи царя Седи-Яхмата царем»417. По всей видимости, деньги, предназначавшиеся для дани Сеид-Ахмаду, Шемяка употребил на заключение союза с Махмутеком. Вслед за этим Василий II также прекратил выплату выхода Сеид-Ахмаду, в связи с чем с 1449 г. татары его орды начинают постоянные набеги на русские земли.

В 1449 г. они дошли до Пахры, но были отбиты подошедшим из Звенигорода Касымом: «Того же лета скорые Татарове Седиахматовы догоняли до Похры и княгиню князя Василия Оболенскаго тогда взяли, и многа зла учинили христианомъ, секли и въ полонъ вели. Царевичь же Касымъ, слышавъ то, и иде противу ихъ изъ Звенигорода, а они разсунушася по земли, и съ коими сретился, техъ билъ и полонъ отъималъ. Они же, видевъ то, бежаша назадъ»418. 31 августа 1449 г. Василий II заключил договор с польским королём и литовским великим князем Казимиром IV, который включал условие о совместных действиях против татар: «А поидуть, брате, татарове на нашы вкраинъные места, и князем нашымъ и воеводамъ нашымъ, вкраинънымъ людемъ, сославъся, да боронитисе имъ обоимъ с одного»419. Здесь определённо идёт речь об орде Сеид-Ахмада, который в это время поддерживал противника Казимира в борьбе за литовский престол Михаила Сигизмундовича.

В 1451 г. на Русь двинулось войско во главе с сыном Сеид-Ахмада Мазовшой. Из-за трусости воеводы Ивана Звенигородского ему удалось беспрепятственно переправиться через Оку и 2 июня подойти к Москве. Василий II уехал со старшим сыном Иваном на Волгу, оставив в городе сидеть в осаде свою мать, второго сына Юрия и митрополита Иону. Попытка взять Москву была отбита, а ночью татары неожиданно ушли: «Того же лета прииде весть къ великому князю, что идеть на нь изгономъ изъ Седиахметевы орды царевичь Мазовша, и поиде противу ему къ Коломне, не успевъ събратися. Бывшу же ему близъ Брашевы, и прииде весть ему, что уже Татари близъ берега, и князь великии воротися къ Москве, а что съ нимъ людеи было, техъ всехъ отпусти къ берегу съ воеводою съ княземъ Иваномъ Звенигородцкымъ, чтобы не толь борзо перевезлися реку Оку. Онъ же убоявся вернулся назадъ инымъ путемъ, а не за великымъ княземъ. Князь же великии, вземъ Петровъ день на Москве и градъ осадивъ, посади въ немъ матерь свою Софью да сына своего князя Юрья, и множество бояръ и детей боярскыхъ, преже же всехъ отца своего митрополита Иону и архиепископа Ростовскаго Ефрема и весь чинъ священническыи, иноческыи и многое множество народа града Москвы, да самъ изыде изъ града Москвы и съ сыномъ своимъ, великимъ княземъ Иваномъ. А свою великую княгиню отпустилъ съ меншими детми на Углечо. А самъ тогды начевалъ въ Озерецкомъ, а оттуду поиде къ Волзе. А Татари пришедше сташа у брега, чающе противу себе рати, и не бысть ничтоже. Они же, чающе потаившуся рать или берегъ дающи имъ, и послаша сторожи на сю сторону Окы. Они же обыскавше всюду и не обретоша ничтоже, и възвращьшеся поведающе имъ, что несть противящагося имъ. И тако перевезошася Оку реку и напрасно устремишася къ Москве и приидоша подъ нея въ пятокъ въ 2 Июля на Положение ризы Богородици въ часъ дне, а сами въ то время съ вся страны начаша къ граду приступати. А тогда и засуха велика бе и съ вся страны огнь объятъ градъ, а храми загарахуся, а отъ дыма не бе лзе и прозрети, а къ граду напрасно приступаху къ всемъ вратомъ и где несть крепости каменые. И тако въ велице печали и скръби градъ бяше и въ недоумении бяше, не имеющи ни откуду помощи, но точию съ слезами молящеся Господу Богу и пречистеи Матери Его, крепкои помощнице и молебнице къ Сыну своему и Богу нашему, еяже и празднику приспевшу тогда, такоже и великымъ чюдотворцемъ. Егда же посады погореша, тогда сущии въ граде ослабу приаша отъ великиа истомы огненыя и дыма, и выходяще изъ града начаша съ противными битися. И егда бысть къ сумраку, отступиша Татари отъ града, а гражане начаша пристрои граднои готовити на утриа противу безбожныхъ, пушкы и пищали, самострелы и оружиа, и щиты, лукы и стрелы, еже подобаеть къ брани на противныя. Въсходящу же солнцу, а гражаномъ готовящимся на противныя, и не бе видети никого же, исходяще же изъ града, смотряще семо и овамо, и никого не видяху. И послаша вестникы въ станы ихъ, они же пришедше никого же обретоша, но и еже тяжкая взяша Татари, пометаша, отъ меди и железа и прочего множество товара, а огнь угасшь. Якоже бо отступиша отъ града, и тако приатъ ихъ страхъ и трепетъ, яко велико некое воиньство чающе по себе, побегоша гневомъ Божиимъ и молитвою пречистыя Матере Его и великихъ чюдотворець молениемъ и всехъ святыхъ; бежаще же и полонъ меташа, а не уклонишася ни на десно, ни на шуе, но толико бо скорее убегнути грядущаго на нихъ гнева»420.

Новое нападение последовало в 1454 г.: «Того же лета приходилъ Салтанъ царевич сынъ Сидиахметевъ с татары к реце Оке и перелезши Оку, и грабили, в полон имали и прочь ушли. А Иванъ Васильевич Ощера стоял с коломеньскою ратью да их пустилъ, а не смелъ на них ударитися. То слышавъ, князь велики посла на них детеи своих Ивана да брата его князя Юриа со множеством вои противу оканных, таже и сам князь велики поиде их противу. Они же видевши силу велику, возвратишась воспять гневомъ божим гоними, и Федоръ Басенок, дворъ великаго князя, татаръ билъ, а полон отъимал»421. Об этом нападении упоминается в послании митрополита Ионы смоленскому епископу Михаилу. Послание было написано в 1454 г. в связи с походом Василия II на Можайск и бегством Ивана Андреевича Можайского в Литву. Иона объяснял этот поход отказом можайского князя предоставить Василию Васильевичу свои полки для отражения татар: «Он паки, сыну, опять через все то учял нашему сыну, великому князю, непослушен быти, а за православное хри [стиянь] ство нигде не постоял. И сиими чясы приходила паки рать татарьская царева Сииди-Охестова, сын его со многими людми приходил на наше православное христианьство, нашего сына великого князя. И от нас была посылка о том, чтобы от него помочь была православному христианьству. И он, сыну, ни сам не поехал к нему, ни к его детем, ни к его людем не поехал, ни помочи своей на оборонь христианьству не послал. Бог паки, сыну, своею милостию сына нашего, великого князя, потружаньем и его детей, и его людей, православное христианьство, помиловал. И пошли татарове прочь безделны»422.

В 1455 г. татары Сеид-Ахмада снова перешли Оку возле Коломны, но были разбиты князем Иваном Патрикеевым: «Того же лета приходили Татарове Седиахметовы къ Оце реце и перевезоша Оку ниже Коломны, а князь великии посла противу ихъ князя Ивана Юрьевичя съ многыми вои; сретошася и бысть имъ бои, и одолеша христиане Татаромъ»423. В 1459 г. они вновь подошли к Оке, но русское войско во главе с княжичем Иваном Васильевичем (будущим Иваном III) не позволило им через неё переправиться: «Того же лета Татарове Седиахметовы похвалився на Русь пошли, и князь великии Василеи отпустилъ противу ихъ къ берегу сына своего великого князя Ивана съ многыми силами. Пришедше же Татаромъ къ берегу и не перепусти ихъ князь великии, отбися отъ нихъ; они же побегоша. И тоя ради ихъ похвалы Иона митрополитъ поставилъ церковь камену Похвалу Богородици, приделалъ къ Пречистые олтарю възле южныи двери»424.

Здесь мы видим первый случай успешного использования окской оборонительной линии, которая приобрела чёткие очертания как раз в правление Василия II. К 1455—1462 гг. относится первый документ, проливающий свет на организацию береговой обороны. Это грамота Василия II игумену Троице-Сергиева монастыря Вассиану: «Се яз, княз (ь) великии Василии Васильевич (ь), пожаловал есмь тро (и) цьского игумена Васьана Сергеева монастыря з братьею. Что их села въ Оуглечьском оуезде, и которые люди от них вышли изъ их селъ в мои села, великог (о) князя, или в села в моее великее княгыни и в боярьские села сего лета, не хотя ехати на мою службу, великого князя, к берегу, и яз, князь великы, пожаловал игумена Васыана з братьею, велел есмь те люди вывести опять назадь»425. Из этого документа следует, что к оборонительным мероприятиям на Берегу привлекались крестьяне даже таких отдалённых от Оки уездов, как Углечский.

Второй важной мерой, предпринятой в связи с участившимися набегами татар, стало создание вассального татарского ханства на мещёрских землях, которые, как мы говорили ранее, были куплены Василием I у Тохтамыша. Во главе его в 1452 г. был поставлен сын Улуг-Мухаммада Касым.

Василий Васильевич стал первым из русских великих князей, принимавших к себе на службу татарских «царевичей». В этом он следовал примеру своего деда Витовта. Уже в 1445 г. летописи упоминают о служившем ему Бердедате, сыне Худайдата, бывшего ханом Золотой Орды в 1420-х гг. Он шёл со своими отрядами на помощь Василию под Суздаль, но не успел к сражению. После убийства Улуг-Мухаммада Махмутеком в конце 1445 г. младшие братья нового хана Касым и Якуб бежали на Русь и также поступили на службу к великому князю. Видимо, именно они были теми «двумя царевичами», которых Василий II послал зимой 1445—1446 гг. воевать Литву: «Тои же зимы князь великии Василеи насла Татаръ два царевича на Литовьскии городы, на Вязму и на Брянескъ, и на иныи городы безвестно, и много потратиша, и в полонъ сведоша и пожгоша, мало не до Смоленьска»426.

Когда Василий II был свергнут с престола Шемякой 13 февраля 1446 г., его сторонники бежали в Литву, где стали собираться с силами. Служилые татары первоначально также находились на литовском пограничье: «А царевичи три, Каисымъ да Ягупъ Махметовичи да Бердодатъ Кудудатовичь, служыли великому князю, и те ступили на Литовские же порубежья»427. Оттуда они отправились на Литовскую украину, в Черкассы, где пополнили татарами ряды своего войска. Когда осенью 1446 г. русские сторонники Василия II двинулись из Литвы на Москву, в Смоленской земле они столкнулись с отрядами Касыма и Якуба: «Пришедшим же им въ Елну, и стретошася с ними Татарове, и начаша меж себе стрелятися. По сем же Татарове начаша Руси кликати: „вы кто естя“. Они же отвещаша: „Москвичи, а идем со князем Васильемъ Ярославичем искати своего государя великого князя Василья Васильевича, сказывают его выпущена. А вы кто естя“. Татарове же рекоша: „а мы пришли из Черкас со двема царевичи Махметевыми детми, с Касымом да сь Ягупомъ, слышели бо про великого князя, что братья над ним израду учинили, и они пришли искати великого князя за преднее его добро и за его хлеб, много бо добра его до нас было“. И тако сшедшеся и укрепившеся межи себе, поидоша вкупе, ищущи великого князя, како бы ему помощи»428.

С Василием II и его людьми они объединились в Угличе, откуда направились на Москву: «Князь же великии поиде къ Твери, и вся сила московская съ все стороны къ Твери, к великому князю, а из Литвы прииде князь Василеи Ярославич, князь Семен Оболенскии, князь Иван Ряполовскии, Феодоръ Басенокъ, иных бояръ и князеи и воевод и детеи боярскых множество, и царевича два, Трегубъ-Каисым и Ягупъ, и наехаша великаго князя на Углечи… И прииде на Москвоу февраля 17, в пяток сырныи»429. Около 12 июня 1447 г. Василий II заключил перемирие с союзными Шемяке белозерским и серпуховским князьями, которые обязались не вести боевых действий против его союзников, в том числе «и на царевичев, и на князей на ордыньских, и на их татар не ити, и не изгонити их»430.

13 апреля 1449 г. Дмитрий Шемяка в очередной раз нарушил мир с Василием II, попытавшись захватить Кострому. В ответ великий князь выступил против него со своими полками, включая служилых татар: «А князь великии, слышев, поиде противу ему, взем и митрополита с собою, и епископы, и братию свою, и царевичевъ со всею силою. И как пришед близ Волги, и князь великии отпусти братию свою и царевичев со всеми силами, и приидоша на Рудино, а князь Дмитреи перевезеся Волгу на их же сторону, и тако смиришася»431. В том же году Касым со своими полками отбил нападение татар Сеид-Ахмада и вернул захваченный ими русский полон. Татарские «царевичи» участвовали также и в походе Василия II на Шемяку зимой 1449—1450 гг., закончившемся взятием Галича: «Князь же великии… начат отпущати князеи своих и воевод со всею силою своею, а болшои был воевода князь Василеи Иванович Оболенскои, а прочих князеи и воевод многое множество, потом же и царевичев отпустил и всех князеи с ними»432. Летом 1450 г. один из «царевичей» принял участие в разгроме на реке Битюге очередного татарского войска, шедшего на Русь.

Зимой 1451—1452 гг. Дмитрий Шемяка, находившийся после падения Галича в Новгороде, выступил в поход на Устюг. Василий II направил против него своего сына Ивана, а вслед ему послал служилых татар: «отпусти сына своего великого князя Ивана на Кокшенгу противу князя Дмитрея, а сам поиде х Костроме, а с Костромы отпустил с сыномъ своим сниматися царевича Ягупа на князя же Дмитрея… А князь Дмитреи стоя под Устюгом, услышел, что идет на него рать, Устюжскои посад пожегъ и побеже. А князь великии Иван да царевичь с ним шед на Кокшенгу и градкы их поимаша, а землю всю поплениша и в полон поведоша»433.

Создание Касимовского ханства обычно датируется 1452 г. К тому времени Касым и Якуб со своими отрядами уже находились на службе у Василия II около шести лет и, как мы видим, активно использовались им в борьбе как с Шемякой, так и с враждебными татарскими ордами. Возникает вопрос – где они всё это время размещались? Как мы уже говорили, заговорщики, свергнувшие Василия с престола в 1446 г., ставили ему в вину то, что он «Татаръ привелъ на Рускую землю, и городы далъ еси имъ, и волости подавалъ еси в кормление». Здесь определённо имеются в виду именно сыновья Улуг-Мухаммада. В связи с выступлением Касыма против татар Сеид-Ахмада в 1449 г. говорится, что «царевичь же Касымъ… иде противу ихъ изъ Звенигорода». Отсюда можно заключить, что именно Звенигород был дан ему в кормление. Подтверждением этому может служить упоминание в Звенигороде в 1504 г. слободки, «что за татары»434.

Чрезвычайный интерес для обсуждаемого вопроса представляет послание малого собора русской митрополии от 29 декабря 1447 г., в котором, в числе прочих, приняли участие большинство русских епископов, включая ростовского епископа Ефрема, суздальского епископа Авраамия, рязанского епископа Иону, коломенского епископа Варлаама и пермского епископа Питирима. Послание было направлено Дмитрию Шемяке с целью побудить его подчиниться власти Василия II и отказаться от продолжения усобицы. Русские иерархи перечисляли многочисленные вины Шемяки, в том числе непредоставление им великому князю помощи в войне с татарами: «Въспомянем же и тобе вмале и тебе самого. Егда по нашим християнским грехом приходил к Москве безбожный царь Махмет и коликое сам у града у Москвы стоял, а воя по земли роспустил, и князь великий Василий Васильевич колкое послов своих по тебе посылал, такоже и грамот, зовучи тобе к собе на помощь. И ты к нему не пошел. И в том коликое крови християнские пролилося, или коликое множество християнства в полон в поганство пошло, и коликое святых божиих церквей разрушилося, и коликое черноризиць осквернено и девиць растленено. А все то в твоем небреженьи. И нам видится, что же всего того всесилный Бог от твоею руку взыщет. Потом же паки безбожный царевич Мамотяк приходил на православное християнство к граду к Суждалю, и господин наш, князь великий Василий Васильевич, и с своею братиею, со князем Михаилом Андреевичем и со князем Василием Ярославичем, и с своими бояры и з детми з бояръски, и со всем своим христоименитым воинъством, кого тогды Бог получил, с теми сам бился. И те его братья колкими ранами ранены были, князь великий сам и брат его князь Иван. Конечнее паки те безбожнии татарове великого князя и князя Михаила поимав и в полон повели. А колкое туто, на том бою, за православную веру и за святыя божьи церкви великих людей побито – бояр и детей боярских, и иных людей великого князя и его братии. И те мученичьскы к Богу отъидоша, им же буди вечная память. А по тобе брат твой старейший князь великий посылал послов своих до четыредесяти, зовучи тобе к собе за христианство помагати. И ты ни сам к нему не поехал, ни воевод своих с своими людьми не послал. И в том также крови христианские колико пролиялося и в полон в поганство поведено. И того всего Бог по тому же от твоею руку изыщет»435. Здесь мы слышим из уст высшей церковной власти однозначное указание на то, что война с татарскими «царями» и «царевичами» – богоугодное дело. Павшие на ней воины Василия II приравниваются к мученикам, которых ожидает рай, в то время как Дмитрию Шемяке за его небрежение своим христианским долгом предрекается наказание в аду.

Шемяка обвиняется не только в неоказании помощи своему двоюродному брату, но и в заключении союза против него с татарами: «И ты на него [Василия II] добываяся, а християнство православное до конца губя, съсылаешься с ыноверци, с поганством и с ыными со многими землями, а хотя его и самого конечне погубити и его детки и все православное християнство раздрушити»436. Из послания ясно, что галицкий князь, со своей стороны, как и в феврале 1446 г., выдвигал против Василия Васильевича обвинение в том, что тот навёл на Русь татар: «Да еще посылал еси к Великому Новогороду, и посла своего, а зоучи себе князем великим, да просил еси у них собе помочи, а въводя то слово, что татарове изневолили нашу отчину Москву, и вы ми дайте на них помочи»437. В ответ на это русские иерархи заявляли: «А все то ты злохитръствуешь на своего брата старейшего, на великого князя, хотя и ища и досягая сам собе великого княженья. А что татарове во християнстве живут, а та ся чинит все твоего же деля с твоим братом старейшим с великим князем неуправленья, и те слезы християнские вси на тобе же. А которого часа своим братом старейшим, с великим князем управишься во всем чисто, по крестному целованью, ино мы ся в том имаем, что того же часа князь велики татар из земли вон отошлет»438. Таким образом, с точки зрения глав Русской церкви и Василия II, от имени которого они здесь выступают, пребывание татарских отрядов на русской земле является ненормальным явлением, это – «слёзы христианские». Оно оправдывается только необходимостью борьбы с Шемякой, который также использует против великого князя союзных себе татар. Иерархи от имени Василия Васильевича клятвенно пообещали удалить татарские отряды из Руси, как только прекратится усобица. Обещание было сдержано. Война с Шемякой завершилась в 1452 г., и именно этим годом традиционно датируется создание Касимовского ханства, т.е. вывод татарских отрядов Касыма и Якуба из Руси в Мещёрскую землю.

Благодаря своему расположению Мещёра могла использоваться для оборонительных и наступательных действий как против Большой Орды, так и против Казанского ханства. Кроме того, её правителей можно было при случае использовать для вмешательства во внутренние татарские смуты: «Образование Касимовского княжества связано с именем Касима, брата Махмутека, сына Улуг-Мухаммада. В 1446 г. Касим вместе со своим другим братом Якубом (настоящее имя Юсуф) пришли со своими отрядами к Василию Темному, спасаясь от преследований Махмутека. В течение шести лет они были на службе у московского великого князя со своими отрядами. Служба их оказалась верной и полезной Москве. Согласно В. В. Вельяминову-Зернову, авторитетному исследователю этого вопроса, Василий Темный и передал Касиму в 1452 г. Городец, или Мещерский городок, лежащий на Оке в Рязанской области. Впоследствии городок этот был переименован в Касимов, по имени основателя вассального Москве владения. Что заставило Василия Темного пойти на этот весьма решительный и в известной мере опасный шаг? Местность вокруг Мещерского городка была заселена, главным образом, мордвой и мещерой, племенами отсталыми, пребывающими в большинстве своем в язычестве, частично исповедующими ислам. По словам В. В. Вельяминова-Зернова: „Тут был прямой расчет: царька, родственника хана Казанского, всегда, когда угодно, можно было напустить на Казань, не принимая на себя ответственности в его поступках; с его же помощью не трудно было поддерживать междоусобия и беспорядки в стране, подобной ханству Казанскому, где, как и во всех остальных землях Татарских, права на престол не были точно определены и где всякий царевич, лишь бы он имел поддержку и партию, был в силах заявить притязания на верховную власть. Царек, выждав благоприятную минуту, мог даже взобраться на престол Казанский, и тогда русские приобретали в лице его соседа, более податливого и менее опасного, чем другие ханы“ (В. В. Вельяминов-Зернов. Исследование о Касимовских царях и царевичах. С. 27—28)»439.

В памятниках русской словесности Василий II уже при своей жизни неоднократно именуется царём. Первые случаи подобного титулования мы встречаем в начале 1440-х гг. в связи с антикатолической полемикой. Так, в первой редакции «Повести о флорентийском соборе» Симеона Суздальца Василий называется «белым царём всея Русии»: «В лето 1441 прииде Исидоръ митрополитъ из собора изо Фряжской земли и от папы Римскаго Евгения на Москву къ благоверному великому князю Василию Василиевичю, белому царю всея Русии»440. Третья редакция «Жития Сергия Радонежского» Пахомия Серба титулует Василия «великодержавным царём русским» и «благоразумным царём». В начале 1460-х гг. Василий неоднократно именуется царём в «Слове избранном от святых писаний, еже на латыню»: «Яко благонасаженный раи мысленаго востока праведнаго солнца Христа или яко виноград богозделанныи цветы, и в поднебеснеи сиая благочестиемъ, богопросвещенная земля Роусская веселится о державе владеющаго ею благовернаго великаго князя Василья Васильевича, царя всея Роуси»441, и т.д., а также в послании митрополита Ионы 1461 г. в Псков: «Благословение Ионы, митрополита Киевьскаго [и] всея Руси, въ вотчину великого господаря, царя рускаго, а нашего господина и о Святемъ Дусе възлюбленнаго сына нашего смирения, благороднаго и благочестиваго великого князя Василья Васильевича»442, и т. д.

Как мы показывали ранее, великие князья владимирские время от времени именовались царями как минимум начиная с Михаила Ярославича Тверского. Подобное титулование призвано было означать преемственность их власти от греческих царей и независимость от татарских ханов. Вхождение этого титула в широкое употребление на Руси в эпоху Василия II было обусловлено историческими событиями. После отпадения Греческой церкви от православия на Флорентийском соборе в 1439 г. и взятия Константинополя турками в 1453 г. русский великий князь оказался самым могущественным православным правителем в мире и тем самым преемником власти греческих царей. Установление автокефалии Русской церкви в 1448 г. предоставило ему царскую прерогативу поставления митрополита. Кроме того, после создания Касимовского ханства он сам оказался верховным повелителем татарского «царя». В «Слове избранном от святых писаний, еже на латыню» (1461—1462 гг.) в уста греческого императора Иоанна VI вложены слова о подчинении «восточных царей» (т.е. татарских ханов) Василию II, который не называет себя царём только из скромности, будучи таковым фактически: «Братъ мои Василеи Васильевичь, емоу же въсточнии царие прислухаю и велиции князи съ землями слоужатъ емоу, но смирениа ради благочестиа и величествомъ разоума благоверия не зовется царемъ, но князем великим роускимъ своих земль православия»443.

В подобном положении признание над собою власти каких-то других «царей» для Василия II должно было представляться неприемлемым. У нас есть основания полагать, что уже в конце его правления власть русского великого князя стала полностью суверенной. Как было сказано ранее, отношения с ордой Улуг-Мухаммада были разорваны в 1437 г., с ордой Сеид-Ахмада – в 1447 г.

В 1450 г. стало известно о приближении к русским рубежам очередного татарского войска. Против него были посланы служилые татары и коломничи во главе с воеводой Константином Беззубцевым. В бою на левом притоке Дона Битюге татары были разбиты: «Того же лета, бывшу князю великому въ отчине своеи на Коломне и прииде къ нему весть, что идуть Татарове ис поля, Малыбердеи уланъ и иные съ нимъ князи съ многыми Татары. Князь же великии посла противу ихъ царевичя своего съ Татары, да съ нимъ воеводу своего Костянтина Александровичя Беззубцева съ Коломничи. И угониша ихъ на Бетюце реце въ поли и побиша Татаръ много, а инии убежаша»444. Судя по пути их отступления, эти татары приходили из Большой Орды Кичи-Мухаммада. Однако невозможно сказать, действовал ли Малыбердей улан по приказу хана или по собственному почину. Во всяком случае, события, которые развернулись десятилетие спустя, в 1460 г., свидетельствуют, что к тому времени даннические отношения Руси были разорваны также и с ордой Кичи-Мухаммада.

Сам Кичи-Мухаммад умер в 1459 г., и на ордынском престоле его сменил его сын Махмуд, которого русские летописи, плохо различающие имена Махмуд и Ахмад, называют «Ахмутом» (Типографская летопись указывает имя правильно – «Махмут»). В 1460 г. он совершил безуспешный поход на Рязанское княжество: «Того же лета царь Ахмутъ Большые орды, Кичи-Ахметевъ сынъ, приходилъ ратью к Переяславьлю к Рязаньскому и стоалъ подъ городомъ три недели, на всякъ день приступая ко граду, бьющеся, граждане же, милостью Божиею и пречистыя его Матери, одолеваху ему и много у него татаръ побили, а отъ гражан ни единъ вреженъ бысть; и поиде прочь с великимъ срамомъ, а на Казатъ улана мирзу велико нелюбие држа, тотъ бо бяше привелъ его, не чающе отъ Руси ничего съпротивления»445.

Рязанью в это время управляли московские наместники – в 1456 г. по завещанию рязанского князя Ивана Фёдоровича Василий II стал опекуном его малолетнего сына Василия: «Тое же весны преставися князь велики Иван Федорович Рязаньскы в чернцех и наречень бысть Иона, а за мало преже его княгини его преставися, княжение же свое Рязанское и сына своего Васильа приказал великому князю Василью Васильевичу. Князь же велики Василеи сына и с сестрою его взят его к себе на Москву, а на Рязань посла намесники своя и на прочаа грады его и на власти, а сынъ его тогда был осми лет»446. Рязанский князь Василий Иванович жил в Москве до 1464 г. Воскресенский список Софийской II летописи в рассказе о событиях 1460 г. содержит уникальное известие: «Месяца августа царь Махмет Кничнахметович стояли на резанском поле и под Резанию бысть и Суфуи да Темир многими ратми и стояли 6 днеи да побежали, и князь велики Ив [ан] тогда стоял у брега со многими людьми»447. Это служит дополнительным подтверждением предположению, что поход Махмуда был направлен в конечном счёте против Москвы. Его причиной должна была послужить невыплата дани Большой Орде, начавшаяся ещё при жизни его отца, из чего следует, что к концу своего правления Василий II разорвал даннические отношения со всеми татарскими ордами.

Поскольку в отношениях Руси с Ордой всегда присутствовал третий – Литва, необходимо представить также и ордынско-литовские связи в рассматриваемый период. Как мы уже говорили, Улуг-Мухаммад взошел на ордынский престол как ставленник Витовта и оставался союзником великого князя Литвы вплоть до его смерти в 1430 г. На рубеже 1430—1431 гг. русские летописи сообщают о набеге на литовские земли зятя Улуг-Мухаммада Айдара: «Того ж лета Аидаръ повоевалъ землю Литовьскую, и градъ взя Мченескъ, и Григорья Протасьева поималъ, а Киева не доиде за 80 верстъ, воюя»448. В ответ на этот набег новый литовский великий князь Свидригайло направил к Улуг-Мухаммаду посольство, о котором он упоминал в своём письме от 9 мая 1431 г.: «В письме сановнику Тевтонского ордена Свидригайло сообщал, что миссия его посла увенчалась полным успехом. Хан не только освободил пленных, но и выразил желание жить „в дружбе“ с великим князем литовским и помогать ему против его врагов не только с помощью своих войск, но и личным участием. Хан, по словам Свидригайло, также выразил намерение заключить с новым великим князем литовским такой же договор, как с его предшественником Витовтом, и для окончательного „утверждения“ соглашения выслал к литовскому правителю четырех своих „высших князей“, один из которых – отец жены хана»449.

Новый литовско-ордынский договор был заключён, поэтому в войне, которую Свидригайло начал в 1431 г. против Польши, на его стороне постоянно выступали татарские отряды: «Очевидно, следуя союзным обязательствам, Орда, когда в 1431 г. началась война между Великим княжеством Литовским и Польшей, выслала на помощь Свидригайло свои войска. В письме великому магистру польский король Владислав-Ягайло сообщал о гибели в неудачном для армии Свидригайло сражении на Волыни большого количества татар. Татары как часть армии Свидригайло неоднократно упоминаются и в рассказе о войне польского хрониста Яна Длугоша. Он, в частности, сообщает, что татары уничтожили один из отрядов польской армии, ушедший слишком далеко от своего лагеря»450.

Улуг-Мухаммад продолжал поддерживать Свидригайлу и в междоусобной войне, разгоревшейся после его свержения с литовского престола Сигизмундом Кейстутовичем в 1432 г.: «Однако и в этих условиях Орда не отказала Свидригайло в поддержке. Как сообщает Длугош, в битве под Ошмяной между войсками Свидригайло и Сигизмунда Кейстутовича 8 декабря 1432 г. в составе армий Свидригайло снова сражались татары. Сражались они тогда же и против польских войск в Подолии. В следующем, 1433 г. на подмогу Свидригайло снова пришли татарские войска… 13 декабря 1432 г. ливонский магистр сообщал великому магистру на основании известий Свидригайло, что Улу-Мухаммад посылает на помощь великому князю своего зятя с 20-тысячным войском. Особенно интересный материал содержат донесения Людовика фон Ланзее, находившегося в резиденции Свидригайло в самом конце 1432 – начале 1433 г. Перед Рождеством (24 декабря) прибыли посланцы от князя Федька [Несвижского], воеводы Подолии, с сообщением, что с помощью татар и молдаван он нанес поражение польским войскам. Так документально подтверждаются сообщения Длугоша о действиях татар в Подолии. Затем Людовик Ланзее сумел получить доступ к переписке Свидригайло с Ордой и переслал великому магистру перевод послания Улу-Мухаммада, в котором тот сообщал о готовности сесть на коня, чтобы поддержать великого князя. 14 февраля 1433 г. Ланзее мог увидеть новые письма хана, в которых сообщалось, что хан посылает на помощь великому князю пять уланов – „своих ближайших друзей“ (nehesten frunde) с 10-тысячным войском… 3 июня 1433 г. Л. Ланзее сообщал великому магистру, что Федко уже выступил в поход с 4-тысячным татарским отрядом, а главные силы Орды пойдут не в Подолию, а с войсками великого князя в Литву»451.

Сохранилось письмо Свидригайлы великому магистру ордена от 3 мая 1433 г., в котором литовский князь подробно рассказывает о своих отношениях с Улуг-Мухаммадом: «А также оногды ещо у Великии пост, как толко отпустив Лодвика Кунтура Къгмевьского к вам, послали есмо Боярина нашего, на имя Михайла Арбанасса, ко Царю Магметю к Орде, а после опять перед Великою ночью послали есмо к Орде жь Пана Ивашка Монивидовича, прося Царя, штобы нам такожь от себе помогл. Тот жо Михайло Арбанас приехал к нам к Смоленьску того жь дни, как Кунтуров слуга Климок: приказал с тым Михайлом к нам Царь Магметь Ордьский, молвя, как есми взял братство за одно стояти с тобою, с своим братом с Великим Князем Швитрикгайлом, то так держу полно свое слово, свое докончанье. А послал был есмь сее зимы к тобе брату на помочь своих люди дванадцать тисячь, а с ними многих в головах Уланов Князей, и дошодшо до Киева вернулися опять: за снегом не могли далей пойти: снеги были велики; а нынечи шлю к своему брату, к тобе к Великому Князю Швитрикгайлу, на помочь сына своего большого Мамутяка Царевича, а правую руку зятя, Князя Айдара, а другого зятя, Князя Ельбердея, со многими людми; одно брат мой пришлет ко мне человека доброго, кому бых тыи свои люди дал на руки, иж бы их довел до моего брата, до Великого Князя Швитрикгайло. А о Пана Ивашка, что есмо послали к нему, ведома ему ещо не было; и сустрел тот Михайло наш Пана Ивашка в поли; надеемся вжо в Орде есть у Царя; а людей своих готовы держить Царь; отрядив с Паном Ивашком их и отпустит к нам на помочь, и сына и дву зятей тых своих со многими людми; а и то приказал к нам с тым Михайлом и на ярлыце псал на своем: будеть тых людей моих мало, а будет самого мене надобе со всеми моими людми, готов есми к тобе, к своему брату Великому Князю Швитрикгайлу; одно где ми узвелишь. Так нам приказал молвить, што его неприятель, то и мой неприятель; но хочом Богу моляся с одного своего добра смотреть»452.

Условия договора между Свидригайлой и Улуг-Мухаммадом были теми же, что и в договорах прежних литовских великих князей с ханами: Свидригайло признавал себя вассалом Орды в отношении бывших юго-западных земель Руси, обязанным выплачивать с них дань в ханскую казну: «Ряд указаний источников показывает, что в 30-х годах ордынская знать продолжала считать себя верховным сюзереном восточноевропейских государств, от воли которого зависит решение спорных вопросов между ними. По свидетельству Длугоша, во время военных действий на Волыни летом 1431 г. Свидригайло передал польскому королю и панам ярлык Улу-Мухаммада, в котором им предписывалось прекратить войну с Литвой и передать Свидригайло объект спора – Подолию, так как хан пожаловал ее Свидригайло. Сам хронист полагал, что текст ханского ярлыка был сфабрикован самим Свидригайло, но уже наиболее авторитетный исследователь политической истории Великого княжества Литовского 30-х годов XV в. А. Левицкий усомнился в правильности этого утверждения. Действительно, в ярлыках крымских ханов великим князьям литовским (Хаджи-Гирея 1461 г. и Менгли-Гирея 1472 и 1507 гг.), восходивших к ярлыку Тохтамыша Витовту, как часть их владений постоянно упоминается „Подольская тьма“. Можно не сомневаться, что подобный ярлык был выдан Улу-Мухаммадом Свидригайло, а затем хан мог потребовать от польского правительства передать его „пожалование“ литовскому великому князю»453.

С осени 1433 г. в переписке Свидригайлы упоминается уже новый хан – Сеид-Ахмад. В письме Ягайле от 10 ноября 1433 г. Свидригайло говорит о нём как о «сыне татарского императора Сеид-Ахмеде, которого он недавно возвел на отцовский трон»454. Неизвестно, чем был вызван разрыв отношений между Свидригайлой и Улуг-Мухаммадом. В любом случае, новый хан продолжал оказывать Свидригайле постоянную поддержку в его борьбе против поляков и Сигизмунда Кейстутовича.

В свою очередь, литовские противники Свидригайлы с целью разрушить его союз с Ордой попытались посадить на место Сеид-Ахмада собственного ставленника, на роль которого был выбран Хаджи-Гирей. Михалон Литвин говорит о нём (путая Сигизмунда с Витовтом): «последний царь из Литвы Ачкирей, родившийся близ Трок и отсюда посланный в те владения блаженной памяти Витовтом»455. При этом, как и отношения Свидригайлы с Улуг-Мухаммадом и Сеид-Ахмадом, отношения Сигизмунда с Хаджи-Гиреем были оформлены ярлыком: «В ярлыке, который в 1461 г. Хаджи-Гирей дал великому князю литовскому Казимиру Ягеллончику, исследователи отметили наличие выражения, свидетельствующего о том, что при его составлении был использован документ, выданный ранее Сигизмунду Кейстутовичу (в документе указывалось, что люди, живущие в городах, на которые выдан ярлык, должны служить великому князю Казимиру, как они ранее служили великому князю Сигизмунду). Очевидно, выступив как претендент на власть над Ордой, Хаджи-Гирей поспешил ярлыком подтвердить законность власти покровителя над „русскими“ землями Великого княжества Литовского»456. В 1433 г. Хаджи-Гирей появился в Крыму, однако уже в 1434 г. вынужден был под ударами орды Сеид-Ахмада бежать оттуда обратно в Литву, где, по свидетельству хроники Быховца, Сигизмунд дал ему в управление Лиду.

Сеид-Ахмад продолжал оказывать неизменную поддержку Свидригайле: «В апреле 1434 г. великий князь мог сообщить властям ордена, что из Орды вернулся его посол Немиза (Немира), брянский воевода, с послами от хана Сеид-Ахмеда и ордынских князей. Послы сообщали о готовности хана выступить в поход на помощь Свидригайло, о том, что татарское войско уже находится в пути в Киевскую землю и Ивашко Монивидович послан его встречать. К 1435 г. относится подробный рассказ неизвестного польского духовного лица о битве под Вилькомиром, где неоднократно отмечается участие в битве татарской конницы на стороне Свидригайло. После этой битвы, в которой войска Свидригайло и его союзника Ливонского ордена понесли серьезное поражение, Свидригайло утратил Полоцк, Смоленск и Витебск и смог удержать под своей властью лишь Киевщину и Волынь. Но и после битвы под Вилькомиром Орда продолжала его поддерживать. В феврале 1436 г. Свидригайло сообщал великому магистру, что хан прибыл к нему на помощь и стоит лагерем около Киева. В апреле ливонский магистр сообщал великому магистру, что по сведениям, полученным от его посланцев, побывавших у Свидригайло, войска последнего вместе с татарами нападали на польские земли, в частности разорили Подолию, взяв там большой полон. Положение не изменилось и в следующем, 1437 г. В сентябре 1437 г. Свидригайло сообщал магистру, что киевский воевода Юрша с пришедшими на помощь Свидригайло татарами нанес поражение посланному занять Киев войску Сигизмунда Кейстутовича, захватив 7 знамен и 130 знатных людей. Таким образом, на всем протяжении конфликта, в который на разных этапах были втянуты Польша, Великое княжество Литовское и орден, Орда оказывала вооруженную поддержку Свидригайло»457. В 1438 г. татары Сеид-Ахмада вновь вторглись в Подолию, наголову разгромив там польское войско и убив его предводителя – подольского старосту Михала Бучацкого, после чего, по словам Яна Длугоша, их набеги на Польшу стали непрерывными458.

Только убийство заговорщиками Сигизмунда и вступление на литовский престол Казимира Ягеллончика в 1440 г. временно приостановили междоусобицу в Великом княжестве Литовском с участием татар. Однако куплено это было ценой значительных уступок Орде. Так, Польша обязалась платить Сеид-Ахмаду дань за Подолию, а в подчинённой Литве Киевской земле дань стали напрямую собирать ханские даруги: «После того как Великое княжество Литовское с возведением на великокняжеский трон королевича Казимира (1440 г.) фактически снова превратилось в самостоятельное государство, наметился спад напряженности в отношениях Орды с Великим княжеством Литовским и Польшей. Еще О. Халецкий обнаружил в описи польского государственного архива, составленной в начале 70-х годов XVI в. Я. Замойским, регесты документов, содержащих сведения о заключении мира между Польшей и Ордой. К „татарскому императору“ ездил „de pace perpetua“ польский посол Теодор Бучацкий, за этим последовала поездка татарского посла в Буду, где находился в то время король Владислав III. В сентябре-октябре 1442 г. Т. Бучацкий, занявший к этому времени важный пост старосты Подолии, получил от короля деньги на выплату „упоминков“ и дары хану и четырем „верховным“ князьям. Вероятно, тогда же был заключен и мирный договор между Великим княжеством Литовским и Ордой, по которому Орде также обеспечивалось получение выхода с части территории этого государства. Хорошо известно, что в конце XV в. крымский хан Менгли-Гирей добивался восстановления порядков, существовавших „при Седехмате при царе“, когда в пользу Орды поступал „ясак“ с территории Киевской земли, а сбором его занимались татарские дараги, сидевшие в таких городах, как Канев, Черкасы, Путивль и ряд других»459.

Однако мир продлился недолго. В 1447 г. Казимир стал польским королем, в результате чего Литва и Польша оказались объединены под властью одного монарха. В Великом княжестве Литовском вновь подняла голову антипольская оппозиция, во главе которой встал сын Сигизмунда Кейстутовича Михаил. Как и Свидригайло до него, он нашёл для себя союзника в лице Сеид-Ахмада, который оказывал ему военную поддержку в 1448—1451 гг.: «В 1448 г. Сеид-Ахмед стал добиваться от Казимира возвращения Михаилу Кейстутовичу (sic!) его родовых владений. По-видимому, переговоры произвели на Казимира столь сильное впечатление, что он стал ходатайствовать в Риме о передаче ему части доходов польской церкви „pro subsidio contra Thartaros“. Но словами дело не ограничилось. В начале сентября 1448 г. сам хан с многочисленным войском вторгся в Подолию и увел многочисленный полон. Набег затронул территорию не только Польского королевства, но и Великого княжества Литовского. Еще более важные события произошли в следующем, 1449 г. По сообщению Я. Длугоша, летом этого года Михаил Сигизмундович „с татарской помощью“ захватил Стародуб, Новгород-Северский и ряд других замков. Высланное против него литовское войско было разбито, и Казимиру самому пришлось выступить в поход. Рассказ об этих событиях в литовской „Летописи Быховца“ содержит два существенных дополнения. Согласно этому источнику, Михаил Сигизмундович занял не только указанные Длугошем города, но и Киев, а военными действиями руководил глава литовской рады виленский воевода Ян Гаштольд. Существенные добавления и уточнения позволяют внести и современные немецкие источники. Сведения о новом вторжении татар на территорию Великого княжества Литовского появляются в переписке властей Тевтонского ордена уже в марте 1449 г. Вторжение заставило короля Казимира прибыть в конце весны в Литву и созвать в Вильне раду, где было решено послать войска против Михаила Сигизмундовича. В июне 1449 г. власти ордена получили сведения, что Михаил Сигизмундович с большим татарским войском по-прежнему находится на территории Великого княжества и что его войска заняли Киев. Тогда же стало известно, что из-за трений в польско-литовских отношениях поляки не оказывают Казимиру необходимой помощи. Лишь 25 июня 1449 г. в письме, отправленном из Новогрудка, Казимир мог сообщить об освобождении от татар Новгород-Северского, Стародуба и Брянска. Однако война продолжалась, и только 26 августа Казимир известил великого магистра о полном поражении врага. Добиться этого Казимир сумел благодаря тому, что обратился за помощью к московскому великому князю. Важные сведения на этот счет содержатся в опубликованном Л. Коланковском письме Казимира великому магистру Тевтонского ордена от 26 августа 1449 г. В этом письме Казимир писал, что войскам Михаила Сигизмундовича нанес поражение некий татарин Якуб, „сын императора“, которого прислал на помощь Казимиру „наш друг великий князь московский“. Нет никаких сомнений, что упомянутого Казимиром „татарина“ следует отождествить с царевичем Якубом, сыном Улу-Мухаммада, поступившим на службу к Василию Темному в 1446 г.»460.

Благодаря свидетельству письма Казимира мы узнаём о том, что в 1449 г. Василий II послал к нему на поддержку своих служилых татар во главе с Якубом, которые разгромили Михаила Сигизмундовича и союзных ему ордынцев. Как уже говорилось выше, 31 августа 1449 г. Василий и Казимир заключили договор, предусматривавший совместные действия против татар: «А поидуть, брате, татарове на нашы вкраинъные места, и князем нашымъ и воеводамъ нашымъ, вкраинънымъ людемъ, сославъся, да боронитисе имъ обоимъ с одного». Василий только что прекратил выплату дани Сеид-Ахмаду, в ответ на что татары его орды начали постоянные набеги на Русь. Казимир же вёл боевые действия с Михаилом Сигизмундовичем, которого поддерживал тот же Сеид-Ахмад, поэтому военный союз между русским и литовским великими князьями был вполне естественным.

По всей видимости, он был заключён весной 1448 г., когда в Москву приезжал послом от Казимира сын виленского воеводы Семен Гедиголдов: «А тое же весны по велице дни был у великого князя посол Литовскои, пан Семенъ Едиголдов»461. Потерпев поражение, Михаил Сигизмундович в 1451 г. бежал из Литвы на Русь, где, если верить Хронике Быховца, был отравлен: «А Михайлушко услышав, что идет войско литовское, испугался, и побежал из тех городов в Москву. И когда был он в одном монастыре и слушал обедню, игумен, который не любил его, дал ему в причастии лютую отраву ядовитую. Он это причастие быстро принял и проглотил, и здесь же пал и подох»462. В любом случае, эта смерть была в интересах Василия II, который одновременно устранял союзника своего врага Сеид-Ахмада и выполнял свои договорные обязательства перед Казимиром.

Помимо обращения за помощью к русскому великому князю, для борьбы с Сеид-Ахмадом власти Великого княжества Литовского вновь предприняли попытку заменить его на ордынском престоле своим ставленником Хаджи-Гиреем. Как мы говорили, первая такая попытка закончилась провалом в 1433—1434 гг. На этот раз им сопутствовал успех. По свидетельству литовской летописи, «приехали к великому князю Казимиру князья и уланы и все мурзы Шириновские и Баграновские и от всей орды Перекопской, прося и бия челом, чтобы дал им на царство царя Ач-Гирея, который приехал из Орды в Литву еще при великом князе Сигизмунде, и князь великий Сигизмунд дал ему Лиду. И князь великий Казимир того царя Ач-Гирея послал из Лиды в орду Перекопскую на царство, одарив, с честью и с большим почетом, а с ним послал посадить его на царство земского маршала Радзивилла. И Радзивилл проводил его с почетом до самой столицы его, до Перекопа, и там именем великого князя Казимира посадил его Радзивилл на Перекопском царстве»463. Переписка литовского великого князя с орденом свидетельствует о том, что события эти имели место в 1449 г.: «Как сообщал Казимир магистру в письме от 26 августа 1449 г., он выдвинул на ханский трон находившегося в его распоряжении „татарина“, объявив его законным ханом в противовес Сеид-Ахмеду. Этот шаг, по словам Казимира, увенчался успехом. Недовольная Сеид-Ахмедом ордынская знать прислала своих послов к „татарину“ в Киев. Казимир писал магистру, что в день отправки письма прибыли послы, сообщившие, что „татарин“ действительно сумел стать ханом в Орде»464.

Однако на самом деле Хаджи-Гирею удалось первоначально утвердиться лишь в Крыму. Большая часть западных улусов Орды оставалась под властью Сеид-Ахмада, который продолжал набеги на Русь (о которых мы говорили выше), а также на Польшу и Литву: «Ряд сообщений Длугоша не оставляет сомнений, что на южных границах державы Казимира Ягеллончика шла постоянная война с Ордой. В 1450 г. хан, воспользовавшись тем, что шляхта Русского воеводства и Подолии отправилась в поход в Молдавию, напал на эти области Польского королевства „congregata omni potentia suorum gentium“, захватив многочисленный полон. Один из татарских загонов дошел до границ Белзской земли… В 1452 г. татары напали на Подолию. Положение было признано столь серьезным, что первые сановники государства – каштелян и воевода краковские – были посланы с войсками и деньгами для организации обороны… В том же 1452 г. набег татар повторился и татарские загоны дошли до Львова. В 1453 г. последовало новое нападение татар, разоривших район Теребовля… В 1453 г. татары разорили Луцкую землю, захватив 9 тыс. пленных, проданных затем в рабство»465.

В 1455 г., как упоминалось ранее, князь Иван Патрикеев разгромил татар Сеид-Ахмада, перешедших Оку. В том же году литовский союзник Хаджи-Гирей нанёс сокрушительное поражение ему самому: «Провалом похода на Москву воспользовался соперник Сеид-Ахмеда крымский хан Хаджи-Гирей. По свидетельству Длугоша, в 1455 г. он напал на лагерь Сеид-Ахмеда, нанес ему поражение, и тот с семьей и „князьями“ был вынужден бежать на территорию Великого княжества Литовского, к Киеву»466. Сеид-Ахмад был взят литовцами под стражу и поселён на положении почётного пленника в Ковне, однако остатки его орды во главе с его сыновьями ещё находились в степи и вызывали опасение у польско-литовских властей: «В 1456 г., принося вассальную присягу Казимиру, молдавский воевода Петр Арон обязался доставить королю в Каменец сыновей Сеид-Ахмеда, если они попадут в его руки»467. О том, что опасения эти не были беспочвенными, свидетельствует приход «Татар Седиахметовых» на Оку в 1459 г.

Казимир пользовался услугами Хаджи-Гирея для борьбы не только с Сеид-Ахмадом, но и со своими противниками внутри Великого княжества Литовского: «Наиболее значительной услугой, которую оказал Ягеллонам правитель Крыма, была помощь, предоставленная Хаджи-Гиреем королю Казимиру как против гаштольдовско-радзивилловского мятежа в 1453 г., так и в 1455 г. против Олельковичей, защищавших свои наследственные права на Киев. Это последнее выступление оказалось в истории Крыма особенно важным из-за поражения, нанесенного тогда сопернику Хаджи-Гирея Сеид-Ахмаду, поддерживавшему Олельковичей. После его разгрома, бегства в Киев и заключения в Ковне Хаджи стал правителем не только Крыма, но и всех орд, кочевавших по черноморским степям, прилегающим к Крыму и Азову, южнее линии Киев-Брянск-Мценск»468.

Как мы говорили выше, по договору Казимира с Сеид-Ахмадом, заключённому в начале 1440-х гг., ордынская дань с Киевской земли собиралась напрямую ханскими даругами. Из документов переговоров о мире, которые вели между собой в 1499 г. крымский хан Менгли-Гирей и литовский великий князь Александр, следует, что после победы над Сеид-Ахмадом в 1455 г. Хаджи-Гирей пожаловал эти дани киевскому князю Семёну Олельковичу: «Нашие орды данщики отца царя моего князю Семену киевскому князю отданые люди есть, коли Сеитъ Ахметя царя отвезли въ Литовскую землю; и техъ ординскихъ данщиковъ нашихъ людей намъ отдастъ… ординские данщики князю Семену Ази-Гирей царь, отецъ твой, далъ»469; «А которые люди къ нашей Орде изстарины ясакъ давали и дараги у нихъ были, те бы люди и ныне къ нашей Орде по старине ясакъ давали, и дараги бы наши у нихъ по старине были, какъ было при Седехмате при царе… Изстарины къ Перекопской Орде тянули Киевъ въ головахъ поченъ; а опроче Киева по темъ городкомъ дараги были и ясаки съ техъ людей имали, Каневъ, да Нестобратъ, да Дашко, да Яро, да Чонамъ, да Болдавъ, да Кулжанъ, да Биринъ Чялбашъ, да Черкаской городокъ, да Путивль, да Липятинъ, те городки и зъ селы все царевы люди»470.

Распространив свою власть из Крыма на другие западные улусы Орды, Хаджи-Гирей всё более вёл себя как её верховный повелитель: «Повторилась ситуация XIV в., времен Мамая и Тохтамыша, для которых Крым становился основой могущества, плацдармом для борьбы за все кипчацкие земли. В той же роли правопреемника прежних ханов Хаджи 22 сентября 1461 г. выдал свой ярлык, жалуя королю Казимиру формальное управление всеми давними татарскими „тьмами“ южной и восточной Руси, включая В. Новгород, которому предстояло вскоре стать таким актуальным»471. Текст этого ярлыка сохранился в польском переводе472.

Согласно договору 1449 г. между Василием II и Казимиром, Новгород признавался владением московского князя: «В Новъгород Великии… тобе, королю и великому князю, не вступатися»473. Однако устранение опасности со стороны Сеид-Ахмада и усиление власти Василия II побудили Казимира изменить свою политику и в 1461 г. обратиться к Хаджи-Гирею за ярлыком в том числе и на Новгород. Этот ярлык свидетельствует, что Хаджи-Гирей, хотя он и родился и вырос в Литве и был посажен на ордынский престол литовцами, всё равно оставался для литовских властей верховным правителем русских земель, в отношении которых Казимир являлся его вассалом. Таким образом, к 1461 г. Литва и Орда в лице Казимира и Хаджи-Гирея возобновили свой традиционный союз, направленный против Руси. Однако положение осложнялось тем, что в восточных улусах по-прежнему правили враждебные Хаджи-Гирею ханы Большой Орды – Кичи-Мухаммад, а после его смерти в 1459 г. – Махмуд. Основным событиям в последующие четыре десятилетия предстояло развиваться именно в этом наметившемся тогда четырёхугольнике.