2

– Ну, вот мы и дома, – опустив кошку на пол, сказала женщина и закрыла за собой дверь. – Сейчас будем ужинать.

Пока она снимала шапку и пальто, Мурка осторожными шажками прошла по коридору и повернула в сторону кухни.

– Видишь, какая ты! Никогда здесь не была, а знаешь, где лежит колбаска.

В холодильнике оказался совсем небольшой кусочек колбаски, но было немного молока, от которого Мурка тоже не отказалась.

Пока она подкрепляла подорванные бездомной жизнью силы, в углу коридора появился коврик, на котором можно было отдохнуть, вытянув лапы.

Закончив неожиданно случившийся ужин, кошка, подняв хвост трубой, прошла к приготовленному для неё месту, раскинулась на мягком коврике, не веря своему счастью, и сладко замурлыкала, а её новая хозяйка присела возле неё на корточки. Она всё гладила и гладила мягкую спинку и приговаривала:

– Спи, Мурочка, спи. Вот и пришёл конец твоей бродячей жизни. Будем с тобой жить-поживать да молочко попивать.

Хоть Мурка и не понимала языка людей, но слова подобравшей её женщины имели такую мягкую интонацию, что в унисон ей кошачье счастье сладостно заурчало в маленькой груди.

– Будем Ванечку ждать. Может, Бог даст, вернётся ко мне сыночек мой живой, и заживём мы дружненько втроём.

Мысли о сыне пришли вместе с болью. В глазах заблестела слеза. Мама встала и, с трудом переставляя затёкшие ноги, пошла к иконам. Но молиться не было сил. Сил не было даже просто стоять перед иконами. Мама, не раздеваясь, легла на кровать. Пролежав без движения какое-то время, она продрогла, но встать, чтобы раздеться и разобрать постель, не могла. Она просто перекатилась на край кровати и свернулась клубком, натянув на спину освободившийся край покрывала.

Была глубокая ночь. Хотелось забыться, но сон не приходил. Мысли в голове путались, и стало страшно. Казалось, вот-вот, и она сойдёт с ума. Мама встала с постели и стала ходить по комнате взад и вперёд.

«Почему это случилось со мной? – думала она. – Почему Господь забирает у меня единственного сына? Ваня это всё, что у меня есть… И чем я хуже других? – спрашивала она себя. – И в церковь хожу, и по заповедям жить стараюсь, регулярно исповедуюсь, причащаюсь. Боже, за что же Ты так наказываешь меня? Конечно, много грехов на душе моей, но, я, ведь, и каялась. Так почему же это случилось со мной? Может, остался какой-то тяжёлый неосознанный грех, но как тогда его осознать?»

Мама бросилась к тумбочке с книгами и стала перебирать их. У неё было много хороших книг, прочитанных и ещё непрочитанных, но всё это было не то, что сейчас ей было нужно. Перебранная стопка книг переместилась назад в тумбочку, она уже хотела было встать, отчаявшись найти что-нибудь подходящее, но тут взгляд её упал на маленькую книжку, уголок которой высовывался из-под ещё неперебранной стопки. Она потянула за торчавший уголок, и в руке у неё оказалась хорошо знакомая книга «Мытарства блаженной Феодоры». Не один раз читала и перечитывала она её. Эту книгу любил и боялся Ваня. Когда она появилась у них в доме, он уже пошёл в школу.

На обложке была изображена маленькая душа Феодоры, которая в сопровождении двух Ангелов по исходе из тела проходила двадцать воздушных мытарств, на которых души дают отчёт обо всех своих делах, словах и помышлениях. Ужасного вида чёрные бесы читали написанные на свитках грехи, и Ваня очень боялся смотреть на них. Посмотрев на картинку каких-нибудь несколько секунд, он закрывал глаза и прятал лицо, уткнувшись в мамино плечо.

– Почему они такие страшные? – спрашивал он.

– Они восстали против своего Творца и, потеряв Его Свет и Любовь, стали духами мрака и злобы.

Ей приходилось по несколько раз объяснять сыну одно и то же, пока не удавалось найти наиболее образное сравнение. Особенно понравилось малышу сравнение мытарств с КПП воинской части, потому что их дедушка был военным, и им не раз приходилось проходить через контрольно пропускной пункт, где службу несли караульные солдаты.

Чтобы не быть задержанным на мытарствах, нужно было иметь охранную грамоту в виде добрых дел или чьих-то молитв, потому что караул на этих бесовских «КПП» был совсем не похож на приветливых молоденьких солдат. Бесы мытарств от злости скрежетали зубами, сам вид их был лютее самой смерти. Они набрасывались на трепещущую душу и кричали: «Эта душа имеет много грехов, пусть отвечает за них!»

Ваня радовался, что на помощь душе блаженной Феодоры Господь послал двух светлых Ангелов. Но даже им было бы трудно вырвать душу своей подопечной из бесовских лап, потому что на некоторых мытарствах помогали только молитвы преподобного Василия Нового, у которого Феодора жила после смерти мужа, посвятив себя служению ближним и молитве, а перед кончиной своей приняла иночество.

– Мама, а кто же поможет нам? – переживал он.

На этот вопрос ответить было нелегко.

– Если молиться усердно в течение жизни какому-то святому, он может выйти встречать душу в помощь Ангелу-Хранителю.

И Ваня начинал молиться Николаю Угоднику, но, к сожалению, недолго. Труд молитвы нелёгок, а жизнь беспечна, тем более что до смерти, кажется, ещё так далеко.

Нить воспоминаний оборвалась под тяжестью возвратившейся реальности.

«Боже, кто же ему там поможет?» – подумала мама, и горячая слеза потекла по щеке. Быстро смахнув её, она стала листать книгу, в надежде найти тот грех, из-за которого её постигло такое несчастье.

Первое мытарство – грехи празднословия. Срамные, кощунственные, праздные слова, бесстыдные песни, бесчинные крики, смех и хохот, – редкая молодость может избежать этого. Многие из таких грехов юности она уже вспоминала, чтобы покаяться на исповеди, но разве всё вспомнишь?

Потом шли мытарства лжи, осуждения и клеветы, чревоугодия. Такие грехи есть у каждого смертного, и она пыталась с ними бороться, а как уж это у неё получалось, одному Богу известно.

Леность, воровство, сребролюбие и скупость, лихоимство – нет, не за это Господь наказывает её. Жизнь у неё сложилась так, что приходилось сводить концы с концами, чтобы прокормить себя и сына.

Следующими были мытарства, где нужно было дать отчёт за неправду, зависть, гордость, гнев и ярость, злопомнение. Здесь уже было намного труднее оправдаться. Мама взяла листок бумаги и начала записывать то, что всплывало из памяти.

Потом шло мытарство убийства. Неверующие люди, как правило, говорят: «Какие у меня грехи? Я никого не убивал». И даже не подозревают, что на этом, четырнадцатом мытарстве, души дают ответ за всякую рану, нанесённую ближнему, даже словесную, за всякий удар, даже, если в гневе просто толкнёшь человека. И, конечно же, сюда относится убийство младенцев во чреве. А редкая замужняя женщина может похвалиться тем, что не делала абортов, тем более в наши дни, когда таким образом убито уже больше людей, чем мы потеряли во время войны с Гитлером.

Мама продолжала записывать. Она уже каялась в этих грехах, но сейчас пыталась посмотреть на них как бы с другой стороны. Нужно было найти в себе то, что подвело её к совершению тяжких грехов.

Далее шло мытарство чародейства. Мысли её перенеслись к сыну.

«Ванечка, родненький, – закрыв лицо руками, зарыдала мама. – Как же трудно тебе будет, когда душа твоя приблизится к этому мытарству! Твой любимый «Гарри Поттер» – это магия в действии, и каждый, кто просто интересуется этим, а тем более, занимается, хотя бы в виде игры, уже совершает богопротивное действо, попросту отступает от Бога».

Мама плакала, не переставая. Захлёбываясь слезами, она время от времени повторяла: «Ванечка, родненький».

«Нет, он ещё не умер! – сказала она себе, и слёзы тут же перестали течь. – Он же в коме, и я могу ещё ему помочь! Я должна сделать всё, что в моих силах! Я должна!.. Господи, помоги мне грешной покаяться в грехах!»

Мама снова вернулась к мытарствам Феодоры. Шестнадцатое и семнадцатое из них – это блуд и прелюбодеяние. Преподобная Феодора давно уже оставила блудные дела, и последнее перед кончиной время проживала в чистоте, воздержании и посте. Но бесы этих мытарств пытались задержать её только потому, что она неискренне исповедовалась в своих блудных грехах перед духовником.

Прочитанные слова повергли маму в ужас. Неискренне исповедовалась! А что это значит – исповедоваться искренне? Ей стало трудно дышать.

Слава Богу, что на душе у неё не было отвратительных содомских грехов, которые сегодня уже совсем не пугают молодёжь, а вызывают или нескромное хихиканье, или пылкие речи о том, что каждый имеет право выбирать то, что ему нравится. Если бы Господь открыл им тяжесть этого греха, может быть, многие переменили своё мнение и, таким образом, избежали встречи с князем этого восемнадцатого мытарства, который был мерзостнее всех бесов, обпачкан гноем и смердел. Таковыми были и все его слуги.

Потом шло мытарство ересей, и последнее, двадцатое мытарство, было испытанием немилосердия и жестокосердия. Люты здесь истязатели, и князь их беспощаден, хоть с виду сухой и унылый. Если бы кто совершал и самые великие подвиги, изнурял себя постами, непрестанно молился, сохранял чистоту телесную, но был жаден и бессердечен, таковой даже из последнего мытарства низвергается в бездну ада. А если какой из грешников был милостив к нищим и убогим помогал, тот легко получает от Бога прощение грехов своих и ради милосердия своего проходит все мытарства без задержек.

Уже светало. Мама подошла к окну и так стояла, пока не стало совсем светло. Была суббота. Она решила поехать в монастырь. Может, Бог пошлёт ей иерея, который поможет разобраться в себе и покаяться искренне.

– Господи, помоги! – сказала она, подняв лицо к небу, и стала собираться.

Она чуть не наступила на Мурку, о которой успела уже забыть. Кошка, беззвучно ступая мягкими подушечками лапок, подошла к ней и хотела потереться о ногу.

– Ой, Мурочка, а мне и покормить тебя нечем! – сказала мама и, пройдя на кухню, открыла холодильник, в котором не было ничего подходящего для кошки, кроме замороженной рыбы. – Мурочка, я положу тебе кусок рыбы. Когда он разморозится, ты сможешь его съесть, а если нет, потерпи до вечера. Я куплю тебе и колбаски, и молочка, и сметанки. Хорошо, моя дорогая?

Погладив кошку по мягкой спинке, Таня, так звали Ванину маму, почесала ей за ушком, и пошла искать, из чего бы сделать Мурке туалет. Как оказалось, она совсем не была готова к появлению нового жильца.

– Мурочка, здесь будет твой временный туалет, – показала она на крышку коробки из-под сапог, застеленную слоем газет. – Дверь будет открыта. Ну, а если что, я вернусь и всё уберу. Ты, главное, чувствуй себя, как дома, и не скучай.

Мурка, тихо урча, тёрлась о ногу хозяйки, но когда та стала надевать пальто, замолчала и села у стенки, опустив свою чёрно-белую головку.

– Глупенькая, – улыбнулась Таня и села на корточки рядом с кошкой. – Ты думаешь, я вынесу тебя на улицу? Ничего подобного, – она несколько раз с нежностью провела рукой по пушистой спинке. – Ты, Мурочка, не просто случайная находка. Ты – Милость Божья ко мне. Господь послал тебя, чтобы я смогла проявить милосердие, а за милосердие прощаются многие тяжёлые грехи. Так что ещё нужно выяснить, кто кому обязан больше: ты мне или я тебе.

Казалось, Мурка все поняла. Она повеселела и снова заурчала.

– Вот так-то лучше, – взяв кошку на руки, Таня понесла её к коврику, на котором та провела свою первую ночь. – Ложись, Мурочка, на своё место и жди меня. Не скучай, я постараюсь вернуться, как можно быстрее.

Так и не выпив даже чашки чая, она взяла сумку и, помахав Мурке на прощание рукой, закрыла за собой дверь.