2 . Саморепрезентация духа в сновидениях
Психические проявления духа указывают на то, что он имеет архетипическую природу; другими словами, феномен, называемый нами духом, зависит от существования изначального автономного образа, который универсально присутствует в предсознательной структуре человеческой души. Как обычно, я впервые столкнулся с этой проблемой, исследуя сновидения моих пациентов. Меня поразило то, что комплекс отца имеет «духовный» характер в том смысле, что образ отца побуждает к утверждениям, действиям, склонностям, взглядам и т. д., духовность которых вряд ли кто-то станет отрицать. У мужчин положительный отцовский комплекс очень часто приводит к легковерию по отношению к авторитетам и явно выраженной готовности склоняться перед всякого рода духовными догмами и ценностями; в то же время у женщин он вызывает живейшее духовное вдохновение и заинтересованность. В сновидениях именно от фигуры отца исходят решающие убеждения, запрещения и мудрые советы. Незримость этого источника часто подчеркивается тем, что он заключается просто в авторитетном голосе, выносящем окончательные суждения[490]. Поэтому это преимущественно фигура «мудрого старца», олицетворяющего духовный фактор. Иногда эта роль исполняется и «настоящим» духом, а именно, призраком умершего, реже - гротескными гномообразными фигурами или говорящими животными. Как показывает мой опыт, карликовые формы встречаются преимущественно у женщин; поэтому мне кажется вполне понятным, что в пьесе Эрнста Барлаха «Мертвый день» (1912) гномоподобная фигура (Steissbart) ассоциируется с матерью, точно так же, как Бэс ассоциируется с богиней-матерью из Карнака. У обоих полов дух может также принимать форму мальчика или юноши. У женщин он соотносится с т. н. «позитивным» анимусом, который обозначает возможность сознательного духовного усилия. У мужчин его смысл определить не так просто. Он может быть позитивным; в этом случае он обозначает «высшую» личность, самость или Filius regius[491], как его понимали алхимики[492]. Но он также может быть негативным, и тогда он обозначает детскую тень[493]. В обоих случаях мальчик обозначает одну и ту же форму духа. Старик и мальчик гармонируют друг с другом. Эта пара занимает значительное место в алхимии в качестве символа Меркурия.
Никогда не удается установить со стопроцентной определенностью, являются ли образы сновидений положительными в моральном смысле. Нередко они двуличны, если не откровенно злонамеренны. Однако я должен подчеркнуть, что тот грандиозный план, в соответствии с которым строится бессознательная жизнь души, находится совершенно за пределами нашего понимания, так что нам никогда неведомо, не является ли какое-либо зло необходимым для того, чтобы посредством энантиодромии совершилось добро, и не приведет ли какое-либо добро ко злу. Иногда дух добропорядочности, рекомендуемый ап. Павлом, может заключаться при самых лучших намерениях не в чем ином, как в осторожном и терпеливом ожидании того, каким образом все сложится в конце концов. Фигура «мудрого старца» может выражаться столь пластично,- и не только в снах, но и во время визионерских медитаций (или того, что мы называем «активным воображением»),- что, как это, по-видимому, бывает в Индии, она выполняет роль гуру[494]. «Мудрый старец» приходит в сны под видом волшебника, доктора, священника, учителя, профессора, деда или в образе любой другой личности, имеющей авторитет. Архетип духа в форме человека, домового или животного всегда проявляется в ситуации, когда появляется необходимость в проницательности, понимании, добром совете, решительности, умении планировать, а своих собственных ресурсов для этого не хватает. Архетип компенсирует это состояние духовного дефицита содержанием, которое восполняет пробел. Замечательным примером этого служит сон о белом и черном магах, которые пытаются справиться с духовными трудностями одного студента-теолога. Я не знаком с этим человеком, так что мое личное влияние исключено. Ему снилось, что он стоял рядом с величественной священной фигурой белого волшебника, который тем не менее был одет в темные одежды. Волшебник только что закончил длительные рассуждения словами: «Для этого нам необходима помощь черного волшебника». После этого резко распахнулась дверь и вошел другой старец, черный волшебник, одетый в белые одежды. Он также выглядел благородно и величественно. Черный волшебник, очевидно, хотел поговорить с белым, но сомневался, стоит ли это делать в присутствии молодого человека. Белый волшебник, укапывая на молодого человека, сказал: «Говори, он невинен». И черный волшебник стал рассказывать странную историю о том, как он нашел потерянные ключи от Рая, но не знает, что с ними делать. Поэтому он пришел к белому волшебнику, чтобы тот раскрыл ему секрет ключей. Он сказал ему, что король страны, в которой он живет, ищет подходящую для себя гробницу. Его подданные случайно выкопали древний саркофаг с останками девственницы. Король вскрыл саркофаг, выбросил оттуда кости и снова закопал саркофаг, на будущее. Но как только дневной свет коснулся костей, они превратились из девственницы в черную лошадь, которая ускакала в пустыню. Черный волшебник преследовал ее по песчаным просторам, и после многих неудач и трудностей он нашел потерянные ключи от Рая. Этим закончилась его история и, к сожалению, сновидение.
В данном случае решение молодому человеку не было преподнесено на тарелочке, как он того хотел бы; наоборот, он был поставлен лицом к лицу с проблемой, о которой я уже упоминал и перед которой нас постоянно ставит жизнь: а именно, неопределенность всех нравственных оценок, странное взаимодействие добра и зла, и неумолимая связь вины, страдания и искупления. Это верный путь к исконному религиозному опыту, но многие ли способны его распознать? Это тихий голос, доносящийся издалека. Он двусмыслен, сомнителен, темен, предвещает опасность и риск; это путь, пролегающий по лезвию бритвы, который проходят только ради Бога, не ожидая санкций и не ведая, что впереди.