3

– Открывай, пополнение веду! – проревел газовый Гарри, когда они оказались перед огромными воротами, покрытыми противной серо-черной плесенью, на которой было написано корявыми буквами: «КПП СКРУДЖА МАКДАКА».

Ворота раскрылись с невообразимым скрипом, и газовый Гарри быстро проскочил в открывшийся проход, а его раба чем-то сильно ударили по голове, когда он, безвольный и бесчувственный, показался в проёме двери.

– Оставь надежду всяк сюда входящий! – услышал он дикий хохот, похожий на раскаты грома.

«Какие же они здесь все весёлые», – корчась от боли, подумал Ваня и тут же встрепенулся от ужаса: он забыл всё, о чём говорил ему Ангел-Хранитель!

Напрягая всю оставшуюся у него волю, он пытался вспомнить спасительные слова, но, как оказалось, воли у него совсем не осталось.

За воротами скопилось много таких же, как и он, рабов с верёвками на шеях и их хозяев, приведших их сюда. Здесь не было кромешной тьмы, но не было и того, что Ваня привык называть светом. Всё здесь было в тускло красном мареве.

– Раб идентификационный номер почти миллион двадцать первый! – Газовый страж с туловищем собаки и головой свиньи, у которого по краю пятачка было написано светящимися буквами «КПП Скруджа МакДака», отчеканил регистрационный номер очередного раба.

– Жертва виртуальных игр, барак №10, – добавил он и, резко отведя назад свою свиную голову, сильно ударил пятаком по лбу стоявшей перед ним души, после чего у той на лбу остался люминесцирующий штамп «КПП Скруджа Макдака».

Стоявший рядом со свиноголовой собакой сгусток-помощник, Многоголовый Гвоздь, наклонил одну из своих шляпок и ударил ею по большому пальцу правой руки входящей души, после чего на пальце загорелся такой же люминесцирующий знак «№10».

– Браво! – услышал Ваня хриплый старческий голос и вялые аплодисменты.

В центре круглой площади стоял памятник доллару, на пьедестале которого, как на троне, сидел дядюшка Скрудж, совсем не похожий на того жёлтого симпатягу утёнка, который так веселил детей всего мира своими невероятными «Утиными историями». Это был такой же, как и Гарри, газовый сгусток, только намного больший, всем своим отвратительным обликом олицетворяя всё поглощающую ЖАДНОСТЬ. Она блестела в его отвратительных огненных глазах, угадывалась в его разбухшем до невероятных размеров утином носу и длинных лапах, привыкших всё грести под себя.

Газовый джин-Похититель Времени, приведший сюда раба почти миллион двадцать первого, уже было начал расписывать свои заслуги по одурачиванию этой души, но сгусток-Скрудж тут же остановил его взмахом своей длинной лапы. Чтобы придать своим словам большую значимость, он взобрался на пьедестал, служивший основанием памятнику доллару.

– Запомните! – закричал он так сильно, что голос его сорвался, как у старого петуха. – Это Я первый научил их всех любить невероятные приключения! Это Я научил их любить и считать деньги! Это Я научил их мечтать о превосходстве и свободе, которые можно купить за деньги! Это Я научил их быть ИНДИВИДУАЛИСТАМИ и ЭГОИСТАМИ! Это Я! Я! Я!

Сгусток-Скрудж так надувал щёки и раздувал грудь, что зашёлся долгим приступом кашля. Когда кашель успокоился, он продолжил, но уже немного тише:

– А вы все идёте по проторённому мною следу! Запомнили?

На слове «запомнили» он снова забыл об осторожности и заорал так, что покачнулся и чуть не упал с пьедестала. После этого он осторожно слез на землю под раболепные возгласы сгустков «Запомнили! Запомнили!» и снова уселся на пьедестале, как на троне.

– Хорошо сделано! – поощрительным тоном сказал он, обращаясь к сгустку-джину. – Ты привёл нам ещё одного раба. Хозяин будет доволен.

Сгусток-Скрудж полез лапой в стоявшую возле трона большую коробку и, достав оттуда звезду, торжественно вручил её довольному слуге Хозяина.

– Рад стараться для Вашего блага, ВЕЛИКИЙ Скрудж, и для процветания нашего ВЕЛИЧАЙШЕГО Хозяина, – слащаво отрапортовал он, и все сгустки захлопали, закричали, заулюлюкали, а перед Свиноголовым Псом появился следующий претендент на звезду с приведённым им рабом.

– Раб идентификационный номер почти миллион двадцать второй! – Так же чётко, как и прежде, объявил сгусток-страж. – Жертва обжорства. Барак №6.

У вновь приведённого раба тут же появились штампы на лбу и на пальце, а притащивший его на верёвке сгусток в виде огромного удава, отчитался в проделанной работе:

– Этот безумный день и ночь работал, чтобы заработать деньги. Он зарабатывал деньги только для того, чтобы жрать и пить. Он пил и жрал, пока не подавился куском мяса.

– Отличный конец! – похвалил газового Удава сгусток-Скрудж. – Ты отлично потрудился над этой приготовленной мною душой. Ты получаешь две звезды!

Все сгустки ещё громче захлопали, закричали и заулюлюкали.

Обыкновенный рабочий день на контрольно-пропускном пункте Скруджа МакДака шёл своим чередом. Толпа приведённых рабов с верёвками на шее становилась всё меньше, а рабов, запечатанных штампами, становилось всё больше. Среди них были совсем маленькие дети и дети постарше, и молодые люди, и люди старшего возраста, так или иначе послужившие сгустку-Скруджу и словом и делом и помышлением.

Кого здесь только не было! Один наигрался в игры о маньяках и пошёл попробовать убивать сам, но тот, кого он хотел убить, защищаясь, убил его. Другой помешался на Джек Поте, проиграл всё, что имел и не имел, и повесился от тоски, что больше нечего было проигрывать. Следующий нанял дружков, чтобы «замочили» его маму, которая достала его тем, что отказалась купить сынку-недорослю машину, а когда его разоблачили, выпил горсть снотворных таблеток и не проснулся. Много было наркоманов, умерших в сладких грёзах от передозировки наркотика. Были и самоубийцы, наложившие на себя руки, чтобы хоть таким способом привлечь к себе внимание и доказать тем, кто их недооценивал, что они лучше. Менялись формы и образы сгустков, приводивших своих рабов. Кто-то получал звёзды, кто-то получал штампы. Шёл обыкновенный рабочий день в колонии газового Скруджа МакДака.

Вдруг один сгусток показался Ване очень знакомым. Он откуда-то знал его образ. Ваня пристально смотрел на него, пытаясь вспомнить: копытца, рожки, хвост, слащавый взгляд. Не он ли спас девочку? Точно, это фавн из Нарнии! Его очень любил Пашка и даже рассказывал ему о добрых делах своего любимого героя. Когда Ваня подтрунивал над рожками и копытами Пашкиного любимца, он всегда защищал его, потому что фавн, как считал Пашка, несмотря на рожки и копыта, не был чёртом, тем более что ничего плохого он не делал и, вообще, был хорошим.

«Эх, видел бы Пашка своего любимца сейчас! – с сожалением подумал Ваня. – Копыта те же, рожки те же, только глаза злобные и раб с верёвкой на шее рядом».

Рабом, кстати, тоже была девочка.

Когда сгусток с девочкой-рабыней подошёл к Свиноголовому Псу, тот чётко объявил: «Любовь к нечисти. Барак №9».

Газовый фавн дёрнул за верёвку так сильно, что девочка чуть не упала. При этом хвост сгустка, аккуратно перекинутый через руку, в которой он держал верёвку, изобразил в воздухе игривую восьмёрку.

– Какой коварный обольститель, – игриво произнёс сгусток-Скрудж. – И за что они только тебя любят, эти глупые девчонки? Две звезды!

Сгустки захлопали, закричали, заулюлюкали. Со всех сторон доносились комплементы хвостатому обольстителю, от которых газовый хвост сгустка-фавна пришёл в движение и стал вырисовывать в воздухе невероятные «па».

– Видишь, как он хвостом крутит! – крякнул довольный начальник лагеря. – Вот за это они его и любят. – Сгусток-Скрудж ещё покрякал, глядя на танцующий хвост обольстителя неразумных девчонок, и, потерев от удовольствия лапы, добавил: – Ладно, так держать, бестия рогатая! Хозяин будет доволен.

– А я ещё и плакать умею, да так, что сердца этих девчонок тают от одного вида моих слёз, – подчёркнуто заискивающим тоном произнёс хвостатый сгусток.

– Ладно, ладно, – перебил его газовый Скрудж. – Две звезды хватит с тебя.

Верёвка на шее Вани натянулась. Это означало, что пришёл его черёд.

– Предательство веры, – отчеканил Свиноголовый Пёс, а сгусток-Гарри добавил к сказанному с чувством собственного достоинства:

– Воцерковленный православный, продавший душу ради любви к Гарри Поттеру.

– Неправда! Я душу не продавал! – Ваня не смог договорить последнего слова, так как его снова что-то очень сильно ударило по голове.

– Дуракам одна сюда дорога, – услышал он отвратительный издевательский голос, после чего наступила полная тишина.

Когда же Свиноголовый пёс назвал номер барака, до него дошло, что в этом бараке из рабов, прошедших КПП, он пока один. Затем последовал щелчок по лбу и щелчок по пальцу, на котором появился знак №1.

– Пять звёзд! – закричал газовый Скрудж голосом футбольного комментатора, объявляющего забитый по пенальти решающий гол.

И без того огненные глаза сгустка-Гарри загорелись ярким огнём тщеславия. Он даже завис в воздухе от переполнявшей его гордости за самого себя.

Сгустки, оторопевшие поначалу, наконец-то, засвистели, закричали и заулюлюкали, только на этот раз так громко, что тускло-красный воздух стал сотрясаться, производя что-то вроде вихревой вибрации. От этой вибрации всем рабам стало невероятно плохо: кто стал хвататься за свою эфирную голову, потому что она раскалывалась на куски, кого начало тошнить, у кого появился невыносимый зуд, кто падал на землю, потому что ему казалось, что несуществующие суставы рассыпаются на отдельные косточки.

Ваня тоже упал. У него было ощущение, что кто-то невидимый взгромоздил ему на плечи огромный мешок с песком. Упавшие тут же поднимались, потому что их чем-то били по голове, а эта боль была ещё хуже, чем то, от чего они падали. Чем веселее становились хозяева, тем чаще падали рабы. Чем чаще падали рабы, тем веселее становились хозяева. Громыхающий хохот обрушивался на несчастных рабов как потоки тропического ливня. Казалось, этому кошмарному веселью не будет конца.

В тот момент, когда Ваня получил очередной удар по голове и пытался встать, раздался визг, который, подобно вспышке молнии, пронзил потоки непрекращающегося хохота. Визг был такой пронзительный, что хохот сначала поубавился, а затем и вовсе стих. Ваня увидел, что звук этот исходил от группы маленьких сгустков, у которых на головах были маленькие антеннки.

«Так это же телепузики!» – вспомнил он телепередачу для самых маленьких.

Мама включала ему другие мультики, а о телепузиках говорила, что похожи они на инопланетян, а раз так, то пусть ими занимаются не дети, а совиная наука уф-уф-фология. При этом она смешно втягивала плечи, широко раскрывала глаза, вытягивала губы и становилась похожей на сову. Инопланетяне людей похищают, говорила мама, производят над ними всякие эксперименты, поэтому детям не нужно с детства привыкать к тому, что для них небезопасно, а тем более любить похожих на них телевизионных героев.

Так что полюбить телепузиков Ване не пришлось, но, как говорится, в лицо он знал их хорошо. Куклы-телепузики, милашки с антеннками, смотрели на него с витрин уличных киосков и с прилавков игрушечных магазинов, и многим детям родители покупали такие игрушки. Но газовые телепузики тоже отличались от телевизионных. Они визжали своими электронными голосами, размахивали руками, падали на землю и бились в истерике, как самые плохие дети.

«Так вот, оказывается, с какой вы планеты!» – Ход Ваниных мыслей был прерван визгом сгустков-телепузиков.

– Несправедливо! Это МЫ над ними работали, когда они были маленькими, а теперь они выросли и помешались на Гарри Поттерах, Человеках-Пауках, Властелинах Колец, а про нас забыли! Вы проверьте, – визжали они, указывая своими газовыми ручками то на одних, то на других рабов. – И этот, и этот, и тот, и та, – да почти все они при прощании говорят «пока-пока». Это же мы их приучили так говорить! До нас все говорили просто «пока». А раз они заговорили по-нашему, значит, и поступать они стали по-нашему!

Газовые телепузики снова рухнули на землю и, болтая своими короткими ножками, завизжали так, что даже хозяев начало подташнивать.

– Тинки-Винки не зря же с женской сумочкой разгуливал! – снова резко вскочили они на ноги, как один. – Вы спросите их! Кто из них считает мужеложство грехом? НИКТО! А этому их Тинки-Винки учил, а мы ему помогали! Это наши звезды! Чему только мы их ни учили!

Газовые телепузики опять завизжали пуще прежнего и продолжали, выпячивая вперёд животы:

– А почему их нельзя сейчас отодрать от экранов телевизоров и компьютеров? Да потому что они с первых шагов смотрели на экраны у нас на животах!

Сгустки с антеннками упали на землю, размахивая короткими ручками и ножками, вскочили, как по команде, и снова завизжали:

– Пусть нам отдадут наши звёзды! Или пусть те, у кого две, отдадут нам одну!

– И мне! И мне! – Теперь уже писк газового Мики Мауса присоединился к слаженному визгу мелких сгустков! – Про меня тоже забыли! – пищал ушастый сгусток. – Сколько я над ними поработал! Носился, как угорелый, пробуждая в них агрессию, а теперь они – чьи угодно рабы, только не мои!

Писк и визг слились воедино. Сгустки-телепузики прыгали, падали, трясли ногами, головами, а сгусток-Мики Маус носился вокруг них, натыкаясь то на одного, то на другого, сбивая всех с ног.

– Цыц, нечисть мелкая! – проревел газовый Скрудж, потерявший терпение. – Цыц, я сказал, а не то натравлю на вас покемонов!

– Нет, нет! Не надо, мы не хотим покемонов! Это не я начал, это он! – Сгустки-телепузики стали показывать друг на друга, а когда больше показывать стало не на кого, они все вместе показали на газового Мики Мауса. – Это всё он! – радостно завизжали они. – Это он начал! Ах ты, негодяй!

С визгом и писком сгустки с антеннками дружно бросились за ушастым сгустком, которому ничего не оставалось, как делать от них ноги. Вскоре визг и писк сменился вознёй потасовки. По ослабевшему писку сгустка-Мики видно было, что ему здорово досталось.

– Сорванцы! – сердито ворчал газовый дядюшка Скрудж. – Всегда устроят представление. Нет, я таки спущу как-нибудь на них покемонов! Будут знать, как себя вести!

Ещё больше раздувшийся от похвал и поклонения начальник лагеря сидел, нахмурив брови, потом вдруг, сменив гнев на милость, полез в мешок и достал звезду.

– Дайте им одну звезду на всех. Пусть играются, сорванцы этакие, – крякнул он по-отцовски снисходительно.

Сгустки с антеннками радостно завизжали и бросились наперегонки. Ловкий ушастый Мики забрался на голову последнему из них и, ловко перепрыгивая с одной головы на другую, подоспел первым к вручению звезды. С криком победителя он схватил награду, крепко зажал её одной лапой, и, ковыляя на оставшихся трёх, попробовал скрыться от соперников в толпе рабов. Но сгустки с антеннками с диким визгом бросились за похитителем, настигли его и надавали ему столько тумаков, что ушастому ловкачу пришлось отпустить желанную добычу. Обиженно опустив голову, сгусток-Мики медленно поковылял прочь. Зато сгустки-телепузики, повизгивая от удовольствия, каждый стараясь подержаться за звезду, побежали прочь от серьёзного места регистрации рабов.

Лагерь дядюшки Скруджа вернулся в рабочий режим: штамп – звезда, аплодисменты, крики, улюлюканье. Осталось ещё несколько рабов, но сгусток-Скрудж, посмотрев в свой мешок, обнаружил, что звёзд больше не осталось.

– Сделаем перерыв, – объявил он голосом, не терпящим возражений. – Вы очень хорошо поработали, растащили все мои звёзды, которые Я с таким трудом доставал для вас. Так, – немного подумав, продолжал сгусток-Скрудж, многозначительно почёсывая темечко, – зарегистрированных рабов распределить по баракам, а незарегистрированных оставить за воротами. Пусть ждут.

– А долго ждать? – выкрикнул хозяин раба, перед которым регистрация прекратилась.

– Ждать, я сказал! – рявкнул начальник лагеря и злобно полоснул наглеца обжигающим огнём жадных глаз. – Я устал, звёзды закончились, понятно? – добавил он уже немного спокойней: – Нет от вас никакого покоя.

По-старчески кряхтя, великий Скряга встал со своего «трона» и медленно, вразвалочку, пошёл прочь к себе в покои.

Рабов стали строить группами по баракам. Ваня стоял один. Он очень устал, болела голова, руки, ноги. Он ничего не помнил о том, что было раньше до КПП дядюшки Скруджа. Вдруг он почувствовал, что в его зажатой ладони что-то есть. Выбрав момент, когда газовый Гарри отошёл от него, чтобы поделиться опытом, он раскрыл ладошку и увидел крошечный фонарик. Он смотрел на него, смотрел, но никак не мог вспомнить, как же эта крошка оказалась у него в ладони. Раб барака №1 был так занят воспоминаниями, что даже не заметил, как к нему подошёл сгусток-Гарри. Получив пинок под зад, он едва успел зажать фонарик в ладони.

– Давай, раб, шевелись! – Газовый хозяин приговорённой души был груб. – Разотдыхался тут с умным видом. Сейчас пойдёшь грехи отрабатывать. – Сказав последние слова, сгусток-Гарри злобно хмыкнул, и в его огненных глазах сверкнула ненависть. Он толкнул своего раба в спину, показав в сторону первого барака, дал ему очередной пинок и сказал: – Давай, топай! Нянькаться тут с тобой!

Ваня с трудом устоял на ногах, но всё-таки не упал. Этот пинок был ничем по сравнению с теми ударами по голове, которыми награждали рабов у КПП. К тому же он вспомнил какие-то два слова, и этими словами были «помоги, мама». В этот момент он как раз догнал группу рабов, идущих в соседние бараки.

«А что если эти слова как-то связаны с фонариком?» – подумал Ваня и, посмотрев по сторонам, увидел, что все рабы шли, понуро опустив головы.

Тогда он раскрыл ладонь и, глядя на крошечный фонарик, тихо сказал пришедшие на память слова. Как только он произнёс последнее слово, крошечный огонёк затеплился в фонарике и отбросил тонкий длинный луч, который, как луч прожектора, рассёк тускло-красный воздух и уткнулся в памятник доллару, стоявшему в центре площади. Ваня тут же вспомнил встречу с Ангелом-Хранителем и чуть не закричал от радости, но вовремя сдержался.

В это же мгновенье лагерь как будто сошёл с ума: завыла сирена, тревожный голос объявил через усилители, стоявшие возле каждого барака: «Тревога! Тревога! В лагере обнаружен луч молитвы! Объявляется поголовный обыск!»

Оторопевших рабов со всех сторон окружили толпы покемонов. Они появились совершенно неожиданно, как будто из воздуха. Услышав звук сирены, Ваня автоматически засунул фонарик за щёку, поэтому, когда покемоны окружили его, луча, исходившего от фонарика, уже не было. Раба барака №1 осмотрели, прощупали, и, ничего не обнаружив, перекинулись на следующего. Рядом тут же появился газовый Гарри. Он пристально посмотрел в глаза душе, принёсшей ему гран-при, но ничего не сказал. Ваня понял, что газовый хозяин, ослеплённый светом Ангела, ничего не видел и не слышал, поэтому и не знает ни о фонарике, ни о том, что говорил ему Ангел, а сгусток-Гарри не сводил со своего раба испытующего взгляда, полного ненависти.

После тревоги передвижение рабов продолжилось под усиленным конвоем из хозяев и покемонов. Сгусток-Гарри шёл рядом с Ваней, не спуская с него огненных глаз, а Ваня всё время боролся с самим собой, чтобы не произнести хотя бы мысленно спасительные слова. Он боялся, что сгусток может прочитать его мысли. Как он ни старался, но мысль с этими удивительными словами «помоги, мама» всё-таки вырвалась из плена его ослабленной воли. Ваня вздрогнул и с опаской посмотрел на газового Гарри. Сгусток никак не отреагировал.

«Он не может читать мои мысли, – с облегчением выдохнул Ваня. Ему очень захотелось ещё раз произнести про себя эти чудесные слова, но он остановил свою мысль на первом же слоге. – А вдруг луч появится из-под щеки? – со страхом подумал он. – Если это произойдёт сейчас, когда этот злобный «герой дня» не сводит с меня своих мерзких глаз, мне – конец».

– Стоять! – окрик покемона вернул его в плачевную реальность.

Голос этого лагерного надзирателя был настолько противен, что не было подходящих слов для его описания.

Ваню снова сильно ударили по голове, после чего он опять всё забыл. Теперь он стоял перед тяжелой, устрашающей всем своим видом дверью, на которой было написано: «Барак №1». Последнее, что услышала бедная Ванина душа до того, как тяжёлая дверь захлопнулась за ней, были слова сгустка-Гарри:

– Отсюда тебя никто не вымолит. Даже твоя православная мать.